Русский вид. Волк

– Катенька, а как же Антон? – тихо спросила Вера Анатольевна.

– Мы решили расстаться, то есть, это я так решила, а он не был против. Я теперь свободна, как маленькая птичка и начинаю новую жизнь. Можете меня поздравить!

Говорила Катя преувеличенно весело, но родители смотрели на нее настороженно и с тревогой.

– Мам, только не переживай! Я просто поняла, что не люблю этого человека. Ты была права тогда, мы поторопились с замужеством. Зато теперь я по-настоящему взрослая, умная, самостоятельная женщина и впереди меня ожидают только хорошие встречи. Да будет так!

– Но как же… – пригладил отросшие неухоженные волосы Николай Иванович, – ведь Антон показался мне вполне приличным мужчиной, интеллигентным…

«Эх, знал бы ты, что себе этот интеллигент позволяет!»

– Я на Север точно не вернусь, попробую все документы здесь оформить, должна быть такая возможность, по почте отправлю, пусть пришлют сертификат о разводе или как эта бумага правильно называется, вы не в курсе?

Катя испытующе посмотрела на родителей.

– А у нас, доченька, все наладилось, – бодро ответил Николай Иванович. – Мы с мамой не будем расходиться, особенно сейчас, когда ей забота нужна и внимание. Мало ли чего в семье не бывает, милые бранятся, только тешатся. «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстояньи… – эти слова я только под старость по-настоящему осознал», – во взгляде, который Николай Иванович бросил на жену, теплилась небывалая доселе нежность.

Он пересел на кровать и церемонно поцеловал маленькую сухую ручку Веры Анатольевны.

– Я перед тобой, Верочка, очень виноват, но я все искуплю… кровью, если будет так нужно.

Катя быстро-быстро заморгала удивленными глазами, глядя на спокойное, умиротворенное лицо матери.

– Раньше бы все эти слова, Коля… А теперь уж ни к чему, наверное.

– Не пущу! – вдруг сердито воскликнул Пермяков, – даже не вздумай к нему собираться, а если сбежишь, следом поеду и вот этими руками задушу лично твоего… ухажера старого.

– Господи! Ну, чего ты привязался, никуда я не собираюсь от тебя скрываться, – тихо засмеялась Вера Анатольевна, – только и к тебе не вернусь, у меня своя квартирка имеется, слава Богу, заслужила покой за тридцать лет маяты.

– Верочка, прости, душа с телом расстается, когда подумаю, что ты меня бросишь.

Катя с полным недоумением уставилась на отца, который вдруг переместился на колени возле кровати и, прижавшись лицом к теплой ладошке жены, весь затрясся от бурных рыданий. Это уж совсем было не похоже на поведение вальяжного светского льва, каким все знали Николая Иваныча.

– Да что у вас здесь творится? Может, доктора вызвать?

Вера Николаевна улыбалась, прикрыв глаза и поглаживая свободной рукой седую шевелюру мужа.

– Тихо, тихо… Хватит уже, Коля, драму разыгрывать. Поезжай домой, выспись, меня завтра выпишут, дома и поговорим.

– Дома, это на Широтной? – с надеждой вдруг спросил Николай Иваныч.

– Там такой бардак! – вставила Катя с недовольством покосившись на отца.

А он перехватил ее взгляд и тут же заверил:

– Я поеду, приберусь, только Верочка, вернись завтра ко мне, я так соскучился. Мне без тебя очень плохо. Помру без тебя, один…

– Не выдумывай, Коля. Да ты всех нас переживешь и жену молодую себе еще сыщешь. Я бы могла подсказать… Выбор пока есть…

– Не нужна мне молодая! Ты у меня одна, Верочка. Я сейчас это понял, какой был раньше дурак, что тебя не ценил. Счастье со мной рядышком было, рука об руку мы шли по судьбе, все напасти вместе одолевали. И всегда ты меня поддерживала, никогда не упрекала ни в чем. Даже когда я… эгм… чудил малость, все мне прощала.

