Подари мне жизнь

– Я знала, что все получиться! – затараторила она. – Давно ты ноги чувствуешь?

– Пару часов, – ответил я, сильнее сжимая девушку в своих объятиях.

Новость о том, что я пошел на поправку, облетела клинику в течении дня. Весь знакомый персонал заходил и поздравлял меня. Врачи собрали консилиум, на котором решили ходатайствовать о том, чтобы Ане дали диплом без экзаменов. Она свой экзамен уже сдала.

Вечером в палату зашел Янпольский, пожав протянутую руку, хлопнул меня по плечу:

– Живуч, солдат, – усмехнулся полковник.

– Стараюсь, Сергей Сергеевич, – улыбнулся я, принимая сидячее положение.

– Тихо, тихо, – предупредил Янпольский, бросаясь мне на помощь.

– Да все нормально, – улыбнулся я.

– Ты смотри, не по дням, а по часам на поправку идешь. Пора выписываться, – усмехнулся полковник.

– Да, врач у меня хороший, – улыбнулся я, подумав об Ане.

Янпольский, вытащил папку из – под мышки, развернул ее и тяжело вздохнув, протянул мне листок бумаги.

– Что это? – не понял я, бегло пробегая, глазами по тексту. – Министерство обороны … приказ … номер …по личному составу …Майора …Волкова …признать недееспособным, на основании статьи …уволить в запас.

– Что это?! Почему? Ведь я иду на поправку! Я реабилитируюсь, Сергей! Ты же знаешь, что кроме армии у меня нет ничего. Куда я пойду? – ярость поднималась во мне, словно раскат грома, начинающийся издалека и разрывающийся над головой, оглушающий своей силой.

– Комиссия решила, что ты не сможешь больше участвовать в операциях, поэтому тебя отправляют на гражданку. Не переживай, Андрей, мы тебя не бросим на произвол. Найдем теплое местечко, – попытался приободрить меня Янпольский.

– А если я встану, если докажу, что травма не помешает мне исполнять свой долг?! – слова сорвались с губ, руки сжались в кулаки, я был полон решимости.

Полковник внимательно посмотрел на меня. В этом взгляде читалась отеческая забота.

– Через месяц будет заседание повторной комиссии, – тихо проговорил полковник, – если ты придешь на нее своими ногами, я попробую повлиять на решение командующего состава.

Поднявшись, Янпольский на мгновение задержал взгляд на листе бумаги в моих руках. Затем взял его и положил обратно в папку. Похлопав меня по плечу, полковник развернулся и уже в дверях обратился ко мне:

– Месяц, Андрей. Это все, что я могу сделать для тебя.

После ухода Янпольского, в палату зашла Аня. Заметив мой расстроенный вид, она подошла к кровати, и, присев на краешек, заглянула в глаза:

– Что – то случилось? – обеспокоенные глаза девушки скользили по мне.

– Мне дали месяц, я должен встать и прийти на медкомиссию своим ходом. Иначе спишут на гражданку, – кулаки сжимали простынь, губы сложились в тонкую линию.

– Ты с ума сошел?! Это не реально! Ты знаешь, сколько реабилитационный курс длится? – ошарашено сказала девушка.

– Ты мне поможешь? – игнорируя вопрос Ани, спросил я.

Подумав, девушка ответила:

– Конечно, но ты должен понимать, что это не под силу никому, кроме тебя, – Аня встревожено следила за мной.

– Я пойду! – произнес я, на скулах заиграли желваки.

– Хорошо, завтра начнем, – вздохнула Аня.

– Нет, сейчас! – упрямо произнес я и откинул одеяло, опуская ноги на пол.

