Горе от ума (сборник)

Рославлев-старший. К вам и как можно скорей, с прекрасной Юлией!.. А может быть, имя вымышленное, всё равно: с твоей женой! Знакомиться нам нечего, мы, кажется, довольно подружились.

Пан Чижевский. Ясновельможный! позвольте нам позвать наших музыкантов и плясунов, которых вы давеча прогнали? Мы хотим окончить наше веселье.

Рославлев-старший. Делайте что хотите, теперь я готов ждать лошадей хоть трое суток!

Рославлев-младший. Прекрасно: теперь мы все довольны, виват!

Рославлев-младший

Наши замыслы все шатки,Наша мудрость всё туман,Вечно люди будут падкиИ к обманам и в обман,Если ж и с женой моеюМне обман в участок дан,То признайтесь, что имеюВ ней хорошенький обман.

Лудвися

Бойтесь, – нам твердят из детства,Бойтесь вы сердечных ран,От мужчины ждите бедства, —Он обманщик и тиран!Знать обманы – жребий жалкий!Но влачить девичий санДля стареющей весталки —Вот несноснейший обман!

Пан Чижевский

Ян, как брат наш, без таланаСтал спесив, как богдыхан;Если верить басням Яна,То с умом и с де́ньгой Ян!Но поверь его заране,Взвесь и мозг в нем и жупан,То в болване и карманеТы найдешь пустой обман.

Андрей

Я в зевалах мастер ловкий,Я зеваю трезв и пьян;Но, зевая без сноровки,Можно вызевать изъян.Раз на винах и на жлудяхПрозевал я свой карман…Зазевайся в добрых людях —И тотчас попал в обман.

Рославлев-старший

«Заживо гляжу в потомки!Я на пир бессмертья зван!»Во́пит Вралькин, так же громкийИ пустой, как барабан.Счастлив он, пока с ним бродитСамолюбия дурман;Но вралей одних ли вводитСамолюбие в обман?

Юлия (к зрителям)

Хоть невинный и безвредныйМною выдуман роман,Но сколь часто – автор бедныйДля ушей чужих тиран!Вечно горд, самолюбивый,Всем доволен шарлатан! —Суд же публики правдивыйНе впадет никак в обман.

Антося

Бедным авторам к успехуПуть ухабист и песчан,С публикою не до смеху;С ней пропал ты или пан!Что, как скажет зритель едкий,Мненья общего орга́н:«Нас поддели, но напредкиНе заманите в обман!»

Входят музыканты – жиды, мазуры, поляки и русские, и начинается дивертисмент.

Стихотворения

От Аполлона

На замечанье Феб дает,Что от каких-то водПарнасский весь народШумит, кричит и дело забывает,И потому он объявляет,Что толки все о Липецких водах(В укору, в похвалу, и в прозе, и в стихах)Написаны и преданы тисненьюНе по его внушенью!(Ноябрь 1815)

Лубочный театр

Comptable de l’ennui, dont sa muse m’assomme,

Pourquoi s’est-il nomme, s’il ne veut qu’on le nomme?[9]

GilbertЭй! Господа!Сюда! сюда!Для деловых людей и праздныхЕсть тьма у нас оказий разных:Есть дикий человек, безрукая мадам!Взойдите к нам!Добро пожаловать, кто барин тороватый,Извольте видеть – вотРогатый, нерогатыйИ всякий скот:Вот господин Загоскин,Вот весь его причет:Княгини иКняжны,Князь Фольгин иКнязь Блёсткин;Они хоть не смешны, да сам зато уж онКуда смешон! – С ним вместе быть, ей-богу! праздник.Вот вам его Проказник;Спроказил он неловко: раз упалДа и не встал.Но автор таковым примеромНе научен – грешит перед партером,Проказит до сих пор.Что видит и что слышит,Он обо всем исправно вздорИ говорит и пишет.Вот Богатонов вам: особенно он мил,Богат чужим добром – всё кра́дет, что находит,С Транжирина кафтан стащил,Да в нем и ходит.А светский тонНе только он —И вся его беседаПереняли у Буйного Соседа.Что ж вы?.. Неужто по домам?Уж надоело вам?И кстати ль?Вот вам Загоскин – Наблюдатель;Вот Сын Отечества, с ним вечный состязатель;Один напишет вздор,Другой на то разбор;А разобрать труднее,Кто из двоих глупее.Что вы смеетесь, господа?Писцу насмешка не беда.Он знает многое смешное за собою,Да уж давно махнул рукою.Махнул пером – отдал сыграть,А вы, пожалуй, рассуждайте!Махнул пером – отдал в печать,А вы читайте!16 октября 1817

Эпитафии доктору Кастальди

I

Из стран Италии – отчизныРок неведомый сюда его привел.Скиталец, здесь искал он лучшей жизни…Далеко от своих смерть близкую обрел!