Вера Анатольевна тяжело вздохнула.

– Коля, поезжай домой, выспись…

Когда женщины остались в палате одни, Катя пересела поближе к матери и смогла, наконец, узнать причину столь необычного поведения отца.

– Так все странно получилось. Вася мне письмо прислал из Читы. Мы ведь сто лет не виделись, не общались, я даже не вспоминала почти о нем. Знала, что женился, дети пошли… А тут вдруг письмо! Кто-то из тюменских знакомых ему адрес наш новый дал.

А я-то уже переехала как две недели, вот письмо к Николаю Ивановичу и попало. Вскрыл он его, подлец эдакий! Уж не знаю, что там было написано, так и не показал мне письмо, но передал, что Вася теперь вдовец и вроде как… ох, меня к себе приглашает. Коля разозлился страшно, сначала по телефону мне гадостей наговорил…

В голосе матери Катя расслышала закипающие слезы и в то же время нотки затаенной гордости.

– Я трубку бросила, сказала, что теперь свободна. Захочу, и на край света поеду. Хоть годик пожить как человек, а не ломовая лошадь, которой даже спасибо не скажут за все труды. Только одни обиды да попреки и видела с твоим отцом за эти годы. То выгляжу не так, то ступить важно не умею, то суп не солен, то бисер мелкий… И недоволен вечно… Ничем ему не угодишь!

– Мамочка, успокойся, не плачь. Я всегда была на твоей стороне, ты же знаешь.

Катя прижалась к матери, сама едва сдерживая слезы, пока Вера Анатольевна продолжала тихий рассказ:

– Так просто ему сказала, сгоряча. Никуда не поеду, зачем? Здесь ты у меня есть, одна мне радость осталась, думала, хоть на внуков погляжу, понянчусь с детками твоими. А у тебя видишь, как выходит… Катенька, за что тебе-то такое, ты ли чем не хороша у нас, уж вроде растили мы тебя с папой в любви, как бы ни ладили меж собой, ты всегда была для нас на первом месте. Может, ради тебя-то я все и терпела от него, а иначе давно бы уж… Ох, Катя, таблетки подай, тут, на тумбочке, на бумажке… и водичка рядом.

– Не переживай за меня. У меня все только начинается, я тебе обещаю, будут у тебя еще внуки. Где же мне такую золотую бабушку для них найти? Ты ведь сокровище мое, я тебя очень люблю, мамочка. Только живи долго и спокойно, а мы будем тебя радовать. Я постараюсь для этого все сделать, слышишь, родная, только не хворай!

Вера Анатольевна приняла лекарство, а потом, помолчав немного, сказала:

– Я после того телефонного разговора с Колей очень расстроилась. Места себе не могла найти, а ночью совсем худо стало, кое-как набрала «Скорую» и открыла двери. У порога села, думала не доживу. Не помню даже, как меня увезли. А здесь уж мне стало полегче, хорошие люди, быстро помогли.

– Мам, тебе нельзя одной жить. Я теперь буду рядом.

– Так ведь, знаешь, что отец-то твой задумал. Путевки на двоих купил, аж в Ессентуки. Раньше-то он все один по курортам ездил, мол, полноценный отдых, смена обстановки, вдохновение и все такое. Никогда ему не перечила, мы с тобой и у бабушки в деревне отдыхали неплохо, пока папка наш на море загорал.

– Это точно! У меня же какая-то аллергия на южные растения оказалась, да? Я вся сыпью покрылась и насморк был ужасный, я даже помню немного, мне тогда лет пять было или шесть?

– Было такое еще до школы. А может, просто с непривычки или в воде инфекция, один раз только в Анапу и съездили семьей.

– Хм… а теперь он собрался везти тебя на Кавказские минеральные воды. Мамочка, это же здорово! Прямо сказка. Тебе сейчас это очень нужно. Или ты с ним не хочешь ехать?

