Одна из двух

Правда, стола с компьютером там не было, зато имелась зона для фотосъёмки. Иванов с интересом разглядывал многочисленные лампочки, пёрышки, диадемы… Определённо, это дитя любило снимать себя на камеру.

– Меня зовут Стефи, – произнесла брюнетка. Чуть крупнее, чуть шире, но тоже весьма милая и аккуратная девушка. – Я не в силах больше держать этот секрет в себе. Убийца перед вами, господин следователь.

Она не улыбалась и не пыталась храбриться. На стуле сидел адвокат и, слушая свою подзащитную, он кивал. Полная противоположность Гавриила Грязнова. Он занял самый краешек стула, словно боялся взять на себя чересчур много пространства. Некоторое время адвокат молчал, но потом, посмотрев на Фёдора, протянул руку:

– Рад знакомству, – произнёс мужчина. – Меня зовут Бажен Сердов. Мы написали чистосердечное и явку. А это, как вы знаете, влечёт сокращение максимального срока вдвое. Вдвое!

– Это при отсутствии отягчающих обстоятельств, – поправил Иванов. – Если не возражаете, мы проведём небольшой опрос прямо сейчас. Мне надлежит уточнить детали.

И – странное дело – они совпадали. Сёстры рассказывали одну и ту же историю. Одними и теми же словами. Требование развода – агрессия Игоря Голицына – удар ножом. Совпадала локализация. Конечно, Фёдор не был судебным хирургом, но опыт позволял ему предположить: показания точны. Но кто же? Кто же из двух – убийца? Фёдор не успел погрузиться в мысли слишком глубоко. В дверь постучали.

– Господа, – торжественно объявил Прохор. – Вынужден попросить Её Величества старшего следователя Фёдора Иванова проследовать за мной.

– Вынужден отказаться, – парировал Фёдор. – У нас тут опрос, как видите.

– Увы, – продолжал Прохор. – В холле вас ожидают.

– Кто же? – усмехнулся следователь. – Пусть ожидают. Освобожусь – приду.

– Господин Иванов, – сказал начальник охраны. – К сожалению, промедление невозможно. И вы сами узнаете причину, ежели перестанете со мною спорить. Возможно даже сможете сохранить свою должность и звание.

– Прошу прощения, – произнёс Иванов, обращаясь к Бажену и Стефании.

Заинтригованный, Фёдор проследовал за Прохором. И удивлению его действительно не было предела.

Глава 6. Внезапный гость

Ах, как хочется взлететь и, подобно птице, пронестись над Москвою. Как же она похорошела при Екатерине Третьей! Новые станции метро буквально заполонили город. Над ними шутили, измывались, но – использовали. Добраться в любую точку Златоглавой можно было…в течение часа! Фантастическая скорость, учитывая размеры гигаполиса. Магазины, комфортные дома. Самая современная медицина.

Всё необходимое – в шаговой доступности от домов. Да, была тёмная и светлая часть города. Светлая – это многочисленные посёлки знати. Огромные дома, широкие проезды, фешенебельные магазины и бутик-отели. Игорные дома. Две зоны щедро выделены под Красные кварталы, где всякий может купить и удовольствие, и любовь.

Екатерина Третья пуританкой не была. Вслух она, конечно, не рассуждала о свободной любви. Но всячески старалась не держать её в клетке. Тёмная сторона Москвы – вертикальные деревни, где объём пространства был строго рассчитан учёными. Выверена некая норма, необходимая для жизни. Площадь была скромна: около семи квадратных метров на человека.

Обе стороны города не отторгали, а дополняли друг друга, словно Инь и Ян. Конечно, Москва – не Петербург, но тоже своего рода столица. Финансовая, деловая, любовная. Именно здесь – самый популярный в Империи Красный квартал. Удовольствия на любой вкус и кошелёк! Да-да, читатель, не нужно стесняться своих желаний и потребностей.

Если в Санкт-Петербурге публичные дома стыдливо спрятали внутри кварталов, то в Москве превратили в туристическую достопримечательность. И здесь же, в Белокаменной – ведущие институты и учёные артели. Именно в Москве воплотили в жизнь смелую идею учёного Рогова: беспроводная связь через небольшой телефон.

Её скопировали и японцы, и американцы, и германцы. У них даже получилось лучше, технологичнее. Но они – скопировали, а не придумали сами. Ещё в Москве – потрясающая архитектура. Долгое время застройку почти не регулировали. Так на свет появились и монстры, и шедевры. Монументальные строения здесь соседствовали с аккуратными особняками. Широкие проспекты. Огромные парки.