II

Брыкну́ла лошадь вдруг, скользнула и упала, —И доктора Кастальдия не стало!..Апрель – май 1820

(Н. А. Каховскому)

Как же вас взносили на неприступный status, quo ad praesentem[10] и как

Полком окружалиВоенных теней?В присошках пищалиКурки без кремней?Как ханы и бекиПролили вам рекиХвалы круговой?С преклонной главойНьюкеры и дусты!И головы их,При шапках больших,Под шапками пусты.3 мая 1820

Давид

Не славен в братиях измлада,Юнейший у отца я был,Пастух родительского стада;И се! внезапно богу силОрган мои создали руки,Псалтырь устроили персты.О! кто до горней высотыКо господу воскрилит звуки!Услышал сам господь творец!Шлет ангела: и светлозрачныйС высот летит на долы злачны;Взял от родительских овец;Елеем благости небеснойМеня помазал. – Что ж сииВелики братии мои?Кичливы крепостью телесной!Но в них дух божий, бога сил,Господень дух не пропочил!Иноплеменнику не с ними,Далече страх я отженя,Во сретенье исшел: меняОн проклял идолми своими;Но я мечом над ним взыграл,Сразил его и обезглавилИ стыд отечества отъял,Сынов Израеля прославил!

Романс

Ах! точно ль никогда ей в персях безмятежныхЖеланье тайное не волновало кровь?Еще не сведала тоски, томлений нежных?Еще не знает про любовь?Ах! точно ли никто, счастливец, не сыскался,Ей друг? по сердцу ей? который бы сгоралВ объятиях ее? в них негой упивался,Роскошствовал и обмирал?..Нет! Нет! Куда влекусь неробкими мечтами?Тот друг, тот избранный: он где-нибудь, он есть.Любви волшебство! рай! восторги! трепет! – Вами,Нет! – не моей душе процвесть.Декабрь 1823 – январь 1824

«Крылами порхая, стрелами звеня…»

Крылами порхая, стрелами звеня,Любовь вопрошала кого-то:Ах! есть ли что легче на свете меня?Решите задачу Эрота.Любовь и любовь, решу я как раз,Сама себя легче бывает подчас.Есть песня такая:Легко себе друга сыскала АглаяИ легче тогоЗабыла его.Декабрь 1823 – январь 1824

Эпиграмма

И сочиняют – врут, и переводят – врут!Зачем же врете вы, о дети? Детям прут!Шалите рифмами, нанизывайте стопы,Уж так и быть, – но вы ругаться удальцы!Студенческая кровь, казенные бойцы!Холопы «Вестника Европы»!1824

Отрывок из Гёте

Директор театра

По дружбе мне вы, господа,При случае посильно, иногдаИ деятельно помогали;Сегодня, милые, нельзя лиВоображению дать смелый вам полет?Парите вверх и вниз спускайтесь произвольно,Чтоб большинство людей осталось мнойдовольно,Которое живет и жить дает.Дом зрелища устроен пребогатый,И бревяной накат, и пол дощатый,И всё по зву: один свисток —Храм взыдет до небес, раскинется лесок.Лишь то беда: ума нам где добиться?Смотрите вы на брови знатоков,Они, и всякий кто́ каков,Чему-нибудь хотели б удивиться;А я испуган, стал в тупик;Не то чтобы у нас к хорошему привыкли,Да начитались столько книг!Всю подноготную проникли!Увы!И слушают, и ловят всё так жадно!Чтоб были вещи им новы,И складно для ума, и для души отрадно.Люблю толпящийся народЯ, при раздаче лож и кресел;Кому терпенье – труден вход,Тот получил себе – и весел,Но вот ему возврата нет!Стеной густеют непроломной,Толпа растет, и рокот громный,И голоса: билет! билет!Как будто их рождает преисподня.А это чудо кто творит? – Поэт!Нельзя ли, милый друг, сегодня?