– Катенька, я даже не знаю! Он категорически против развода, говорит, что будет все делать по дому сам, а я лишь командовать должна. Помыкался этот месяц один, понял, какова холостяцкая жизнь с непривычки, да еще под старость. И жалко мне его, все же много лет вместе, он рассеянный такой, пропадет без меня. Придется, видно, вернуться… Ох, не знаю, Катя…

– Мамуль, съездишь на юг, наберешься сил, посмотришь на его поведение, а там все и решится.

– Я ведь Оле обещала помочь…

– Какой еще Оле?

– Комаровой Ольге, моей старой подруге, в «Северном» меня давно ждут.

– Вот уж точно чепуха! – возмутилась Катя. – Найдут себе другую няньку, экая проблема! У тебя сейчас, можно сказать, здоровье на кону и личная жизнь решается. Забудь ты про этот лес!

– Катя, я так не могу, я дала слово. Обнадежила людей, понимаешь? Я никогда никого не подводила. Обещала, значит, приеду.

Какой бы мягкой не была Вера Анатольевна, но данное друзьям слово держала как боевой штык наперевес. До конца, до победы. И Катя задумалась.

– Может, тогда мне вместо тебя поехать?

– А ты с маленькими сможешь?

– Смогу, конечно! У нас в Центре довольно долго женщина жила с двумя малышами, одному даже месяца не было. Она от мужа-алкоголика сбежала, он ее избить грозился, решил что последний сынок не от него, нагуляла, мол. Так вот, эта Роза детей нам оставляла, а сама бегала в полицию забирать заявление, пожалела мужа все-таки. Целыми днями куда-то уходила, а с маленьким ее возилась я. Девочки ему «памперсов» и смеси детской накупили, одежки у нас и так много, отдают же люди для малоимущих.

Я неплохо справлялась, вечерами в Интернете множество статей прочла об уходе за детьми, на всяких Форумах для «молодых мамочек» зарегистрировалась. Думала, если во все это вникну, то и свои детки скорее появятся.

Мам, я потом обследование пройду в Тюмени, может, у меня какое-то нарушение… мы же с Антоном девять месяцев жили вместе, а ничего не получилось с детьми. Хотя, это к лучшему, наверно. Как бы ушла от него, если бы был у нас малыш?

– Детки, Катя, они в любви рождаться должны. А девять месяцев – это еще не срок. Ты у меня и вовсе на второй год совместной жизни с твоим папой получилась. Все сбудется, не переживай. Значит, поедешь в «Северный»? Может, отвлечешься немного от своих забот? Природа – она, Катя, лучше врачей лечит. И тело и душу.

– А у вас когда отъезд намечается? Я имею в виду на Кавказ, за здоровьем?

– Торопится твой отец меня увезти, уже на шестое мая забронировал билеты. Боится, чтобы я от него в Читу не сбежала. К Василию Петровичу…

– Тогда провожу вас и тоже поеду лесовать. Вдруг попадется мне какой-нибудь пригожий леший. Вежливый и симпатичный. Будем вместе под луной гулять.

Катя засмеялась, и Вера Анатольевна с улыбкой посмотрела на дочь. «Все бы отдала, чтобы родная девочка была счастлива».

– Значит, я сегодня же звоню Ольге! Она очень рада будет.

– Звони, мамочка, звони. Я теперь на все готова. Даже на лесную чащу, – храбро заверила Катя, скрепя сердце.

Глава 4. Знакомство с Русановыми

Наши дни. Заказник «Северный»

Поездка заняла почти весь день, но даже очень уставшая Катя с любопытством рассматривала обстановку двухэтажного деревянного домика на берегу озера в лесу.

«Судьба мне, что ли, по северам скитаться, пусть это лишь название поселка… Медвежий угол, настоящая глухомань. Тем лучше».