Аня, придерживая меня за спину, помогла удержаться на ногах. Я с трудом удерживал равновесие. Ноги не слушались, оставаясь ватными. Не удержавшись, рухнул обратно на кровать, увлекая за собой девушку. Аня, пытаясь удержать меня, подалась вперед, упав на меня сверху. Наши лица оказались совсем рядом. Глаза встретились. Через мгновение, я прижался к губкам девушки своими губами. Не знаю зачем поцеловал ее, но сейчас очень нуждался именно в этом. Аня не отстранилась, не оттолкнула, лишь обняла руками, прижавшись ко мне теснее. Оторвавшись от нежных губ девушки, опустил глаза:

– Извини, – виновато произнес я.

– Это я тебя не удержала, – проведя ладонью по щеке, девушка заглянула мне в глаза.

– Я не про ноги, – улыбнулся, заправив непослушную прядь девушке за ухо.

– И я не про них, – лукавая улыбка коснулась Аниных губ.

Удивленно посмотрев на девушку, в следующее мгновение снова поцеловал ее, обняв и прижав к себе теснее, увлек за собой на кровать. Устраивая гибкое тело под собой. Аня прижалась ко мне, страстно отвечая на поцелуй. Я чувствовал под своими ладонями через ткань халата, упругое тело девушки…

– Гхм… – раздалось возле дверей.

Мы разом обернулись, разрывая поцелуй. У входа в палату стоял главврач.

– Здравствуйте, – улыбнувшись, произнес я. Аня охнула и попробовала отстраниться, но я прижал ее к себе крепче.

– Здравствуйте, товарищ майор, процедуры успешно проходят? – беззлобно улыбнувшись, поздоровался врач. – Вы уверенно идете на поправку, а наш медперсонал вам в этом активно помогает, как я посмотрю.

– Константин Иванович, я… – Аня, пытаясь придумать оправдание, покраснев от смущения.

– Анечка, не забывайте, пожалуйста, что кроме Волкова у вас есть другие пациенты, и они тоже ждут помощи, – главврач улыбнулся и вышел из палаты.

– Он прав, – отстранилась от меня Аня, поправляя халатик, – Вечером после смены зайду, – пообещала она и вышла из палаты.

На следующий день у Ани был выходной. Однако она пришла ко мне и стала помогать, осваивать первые шаги. Ноги двигались с трудом. Казалось, нет такой силы, которая бы могла сдвинуть их с места. Девушка, тащила весь мой вес на себе. Видел, что ей тяжело, но она не жаловалась. Настоящий боец.

День пролетал за днем, а я едва мог передвигаться по палате. Дойдя до двери, чувствовал себя выжатым, как лимон. Аня продолжала усердно делать массаж ног и спины, пытаясь ослабить напряжение. К концу второй недели, с помощью девушки, я уже двигался по палате, осторожно ступая по плитке. Заседание комиссии неумолимо приближалось, а я все еще не мог самостоятельно ходить. Но я тешил себя надеждой, что с Анютой у меня все получится. Видимо сглазил…

Началась третья неделя, я ждал Аню, расхаживаясь по палате и готовясь к нашей первой прогулке по коридорам, но она не появилась. Не пришла она и через два дня…

В пятницу Аня, все таки пришла, а я вспылил, не заметив явных перемен в ней. Видимо нервное напряжение за последние дни дало о себе знать.

– Привет, – еле улыбнувшись, в палату зашла Аня.

–Привет, – пробурчал я, отворачиваясь, не глядя на девушку.

– Что случилось? – почувствовав не ладное, спросила девушка, подходя ко мне. – Где болит?

– Ничего не болит, – хмуро ответил я.

Аня попыталась меня приобнять, но я отстранился.

– Что происходит, Андрей? – ничего не понимая, спросила она.

– В этом – то и дело, что ничего. Я надеялся, что смогу. Я доверял тебе, но ты бросила меня! Считанные дни до комиссии. Мне не дойти до нее. Все из-за тебя! Где тебя носило?

–Андрей, прости, у меня были дела, я не смогла прийти, – Аня присела на кровать. В руках она держала трость.