Фёдор обожал Москву. И главное её преимущество – удалённость от Петербурга. Там, в городе на Неве собралось всё начальство. Водило балы, собирало совещания и коллегии, бесконечно подводило бесполезные итоги. А здесь, в Белокаменной, всё по-простому. Не побоюсь этого слова – по-провинциальному. Высокому начальству потребовалось бы несколько часов, чтобы добраться до Москвы из Питера. На скоростном автомобиле – целых восемь, если быть точным.

– Фёдор! – вскричал высокий гость. – Вот ведь встреча! Не ждал, не чаял, не гадал.

Кортеж министра внутренних дел двигался из Петербурга в Москву с включенными мигалками, во весь опор. Дорогу заблаговременно перекрывали кусками. И всё же, в дом Голицыных он добрался только в седьмом часу утра. Человек – не птица, даже самый высокопоставленный.

– Никита Александрович, – ответил Иванов с лёгким поклоном. – Искренне рад встрече. Могу лишь рассыпаться в догадках, чем вызван ваш приезд сюда.

Фёдор силился, но не мог вспомнить, когда министр Муравьёв в последний раз лично выбывал на место преступления в Москве. О таком должны были раструбить все газеты и телеканалы. Никита Александрович создавал образ человека справедливого и решительного. Как часто появлялись сведения о том, что расследование взято под его личный контроль!

– Ну-с, – сказал Муравьёв. – Хотелось бы заслушать экспресс-доклад о произошедшем. Пройдёмте в холл.

– Увы, докладывать пока нечего, – пожал плечами Фёдор и проследовал за министром. Вместе присели на диван в большой нише. – Граф Игорь Голицын обнаружен с ножевым ранением в области грудной клетки сзади. Точный удар – смерть была мгновенной.

Муравьёв достал блокнотик и карандаш. Он любил повторять, что поднялся с самых низов, проходил практику «на земле». Так и было: целых шесть месяцев подавал бумажки и бокалы начальнику одного из полицейских отделений в Петербурге. На память об этой практике… в потолке одного из помещений до сего дня осталась вмятина от пробки. Всё же, открывать шампанское – это тоже искусство.

– Как вы это поняли? – спросил министр, оторвавшись от записей. – Я веду речь о мгновенной смерти.

– Расположение тела, – объяснил Иванов. – Граф лежал на животе, голова обращена вбок. Глаза открыты, рот перекосило. Как упал – так и умер.

– Хорошо, согласен, – кивнул Муравьёв, снова делая отметку в блокнотике. – Подозреваемые?

– Подозреваю всех, – произнёс следователь. – Список весьма обширен. Однако, обе дочери Игоря написали признания. Одна даже задействовала для этого чудо техники – личный компьютер.

– Персональный, – поправил министр. – Кстати, у вас в отделе такие есть?

Муравьёв тут же замахал руками и нелепо улыбнулся.

– Прошу прощения, не отвечайте, – сказал он. – Не отвлекайтесь. К докладу.

– Итак, – продолжил Фёдор. – Описания совпадают в деталях. Локализация удара. Количество травматических воздействий. Направление клинка. И всё это соответствует тому, что я увидел в Срамном зале, едва приехал сюда во втором часу ночи.

– Что? – удивился Муравьёв.

– Прошу прощения, – сказал Иванов. – Бессонная ночь. Комната, где нашёл свою смерть граф. Она, знаете ли, для сексуальных утех.

– Абсурд, – выдохнул министр, делая разочарованное лицо. – Я лично осмотрел место преступления. Больше похоже на библиотеку. Правда, окон нет… Но сие может объясняться ценностью фолиантов.

– Глупости, – возразил Фёдор. – Никто не отделывает библиотеку красным бархатом. Едва ли это связано с обстоятельствами преступного деяния, но всё же. Впрочем, у меня довольно фотоснимков первозданной обстановки.

– Вот это, что ли?

Министр широко улыбнулся. Он вытащил из своего кармана плёнку. Засвеченную!

– Ваш новый детектив – профан, – продолжил Никита Александрович. – Этот поляк, как там его… Он мне уже всё рассказал. Плёнку засветил, простофиля. Я заставил его переделывать работу. Под моим чутким руководством! У меня ведь практика, как вам известно.

– Что ж, протокол составлял я лично, – сказал Иванов. – И скрупулёзно зарисовал всё увиденное. Пусть даже многим предметам я не знал названия… Их я просто перенёс на бумагу. К тому же, фотоснимки тоже делал я. Одолжил у Марека Мичмана камеру.