Ольга встретила радушно:

– Проходи, не стесняйся! Маша в комнате, наверно, с детьми возится, я вас познакомлю сейчас.

Скоро к гостям вышла миловидная девушка, примерно Катиного возраста или чуть старше.

– Ой, здравствуйте, а вы кто?

Ольга счастливо улыбнулась:

– А это, Машенька, твоя новая помощница – Екатерина Николаевна Каргополова. Правильно?

– Пермякова, скоро снова буду Пермякова, и лучше просто Катя, так проще.

– А мы бабушку ждали… – в голосе Маши явно звучала растерянность, она удивленно смотрела на Ольгу, словно в чем-то сомневаясь.

После краткой паузы в разговоре Катя решила себя проявить:

– Как в мультике про Карлсона, помните, когда к ним фрекен Бок пришла по объявлению. «Мы же приглашали воспитательницу…». Но я точно не фрекен Бок, я помогать к вам приехала, а не плюшки трескать. И маленьких очень люблю, к тому же мне требуется серьезная тренировка на будущее, своих-то пока нет. Но вы не волнуйтесь, зато у меня имеется приличный опыт ухода за детьми, я справлюсь. Должна была приехать моя мама, но она заболела…

– Что-то серьезное? – забеспокоилась Маша, и Катя немедленно прониклась к ней глубокой симпатией.

«Мы непременно должны подружиться, ей тут, похоже, тягостно одной в лесу, да еще маленьких детей сразу двое. А муж-то, наверно, сыч нелюдимый…»

– Все уже хорошо, они с папой едут в санаторий, поправлять здоровье. Мама не хотела на юга, планировала сюда, к вам… Но так уж все получилось, сердце у нее прихватило, в больнице неделю лежала. Она человек ответственный, не могла вас подвести, вот я и вызвалась помочь вместо нее.

– Это замечательно, что вы приехали…

Заскрипели деревянные ступени лестницы, со второго этажа спускался хмурый мужчина внушительной комплекции. Его темные глаза с недоумением остановились на гостье и Кате вдруг стало не по себе. Хорошо, что Маша сразу к нему обратилась:

– Доброе утро, Игнат! К нам приехала Екатерина Пермякова, познакомься. Она будет няней… как-то это слово звучит странно – «няня». Сейчас в городе, наверно, так не говорят, этот термин из старых книг или фильмов, из прошлого века.

– Точно, – улыбнулась Катя, – предлагаю общаться по именам, если никто не против. Вы – Маша, а вы – Игнат… или лучше по отчеству, извините.

Она немного смущенно обратилась к хозяину домика и тот задумался, сдвинув густые темные брови.

– Я такой старый на вид, чтобы по отчеству? Можно, просто Игнат или… Брок.

– Брок – его второе имя, мы оба используем, какое первым на язык ляжет, – растолковала Ольга, немного скованно улыбаясь.

– Это имя из скандинавской мифологии, да? Необычное, интересное… вот я знаю одну историю о викингах… – не сдержала эмоций начитанная Катя.

– Еще один знаток сказок приехал, – хмыкнул Брок, и было совершенно непонятно, сердится он или смеется, – здешний «собиратель преданий» сейчас не заходит, нашкодил здорово, а, Маш?

– Я сама велела ему пока не приходить, – твердо ответила та, спокойно глядя в глаза мужа.

– А с чего бы вдруг? Уж какая дружба у вас была с ним, сердце радовалось наблюдать со стороны!

В голосе Брока звучала уже неприкрытая злость, и Маша отвернулась, поудобнее укладывая на руках маленькую Дашеньку.

– Ребята, потише, у вас же гости в кои-то веки, – примирительно начала Ольга.

– Может, я позже зайду, пока вещи свои разберу в комнате, где буду жить, по территории пройдусь, здесь такие замечательные места. Маша, а, может, вместе с детками погуляем вечером? Я через часик зайду к вам снова. Согласны?

