СИНИЕ ЛЕБЕДИ

– Что это здесь за сборище? – раздался вдруг голос требовательный, девичий. – А ну, по логовам, девки чертовы, нечисть некрещеная, тварь болотная. Где моя полынь?

– Сама ты сгинь, – недовольно прошелестели над рекою водяные девицы. И где только делись, сразу пропали, растаяли во мгле ночной, в туман речной превратились, пятнами, едва заметными, по воде расползлись, расплескались, как и не было, только эхо доносит. – Придет время, еще возьмем к себе кого-то из вас. Подождем, нам спешить некуда. Время у нас летит медленно. Обязательно заберем. Слово наше верное.

– Тула, ты здесь, – обрадовавшись, бросилась в объятия сестры Мила.

– Да, я приехала. Слыхала, что не хочешь замуж вы-ходить. Несчастлива якобы ты в княжеском дворце. Свадьба у вас будет тихая, скромная. Ты заметила, гостей даже никого не позвали.

– Не хочу я этой свадьбы, кабы ты знала, как не хочу. – тяжко вздохнула Мила, – я пробовала поговорить с Тимором, но он в мою сторону не взглянет даже, так постыла ему, вот и решила сегодня ночью уйти.

– Куда? В воду? Ты что себе надумала? Грех-то какой, топиться.

– Да нет, что ты, – замахала руками Мила – Я не собиралась душу свою водяному дарить. Не знаю, почему русалки ко мне явились. Отправляться на дно точно не собиралась, просто из дворца уйти хотела.

– Сбежать, что ли?

– Сбежать, если тебе так нравиться.

– Погоди, – Тула оглянулась вокруг, – прежде, чем уйти, окажи услугу. Тебе вижу неохота замуж, а я люблю Тимора, так люблю, что силушки нету терпеть разлуку с ним. Надеюсь, и он меня не разлюбил. Я в опочивальню к тебе приду неслышно да незаметно, оденусь вместо тебя в наряд подвенечный, никто и не узнает о нашей подмене, а потом – была, не была; уверена, время покажет, что я права. Помоги, прошу, вернуть мне счастье мое, а я уж потом в долгу не останусь, выдам тебя замуж за одного из придворных.

Мила удивленно смотрела на сестру.

– А если не простит князь лжи, как жить дальше?

– А где он денется, мы уже повенчаны будем, а там глядишь и успокоится. Ребеночка ему рожу. Поверь, сестричка, прикипела намертво к нему, окаянному; где бы ни шла, что бы ни делала, все слышу голос его родной, вижу глаза его ласковые. Поверь, если бы сейчас вдруг стал не могучим князем, а самым бедным и грязным нищим, забрала бы к себе, обогрела, приласкала. Вот что проклятая любовь делает с нами, глупыми. Да разве ты знаешь, что такое настоящая любовь?

– Но ты так легко ее предала! – Мила с жалостью смотрела на сестру.

– Тебе меня сроду не понять, ты же у нас вся такая правильная, а короче – глупая. Пойми, в жизни ничего даром не дается. – Тула досадливо скривилась. – За свою удачу бороться надо. Что понимаешь ты в любви? С мое поживи, тогда узнаешь, как судьба – злодейка на ровном месте ножку подставить может.

* * *

Князю даже рот свело от неожиданности; вот тебе и прекрасная незнакомка, вызвавшая из воды стольких русалок, и сама похожая на них. Это та дурочка, на которой должен завтра жениться, и эта подлая обманщица.

Тимор, окончательно пришедший в себя после столь неожиданной и диковинной встречи с водяными красавицами, дальше слушать их разговор не смог. Взбешенный, бросился во дворец, приказал Антону срочно найти Милу, и глаз с нее не спускать до самого венчания. И не дай, Боже, если, что случится непредвиденное, а кормилицу попросил сделать все для того, чтобы свадьба завтра была настоящей, как подобает князю жениться, хотя и время осталось совсем мало, всего несколько часов.

Няня обрадовано захлопала своими белесыми ресницами, наконец-то спохватился, теперь, они сделают все, как у людей, закатят пир горой.

Изумленный столь решительными и непонятными действиями князя, Антон, побежал искать Милу. Облетел весь дворец, ее нигде не было. Решил еще раз заглянуть в опочивальню и, наконец, увидел ее там. Недолго думая, постелил одеяло на пол и бесцеремонно разлегся у кровати. Чем черт не шутит, надо получше присмотреть за невестой, недаром Тимор так разошелся, что-то здесь, явно, не так.