Поэт

О, не тревожь, не мучь сует картиной.Задерни, скрой от глаз народ,Толпу, которая пестреющей пучинойС собой противувольно нас влечет.Туда веди, где под небес равнинойПоэту радость чистая цветет;Где дружба и любовь его к покоюОбвеют, освежат божественной рукою.Ах! часто, что отраду в душу льет,Что робко нам уста пролепетали,Мечты неспелые… и вотИх крылья бурного мгновения умчали.Едва искупленных трудами многих лет,Их в полноте красы увидит свет.Обманчив блеск: он не продлится;Но истинный потомству сохранится.

Весельчак

Потомству? да; и слышно только то,Что духом все парят к потомкам отдаленным;Неужто, наконец, никтоНе порадеет современным?Неужто холодом мертвит, как чародей,Присутствие порядочных людей!Кто бредит лаврами на сцене и в печати,Кому ниспосланы кисть, лира иль резецИзгибы обнажать сердец,Тот поробеет ли? – Толпа ему и кстати;Желает он побольше круг,Чтоб действовать на многих вдруг.Скорей Фантазию, глас скорби безотрадной,Движенье, пыл страстей, весь хор ее нарядныйК себе зовите на чердак.Дурачеству оставьте дверцу,Не настежь, вполовину, так,Чтоб всякому пришло по сердцу.

Директор

Побольше действия! – Что зрителей мани́т?Им видеть хочется, – ну живоПредставить им дела на вид!Как хочешь, жар души излей красноречиво;Иной уловкою успех себе упрочь;Побольше действия, сплетений и развитий!Лишь силой можно силу превозмочь,Число людей – числом событий.Где приключений тьма – никто не перечтет,На каждого по нескольку придется;Народ доволен разойдется,И всякий что-нибудь с собою понесет.Слияние частей измучит вас смертельно;Давайте нам подробности отдельно.Что целое? какая прибыль вам?И ваше целое вниманье в ком пробудит?Его расхитят по долям,И публика по мелочи осудит.

Поэт

Ах! это ли иметь художнику в виду!Обречь себя в веках укорам и стыду! —Не чувствует, как душу мне терзает.

Директор

Размыслите вы сами наперед:Кто сильно потрясти людей желает,Способнее оружье изберет;Но время ваши призраки развеять,О, гордые искатели молвы!Опомнитесь! – кому творите вы?Влечется к нам иной, чтоб скуку порассеять,И скука вместе с ним ввалилась – дремлет он;Другой явился отягченПарами пенистых бокалов;Иной небрежный ловит стих, —Сотрудник глупых он журналов.На святочные игры ихЧистейшее желанье окриляет,Невежество им зренье затемняет,И на устах бездушия печать;Красавицы под бременем уборовТишком желают расточатьОбман улыбки, негу взоров.Что возмечтали вы на вашей высоте?Смотрите им в лицо! – вот теОкременевшие толпы́ живым утёсом;Здесь озираются во мраке подлецы,Чтоб слово подстеречь и погубить доносом;Там мыслят дань обресть картежные ловцы;Тот буйно ночь провесть в объятияхбесчестных;И для кого хотите вы, слепцы,Вымучивать внушенье Муз прелестных!Побольше пестроты, побольше новизны, —Вот правило, и непреложно.Легко мы всем изумлены,Но угодить на нас не можно.Что? гордости порыв утих?Рассудок превозмог…

