Необычный астроном

Он попытался ещё раз позвать кого-нибудь из Государственного союза, и не прошло и десяти секунд, как дубовые двери распахнулись, и в проёме появился сам руководитель Союза Уильямс.

Он был низкорослым и худым человеком с зачёсанными назад белыми волосами и карими глазами. Лицо Уильямса было овальным, с ярко выраженными чёрными бровями и вздёрнутым кверху носом, из-за чего другим людям казалось, что он смотрит на них всегда гордо и презрительно. Его кожа была жирной. Одет Уильямс был в чёрный сюртук, тёмно-коричневые штаны и сапоги такого же цвета.

Он сразу же увидел наших гостей и сильно удивился, но всё равно решил начать говорить с ними, однако Гримлер заговорил первым.

– Доброго вам дня, сударь. Прошу меня искренне извинить за то, что мы так бесцеремонно ворвались к вам, но ваши ворота были не заперты. Меня зовут Гримлер, да я тот самый Гримлер, который отправил вам письмо в апреле этого года и получил ответ с приглашением в июне. А это мой слуга, его зовут Николас, я взял его с собой для того, чтобы мне в поездке и в должности здесь не было скучно, ведь я считаю его уже практически своим другом. И чтобы вы смогли убедиться в том, что я действительно Гримлер, я даю вам оба наших письма, которые я положил в свой рюкзак и нёс всю поездку.

И действительно, он достал из своего рюкзака те самые письма и протянул их Уильямсу. Правда, за целый месяц, который прошёл с начала поездки, они изрядно помялись, но всё равно прочитать их ещё было можно.

Руководитель Государственного союза взял письма и, прочитав их до конца, улыбнулся.

– Да, я вижу, это те самые письма, я помню, как мне из почты вручили ваше письмо, а я затем относил на почту ответ вам. Что ж, я рад приветствовать вас в рядах астрономов нашего Государственного астрономического союза. Надеюсь, что наше гостеприимное место вам придётся по душе. Позвольте мне провести вас внутрь, я могу показать вам всё то, что у нас здесь имеется. А насчёт ворот не беспокойтесь, я держу их незапертыми, так как хочу, чтобы каждый из нашего Союза мог свободно прогуливаться по лесу. Ворам и разбойникам всё равно нет дела до астрономов.

Это приглашение сейчас было как нельзя кстати, так как всего лишь через несколько секунд после того, как Уильямс произнёс эти слова, на землю, словно тонкие иглы, начали падать капли дождя, а в следующую же секунду начался очень сильный ливень, поэтому Уильямс поспешил провести Гримлера и Николаса внутрь здания, а сам после этого крепко запер двери.

Руководитель Союза отряхнулся, а затем все три наших героя сняли свои сапоги. Гримлер начал озираться по сторонам, рассматривая внутренности сверкающего здания. Из-за очень темных и тяжёлых, будто свинцовых, туч было немного темно, даже несмотря на такое количество окон. Изнутри то сооружение выглядело не так величественно, как снаружи: новоиспечённый астроном вначале увидел лишь очень длинный коридор, в своём конце заворачивающий вправо, и большое количество (также дубовых, видимо, Уильямс любил древесину этой породы) дверей с золочёными ручками. Однако, присмотревшись, он увидел не очень заметные сразу из-за темноты различные звёздные карты и атласы звёздного неба самых разных времён, начиная от Древней Греции и Древнего Египта и заканчивая довольно современными на тот момент представителями, а также портреты известных астрономов того времени.

– Я практически никак не стесняю своих профессоров. Они живут прямо здесь, у каждого из них здесь есть собственная комната. За каждой дверью находится маленький домик, в каждом из этих домиков живёт по одному из нас. Да, я специально велел сделать так, чтобы у каждого астронома была своя комната, и приказал снабдить эти жилища всем необходимым. Поэтому их время полностью принадлежит им, они вольны распоряжаться им как сами хотят. Только если я вижу, что если кто-нибудь из них на протяжении очень долгого времени не выполняет совершенно никакой работы, либо же стал грубияном, обманщиком или подлецом, то, к сожалению, я буду вынужден с ним проститься. Я рассчитал это здание на сотню человек, однако, если потребуется, можно его свободно увеличить. Но позвольте мне, чтобы я мог вас отвести в мою комнату.