Князь так и не смог уснуть в эту ночь. Дерзость сестер бесила, отгоняла сон. Это же надо до такого додуматься. его хотели обмануть, обвести вокруг пальца! И кто?

Рано утром, не доверяя Антону, решил проверить присутствие невесты в комнате. Осторожно зашел в опочивальню. Антон крепко спал, сидя на полу возле кровати, неудобно запрокинув голову назад. Девушка, удивленная приставленной охраной, спала не раздевшись.

Тихонько подошел. Русые волосы рассыпались по подушке, свесившись с кровати. Нежная кожа, чуть припухшие губы. Бледный румянец играет на щеках. Свежа, как утро раннее. И, боже мой, она прелестна! Не заметил даже, как загляделся. Антон что-то промычал неразборчивое, пошевелился сквозь сон, стараясь поменять позу. Князь, не желая, чтобы его видели, поспешно вышел.

IV

С утра шел дождь, тихий, осторожный. Он похозяйски деловито вымывал город от грязи и пыли, что поднимали днем бесчисленные конные повозки. Наталкиваясь на острые маковки, стекал неровными прерывающимися струйками по гладким куполам церкви, что удобно расположилась на возвышении прямо перед княжеским дворцом, тщательно промывая ее разноцветные стекла, воровато заглядывая в огромные овальные окна, натыкаясь на горестный скорбный взгляд многочисленных святых. С удовольствием подмигивал прелестным ангелочкам, что веселой рисованной стайкой разлетелись под церковным куполом.

Поливал деревья и кусты в княжеском саду, монотонно шурша в шелковой траве. Бережно омывал каждый листочек на дереве, каждый лепесточек цветка, поднявшего свою доверчивую головку навстречу мелкому бисеру дождевых капель, наслаждался их благоуханием, и довольный собою растворялся в жадной ненасытной пасти земной тверди.

И вот выглянуло солнышко. Его вначале мягкий, рассеянный свет разлился по городу, проникая во все закоулки, промокая, высушивая остатки влаги. Постепенно набирая силу, солнечные лучи стали жгучее, горячее. Они бесцеремонно проникали во дворец через большие окна, властно овладевая его роскошными многочисленными палатами. Озарили церковные купола, ярко высветив их немеркнущее золото. Умытые, они заиграли в солнечном блеске особенно торжественно и нарядно. Сегодня в городе праздник, женится сам великий князь.

Горячие солнечные лучи разбудили Милу. Молча лежала на постели, глядя на спящего мужчину. По коридору слышались чьи-то торопливые шаги. Антон открыл глаза, виновато улыбнулся девушке, пожелал доброго дня и вышел на цыпочках. За дверью послышались первые звуки праздничной суматохи. Кто-то куда-то бежал, кто-то куда-то спешил, кто-то кого-то куда-то звал, ругал, торопил. Коридор быстро наполнился разноголосым, неуемным шумом.

В девичьи покои в сопровождении старой кормилицы вошли девушки в нарядных одеждах. Стройные, милые, все как на подбор, одна краше другой. Они принесли подвенечное, расшитое золотыми нитями платье, воздушную белоснежную фату, на серебряных подносах дорогие украшения. С ними появились целые охапки цветов. В помещении сразу разлился их терпкий сладкий аромат. Все певуньи, мастерицы. Они дружно приступили к одеванию невесты.

Стоит сосна не год не два.

Ой, рано-рано.

Не стой, сосна, развивайся.

Ой, раненько.

Развий себе семьсот цветков.

Ой, рано-рано.

Семьсот цветков и четыре.

Ой, раненько.

Да всем дружкам по цветку.

Ой, рано-рано.

Всем подружкам по цветочку

Ой, раненько.

Нашему князю нет цветка.

Ой, рано-рано.

Князю княгиня цветочек.

Ой, раненько.

Мелодия мягкая, задушевная брала за сердце, теребила душу. Девушки слаженно пели, наряжая невесту к венцу. Их ловкие руки обливали Милу благоухающей теплой жидкостью, что принесли в больших глиняных кувшинах. Бережно втирали ароматную мазь в тело девичье. Надели роскошное подвенечное платье. Тонкий стан перехватили ажурным, расшитым золотом и самоцветами поясом. Длинные, широкие, воздушные рукава почти закрывали ее руки. Невеста сразу стала похожа на волшебную, белую птицу. Длинные, густые волосы заплели в косу, перевили яркими лентами шелковыми, спрятали под сверкающей диадемой. Такое же сияющее ожерелье охватило изящную девичью шейку, пальцы рук украшены перстнями дорогими, алмазными. Всем этим руководила старая кормилица. Мила как бы и не участвовала в общем, оживленном обряде. Девушка безучастно смотрела на себя в огромное зеркало в тяжелой серебряной оправе.