Министр встал. Прошёлся по холлу. Придирчиво осмотрел декоративную штукатурку на стене, словно ему предстояло принять работу по её нанесению. Поправил картину. Потом бросил взгляд на Фёдора.

– Вижу, вы не понимаете намёков, – рубанул он. – Игорь Голицын – правильный аристократ. Правильный! Верный Короне на сотню процентов. Мы не смеем бросать тень на его память.

– Господин Никита Александрович, – возразил Фёдор и тоже встал с дивана. – Я всего лишь пытаюсь докопаться до истины по делу. Такова моя задача, поставленная Её Величеством! Поскольку обе дочери так складно признаются в содеянном, надлежит их обеих поместить в изолятор. Завтра же я допрошу всех, каждого свидетеля. И, сопоставив показания, выдам вердикт.

Министр вновь прошёлся. Достал портсигар, закурил сигарету. Очень приятный табак. Фёдор принюхался, запоминая его. Тончайшая бумага почти не оставляла запаха.

– Да уж, задачка, – согласился он. – Я убеждён, что всё просто. Убийство по неосторожности. Вот мой вердикт.

Иванов даже не знал, что подумать. И это – министр внутренних дел! Посмешище. Но Фёдор уже понял, что дискутировать с Муравьёвым о направлении удара, глубине погружения клинка, раневом канале и прочих частностях бесполезно. Ибо такие частности его не интересовали.

– Окончательную квалификацию я смогу дать лишь после сбора всех доказательств, – пожал плечами Фёдор.

– Я только что назвал её… – сказал министр.

– Следователь – фигура независимая, – назидательно напомнил Иванов. – Ни министр, ни Императрица, ни даже сам господь бог не вправе препятствовать моему расследованию.

Никита Александрович внимательно посмотрел на своего собеседника. В глазах его было презрение, граничащее с ненавистью. Однако же, он не решался ни давить на следователя, ни угрожать ему. В его высокопоставленной голове даже не было мысли о том, что рядовой сотрудник способен ему отказать.

– Наш с вами разговор будет передан Императрице, – с вызовом произнёс Муравьёв.

– С вашего позволения, я вернусь к своей работе, – ответил Фёдор.

Внутри у него всё закипало. Он думал, что помочь Империи может только чудо. Впрочем, ничто не должно отвлекать от единственного стоящего занятия – поиска разгадок.

Глава 7. Попаданец в голову

Пока Муравьёв испытывал душевные терзания, силясь убедить следователя в целесообразности своих приказов… В совсем другом округе Москвы страдал совершенно другой министр. Всю жизнь этот несчастный считал своё ведомство потешным. Ассигнации, впрочем, на содержание министерства антимагии выделялись весьма нешуточные. Десятки сотрудников, главный офис в Москве (не в Петербурге, заметьте!), несколько филиалов, собственный санаторий и академия. Содержание потешного ведомства обходилось в копеечку.

– О, да, папочка… – шептала в левое ухо Петру Иванькову рыжая девушка. Лет двадцать ей было на вид, не больше. Шептала так, что даже покойники вставали – ежели они были мужского рода. Хотя бы по частям.

– Продолжай, старичок, не останавливайся, – подбадривала в правое ухо другая девушка, чуть постарше. У неё волосы были чёрные, как уголь. Голос не такой заводной, но тоже весьма яркий.

– Так, так! – рычал Иваньков своим, и в то же время не своим голосом. – Так, вот, так!

Несколько недель назад с ним произошли разительные перемены. Проснувшись утром, он осознал, что не может пошевелить рукой или ногой. Не может даже цокнуть языком. Произнести хоть что-нибудь, не может позвать на помощь. Но это состояние не было параличом, нет. Его тело, его речевой аппарат занял кто-то другой. Поначалу Пётр решил, что сошёл с ума.

Ему уже скоро должно было стукнуть шестьдесят лет, и память подводила. Да, министерское медобслуживание позволило сохранить здоровье. Но разум – штука тонкая. Пётр сотню раз видел, как его теряют в один день. Видел раздвоение личности. Психические проблемы зачастую пытались объяснить происками магии. В неё, кстати, Иваньков не верил. Раньше не верил.

– Да, папочка, да! – шептала рыжая, уже без какого-либо притворства. В её голосе удовольствие граничило с удивлением. – Боже мой! Да!

– Не выражайся! – рявкнул Иваньков и отвесил её пощёчину. Девица застонала – она любила боль в разумных её пределах.