–А предупредить? Аня, я надеялся, доверял тебе. Спасибо за все, но больше не нужно сидеть со мной. Я не хочу становиться тебе обузой. И попросил освободить тебя от занятий со мной. Теперь ты можешь заниматься своими делами и идти на все четыре стороны.

–Андрей, зачем ты так поступаешь со мной. Я все тебе сейчас объясню. Если не попадешь на эту комиссию, будет другая. Зачем ты терзаешь себя так?

– Для меня не будет другой. Это конец. Ты не понимаешь, армия – мой дом. Я больше ничего не умею, а меня выкинут на улицу, как собаку, – я сорвался на крик.

Аня посмотрела в мои полные боли и отчаяния глаза. Затем положила трость рядом со мной.

–Прости, Андрей, я сделала все что могла, – девушка поднялась и медленно направилась к дверям.

–Конечно, зачем помогать калеке? Поигралась, надоело, бросила. Славу, то уже получила. Теперь можно найти здорового ухажера и забыть про все, – ехидно произнес я.

Дойдя до дверей, девушка обернулась. В ее глазах стояли слезы:

– Неделю назад, Андрей, моя мама перенесла тяжелейшую операцию на сердце и сейчас в критическом состоянии лежит в реанимации. После того, как я уходила от тебя, вечер и ночь была у нее. Вчера ей стало хуже. Я не могу ее бросить. Прости. У тебя есть годы, чтобы встать и жить, – помолчав она добавила, вытирая слезы:

– А у моей мамы нет и пары дней. Она умрет и этого не изменить.

Дверь тихонько притворилась вслед за уходящей Аней. Я только сейчас понял, что, она пережила за эти дни. Какой огромный груз взвалила на свои хрупкие плечи. Аня даже видом своим не показала, что творилось на ее душе. Она смеялась и поддерживала меня, хотя ее душа страдала и металась. Девушка не хотела огорчать меня. А я – эгоист пользовался ее помощью, когда она нуждалась в поддержке. К горлу подкатил ком:

– Милая моя, прости, – прошептал я, смотря на закрытые двери. – Какая же я скотина.

Пальцы с силой сжались в кулаки. Ударив по койке изо всех сил, вцепившись в простыню, так, что затрещала

ткань под пальцами, я взвыл от бессилия, злобы на самого себя, за то, что не могу догнать Аню и прижать к себе, чтобы успокоить, ободрить. Признаться, в том, каким я

был дураком. Взгляд метался по палате, мне хотелось перевернуть здесь все к чертовой матери. Ворочаясь по койке, словно загнанный в клетку зверь, я услышал звук падающей трости. Нагнувшись, поднял ее и, упершись в пол, встал полный решимости догнать девушку и, как минимум извиниться.

Сделав шаг к дверям, я подтянул вторую ногу. Остановился, переводя дыхание. Руки дрожали. Новый шаг. Приставил вторую. Нужно было шагнуть еще раз. Собравшись, повторил движение, перенеся трость.

Дойдя до середины палаты, я выдохся и в какой-то момент потерял равновесие. Трость скользнула по плитке и ушла в сторону. Потеряв опору, я рухнул на пол. Опираясь на руки, пытался подняться, задыхаясь и теряя остатки сил. Аня уходила все дальше, а я бил в бессилии кулаками по полу, разбивая костяшки пальцев в кровь. Я сильно обидел девушку, ставшую для меня самым близким человеком за эти несколько месяцев, прошедших в клинике.

ГЛАВА 6

Часы отсчитывали секунды, которые перетекали в минуты, а те в часы. Время тянулось, продлевая агонию.

Ночью, забывшись в беспокойном сне, видел своих сослуживцев, погибших на той проклятой горе. Некоторые были молоды и не имели семьи, род их прервался. Не получив продолжения в детях. А когда – то мы на привале мечтали, что наши сыновья, спустя годы, пойдут по стопам отцов. Осознание того, что я так же могу кануть в лету, не оставив следа на земле, вызвало неприятные ощущения. Проснулся и не смог больше сомкнуть глаз до самого утра.