Катя поймала благодарный взгляд хозяюшки и ее утвердительный кивок, поправила на плече сумку и уже собиралась уходить вслед за Ольгой, как ее остановил странный возглас Брока:

– Да, неужто дождались… Ну, наконец-то, теперь жизнь точно наладится. Глядите, «Алые паруса» приплыли! Вот удача, так удача!

Она замерла на пороге, обернулась и окинула удивленным взглядом семейную пару, которой настроилась помогать.

– Вы про кого сейчас говорите? Какие паруса?

– Катя, вы не думайте ничего плохого. Это вроде поговорки, метафоры. Вы же сами знаете историю Грина… Муж про сумку вашу сказал, кораблик уж очень красивый с алыми парусами.

Маша решительно отдала ребенка Броку и подошла к Кате с явным намерением ее проводить. Она даже накинула курточку, обулась и вышла с гостьей на крыльцо дома.

– Вы не смотрите, что Игнат такой… гм… суровый, он что-то не в духе сегодня, а обычно хороший, добрый. Я его очень люблю, просто у нас период сейчас напряженный… Приходите позже, я буду рада. Мы же теперь на ты, правда?

У Маши голос трогательно дрожал, лицо порозовело от волнения.

– Обязательно приходи вечером, еще Лиза будет со своим мужем. Они отличные ребята. Все наладится, я понимаю, многое может показаться странным с непривычки, но… мне бы не хотелось, чтобы вы вдруг решили уехать от нас, вот так сразу, после первого знакомства. Может, вам здесь еще понравится.

Катя внимательно заглянула в печальные Машины глаза и удивилась просящей интонации голоса, тому, как она неловко переходила на «ты», а затем снова начинала «выкать».

«Бедная девчонка, видимо, муж ее здорово притесняет. Конечно, я ее здесь одну не брошу».

За неполный год в социальном центре помощи малообеспеченным гражданам и неблагополучным семьям Катя успела насмотреться всяких сложных жизненных ситуаций. Но одно поняла интуитивно еще в первые дни – ее работа, ее призвание помогать женщинам в беде. Особенно женщинам с детьми и, кажется, Маша была одна из тех, кому незамедлительно требовалась активная Катина помощь. Сначала надо мамочку успокоить.

– Я здесь планирую все лето прожить, не переживайте, я не уеду, а насчет семейных разборок… я не из робких, сама недавно на развод подала.

– Ах, неужели? Катя, как это грустно!

– Все грустное осталось позади, я же неисправимый оптимист.

– Что плакать ночи напролет,Уж все менялось не однажды,И завтра там родник забьет,Где нынче гибнешь ты от жажды (с)

– Замечательные стихи! – восхитилась Маша, – надо бы мне запомнить, прямо как молитва в момент душевной боли.

– Это Лариса Миллер. У нее множество прекрасных стихотворений, – уточнила Катя.

– Я даже не слышала о такой поэтессе… Вы, наверно много читаете, да? Я тоже раньше увлекалась, но в основном прозой, хотя стихи тоже люблю. А Лиза на гитаре играет, еще Ваня пел, у него голос чудесный.

Маша смущенно улыбнулась, опустила карие глаза, словно вспомнив что-то не очень хорошее.

– Не может мне муж этого Волчонка забыть, словно подозревает в чем-то. А я и сама не пойму, виновата или нет… Ах, Катя, вам бы с Иваном познакомиться, такой славный парень. Он прежде часто у нас бывал, а теперь вторую неделю носа не показывает. Вот Игнат и думает всякую ерунду, а Иван для меня как брат, ну, или как сын теперь… молочный.

Последнее слово Маша произнесла совсем тихо с горьким смешком, будто про себя, а Катя расслышала, хотя и не подала виду, что удивилась такой странной формулировке родства.

Скоро Ольга проводила Катю в административный коттедж, где проживала сама с первого дня появления в «Северном». По пути немного обсудили и Веру Анатольевну.