Восторг на лице путаны был искренним, как и внезапные судороги, пронзившие ноги. Она вытянула их, затряслась и обмякла. В уголках глаз показались слёзы. В последний раз жрице любви было так хорошо месяца три тому назад, после свидания с молодым офицером. Завидев удовольствие коллеги, брюнетка с покорностью легла подле. В нетерпении провела рукой по своему совершенному телу.

– Твоя очередь! – рявкнул Иваньков тем самым своим-не своим голосом.

И бросился в атаку на брюнетку. Он брал её так, словно от этого зависела не только его жизнь, но и существование зримой Вселенной. Вертел юную красотку, то и дело меняя позы. А сам, казалось, не ведал усталости. Иваньков чувствовал всё, и несмотря на приятные ощущения, ему было очень стыдно. Очень противно. Он – министр, образованный человек. Семьянин! И они – падшие девушки. Пусть даже весьма красивые.

– Да! Да! – вскричала брюнетка. В её голосе не было притворства.

Она достигла точки эвакуации куда быстрее рыжей. Обе девушка переглянулись: даже молодые клиенты не приносили им столько удовольствия, сколько сумел выдать этот старик. Впрочем, доставка жриц любви на гору наслаждения отняла у Петра немало сил. Старые колени дрожали. Мышцы таза свело. Дыхание сбилось, а по стареющему телу стекал пот.

– Ложись, мой воин, – предложила рыжая. На её спине была огромная цветная татуировка пантеры. – Теперь моя очередь удивить тебя своими талантами.

– Я первая! – закричала брюнетка. – Я первая!

– Не ругайтесь, девочки, – сказал министр антимагии, тяжело дыша. – Делайте это по очереди. Одна пусть растирает мне мышцы, а вторая… Ну, соображайте.

Захватчик министерского тела предавался блаженству. Хотя девушки были совсем юными, сомневаться в их профессионализме не приходилось. Особенно отличилась рыжая. Ежели бы она пришла в цирк, её бы походя взяли на должность глотательницы шпаг. Горло её казалось бездонным – не смотри ты, что сама такая маленькая. И в этот момент настоящий Иваньков смог вернуть контроль над телом – на один короткий миг.

– Я ухожу! – крикнул он. – Ухожу!

На мгновение ему удалось перехватить управление: он попытался встать. Но руки красавиц тут же уложили его на огромную кровать. А пришелец нанёс такой мощный ментальный удар, что всё существо Петра пронзила боль. В этот же момент пришла разрядка. Старое тело задрожало в приступе экстаза. Девушки вытерли рты, встали – и покинули номер. Министр антимагии остался один.

– Чего ты добиваешься? – вопрошал в своей голове настоящий Иваньков. – Почто мучаешь меня?

– Никого я не мучаю, – отвечал захватчик. – Ты разве не получил удовольствие?

– У меня жена дома! – в ужасе кричал Пётр. – Что будет, когда она узнает?

– Ничего, – ответил голос. – Ещё раз попытаешься перехватить контроль – удалю.

– Как это – удалю? – беззвучно простонал Иваньков.

– Узнаешь! – сказал захватчик. – Веди себя ровно. И тогда пострадают не тысячи, а сотни. А ежели будешь мне гадить и пакостить… Я твою жёнушку разрежу пополам. У тебя на глазах. Как резать: вдоль или поперёк?

Пётр уже слышал о таких состояниях. Их называли заумно – «диссоциация личности». Якобы, она распадается на несколько частей. Но он понятия не имел, что расколотые личности могут вот так общаться между собой. И что можно сохранить ясный разум, но полностью утратить контроль над телом.

– Не пытайся понять это, старик, – произнёс захватчик. – Это явления совершенно иного порядка. Ты не сможешь постичь своим умишкой.

– У этого… Есть объяснение? – беззвучно вопрошал Иваньков.

– Не желаю вести бесед, – размышлял пришелец так, что Пётр слышал. – Эх, покурить бы… Да твои лёгкие могут схлопнуться. А они нам ещё нужны. Вот чёрт, я подумал – нам. Мне, только мне. Тебя, почитай, уже нет в этой вселенной.

И тут же рассмеялся. Иваньков начал замечать нюансы. У захватчика был лёгкий акцент. Едва уловимый. Но какой? Что-то похожее на английскую речь. У него была иная походка. Другой способ взаимодействия с людьми. Нет, это не диссоциация личности. Это в него вселилась совершенно другая сущность. Неужели это колдовство?