Поднявшись, опираясь на трость, я добрался до окна и, открыв раму, вдохнул прохладный утренний воздух, который развеял все мрачные мысли: «Нужно больше двигаться» – вспомнил я слова Ани.

Все утро я ходил по палате кругами, давая спине отдохнуть, периодически возвращаясь к кровати. Завтра должна состояться комиссия, и мне во что бы то ни стало, нужно на нее попасть. Пусть все увидят, что я не сдался! Ближе к вечеру, когда спина уже ныла от усталости и напряжения, в палату зашел Янпольский.

–Здорова, Андрей, – остановившись в дверях, проговорил он.

–Здравия желаю, Сергей Сергеевич, – встал я, и хромая, направился навстречу.

– Силен, «волчара», – удивленно глядя, направляясь навстречу мне, усмехнулся Янпольский.

–Я готов, – пожав руку, произнес я, с вызовом глядя на генерала.

– Вижу, Андрей, вижу. Только ты не горячись пока, присядь, – мужчина жестом указал на кровать.

Вернувшись на свое место, я вопросительно посмотрел на сослуживца. Тот присел рядом со мной на стул и вздохнул.

– Сергей, не вздыхай, как барышня. Какие вести ты принес?

– Комиссия тебя списала… однозначно! Пересмотра не будет. – Ответил он, не смотря мне в глаза.

У меня не было слов, чтобы описать то, что я чувствовал. Вернее, слова были. Один сплошной мат. Руки затряслись, голова в миг стала пустой. Янпольский виновато добавил:

– Я думал, как сказать тебе, но зная тебя, решил в лоб. Андрей, жизнь не кончена. Заведи семью, открой фирму по охране. Ты же знаешь, что наши стриков не бросают. Поддержим всеми силами.

Я отвернулся от друга и закрыл глаза. Вот теперь мой мир рухнул. Я остался один…

Поседев немного генерал поднялся и направился к выходу, похлопав одобряюще по плечу на прощание. На пороге он обернулся и грустно улыбнувшись произнес:

– Береги себя, Волков.

На следующий день ближе к обеду, меня выписали. Машина стояла у крыльца. Я попрощался с медперсоналом, сердечно поблагодарив всех, кто приложил усилия к моему выздоровлению, и отправился в бригаду. Зайдя в штаб, я ловил на себе заинтересованные взгляды офицеров. Все подходили и поздравляли меня с выздоровлением, хотя никакой радости от этого я не чувствовал. Было ощущение, что я, как тот пес, которого выгнал хозяин в мультфильме пинком под зад.

Оформив документы, я прихрамывая вышел на крыльцо. Стояла теплая летняя погода. Зеленая листва приятно ласкала слух своим шелестом, под легким летним ветерком.

Хромая, я направился к казарму части, по аллейке памятников. Там появились постаменты с фотографиями моих ребят. Остановившись, снял берет и произнес:

– Лучше бы я с вами умер, ребята, – утерев слезу, направился в свою комнату, провести там последнюю ночь, перед броском в неизвестность.

Ночь в одиночестве навела только тоски. Даже нажраться с горя и то не смог. Собрав свои пожитки, попрощался с прежней жизнью, не зная, что ждет меня в мире за воротами части.

Первым делом я хотел увидеть Аню. Нужно попросить у нее прощения, да и просто увидеть девушку очень хотелось. Я знал, что ее можно найти в городской больнице. Получив компенсацию и больничные, я не чувствовал себя грандиозно богатым, как раньше, ведь теперь нужно работу искать, а эти деньги растянуть до первой получки.

Поймав такси, я отправился в больницу. И тут я поймал себя на мысли, что не знаю фамилии Ани. Я вообще ничего о ней не знал. Когда я приехал в больницу, единственное, что мог сделать, так это рассматривать врачей, снующих туда сюда, надеясь увидеть Аню.