Поэт

Нет! нет! – негодованье.Поди, ищи услужников других.Тебе ль отдам святейшее стяжанье,Свободу, в жертву прихотей твоих?Чем ра́вны небожителям Поэты?Что силой неудержною влечетК их жребию сердца́ и всех обеты,Стихии все во власть им предает?Не сладкозвучие ль? – которое теснитсяИз их груди, вливает ту любовь,И к ним она отзывная стремитсяИ в них восторг рождает вновь и вновь.Когда природой равнодушноКрутится длинновьющаяся прядь,Кому она так делится послушно?Когда созданья все, слаба их мысль обнять,Одни другим звучат противугласно,Кто съединяет их в приятный слуху громТак величаво! так прекрасно!И кто виновник их потомСпокойного и пышного теченья?Кто стройно размеряет их движенья,И бури, вопли, крик страстейМеняет вдруг на дивные аккорды?Кем славны имена и памятники тверды?Превыше всех земных и суетных честей,Из бренных листвиев кто чудно соплетаетС веками более нетленно и свежейТо знаменье величия мужей,Которым он их чёла украшает?Пред чьей возлюбленной весна не увядает?Цветы роскошные родит пред нею перстТого, кто спутник ей отрад любви стезею;По смерти им Олимп отверст,И невечернею венчается зареюКто не коснел в бездействии немом,Но в гимн единый слил красу небес с землею.Ты постигаешь ли умомСоздавшего миры и лета?Его престол – душа Поэта.1824

Телешовой

в балете «Руслан и Людмила», где она является обольщать витязя

О, кто она? – Любовь, Харита,Иль Пери, для страны инойЭдем покинула родной,Тончайшим облаком обвита?И вдруг – как ветр ее полет!Звездой рассыплется, мгновенноБлеснет, исчезнет, воздух вьетСтопою, свыше окриленной…Не так ли наш лелеет духОтрадное во сне виденье,Когда задремлет взор и слух,Но бодро в нас воображенье! —Улыбка внятная без слов,Небрежно спущенный покров,Как будто влаги облиянье;Прерывно персей волнованье,И томной думы полон взор:Созданье выспреннего мираСкользит, как по зыбя́м эфираНесется легкий метеор.Зачем манишь рукою нежной?Зачем влечешь из дальних странПришельца в плен твой неизбежный,К страданью неисцельных ран?Уже не тверды заклинаньемБроня, и щит его, и шлем;Не истомляй его желаньем,Не сожигай его огнемВ лице, в груди горящей страстиИ негой распаленных чувств!Ах, этих игр, утех, искусствОдин ли не признает власти!Изнеможенный он в борьбе,До капли в душу влил отраву,Себя, и честь, и долг, и славу, —Всё в жертву он отдал тебе.Но сердце! Кто твой восхищенныйВнушает отзыв? для когоПорыв восторга твоего,Звучанье лиры оживленной?Властительницы южных стран,Чье царство – роз и пальм обитель,Которым Эльф обворожительВ сопутники природой дан,О, нимфы, девы легкокрилы!Здесь жаждут прелестей иных:Рабы корыстных польз унылы,И безрассветны души их.Певцу красавиц что́ в награду?Пожнет он скуку и досаду,Роптаньем струн не пробудивЛюбви в пустыне сей печальной,Где сном покрыто лоно нивИ небо ризой погребальной.Декабрь 1824

Хищники на Чегеме

Окопайтесь рвами, рвами!Отразите смерть и плен —Блеском ружей, твержей стен!Как ни крепки вы стенами,Мы над вами, мы над вами,Будто быстрые орлыНад челом крутой скалы.Мрак за нас ночей безлунных,Шум потока, выси гор,Дождь и мгла, и вихрей спор.На угон коней табунных,На овец золоторунных,Где витают вепрь и волк,Наш залег отважный полк.Живы в нас отцов обряды,Кровь их буйная жива.Та же в небе синева,Те же льдяные громады,Те же с ревом водопады,Та же дикость, красотаПо ущельям разлита!Наши – камни, наши – кручи!Русь! зачем воюешь тыВековые высоты́?Досягнешь ли? – Вон над тучейДвувершинный и могучий[11]Режется из облаковНад главой твоих полков.Пар из бездны отдаленнойВьется по его плечам;Вот невидим он очам!..Той же тканию свиеннойТак же скрыты мы мгновенно,Вмиг явились, мигом нет,Выстрел, два, и сгинул след.Двиньтесь узкою тропою!Не в краю вы сел и нив.Здесь стремнина, там обрыв,Тут утес: – берите с бою.Камень, сорванный стопою,Вглубь летит, разбитый в прах;Риньтесь с ним, откиньте страх!Ждем. – Готовы к новой сече…Но и слух о них исчез!..Загорайся, древний лес!Лейся, зарево, далече!Мы обсядем в дружном вечеИ по ряду, дележом,Делим взятое ножом.Доли лучшие отложимНашим панцирным князьям,И джигитам, узденямЮных пленниц приумножим,И кади́ям, людям божьим,Красных отроков дадим(Верой стан наш невредим).Узникам удел обычный, —Над рабами высокаИх стяжателей рука.Узы – жребий им приличный;В их земле и свет темничный!И ужасен ли обмен?Дома – цепи! в чуже – плен!Делим женам ожерелье.Вот обломки хрусталя!Пьем бузу! Стони, земля!Кликом огласись, ущелье!Падшим мир, живым веселье.Раз еще увидел взорВольный край родимых гор!Кам(енный) мост на МалкеОктябрь 1825