– А ты не так плох, старик, – похвалил захватчик. – Конечно, колдовство… То самое, от которого ты всю жизнь прятался. У меня есть имя. Ты почти угадал, но я не британец, а Ирландец.

– Ирландец? – в ужасе вопросил Пётр. – Ты – шпион?

– Ах-ха-ха! – вслух рассмеялся захватчик. – Я – тёмное зло. И твоё тело поможет мне сгустить сумрак над миром… Ещё чуточку темнее. Темнее… Как я отодрал этих шлюх? Видал? Они готовы были мне платить… Но деньги меня интересуют мало. Есть иная цель. Я воплощу её в жизнь – твоими же руками.

Настоящий Иваньков молчал. Он начал молиться, прося у бога смерть. И в этот момент ощутил такую боль, словно ему разом вырвали все зубы. Без наркоза, раскалёнными щипцами. Он захотел орать, но тело так и не выполняло его команд.

– Не смей никогда говорить молитв, – потребовал Ирландец. – Или я тебя удалю. Удалю, слышишь?

– Хорошо… – взмолился Пётр. – Только не трогайте мою супругу…

– Вот ещё, – буркнул захватчик тела. – Я до этой рухляди в здравом уме не прикоснусь.

– И дочь… И сына.

– А вот это не обещаю. Немного отдохнул, – сказал пришелец, поднялся и стал вытирать тело влажными салфетками.

– Продажные женщины! – вдруг вскричал Иваньков. – Болезни! Осуждение! Ты только что целовался с общественным туалетом!

– О да, – согласился Ирландец. – С самого детства вкусы у меня специфичны. Признайся, тебе всю жизнь хотелось прикоснуться к темноте.

– Нет! – взмолился Иваньков. – Нет и ещё раз нет…

– Молчи, рухлядь. Мы собираемся.

– Куда? – взмолился настоящий министр. – Нас дома ждут. Вот чёрт… И я туда же – мы, нас.

– Мы навестим – кое-кого, – ответил захватчик, – ты почему себя так запустил, старик? Как же бассейн? Как же физкультура? Думаешь, регулярным сексом можно восполнить недостаток нагрузок?

Тело министра антимагии, кто бы им ни управлял, вышло на улицу. Мужчина сделал небрежный жест рукой, и подле него тут же остановилось такси. Ирландец дождался, пока водитель бросится открывать дверь. Чужим ртом он назвал адрес, и настоящий Иваньков напрягся. И дом, и улица, и даже номер квартиры были ему знакомы. Неужто?

– Что, старичок, стыдно? – глумился над ним захватчик. – Ничего, будешь знать, как жёнушку обманывать. Всё тайное становится явным. И сейчас ты увидишь, насколько явным.

Глава 8. Шаг назад и два вперёд

Хороша Москва на излёте сентября. Солнечно, тепло, осенние деревья готовятся усеять дороги своею листвою. Вот-вот начнутся ярмарки со свежей выпечкой, глинтвейном и жареными сосисками.

Аромат мяса в скором времени будет кружить головы всем, кто не испытывает предубеждения перед этим продуктом. Тёмная сторона Златоглавой именно осенью ощущала приступы счастья: с пивом, шаурмой, булками.

– Бросить бы всё, да к молдаванам! – любил говорить во время тягот службы Генрих Цискаридзе. На самом деле, его больше прельщало молдавское вино, нежели сам край.

А как хороша дворянская Москва, светлая сторона города! Сентябрь – это время хвастовства и лукавства. Знатные фамилии возвращаются изо всех уголков земного шара после отдыха. Эти побывали на Лазурном берегу, а те – загорали на белоснежных пляжах Гоа, купаясь в лучах тропического солнца. Те посетили османов и поражали их своими аппетитами, а те – долетели аж до самой Австралии. И там вступали в схватки с акулами.

Иные опускались на дно морей, другие – поднимались к вершинам гор. Отдельные индивидуумы даже тянулись к полюсам, будь то Северный или Южный. Российская знать известна во всём мире, как самая щедрая. Говаривали, что и в космос в скором времени устремятся русские туристы. На Марс. На Луну и Венеру. Почему бы и нет, ежели бюджет позволяет? Подождём.

Фёдор вздохнул. Он не был в отпуске уже года три, не меньше. Предполагалось, что он отправится догонять лето в сентябре. Весь мир к его услугам! Он мог бы отправиться к берегу Средиземного моря, обозреть красоты Индийского океана. В Египет, навестить свою любимую Испанию. На худой конец – рвануть в Крым. Но убийство Игоря Голицына спутало все карты.