Зайдя в ординаторскую, я поинтересовался у медсестры про девушку, которая перевелась сюда из другой больницы, чтобы ухаживать за матерью, после операции, назвал имя. Девушка в белом халате недоверчиво посмотрела на меня, и велела подождать на диване, окинув оценивающим взглядом. Я усмехнулся про себя и присел в ожидании.

Спустя несколько минут медсестра вернулась, и сказала, что сейчас ко мне подойдут. Минуты текли словно часы. Я весь горел в предвкушении встречи с Аней. Услышав быстрые шаги в коридоре, я поднялся, опираясь на трость, руки задрожали, сердце застучало сильней. Дверь открылась и в комнату влетела девушка, но это была не Аня.

– Здравствуйте, вы, Андрей?– спросила та, подходя ко мне.

– Да, а где Аня? – Растерянно спросил я ничего не понимая. – Ее маму уже выписали?

– Нет, присядьте пожалуйста, – попросила девушка, присаживаясь рядом со мной. – Я – Вика, подруга Ани.

–У нее нет дежурства сегодня? – проигнорировал я слова девушки.

– Кать, сходи к посту, мне поговорить надо, – попросила Вика девушку, сидящую за столом и с интересом следящую за нами. Та недовольно фыркнув, вышла из ординаторской.

– Мама Ани умерла. Врачи не смогли ее спасти. Сначала, она впала в кому, а потом умерла, не приходя в себя. Мы с Аней очень подружились, за то время что она провела здесь. Она много рассказывала о вас.

Я удивлено посмотрел на собеседницу.

– Она очень переживала, что ей пришлось оставить вас. Аня очень надеялась, что вы справитесь без ее помощи и сможете ходить.

– А, где сейчас она? – Я с надеждой посмотрел на Вику.

– Я точно не знаю, – покачала та головой. – Аня бросила интернатуру и уехала куда-то к брату.

–К брату? Она же говорила, что она одна у матери осталась, – ответил я.

– В городе да, – кивнула Вика, – но у нее есть брат, кажется Никита, в Краснодаре живет что ли, я точно не помню. Он не смог приехать.

– А не могли бы вы дать адрес ее квартиры? – я не сводил глаз с Вики.

– Конечно. Она все свое свободное время сидела возле матери, а меня просила ездить за необходимыми вещами туда. – бросившись за листком бумаги и ручкой, написала мне записку девушка.

– А фамилия? Какая у нее фамилия, – вдруг вспомнил я.

– Самойлова, – спохватилась та.

– Спасибо, Вика, – поблагодарил я, вставая и направляясь к выходу из ординаторской.

Съездив на квартиру, адрес которой мне дала Виктория, естественно никого не застал. Постояв немного отправился на вокзал, вчера вечером я говорил с одним своим однополчанином в Краснодаре, которого не видел чертову тучу лет. Договорился с ним, что приеду погостить, да заодно дал согласие поработать начальником охраны а его фирме. Вроде бы появилась перспектива, да только это до той поры пока я не взвою от тоски по былым дням.

Мысли хаотично проносились в голове. Аня тоже была в Краснодаре, у брата. Да только я даже не представлял, где искать ее. Девушка никак не выходила у меня из головы.

Надо сменить обстановку. Слишком долго я пробыл в больнице, привязался к молоденькой девочке.

Купив билет на поезд, я отправился в Краснодар. Мне уже доводилось бывать там, когда мы курсантами ездили к подружкам в отпуск.

Проведя меньше суток в дороге, я вышел на вокзале. Народ суетился, проносясь туда – сюда. Грузчики тащили громоздкие чемоданы, стараясь никого не задавить. Гудели поезда. Вокзал жил своей жизнью.

Рискуя быть сбитым с ног и раздавленным толпой, я выбрался из людского потока и направился на привокзальную площадь. Таксисты, дежурившие на входе, подхватывали пассажиров, предлагая свои услуги. Адрес я не помнил, знал только дорогу и ориентир. Водила попался грамотный, быстро понял, куда ехать.