«– По духу времени и вкусу…»

– По духу времени и вкусуОн ненавидел слово «раб»…– За то попался в Главный штабИ был притянут к Иисусу!..– Ему не свято ничего…– Он враг царю!.. – Он друг сестрицын!..– Скажите правду, князь Голицын,Уж не повесят ли его?..1826

Освобожденный

Луг шелко́вый, мирный лес!Сквозь колеблемые сводыЯсная лазурь небес!Тихо плещущие воды!Мне ль возвращены назадВсе очарованья ваши?Снова ль черпаю из чашиНескудеющих отрад?Будто сладостно-душистойВ воздух пролилась струя;Снова упиваюсь яВольностью и негой чистой.Но где друг?.. но я один!..Но давно ль, как привиденье,Предстоял очам моимВестник зла? Я мчался с нимВ дальний край на заточенье.Окрест дикие места.Снег пушился под ногами;Горем скованы уста,Руки тяжкими цепями.Июнь 1826

А. О(доевскому)

Я дружбу пел… Когда струна́м касался,Твой гений над главой моей парил,В стихах моих, в душе тебя любилИ призывал, и о тебе терзался!..О, мой творец! Едва расцветший векУжели ты безжалостно пресек?Допустишь ли, чтобы его могилаЖивого от любви моей сокрыла?..

Прости, отечество!

Не наслажденье жизни цель,Не утешенье наша жизнь.О! не обманывайся, сердце.О! призраки, не увлекайте!..Нас цепь угрюмых должностейОпутывает неразрывно.Когда же в уголок проникСвет счастья на единый миг,Как неожиданно! как дивно! —Мы молоды и верим в рай, —И гонимся и вслед и вдальЗа слабо брезжущим виденьем.Постой! и нет его! угасло! —Обмануты, утомлены.И что ж с тех пор? – Мы мудры стали,Ногой отмерили пять стоп,Соорудили темный гроб,И в нем живых себя заклали.Премудрость! вот урок ее:Чужих законов несть ярмо,Свободу схоронить в могилу,И веру в собственную силу,В отвагу, дружбу, честь, любовь!!! —Займемся былью стародавной,Как люди весело шли в бой,Когда пленяло их собойЧто так обманчиво и славно!

«Там, где вьется Алазань….»

Там, где вьется Алазань,Веет нега и прохлада,Где в садах сбирают даньПу́рпурного винограда,Све́тло светит луч дневной,Рано ищут, любят друга…Ты знаком ли с той страной,Где земля не знает плуга,Вечно-юная блеститПышно яркими цветамиИ садителя даритЗолотистыми плодами?..Странник, знаешь ли любовь,Не подругу снам покойным,Страшную под небом знойным?Как пылает ею кровь?Ей живут и ею дышат,Страждут и падут в бояхС ней в душе и на устах.Так самумы с юга пышат,Раскаляют степь…Что́ судьба, разлука, смерть!..

Кальянчи

Отрывок из поэмы

Путешественник в Персии встречает прекрасного отрока, который подает ему кальян. Странник спрашивает, кто он, откуда. Отрок рассказывает ему свои похождения, объясняет, что он грузин, некогда житель Кахетии.