– Это хорошо, что она с Николаем помирились и на минеральные воды вместе поедут. Меня вот тоже замуж зовут усердно, да соглашаться не спешу. Зачем народ потешать под старость, какая с меня невеста, за шестьдесят уже…

– Выглядите вы отлично! – искренне заметила Катя. – А если человек душевный и к вам хорошо относится, что ж не пожениться? Вы, наверно, давно знакомы?

– Начальник мой, директор базы полковник Коротков. Алексей Викторович, – с улыбкой пояснила Ольга. – Увидишь его завтра, он приедет из города к обеду. Человек, конечно, хороший, только не пойму, зачем ему официальная регистрация? И так уже, можно сказать, живем вместе, чего греха таить. Здесь, на природе, все быстрее и проще получается, сходятся люди легче, душу друг другу открывают. Ну, и тело тоже… – Ольга лукаво усмехнулась, словно сама себе не веря, и продолжила рассказ.

– Вот Маша с Игнатом – я и опомниться не успела, как они стали вместе жить. А ведь у Брока, то есть Игната, характер не сахарный. Алексей долго с ним поладить не мог, только Маша и справилась. Владимир с Елизаветой опять же… глазом моргнуть не успела, а у нее уже животик «нарисовался», ну, давно пора, не молоденькая. Может, и тебе здесь пара найдется… – загадочно проговорила Ольга, глядя куда-то в голубые небеса без единого облачка.

– Честно сказать, меня Ваня из таинственной троицы больше всех беспокоит. Такой он милый, добрый парень, и с улыбкой всегда, и с шуткой, не то что эти двое… Сама же видела, Брок вечно настороже, Машу охраняет от всего мира, а теперь и деток, можно подумать их здесь кто-то обидеть попытается. Брис, то есть Владимир, тот все больше молчит, сам по себе, хотя с Лизой-то, я так понимаю, у них полное согласие.

А Ванечка – простая русская душа, один мается. Тяжело ему, дело-то молодое, известно… Оттого и к Маше тянет, а теперь и туда хода нет. Жалко парня, но что поделать. Сам виноват…

– А где Иван сейчас? – будто невзначай поинтересовалась Катя. Задумавшись, она слушала Ольгу, что называется, вполуха.

– Да кто ж знает, носится где-то в лесу. Ты его, Катюша, не обижай при встрече.

У Кати вдруг сам собой «нарисовался» в голове образ худенького паренька Ванечки – молоденького совсем, класс этак девятый – десятый. Проблемы в семье, неустроенность быта, одноклассники, наверно, обижали, дразнили. Первая полудетская влюбленность во взрослую, замужнюю Марию Русанову. Да что долго рассуждать! Надо бы парню помочь, хотя бы поговорить по душам.

– Тетя Оля, я же не монстр. Я всегда за детей горой. А подростковый возраст – он самый сложный. Здесь чуткость нужна, терпение и понимание, я прекрасно знаю. Поговорю с ним при встрече, мы подружимся. Я умею с молодежью находить общий язык. Родители у него где?

Ольга испытующе оглядела Катю, вздохнула, отчего-то усмехнувшись. А потом сказала уже серьезно:

– А родителей-то и нет, он не помнит их даже.

Вот тут Катя совсем прониклась драматической ситуацией неведомого Ивана.

«Так он еще сирота, как же не повезло бедняге. Нет, обязательно его найду и заведу разговор. Сейчас такое сложное время, что случаи детского суицида все чаще случаются. А тут несчастная любовь и одиночество. Ах, Ваня-Ванечка, как бы мне тебя отыскать поскорее».

Когда у человека появляется цель и некие конструктивные планы по ее достижению, когда день загружен плодотворной работой, за которую еще и благодарны окружающие, жить становится гораздо интереснее и веселее. Так Катя в скором времени желающая стать вновь Пермяковой, с головой окунулась в свою новую деятельность по гармонизации душевной атмосферы всех жителей «Северного». И труды ее не проходили даром.