      Гримлер и Николас последовали за Уильямсом через эту бесконечную череду дверей. Руководитель Союза привёл их на лестницу, поднявшись по которой на самый верхний этаж, наша троица прошла точно такой же коридор с такой же вереницей дверей, пока не очутилась возле крайней двери, в которую упирался этот астрономический тоннель. Она отличалась от себе подобных: была в два раза выше и в полтора раза шире, а примерно на высоте глаз Уильямса к ней была приделана золотая четырёхугольная звезда. За этой дверью и находился его кабинет, и она была такой необычной для того, чтобы астрономы, входящие в Государственный астрономический союз, могли сразу узнать, где живёт и работает их руководитель, и различали его жилище от прочих.

Он ввёл своих гостей в кабинет, и Гримлер стал внимательно рассматривать его. Ему сразу бросилось в глаза белое полотно, прибитое гвоздями к стене, расположенной слева от его головы. На этом полотне были нарисованы первые буквы из каждого слова в названии «Государственный астрономический союз», выложенные стилизованными тёмно-синими пятиконечными звёздами. А в самом низу помещался рисунок телескопа, выполненный той же краской, что и звёзды. Это был своеобразный флаг Союза, придуманный и сделанный его руководителем собственноручно.

Стены кабинета были обклеены бумажными обоями с различными причудливо переплетёнными узорами, выглядевшими так, будто это лапы какого-то невиданного зверя, тянущиеся к нашим героям. Из примечательных деталей здесь также имелись ворох непонятных бумаг, в беспорядке разложенных по столу Уильямса, а также шкаф без дверцы, на полках которого располагались различные книги по астрономии, разложенные по толщине: на верхних полках располагались самые тонкие книги, а на нижних – самые толстые.

Руководитель хотел вновь заговорить с Гримлером, но тот опять решил первым начать разговор, и на этот раз ему нестерпимо хотелось поведать Уильямсу о всех своих приключениях. Он рассказал и про встречу с разбойниками, и про спасение целого города, про то, как гостил у индейцев, и о многом другом.

Уильямс сел на свой стул, располагавшийся у окна, и начал слушать с большим интересом, и на его лице постепенно образовалось выражение искреннего удивления. После того, как Гримлер закончил свой рассказ, тот вскочил и громко произнёс:

– Этого не может быть, вы меня обманываете! Впрочем, я не могу сейчас разбираться, лжёте вы мне или нет. Я хотел провести вас по всему зданию нашего Союза, чтобы вы смогли сразу же ознакомиться с ним, но обнаружил, что у меня есть ворох бумаг, которые отправили мне мои учёные, поэтому мне нужно их все рассмотреть. Но, если то, что сейчас услышали мои уши, правда, то вы очень добрый и храбрый человек, и таковых я, к сожалению, даже среди учёных ещё не встречал. Впрочем, я вижу, что у вас действительно есть шпага, так что, возможно, вы действительно не лжёте. Удачи вам, надеюсь, вы привыкнете к остальным астрономам, что находятся здесь.

– Премного благодарен, – ответил Гримлер, низко поклонившись. – Не волнуйтесь, я и сам разберусь, что представляет из себя это чудное место (прошу, не сочтите мои слова за оскорбление). Пойдём, Николас.

Николас и его хозяин вышли из кабинета Уильямса, и последний закрыл его дверь так медленно и тихо, что даже летающий комар издал бы более громкий звук.

– Не хочу тревожить глубокоуважаемого руководителя. Этот человек учтивый, но довольно недоверчивый, – сказал Гримлер после того, как он с Николасом отошли на десять футов. – Но, скорее всего, скоро он сам поймёт, что говорил я чистую правду.

С этого дня он действительно оказался учёным-астрономом, числившимся в составе Государственного астрономического союза. Остальные его члены являлись преимущественно мужчинами примерно такого же возраста, как и Уильямс, но были и женщины, а также несколько старых людей, которым было уже за шестьдесят пять лет. Поэтому они сначала недоверчиво относились к нашему герою, считая его слишком молодым и неопытным для такой должности, и изначально говорили с ним свысока. Однако, уже примерно через неделю Гримлер стал показывать знания, которые со временем были ничуть не хуже тех, которыми обладали сами астрономы в составе Союза, поэтому со временем они стали относиться к нему всё более дружелюбно. Вообще, они были довольно вежливыми, добрыми и приятными в общении людьми и никогда не засыпали чересчур «научными словами» человека, который совсем не разбирался в астрономии. Их иногда приглашали профессоры различных астрономических университетов, чтобы они читали студентам свои собственные лекции, а также просто для дружеских бесед. Правда, эти астрономы иногда не доверяли слишком молодым и на вид неопытным людям, пытавшимся быть одного с ними круга, что и произошло в случае Гримлера, но со временем их сомнения решались либо в одну, либо в другую сторону.