В каком раю ты, стройный, насажден?Какую влагу пил? Какой весной обвеян?Эйзедом ли ты светлым порожден,Питомец Пери или Джиннием взлелеян?Когда заботам вверенный твоимПриносишь ты сосуд водовмещальныйИ сквозь него проводишь легкий дым, —Воздушной пеною темнеет ток кристальный,И ропотом манит к забвенью, как ручьяГремучего поток в зеленой чаще!Чинара трость творит жасминной длань твояИ сахарныя трости слаще,Когда палимого Ширазского листаГлотают чрез нее мглу алые уста,Густеет воздух, напоенныйАлоэ запахом и амброй драгоценной!Когда ж чарующей наружностью своейСобрание ты освети́шь людей —Во всех любовь!.. Дерви́ш отбросил четки,Примрачный вид на радость обменил:Не ты ли в нем возжег огонь потухших сил?Не от твоей ли то походкиЕго распрямлены морщины на лице,И заиграла жизнь на бывшем мертвеце?Властитель твой – он стал лишь самозванцем,Он уловлен стыдливости румянцем,И ку́дрей кольцами, по высоте раменВлекущихся, связавших душу в плен,И гру́ди нежной белизною,И жилок, шелком свитых, бирюзою,Твоими взглядами, под свесом темных вежд,Движеньем уст твоих невинным, миловидным,Твоей, не скрытою покровами одежд,Джейрана легкостью и станом пальмовидным.В каком раю ты, стройный, насажден?Эдема ль влагу пил, дыханьем роз обвеян?Скажи: или от Пери ты рожден,Иль благодатным Джиннием взлелеян?«На Иора берегах,В дальних я рожден пределах,Где горит огонь в сердцах,Тверже скал окаменелых;Рос – едва не из пелен,Матерью, отцом, безвинный,В чужу продан, обмененЗа сосуд ценинный![12]Чужой человек! скажи: ты отец?Имел ли ты чадо от милой подруги?Корысть ли дороже нам с сыном разлуки?Отвержен ли враном невинный птенец?Караван с шелками шел,С ним ага мой. Я, рабочий,Глаз я долго не отвелС мест, виднелся где кров отчий;С кровом он слился небес;Вечерело. Сном боримы,Стали станом. Темен лес.Вкруг огня легли мы.Курись, огонек! светись, огонек!Так светит надежда огнем нам горящим!Пылай ты весельем окрест приседящим,Покуда спалишь ты последний пенек!Спал я. Вдруг взывают: „бой!“В ста местах сверкает зелье;Сечей, свистом пуль, пальбойОгласилось всё ущелье.Притаился в глубь межиЯ, и все туда ж влекутся.Слышно – кинулись в ножи —Безотвязно бьются!Затихло смятенье – сече конец.Вблизи огня брошен был труп, обезглавлен.На взор его мертвый был взор мой уставлен,И чья же глава та?.. О, горе!.. Отец!..Но могучею рукойБыл оторван я от тела.„Будь он проклят, кровный твой!“ —В слух мне клятва загремела —„Твой отец разбойник был…“И в бодце, ремнем увитом,Казнь сулят, чтоб слез не лилПо отце убитом!Заря занялася. Я в путь увлечен.Родитель, ударом погибший бесславным,Лежать остается – он вепрям дубравным,Орлам плотоядным на снедь обречен!Вышли мы на широтуИз теснин, где шли доселе,Всю творенья красотуВ пышной обрели Картвеле.Вкруг излучистой КурыЯсным днем страна согрета,Все рассыпаны цветыЩедростию лета…»

Домовой

Детушки матушке жаловались,Спать ложиться закаивались:Больно тревожит нас дед-непосед,Зла творит много и множество бед,Ступней топочет, столами ворочит,Душит, навалится, щиплет, щекочит.

Статьи, корреспонденции, путевые заметки

Письмо из Бреста-Литовска к издателю «Вестника Европы»

Июня 26-го дня 1814 г. Брест

Позвольте доставить вам некоторое сведение о празднике, который давали командующему кавалерийскими резервами, генералу Кологривову, его офицеры. Издатель «Вестника Европы» должен в нем принять участие; ибо ручаюсь, что в Европе немного начальников, которых столько любят, сколько здешние кавалеристы своего.

Поводом к празднеству было награждение, полученное генералом Кологривовым: ему пожалован орден святого Владимира I степени. Неподражаемый государь наш на высочайшей степени славы, среди торжества своего в Париже, среди восторгов удивленного света, среди бесчисленных и беспримерных трофеев, помнит о ревностных, достойных чиновниках и щедро их награждает. При первом объявлении о монаршей милости любимому начальнику приближенные генерала условились торжествовать радостное происшествие и назначили на то день 22 июня. День был прекрасный, утро, смею сказать, пиитическое.