Она – сказочная птица. Прекрасная, дивная. Да крылья ее связаны судьбой безжалостной. Ей бы взмахнуть ими и улететь в высокую синь неба чистого, а она приневолена броситься с головой в дремучий, пугающий водоворот горького замужества. Вместо бездонного простора небес дарят ей тесный мир золотой роскошной клетки. Сердечко у птицы болью расколото. Оно так хочет парить. Ретивое, бьется оно, трепещет и ноет, и ноет! Щемит и болит…

Вспомнилась родная деревня, строгий батюшка, ласковая матушка, детство ее беззаботное, юность безоблачная. Сколько раз долгими, бессонными ночами мечтала о своей свадьбе, о своей первой встречи с любимым. Не было у нее ни первого свидания, ни первого трепетного поцелуя. В деревне привыкли, что старшая сестра всех парней за собой водила. Они были очарованы красотой и обаянием Тулы, а Милу никто и не замечал. Растет себе девчурка, ну и пусть растет. Правда, она и не страдала от этого. У нее дел было невпроворот. Доброе сердечко всегда и повсюду находило обиженных и оскорбленных. Она им помогала, как могла. То ли это были брошенные кем-то домашние животные, то ли зверюшка, лесная, раненая недобрыми людьми, то ли старый человек, которому не под силу было самому с домашним хозяйством управляться.

Низко-низко склонилась ива,

Покорное дитятко Мила.

Отцу, матери в ноженьки поклонилась,

Дробными слезоньками умылась.

Ой, мама, мама, не отдавайте

Дочь свою замуж в неволюшку.

Она увидела Тимора на свадьбе у Норы. Он сразу приглянулся ей, но был так увлечен Тулой, что даже и не заметил ее выразительных, восхищенных взглядов. Она, как и все деревенские жители, решила, что он прислуживает князю, поэтому надеялась, что Тула, как опытная охотница, будет стрелять в сердце Антона. Хорошо знала свою сестру, знала, что ей мало было власти над местными парнями, ей очень хотелось стать великой княгиней. Но, увы, ошиблась. Сестра сама увлеклась и смогла быстро и бесповоротно влюбить в себя Тимора, не догадываясь, что именно он и есть великий князь. Тула очаровала его своим неуемным весельем, напором своей зажигательной страсти. Ничем таким Мила сроду не владела. Куда уже ей тягаться с сестрою. Ее скромность, учтивость, щедрость души, вряд ли смогут завоевать сердце мужчины, избалованного вниманием девичьим.

Она любит, так горько и так безответно, и замуж выходит без малейшей надежды на счастье. А Тула? Вон стоит скромно в уголочке, смотрит на сестру тоскливыми, виноватыми глазами. И у нее жизнь разрушена. Она любит сильно, страстно и уже безнадежно. До свадьбы еще надеялась на чудо, надеялась, что простит князь ее, окаянную, поверит, что хотела только счастья для их любви, обеспеченного, надежного будущего для их детей. Поверит и простит. Князь неумолим.

Все трое обречены на безрадостное будущее. Тула кивнула Миле и вышла, взглянув напоследок еще раз на сестру, на ее свадебный наряд.

– Ну что, красавица, пора и к гостям выходить, в церковь идти. Жених заждался, небось.

– Бабушка, робею, – всхлипнула девушка, жалобно взглянув на старушку. – У меня ноги окаменели, не могу с места сдвинуться.

– Ничего, милая, все будет хорошо, поверь мне, старухе знающей. Вот выпей-ка, чаю на дорожку глоточек.

Кормилица подала серебряный фужер с напитком, и чуть-чуть брызнула на нее ароматной жидкостью.

Мила не хотела пить, но у бабушки был такой решительный вид, что поневоле подчинилась.

– Немного погоди, и пойдем, – махнула рукой терпеливо поджидавшим девушкам.

С песнями свадебными вывели подружки невесту из покоев. Повели по коридору к широкой, убранной изумрудной зеленью, крупными, заморскими цветами, мраморной лестнице. Мила почувствовала, как по всему телу разлилась блаженная легкость. Решительность и бесшабашное веселье всецело овладели ею.