Мой однополчанин жил в небольшом частном секторе возле реки. Доехав до места, я был разочарован. Частный сектор превратился в жилой микрорайон. От небольших сельских домиков и рощи, тут практически ничего не осталось. Город стремительно рос, захватывая новые территории. Выйдя к реке, я остановился, сев на лавку. В голове проносился один лишь вопрос: «Что дальше? Я один в сильно изменившимся городе!»

ГЛАВА 7

Череда свалившихся событий, истощили меня морально и физически. Радость от того, что Андрей пошел на поправку, омрачила операция. Я не помню, что чувствовала, о чем думала, когда в один из моих рабочих дней, позвонили из больницы и сообщили, что маму доставили в городскую больницу с сердечным приступом. Операция была экстренной и … неудачной. Врачи сказали осталось пара дней, а потом мама умрет. Не зная, что делать, я позвонила брату в Краснодар. Никита был в отъезде, и его жена Вероника, сказала, что как только он прилетит, они сразу же приедут. Шокированная новостью, я не знала, как быть. Набирала номер его сотового раз двадцать, пока не услышала:

–Ну что ты трезвонишь, муха? Я на совещании, тут плохо ловит.

–Никит, мама умирает, – сдерживая всхлипы, проговорила я.

–Что? – явно не услышав, переспросил брат, – Подожди я сейчас выйду из зала. Что произошло? – спросил мужчина.

– Маме сделали операцию, – глотала подступившие слезы.

Воцарилась тишина. А потом я снова услышала гулкий голос брата:

– Живая?

–Да, но врачи сказали она не дотянет до конца недели, – затараторила я. – Сейчас в реанимации, но состояние тяжелое.

И снова молчание, которое нарушила уже я:

–Никит, прилетай, я не знаю, как быть и деньги заканчиваются.

–Я пока не могу. Надо подписать очень важный контракт. Я прилечу как смогу. Деньги переведет Ника, позвони ей. Я как освобожусь, сразу к вам, – ответил брат и повесил трубку.

Весь день выполняла работу на автомате. Глав врач предложил мне взять отгулы, но я не могла бросить своих больных и Андрея. Приходила на работу, улыбалась, выполняла свои обязанности, потом бежала к маме.

В душе поселился страх. Страх, что не успею прийти к ней, не смогу попрощаться. Каждый день, идя на работу, боялась, что сейчас позвонят и скажут: «Мамы больше нет». Слезы градом катились по щекам. Не могла дождаться конца рабочего дня. Выполнив свои обязанности, бежала в городскую больницу, чтобы ночью присматривать за умирающей мамой. Врачи говорили, что она стабильно тяжелая и ей нужен уход. Утром, пока я была на работе, с ней находилась сиделка, я заплатила ей половину своей зарплаты, лишь бы она не отлучалась никуда. Лекарства, обследования, ничего не давало эффекта. Мама находилась в коме. Видя, как ей становилось хуже я решила перевестись в городскую больницу, чтобы все время проводить с ней. Но в один из этих сумасшедших дней, врач из больницы позвонил мне на работу и сообщил, что у мамы произошла остановка сердца. Те слова, как и весь день, я запомню на всю жизнь…

Я пришла утром на работу. Накануне Андрей начал чувствовать ноги. Спина стала более пластичной, напряжение спало. Со всем своим усердием я разминала и массажировала одеревеневшие мышцы. Мыслями я была с мамой, но оставить Андрея сейчас было бы неправильно. Он нуждался в поддержке, я ответственна за него. Волков ожил, в него вернулись надежды, мне давало это стимул. Но как же хотелось спать, после трех бессонных ночей у постели матери. Врачи сообщили, что произошло кровоизлияние и положение ухудшилось. Я потратила все деньги, что были у меня на лекарства, Ника прислала еще, но и они уже закончились, а нужно было платить сиделке. На автомате делала массаж, поглядывая на часы, не слушая, что говорил Андрей. Видимо он понял, что я не сосредоточена. Я принесла ему трость, чтобы он начал пробовать самостоятельно ходить по палате вечером. Никак не могла дождаться конца рабочего дня. Андрея расстроило, что комиссия вот – вот должна была быть, а он еще слабо держится на ногах. Мы повздорили, я не придала значения обидным словам его, но, когда мужчина обвинил меня в том, что я бросила его, не смогла удержаться и рассказала, что случилось. Выйдя за дверь смахнула слезы и хотела отпроситься у Константина Ивановича, чтобы немного отдохнуть, как вдруг раздался звонок сотового. Руки тряслись, когда я нажимала кнопку. Услышав самые страшные слова, выронила телефон. Упав, мобильный разлетелся на части.