– Когда я наконец отдохну? – бурчал он. – Ездят на мне все, кто ни попадя… Неверно, неправильно меня воспитал папаша.

В тот вечер следователь задержался в своём кабинете. Слушал музыку, пил коньяк, курил прекрасный табак. Неспешно работал. Часы показывали двенадцать ночи. Спешить домой он не планировал. Его гражданская супруга Алиса в тот вечер отдыхала в компании подруг – он не возражал. Ничто не предвещало. Внезапно в его кабинет вбежал дежурный. Взволнованный и взлохмаченный.

– Господин старший следователь! – произнёс лейтенант, неуклюже поправляя очки. – Тут звонили… Такие люди!

– Что случилось? – устало спросил Фёдор, выдыхая клубы дыма.

– Убийство, – ответил дежурный. – Какого-то графа, то ли Голинский, то ли Глинский… Но это полбеды! Звонили такие люди, такие люди… Фёдор Михайлович, пожалуйста. Отправляйтесь туда.

– Никуда не поеду, – ответил Иванов. – Я отдыхаю, дружище. Рабочий день окончен давно.

– А я, как ответственный дежурный… – сказал лейтенант, набирая полные лёгкие воздуха. – Приказываю. И не гневайтесь, Фёдор Михайлович. Сие предусмотрено инструкцией.

– Тут ты меня подловил, – хохотнул следователь. – Инструкцию прочитал. Молодцом. А где же оперативные группы? Что на сей счёт инструкция тебе говорит?

– Как назло, – вздохнул дежурный. – Обе выехали по вызовам. Сие убийство в сегодняшнюю ночь не единственное.

– Далеко ли двигаться? – спросил Иванов, смиряясь с неизбежностью. – Каков адрес?

– Велено двигаться в посёлок Князи, – сказал лейтенант, делая ударение на последнем слоге. – Точный адрес не назван.

– Князи? – удивился Фёдор. – Это не наша земля! Да будет тебе известно, что есть принцип территориальности. Пусть из Северного округа выдвигаются. Из грязи в Князи.

– Пришло поручение, – объяснил дежурный. – По факсу, вдогонку к звонку телефонному. Вот, глядите.

Следователь принял бумажку. Пробежался по строчкам. Экая невидаль! Графа убили. Можно подумать, происшествие имперского масштаба. Однако же, сам министр отдавал указания. Это было необычно.

– Ладно, – вздохнул Иванов, залпом допил коньяк и поднялся со стула. Дежурный потупил взор и слегка склонился. – Ну, что ещё?

– Час поздний, мотора нет, – сказал он. – Я вызвал такси. И я уже созвал резервную группу! – продолжил он с пылом. – И Мичман, и Соловьёв в пути! Они поедут в Князи своим ходом.

И вот, двенадцати часов не прошло, как следователь завершил круг. Иванов переоделся, умылся в раковине, почистил зубы. Напрасно народная молва приписывала дворянам праздный образ жизни.

Вернувшись в отдел, Фёдор осознал всю глубину замысла министра. Тот полагал, что Иванов сделает всё, как потребует высокопоставленный мундир. Напишет заключение, о котором его попросят. Вот ведь самонадеянный болван! Нет, преступление действительно пробудило у Фёдора глубочайший интерес. Такая загадка будоражила ум.

И он был полон решимости разгадать её. Бессонная ночь давала знать о себе. Фёдор откинулся в кресло, собираясь лишь на минуту прикрыть глаза…, но сон сразил его мгновенно. В спешке он даже не запер дверь. А потому – был немало обескуражен, когда открыл глаза примерно через час. За приставкой к столу сидел его начальник – Генрих Цискаридзе. Пил кофе, с улыбкой глядя на подчинённого.

– Ну ты и спишь, Феденька, – сказал генерал. – Я тут топчу, как слон. Кофе завариваю. Насвистываю имперский гимн. А ты – храпишь.

– Работал я в ночи, – ответил следователь, зевая. – Крайне интересное дело.

– Закурим, – предложил Генрих и вытащил изящный портсигар.

Шёл десятый час. То время, когда Москва после резкого рывка делает небольшую паузу. Иванов рано на работу не приезжал. По его наблюдениям, утро – наименее продуктивная фаза дня. Сослуживцы обыкновенно пили кофе, курили, обсуждали футбол и женщин. Но сегодняшний день был особым. Табак на голодный желудок шёл отвратительно. Живот сразу свело.