* * *

Тимор стоял у разлапистого дерева, что комфортно устроилось в крупной деревянной кадке возле окна, терпеливо поджидая невесту. Рядом молча сопел Антон. Ему жалко было девушку, и он несколько раз уговаривал князя не портить судьбы Миле, но Тимор был непоколебим. Не хотел нарушать данное им слово, хотя в глубине души осознавал, что делает несчастной не только свою будущую жену, но и себя, в конце концов. Все же стоял на своем, был упрям и настырен.

За спиной тихо перешептывались придворные дамы.

– Не везет нашему князю. Сам хорош да пригож, хоть водицы с лица испей, а жена убогая какая-то, ни рыба ни мясо. За все время, что была во дворце, ни разу глаз не подняла ни на кого. Все молчком да бочком, как тень бродила неприкаянная. Никто толком и лица ее не разглядел. Какая уж там княгиня! Где настоящая княжеская походка, грация, ум, обаяние?

Тимор вспомнил девичьи излияния у реки. Досадливо поморщился, все-таки напрасно сгубит ей жизнь. Может, и была бы еще счастлива эта до глупости наивная девочка. Ему не нужна, чего греха таить, ни ее невинность, ни ее обожание. Мямля какая-то. Разве о такой жене думалось-гадалось. Вспомнил Тулу и заскрипел зубами от обиды жгучей.

Легка на помин, а вот и она спускается по широкой лестнице, смотрит на него, не отводя своих, все-таки прекрасных, колдовских глаз, и поет. Проникновенно, только ему и только для него. Гости притихли в недоумении.

При дороге дуб зеленый

Смотрит уныло.

Здесь с любимым мы встречались.

Я его любила.

Мил уехал, не простился,

Помню, что было.

Я ждала его, томилась.

Я его любила.

Ах, если б он мне изменил,

Я б его простила.

И не помнила б обиды,

Я его любила.

Подошла к нему, глянула в самую душу своими зелеными, как омут глазами и ушла. Навсегда. Больше он никогда с ней не встретится, но это потом, а сейчас почему-то защемило сердце.

Может напрасно все, может надо бы простить, только нет уже той любовной восторженности, нет уже того полета. Перегорела душа. Пусто в сердце. Один пепел остался.

Запели девицы-красавицы, стоящие по обе стороны парадной лестницы.

Пестрая, нарядная толпа дружно повернулась на встречу.

Наша княгиня чуть свет вставала

Свои очи ясные росою раннею умывала.

Ой, кони резвые, вороные, слышите ли вы силу?

Свезете ли княгиню

Да на ту гору крутую, да в ту горницу высокую,

Где уже мед-пиво пьют,

Где молодую княгиню давно ждут.

Мила горделиво ступала своими маленькими ножками в белых атласных туфельках по красной шерстяной дорожке, изящно подняв украшенную блестящей диадемой головку. Глаза ее большие, ясные сверкали, брильянтами. Самоцветы густо украшали свадебное платье невесты. Рубиновые уста приоткрылись в очаровательной улыбке, открыв жемчуг зубок. Щеки горели ровным, алым пламенем. Движения уверенные, легкие. Она будто всю жизнь ходила в роскошных платьях. Шла игриво, по-кошачьи, ступая мягко, грациозно, чуть приподняв край длинного наряда маленькой изящной ручкой. Длинная белая фата воздушным шлейфом, широкой мягкой волной струилась следом по ступенькам. У Тимора от удивления распахнулись глаза. Он почувствовал, как и гости застыли в изумлении и в восхищении.

Невеста была чудо как хороша, столько в ней было грации, обаяния, милого девичьего задора, что даже оцепенел от нахлынувшего восторга. Решительно двинулся навстречу, взял за руку и повел по дорожке, щедро усыпанной цветами, в храм. Мягкая, горячая ладонь невесты так уютно и доверчиво легла в его ладонь, что дрожь невольная пронзила все тело. Он внезапно ощутил такое притяжение к этой неведомой ему доселе девушке. Неотрывно смотрел на нее, пытаясь поймать взгляд таких таинственных, незнакомых, зовущих в бездну страсти, глаз. Смеющиеся, они лишь иногда равнодушно скользили по его лицу и снова одаривали окружающих своим приветным сиянием.

Такое поведение нареченной его раздражало, злило и заводило. До мелкой дрожи в коленях. Кажется, он ревновал ее…, и он так сильно желал ее сейчас! Так безудержно! Что за чертовщина? Что с ним?

* * *

Перед алтарем они стояли такие красивые да пригожие, что старая кормилица не смогла слез сдержать от радости.