Этим же вечером она познакомилась с семейством Морозовых-Зиминых, совершенно очаровала Лизу своей молодой непосредственностью и задором, вызвала несколько благосклонных улыбок невозмутимого Бриса. Даже Игнат-Брок, кажется, был в гораздо лучшем настроении, чем поутру и охотно поддерживал общую беседу на тему фольклора и русской национальной кухни.

Маша была в полном восторге от новой подруги, смеялась и шутила как прежде, раскраснелась, похорошела, отчего Броку даже стала приходить в голову навязчивая мысль выпроводить всех гостей из дома, уложить детей спать и, наконец, остаться наедине с любимой женщиной хоть десять минут, пока снова не завозится в кроватке Мишутка.

Но даже малыши сегодня выглядели неожиданно повзрослевшими и окрепшими, уже уверенно держали головки, улыбались своим многочисленным «нянькам», глядели вполне осмысленно, вызывая всеобщее умиление и радость. Брис поцеловал Лизу в щечку, ласково поглядывая на округлый животик жены.

– Она, наверно, там все уже слышит, да? Как хочу скорее на руки взять мою малышку.

– Скорее не надо, лучше в свой срок. Она же крохотная еще совсем. Ей внутри тепло и безопасно.

– Пусть не волнуется, мы братика ей сделаем обязательно.

– Одну сперва дай родить… – смеялась Лиза, хотя в глубине души таилось смутное беспокойство, впрочем, вполне обычное для ее состояния.

– Родим, родим… я рядом с тобой буду, ни на минуту не оставлю одну. Справимся вместе.

– Я еще не решила, Володя, и все же, думаю, это не самая лучшая идея.

Лиза всегда была против партнерских родов, особенно после одного случая в практике, когда пришлось приводить в чувство впечатлительного молодого «папочку». К слову сказать, роды у его худенькой супруги действительно выдались непростые. Доктор Морозова сразу же рекомендовала «кесарево сечение», но женщина слишком уж бурно настаивала на естественном ходе событий.

Все закончилось хорошо, слава Богу, но до этого «хорошо» было истрачено очень много мужских нервов, впрочем, как и женских, но так заведено в природе: «Живот болит, а дите родит. Горьки родины, да забывчивы…». А нервы врача-акушера? Их и вовсе в расчет никто не берет, работа такая, ничего не попишешь.

Конечно, Лиза не сомневалась, что Брису хватит спокойствия и выдержки поддержать ее в таком сокровенном деле как появление на свет их первого малыша, но вот эстетический аспект данного «мероприятия» вызывал у мамочки – врача серьезные сомнения.

Даже удивительно, что в этой новой обстановке, среди практически незнакомых людей Катя быстро освоилась и привыкла, легко влилась в небольшой дружный коллектив. Стала интересна и даже незаменима, как помощник, приятный собеседник и надежный друг.

В «Северном» ей все нравилось, уже за неделю они стали с Машей не разлей вода. Да и с малышами поубавилось хлопот, животик у Мишутки стал меньше болеть, мальчик реже просыпался ночью, а Дашенька, та всегда была девочкой спокойной.

Днем Катя увозила деток спать на улицу, оставляя Машу с Игнатом вдвоем. Вскоре в семью Русановых вернулись мир и покой. Брок ходил довольный, женушка его потихоньку становилась прежней, даже еще более притягательной и желанной, отчего в личных отношениях произошли положительные перемены. Маша даже как-то призналась ему на ушко, что теперь испытывает новое, неизведанное до сих пор удовольствие от интимной близости.

Она стала гораздо смелее и активнее, оставаясь наедине с любимым, обоим стало казаться, что наступил второй молочно-медовый месяц. И тому было немало доказательств, так как порой после страстных любовных игр Брок бывал обильно залит Машиным молоком, которого у нее хватало с избытком на двоих ненасытных младенцев.