Все завертелось перед глазами. Что потом происходило помню смутно, как во сне. Девчонки с поста, напуганные громкими причитаниями, принесли корвалол, они требовали сказать, что случилось. Не помню, что говорила, что делала. Мне дали выпить какое-то лекарство, после которого я отключилась. Придя в себя через несколько часов, я поняла, что лежу в палате. Константин Иванович сидел рядом, и как только я пошевелилась, заговорил:

–Ну что ж ты, голубушка, довела – то себя до истощения?

–Я… – только произнесла и слезы с новой силой покатились из глаз.

–Ну – ка перестань, Анна! Теперь ничего не изменить. Сейчас ты должна быть собранной, чтобы все правильно организовать. Есть кто из родни дома? Тетка или сестра.

– Нет. Мы с мамой вдвоем жили, есть брат родной, он в Краснодаре живет. Как же я ему скажу, что мама… – закрыв лицо руками, не сдерживала слезы.

– Я думаю, тебе стоит позвонить ему и попросить приехать. Сейчас одной тебе будет тяжело.

– Спасибо, Константин Иванович, я так и сделаю, – ответила, ища телефон.

Врач подал мне мобильный и тактично удалился за дверь. Набрав номер Вероники не получила ответа, вспомнив про личный мобильный, начала набирать его. После нескольких гудков, брат ответил:

–Да, Анют, привет, как дела? – произнес он, взволнованно, – Как мама?

–Никит, у нас беда, – произнесла я и больше не смогла сдерживаться.

Рассказав все брату, ревела, как белуга. Он обещал прилететь через несколько часов. Просил быть аккуратной, чтобы кто-нибудь присмотрел за мной. А я даже и не знала к кому обратиться. Найдя в телефоне номер Вики, медсестры, которая работает в больнице, где лежала мама, с ней мы сдружились за последние дни. Попросила ее побыть со мной, пока брат не прилетит. Та сразу же согласилась.

Приехав домой я чувствовала себя просто ужасно. А вокруг все напоминало о маме. И ее махровый халат, хранивший запах парфюма, и кружка, которую я подарила на день матери, ее любимые конфеты в вазочке. Зайдя в дом, я ощутила такую сильную тоску по ней, что снова разревелась во весь голос. Рыдая вместе с подружкой, собирали мамины вещи, чтобы отвезти их в морг. Я знала, где был сложен «погребальный узелок». Очень часто ругала ее за то, что она все на тот свет собирается. Говорила, что рано ей задумываться о смерти, а сейчас достаю из шкафа те самые вещи. Вытряхнув их из пакета, чтобы пересмотреть, увидела, как что-то упало на пол. Конверт. Подняв прочитала: «На похороны» Развернув нашла деньги.

– Ну как же так, мамочка!? Ты как будто знала! За что все это?!

Никита прилетел с Вероникой через пять часов. Бросившись в объятия брата, я не могла остановить слезы. Он гладил меня по голове и говорил, что все образуется, что не нужно так убиваться. Брат организовал похороны. Все взял на себя. После похорон в доме наступила гробовая тишина, даже часов не было слышно. На столе стояла икона, и горела свеча в лампадке. Мы не говорили. Не о чем было говорить.