– Как жаль, что не дожила княгиня-матушка до этого счастливого дня, – крестилась старушка – Чего скрывать, нравиться ей будущая невестка. Девочка скромная, добрая не избалованная дворцовыми интригами. Не прогадал князь, ладную жену себе выбрал, и ей хорошей дочерью будет. Не то, что сестра ее, хваткая да прыткая. Та своего сроду не упустит.

Мила стояла у алтаря возбужденная и решительная. Она сама не могла понять, что с ней в последний момент приключилось. Батюшка пел красивым баритоном о верности супругов, об общих радостях и горе, об ответственности перед Господом Богом и людьми. Густым раскатистым басом подпевал дьяк, время от времени закрывая глаза от удовольствия, когда получалось брать самую низкую ноту. Тогда голос его рокотал густо и насыщенно. Женские сильные, высокие голоса проникновенно вплетались в слаженный временем хор. Мелодия взлетала под размалеванный церковный купол, мощно уносясь в высоту. Звуки молитвы собирались там воедино и чудесным раскатистым эхом возвращались к парафиянам. Вскоре молодых повели вокруг алтаря, повязав руки вышитыми полотенцами, и вот уже венчальное колечко на руке у Милы. Она – молодая жена.

Вышли из церкви. Низко загрохотал большой могучий колокол, к нему дружным звонким перезвоном присоединились тонкие переливы колокольчиков. Все вокруг радовалось и торжествовало. Князь женился.

Кто-то шутливо бросил: – Горько!

И пошло гулять слово по толпе, подхваченное множеством веселых голосов.

Тимор остановился на крыльце, повернулся к Миле. Она пронзила его прищуренным взглядом лукавых глаз и игриво отвернулась, так мило дерзко улыбнувшись, что молодого аж передернуло всего. Ты гляди, что вытворяет, блудница. Вот тебе и сама невинность. Он крепко обнял за плечи, привлек к себе.

– Нам кричат горько, ты слышишь, – шепнул в самое лицо.

– Ну и что, – вскинула брови. Глаза потемнели, стали стальными – А я не должна целоваться с Вами… здесь. Еще успеется… Не хочу и не буду, – добавила твердо. И сама обрадовалась своей смелости. Попыталась освободиться из цепких объятий мужа. Глаза их так близки. Прикоснулся к желанным устам, прильнул к ним, и замер в долгом сладком поцелуем.

Горячие, требовательные губы супруга коснулись ее губ, обдавая жаром страсти. Она захлебнулась в этом пламени. Земля качнулась и медленно поплыла из-под ног. Голова закружилась сладко-сладко, как на качели, когда взлетаешь высоко-высоко, под самое небо, от страха прикрыв глаза

Мила почувствовала, теплой приторной волной разлилась по телу девичьему истома, сделав его безвольным, покорным. Сильные руки мужа подхватили и без труда понесли супругу по дорожке. Ей пришлось обнять его за голову. Глаза их снова встретились близко-близко, и закружилась голова у девушки снова. Она прижалась к нему, вдыхая незнакомый пьянящий аромат.

Тимор нес легко и бережно свою молодую жену, чувствуя мелкое дрожание во всем теле. Ему так хотелось остаться сейчас с ней наедине. Он бы зацеловал ее до смерти. Господи, прости! И спасибо тебе за подарок неожиданный. Вот каков он настоящий первый поцелуй. Девушки, милые, не отдавайте его без любви. Никогда!!!

* * *

Свадебная колонна во главе с молодыми, сопровождаемая венчальными песнями, пришла во дворец, и закружилась, завертелась шумная праздничная церемония, присыпанная веселыми поздравлениями, приперченная шутками. Застолье длилось до поздней ночи. Не переставая, играл оркестр, задорно пели и плясали придворные артисты, не отставали и гости. Каждый из приглашенных хотел поздравить новобрачных. Желающих было так много, что в продолжение всего торжества без конца подходили и подходили их верноподданные с подарками и пожеланиями вечной любви.

Вот уже девушки повели молодую жену наверх, в их общую опочивальню. С песнями стелили ложе брачное, раздевали новобрачную. Ушли, оставив Милу наедине с кормилицей. Она подошла к девушке, прижала ее головку к себе, поцеловала в волосы.