И совсем скоро он получил полноценное признание как равного остальным учёным в составе Государственного астрономического союза. Гримлер стал активно участвовать в жизни Союза. Он проводил долгие наблюдения за небом, если таковые позволяла погода, делал зарисовки и описания объектов, определял яркость звёзд и туманностей, а также следил за блеском некоторых показавшихся ему интересными звёзд, и у кое-каких светил отмечал периодические изменения в яркости. Гримлер задумал измерить как можно точнее яркости всех звёзд, доступных для наблюдения на широте Астрономического союза и в имеющиеся у него в распоряжении телескопы, и записать их на бумаге. Над этим от трудился каждую ночь, в которую можно было спокойно рассматривать небо.

Молодой член Союза выбрал для своего проживания комнату, располагавшуюся прямо рядом с кабинетом Уильямса. В ней было всё то, что имелось в комнатах, имевшихся в распоряжении у других астрономов Союза: огромное количество перьев, чернильниц, и целые кипы бумажных листов, а также пара шкафов, стул со столом, кровать, и всё, что требовалось для приготовления еды (изначально в здании было сделано ровно сто комнат, но, если наберётся более ста человек, Уильямс расширит его здание, увеличив число жилищ. Пространство этого обиталища было занято ими наполовину, остальное занимали места для бесед между четырьмя и более людьми, коридоры и хранилища предметов для письма). Гримлер довольно быстро обосновался здесь. В свободное от работы, отдыха, сна и чтения время он продолжал свои занятия по оттачиванию навыков владения своей шпагой. Николас же поселился в комнате, соседней с кабинетом Гримлера, и стал исполнять различные просьбы и поручения своего господина.

Глава седьмая. Возвращение

Так прошло почти два года. Гримлер всё также служил в Государственном астрономическом союзе. Но с началом мая 1822 года в нём стало постепенно появляться какое-то странное, и, к сожалению, не очень приятное чувство. Его начала одолевать непонятная тоска, из-за которой он всё меньше времени проводить за телескопом ночью и за своими бумагами днём. Он всё больше стал смотреть в окно, а по ночам долго не мог уснуть. И нет, это вовсе не были усталость от чрезмерной работы или недовольство ею. Гримлер, наоборот, очень любил наблюдать за звёздами. Источник этой тоски он и сам поначалу не мог выяснить, однако, когда она уже обуяла нашего бедного астронома, он наконец всё понял.

Это была тоска по родной земле. Да, да, Соединённые Штаты оказались чуждыми для него. Климат этой страны, люди и города там были совсем не похожи на его родную Францию, поэтому он, будто голубь среди уток, не мог никак привыкнуть к этой земле. Поэтому в Гримлере стало просыпаться всё более сильное желание вернуться домой, однако он в то же время и не хотел возвращаться, боясь того, что Уильямс разочаровывается в нём, а также потому, что он стремился закончить каталог звёзд. Но с началом июня стремление вернуться назад в Париж пересилило желание остаться в Государственном астрономическом союзе. К тому же, астронома начало съедать чувство беспокойства за восьмёрку слуг, которым он полностью доверил свой дом, когда собирался уезжать. Поэтому он решил завершить наблюдения за звёздами, а затем уйти из Союза и отплыть во Францию.

Поэтому, в ясный день 15 июня 1822 года Гримлер решил, что тянуть больше нельзя. Он кликнул Николаса и объяснил всю сложившуюся с ним ситуацию, а затем оба начали собирать свои рюкзаки и чемоданы, проверять, чтобы ничего, что они принесли с собой, когда заселялись в эту комнату, не осталось в ней. Гримлер взял свои бумаги со всеми проведёнными за два года измерениями и вместе с Николасом отправился к Уильямсу, чтобы объявить ему о своём уходе.

