Тропою испытаний

Осторожно ступаю по снегу. Глухарь чётко выкроился пышным силуэтом на фоне раскрасневшейся зари и, не смолкая, льёт в пространство потоки безудержной песни. На «полу» квохчет копалуха. Она бесшумно перебегает от певца к певцу, как бы не зная, на ком остановить свой выбор, – до того хорошо все поют.

Делаю ещё несколько шагов, но предательский наст выдаёт меня: глухарь внезапно смолкает, сжимается и настороженно повертывает краснобровую голову в мою сторону. Я замираю, чувствую на себе взгляд пары острых глаз, глушу дыхание, боюсь пошевелиться.

Медленно тянутся минуты. Сквозь верхние кроны деревьев проникает ласковый утренний свет. Где-то далеко-далеко, в глубине леса, рождается ветер и, точно шум прорвавшейся воды, приближается и порывисто несётся мимо. Глухарь не выдерживает поединка, вытягивает чёрно-сизую шею, надувает зоб, веером распускает приподнятый хвост. Вот он отбросил кверху голову, щёлкнул раз, другой – и вновь полились навстречу утру живые звуки весенней песни. Глухарь поёт долго, величаво, сдержанно царапая сучок острыми концами крыльев.

Когда гордый певец, захлёбываясь, зачастил свою трель, я осторожно поднял ствол винтовки. Но глухарь мгновенно смолк, повернулся к заре и, захлопав могучими крыльями, исчез за курчавой вершиной.

Острая горечь неудачи овладевает мною. Присаживаюсь на валежину, чтобы прийти в себя, но на вершинах лиственниц опять вижу токующих глухарей. Встаю и скова крадусь между стволами деревьев к ближнему глухарю.

Гремит под лыжами проклятый наст. Слышу удары крыльев о ветки и торопливый взлёт. Неужели придётся вернуться в лагерь ни с чем?

Выхожу на гриву. Яркие лучи восхода уже пронизывают лес. Всмотревшись в продолговатую полоску заледенелой мари на дне лога, окруженную редкими стволами низкорослых елей, замечаю какое-то движение – что-то чёрное и крупное шевелится там, на закрайке мари.

Кажется, медведь! Вот он выходит на лёд, осматривается и, потоптавшись на месте, пересекает марь. Но ведет себя при этом косолапый как-то необычно: то подпрыгивает, словно спутанный, то начинает проделывать какие-то забавные движения. Возможно, он только что вылез из берлоги и разминает долго бездействовавшие лапы. У меня мгновенно созревает решение: опередить его правым распадком и на гриве подкараулить.

Расстёгиваю телогрейку – так легче дышать – затягиваю потуже пояс и сваливаюсь в ложок. Брызжет из-под моих лыж снег, мимо мелькают лиственницы, приземистые ели, кусты. На ходу достаю левой рукой две запасные обоймы малокалиберных патрончиков. Вижу на «полу» расфуфыренного глухаря, парадно чертящего крыльями жёсткий снег. Но сейчас не до него!

Слышу, будто где-то пролаяла собака. Сдвигаю пятки, круто скашиваю лыжи, останавливаюсь. Действительно, за гривой, где видел зверя, лает какая-то собачонка пискливым голосом. Это не Кучум и не Бойка. Откуда же она взялась? Может, Лебедев приехал? Но и у его собаки Берты не такой голос. Бегу дальше на лай. Поднимаюсь на гриву, подкрадываюсь к толстой лиственнице и смотрю вниз. Зверь уже прошёл марь, но собачонки возле него не видно, хотя лай слышится ясно. Всматриваюсь в редколесье – поблизости тоже никого нет. «Что за ерунда!» – думаю, а сам не выпускаю из поля зрения зверя. Он, всё так же по-смешному подпрыгивая, подвигается ко мне. Между нами на ветке большой лиственницы сидит глухарь. В лесу совсем светло, солнце уже поднялось над тайгой. Где-то далеко забавляются криком куропатки, А собачонка всё лает и лает, но обнаружить её мне никак не удаётся. Замечаю что-то странное и в фигуре медведя: морда тупая, сам короткий, а зад приподнят высоко, и масть какая-то светлая. Понять не могу, что за урод. А зверь, тем временем приблизившись к глухарю, вдруг поднимается на задние лапы, выпрямляется в полный рост… и до моего слуха долетает звук выстрела. Глухарь, ломая ветки, падает на снег.

Я не могу удержаться от хохота, узнав в поднявшемся «медведе» Улукиткана. Догадываюсь, что это он и собачонкой лаял, чтобы усыпить бдительность глухаря.

Скатываюсь к нему. Старик, заметив меня, идёт навстречу, волоча убитую птицу. На нём оленья доха, вывернутая наружу шерстью и стянутая по животу верёвкой.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Цирк – горная котловина, замкнутая с трех сторон скалами.

2

Путо – кусок ремня или верёвки, которым связывают передние ноги лошади.

3

Эскери – бог или злой дух.

4

Аргишить – кочевать (аргиш – кочевье).

5

Лючи – русский.

6

Время ледохода – май.

7

Учурская часовня была выстроена ещё в прошлом столетии на реке Учур. Среди эвенков насаждали православие. Близ часовни ежегодно открывалась ярмарка. Из далёких и глухих мест приезжали эвенки, чтобы продать купцам пушнину, свои изделия и купить припасы.

8

Ясак – натуральный налог (пушниной).

9

Лиственница зеленеет в июне.

10

Эникан – мать, так называлась у эвенков тогда Зея.

11

Самул – сухая кровь.

12

Сохатый теряет жир во второй половине сентября.

13

Мангесун – дикий лук.

14

Пасть – ловушка из брёвен.

15

Олочи – легкая летняя обувь из лосины.

16

Бальдымакта – новорожденный.

17

Пальма – длинный нож с метровой деревянной рукояткой, заменяющий топор.

18

Колодник – обломки упавших деревьев.

19

Xаикта – волокна жимолости.

20

Потка – оленья вьючная сумка.

21

Аргал – длинная палка, которой управляют упряжными оленями.

22

Сокжой – дикий северный олень.

23

Парка – легкая оленья дошка.

24

Курумы – потоки каменных россыпей по склонам гор.

25

Выскорь – вывернутые корни упавшего дерева.

26

Лаз – входное отверстие в берлогу.

27

Ошкуренный – освобождённый от коры.