– Бабушка, милая, боюсь. Если бы знали, как боюсь. Ведь не любит он меня, а я без ума от его. Если бы только знали, как сильно люблю. Давеча в церкви прижал к себе, поцеловал, а у меня земля из-под ног уплыла. Грех-то какой, бабушка

– Ничего, детка, – шептала старушка, – время рассудит, расставит все на свои места, а сердце подскажет, что делать, чтобы крепко-накрепко привязать к себе благоверного. А то, что не любит, не верю, проживи немного в замужестве, тогда и узнаешь. И не торопи время. Сейчас все от тебя зависит. Поступай так, чтобы у супруга всегда было желание ночь проводить в вашей общей спальне. Пусть даже просто полежать на кровати рядом. Ночью душа открыта, поэтому разговоры искренние, слова верные, доверчивые.

– Не смогу, бабушка. Не научена науке супружеской. У меня раньше никого не было. Ни с кем не целовалась даже.

– Все у тебя получиться. Поверь мне, муж твой за тобой, как телок ходить будет. Родители передали тебе то, чего многим девушкам поначалу и не снилось. Хоть в чем-то вы с сестрой схожи, обе страстные, зажигательные. Это не грех, девонька, а удача твоя. Доброй ночи вам. Я верю в счастье ваше семейное.

Перекрестила и ушла, поцеловав на прощание, услышав голос князя в коридоре.

Он зашел сразу. Подошел, молча присел на кровати. Мила устроилась на самом краешке, решительно поджав губы. Улыбнулся жене, быстро разделся, взял ее ладонь, поцеловал и только коснулся головой подушки, сон, мгновенный глубокий напористо овладел им.

Лицо мужа во сне разгладилось, смягчилось, губы застыли в доброй улыбке. Мила, поняв, что спит крепко, придвинулась. От страха перед предстоящим событием не осталось и следа, вместо этого появилось чувство неудовлетворенности. Ожидала чего угодно, но только не такого исхода. Напрасно так робела. Захотелось прикоснуться к его лицу. Тихонько погладила кудри непокорные, боязливо наклонила голову, чуть слышно прикоснулась к губам. Муж спал, сон его был нерушим.

Согнулась в калачик, прижалась к его плечу и уснула, уставшая от всей этой свадебной кутерьмы.

Время прошло, наверно, достаточно много, потому что, когда князь открыл глаза, солнечные зайчики резвились уже на другой стороне покоев.

Рядом, доверчиво уткнувшись в плечо, спала Мила. Маленьким пушистым котенком прижалась к нему, тихо и ровно дыша. Попробовал осторожно освободить плечо, подняться с кровати. Девушка открыла глаза, недоуменно рассматривая князя. Огромные, такие пронзительно серые, они были еще в плену сладких ночных грез. Осторожно прикоснулся губами к пушистому завитку слегка расстрепанных волос. От нее чуть слышно пахло душистой мятой, лепестками роз и еще чем-то непонятным и будоражащим, такая родная, и такая до боли любимая. Дрогнули и опустились трепетные ресницы, горячий румянец озарил нежное личико, губы, так трогательно скривились, что не удержался, прильнул к ним и почувствовал, как снова забилось сердце, уносясь в омут кипящей страсти.

Он вдруг понял, что совсем потерял голову. Влюбился в свою собственную жену. Она очаровала его так быстро и так сильно, что теперь сама мысль о том, что раньше не видел, не замечал ее, была противной и ужасной. Отныне всегда будет рядом. Эта счастье подарено ему судьбой.

– Не надо, потом, потом, как-нибудь, – шептала она снова и снова, пытаясь отодвинуться на край.

– Почему, – спрашивал тихо. – Быть может я тебе не мил. Ты жена моя теперь.

– Знаю, – а сладкая истома томила тело девичье.

– Я люблю тебя, – шептал в лицо горячий, желанный. – Люблю, слышишь.

– Неправда, – пыталась сдерживать себя Мила,—ведь знаю, не меня, другую любишь.

Поцелуй долгий, страстный свел с ума девушку, расстопил лед в измученном сердце. Она, счастьем напоённая, забыла о душевной ране, глубокой обиде. Она любит, и она любима!

Повесть вторая

Нора

Лишь миг любви

за все расплата.

Утро веселое и дружное вывело горячее солнце на небо. По-хозяйски деловито прибрало росу, высушив луговую траву, заставив шаловливый ветер расчесать длинные косы раскидистой березы, под которой сидела на лавочке задумавшаяся Нора. Речка заблестела, радугой переливаясь в солнечном свете. Вода ее стала прозрачнее, холоднее. Девушка молча смотрела на свадебный наряд, плывущий вниз по течению.