Так день желанный воссиял,И к генералу строй предсталПиитов всякого сословья;Один стихи ему кладетВ карман, другой под изголовье;А он – о доброта! какой примеров нет —Все оды принимает,Читает их и не зевает. —

Нет; он был тронут до глубины сердца, и подобно всем дивился, сколько стихотворцев образовала искренняя радость. Вот приглашение, которое он получил ото всего дежурства:

Вождь, избранный царемК трудам, Отечеству полезным!Се новым грудь твою лучомМонарх наш озаряет звездным.Державный сей герой,Смирив крамолуИ меч склоняя долу,Являет благость над тобой,Воспомянув твои заслуги неиссчетны:Тогда, как разрушал он замыслы наветны,И ты перуны закалял,От коих мир весь трепетал;Тобою внушены кентавры,Что ныне пожинали лаврыИ в вихре смерть несли врагам.Царь помнит то – и радость нам!Скорее осушим, друзья, заздравны чаши!А ты приди, узри, вкуси веселья нашиМеж окружающих сподвижников твоих,Не подчиненных зри, – друзей, сынов родных.В кругу приверженцев, в кругу необозримом,Ты радость обретешь в сердцах,Во взорах, на устах.Блаженно славным быть, блаженней бытьлюбимым!

Всё это происходило в версте от Бреста, на даче, где генерал имеет обыкновенное пребывание. Множество офицерства явилось с поздравлениями; потом поехали на место, где давали праздник, – одни, чтобы посмотреть, другие, чтоб докончить нужные приуготовления.

Есть в Буге остров одинокой;Его восточный мысГорою над рекой навис,Заглох в траве высокой(Преданья глас такой,Что взрыты нашими отцамиОкопы, видные там нынешней порой;Преданье кажется мне сказкой, между нами,Хоть верю набожно я древности седой;Нет, для окопов сих отцы не знали места,Сражались, били, шли вперед,А впрочем, летописи БрестаПусть (Каченовский)[13] разберет);Усадьбы, города и селаИ возвышенности и долыС горы рисуются округ,И стелется внизу меж вод прекрасный луг.На сем избранном месте,При первой ликованья вести,Подъялись сотни рук;Секир и заступов везде был слышен стук.Едва ль румянила два раза свод небесныйАврора утренней порой —Все восприяло вид иной,Вид новый, вид прелестный,Творенье феиной руки.Где были насыпи – пестрелись цветники,А где темнелись кущи —Явились просеки, к веселию ведущи,К красивым убранным шатрам,Раскинутым небрежно по холмам.В средине их, на возвышенье,Стояли светлые чертоги угощенья;Из окон виден ихВ лугу разбитый стан для воинов простых.На теме острова был к небу флаг возвышен,Чтоб знак веселия узреть со всех сторон,И жерлов ряд постановлён,Чтоб радости отзы́в везде был слышен.На скате ж, где приступен вал,Один лишь вход удобный,И город где являлКартине вид подобный,Воздвигнули врата искусною рукойИз копий, связанных цветами,И укрепили их в полкруге над столпами,Унизанными осоко́й.Любовь врата соорудила;Сама природа убрала;Подзорами оружие снабдило;Потом веселость в них вошла.

В три часа пополудни все приглашенные на праздник офицеры съехались; все с нетерпением ожидали прибытия генерала. Наконец вздернутый кверху флаг и пушечные залпы возвестили приближение его. Он ехал верхом, сопровождаемый более 50 офицеров. Мне, было, весьма хотелось описать вам в стихах блеск сего шествия, блеск воинских нарядов; к несчастью, никак не мог прибрать рифмы для лядунок и киверов, и так пусть будет это в прозе. Но то, чего не в силах выразить никакая поэзия, была встреча генерала на мосту, нарочно для сего дня наведенном, где он, при громе пушек и нескольких оркестров, при радостных восклицаниях, с восторгом был принят военными хозяевами и гостями. Слезы душевного удовольствия полились из глаз его и всех предстоящих. Он несколько времени стоял безмолвен, удивлен, обрадован, растроган, потом взошел, или, лучше сказать, внесен был окружающею толпою в триумфальные врата.