Он отправился к двери кабинета, и, получив разрешение войти, сразу же поприветствовал его хозяина, поклонился ему, и сказал, что покидает Государственный астрономический союз, так как сильно затосковал по Франции. С полминуты тот стоял удивлённым и не произносил ни слова, но затем заговорил. Он не стал порицать учёного или гневаться на него, а, наоборот, улыбнулся и произнёс следующее:

– Мне, конечно же, жалко, что вы покидаете нас. Но, если вы действительно не хотите больше у нас оставаться и уже твёрдо решили, что оставляете наши стены, то я не могу вам возражать. Я вас отпускаю, теперь вы полностью свободны от дел Астрономического союза, поэтому можете отправляться куда вы пожелаете. Если вы вдруг вновь захотите быть среди нас, то двери Союза будут всегда для вас открыты.

– Благодарю вас. Прощайте, – Гримлер снова поклонился и покинул кабинет Уильямса и вернулся к Николасу.

Как и Пьер Морфон, Уильямс позвал своего кучера, чтобы он отвёз покидавших Союз к берегу. Его экипаж, запряженный четвёркой лошадей, уже поджидал их у ворот здания. Когда Гримлер и Николас садились в него, последний спросил:

– Мой господин, вы не жалеете, что покинули этот Астрономический союз? Вы бы могли сотворить там ещё очень многое, если остались бы.

– Нет, Николас, я совершенно не жалею. Мой родной Париж тянул меня к себе, и сопротивляться я не могу. Мне очень понравилось быть учёным, но родина всегда милее.

Лошади мчались по берегу Саванны со скоростью более десяти миль в час, поэтому уже через пару минут, когда Гримлер обернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на здание Государственного астрономического союза, оно уже практически скрылось из виду, остались только лучи солнца, блестевшие на его поверхности, но и они скоро пропали. В ту же минуту, посмотрев в окна направо, он увидел на другом берегу селение индейцев, с которыми бывший астроном познакомился, когда ещё отправлялся в Союз. Некоторые из них были на открытом воздухе и увидели экипаж, но узнать, что вызвало среди племени коренного народа его появление и заметили ли они внутри Гримлера и Николаса, не удалось узнать, так как и хижины быстро пролетели мимо окон, и спустя ещё несколько минут экипаж очутился в городе и подъехал к гавани. Сидевшие внутри вышли и распрощались с кучером.

Обратный путь прошёл почти без приключений, разве что им двоим пришлось ждать четыре дня до того, как судно, которое должно отвезти их в Кале, пристанет к гавани Саванны, и эти четыре дня они провели в «Скромной обители». Когда они смотрели на постепенно отдаляющийся берег Соединённых Штатов, Николас повторил свой вопрос, но получил такой же ответ. Небо и барометр на протяжении всего морского пути не показывали и признаков шторма, поэтому к берегам Франции судно причалило благополучно. В Кале герои запаслись едой на последний отрезок пути и нашли станцию, давшую им экипаж. Гримлер сразу же расплатился с кучером, и через неделю он со своим слугой увидели огни Парижа (герои приехали в столицу, когда уже был поздний вечер, и на небе загорались первые звёзды. Гримлер попросил кучера остановиться у края Парижа, так как ему хотелось отдохнуть от этой поездки и прогуляться по городу, прежде, чем достигнуть своего дома.

И вот, 16 июля 1822 года, ровно через два года после того, как наши герои покинули свой дом, чтобы отправиться в этот незабываемый путь, который закончился там же, где и начался, они ходили по Парижу, смотрели на звёзды и разговаривали между собой.

– Эх, мой господин, вы пережили столько приключений по пути туда, несколько раз были на волосок от смерти, и всё это ради того, чтобы вновь оказаться здесь, будто бы ничего и не было…

– Когда я решил отправляться в Государственный астрономический союз, я ещё был слишком молодым, и меня весьма сильно прельщала возможность оказаться среди великих учёных умов, стать куском объединения, известного на весь мир, но сейчас я понял, что есть кое-что, что гораздо дороже славы.

Наконец Гримлер со слугой подошёл к своему дому и три раза постучал в дверь. Остальные его слуги ещё не спали, только что поужинали и находились ещё на нижнем этаже, поэтому, услышав стук, они подошли к двери, отворили её, и заметили своего хозяина и Николаса прямо на пороге.

– Наконец-то я попал домой, сказал Гримлер, и, переведя взгляд на слуг, добавил      – Не ожидали ли вы меня увидеть в такую пору?