Неугомонное зло

Разумеется, никто и не думал считать их такими же, как остальные. Четыре года, проведенные в начальной школе Нижнего Стоуви, стали для Рут настоящим кошмаром. С самого начала одноклассники считали ее странной и чужой. Ее не принимали в свой круг, к ней относились с презрением. Она говорила по-другому. Ее отец не работал руками – по мнению остальных, его работу и нормальной-то назвать нельзя было. Священник, который сидел у себя в кабинете среди книг. Рут часто слышала в школе, как другие дети, цитируя родителей и находя их замечания весьма остроумными, называли своего пастыря «бабой».

Правда, к жене приходского священника относились по-другому. До замужества мать Рут была мисс Фитцрой, последняя в своем роду. Она выросла в Усадьбе, где позже устроили дом для престарелых обеспеченных стариков. Старожилы Нижнего Стоуви, игнорируя ее семейное положение, упорно звали мать Рут «мисс Мэри». Ее уважали и считали экстравагантной. «Мисс Мэри» водила машину, что пятьдесят лет назад было немыслимым для деревенских жительниц. Раз в неделю она ездила в Бамфорд, где делала укладку в настоящей парикмахерской, а дважды в год даже выбиралась на поезде в Лондон! Соседки потом сплетничали благоговейным шепотом: она стрижется в парикмахерском салоне «Хэрродса»! Местные жительницы делали друг другу химическую завивку, поэтому в сырую погоду их самодельные кудри вставали дыбом, словно их обладательниц ударило током.

В первый же школьный день Рут допустила оплошность. В полдень учительница сказала детям, что сейчас у них полдник. Если у Рут нет с собой полдника, она может сходить домой, а вернуться к двум часам.

– Ах, вы имеете в виду обед! – воскликнула Рут.

Одноклассники подняли ее на смех. Подобные оплошности они не прощали.

В тот первый день ее посадили рядом с Дайлис Туэлвтриз; ее смутило то, как странно пахла ее соседка по парте. Позже она поняла, что от Дайлис пахнет прогорклым свиным жиром и капустным супом. Ее платья редко стирали. Да и сама Дайлис, если уж на то пошло, мылась нечасто. Справедливости ради надо сказать, что почти все матери в деревне следили за чистоплотностью своих детей: перед школой их заставляли мыться «до скрипа», одевали во все лучшее и чистое. Мальчиков стригли почти «под ноль», по-военному, а девочкам заплетали тугие косички. Семья же Туэлвтриз, как вскоре выяснила Рут, была на особом положении. Соседи относились к Туэлвтризам с опаской и предпочитали не иметь с ними дела. Иногда Рут думала: не потому ли учительница посадила их с Дайлис вместе? Может, рассчитывала, что две парии неизбежно подружатся? Надежды учительницы не оправдались. Пусть другие дети и отторгали Дайлис, потому что она была «из этой семейки», но Рут она презирала ничуть не меньше остальных.

В ту же начальную школу, только классом-двумя старше, ходили Сандра и молодой Билли Туэлвтризы. С десятилетним Билли, дружелюбным, но туго поддающимся обучению, Рут почти не общалась, к тому же он частенько прогуливал уроки. Сандра и Дайлис ходили в обносках, вечно голодные. Дайлис была одета хуже всех, потому что ей приходилось донашивать вещи Сандры, которые и к Сандре попадали с чужого плеча. В один ужасный день Дайлис появилась в школе в прошлогоднем платье Рут, купленном за несколько грошей на дешевой распродаже. Оно жало ей в талии, а выпущенный подол был заметно ярче. Рут страшно смутилась. Дайлис же злилась на нее и нарочно залила зелеными чернилами рисунок, над которым Рут долго трудилась: королева в день коронации. Зимой сестры Туэлвтриз носили вязаные капюшоны. Ботинки у них вечно были нечищеные, как и зубы. «Вот почему, – с грустью подумала Рут, – сейчас у меня все зубы свои, а у бедняги Дайлис вставные».

Более того, Дайлис и Сандру окружала какая-то тайна, вызывавшая благоговейный ужас у маленькой Рут. Время от времени на их ногах и руках появлялись непонятные синяки, и не такие, какие бывают, когда упадешь или расцарапаешь коленки на игровой площадке. Рут так и не осмелилась спросить у Дайлис, откуда у нее кровоподтеки.

Рут много раз задавалась вопросом, почему ее отец решил, будто ей будет хорошо в деревенской начальной школе. Учителя были с ней добры, но от этого одноклассники относились к ней еще хуже, называя ее «учительской любимицей» и «подлизой». Правда, она никогда не вела себя плохо. Просто не могла. Как-никак, она была дочерью приходского священника. Родители внушали ей, что она должна «подавать хороший пример» остальным. Пример чего? В пять лет таких вещей до конца еще не понимаешь. Рут решила, что ей следует всегда делать то, что велят, и не говорить, если тебя не спрашивают.

Вначале предполагалось, что она будет страдать в начальной школе Нижнего Стоуви до одиннадцати лет. Но однажды – ей тогда исполнилось девять – она вернулась домой и невинно поинтересовалась, что значат новые слова, которые она услышала на школьном дворе. Очевидно, эти слова (Рут понятия не имела, что они означают) оказались такими нехорошими, что родители едва ли не тут же забрали ее из деревенской школы. День, когда она в последний раз вышла из ворот школы Нижнего Стоуви, стал одним из счастливейших в ее жизни.

Тогда ее, несмотря на нежный возраст, отправили в школу-интернат, открытое всем ветрам заведение в Дартмуре, которое в смысле строгости режима могло бы посоперничать со знаменитой Дартмурской тюрьмой.

С тех пор Рут приезжала в Нижний Стоуви лишь во время школьных, а позже – университетских каникул. Мама в письмах время от времени писала о каких-то событиях в деревне, сообщала об успехах бывших одноклассников Рут. Сандра вышла замуж за военного и уехала с ним за границу, в далекие края; представить это было трудно, почти невозможно. Дайлис тоже вышла замуж, но через год муж ее бросил. Она вернулась домой к родителям, и как раз кстати, потому что у миссис Туэлвтриз (на руках и ногах которой тоже время от времени появлялись синяки) отказали ноги, и она осталась прикованной к постели. Вскоре после того она умерла, и Дайлис осталась вести хозяйство престарелого отца. Никто не помнил ее новую фамилию; для всех она осталась Дайлис Туэлвтриз, как будто ее брак был своего рода оплошностью, которой можно пренебречь.

Рут с мужем вернулась в Нижний Стоуви двенадцать лет назад. К тому времени обоих ее родителей уже не было в живых. Дом священника стал частным домом; в нем жили Мюриэль Скотт и Роджер, тогда буйный щенок. Мюриэль со свойственным ей оптимизмом уверяла, что Роджер «успокоится, когда станет старше». Если бы! С годами Роджер как будто лишился даже остатков собачьего разума, если, конечно, он у него вообще имелся. Школа доживала свои последние дни. Тогда, увидев на своем пороге Дайлис, Рут почти обрадовалась. По крайней мере, хоть что-то осталось неизменным… И все же Рут не могла отделаться от чувства, что Дайлис, как в детстве, презирает ее.

Глава 51

Дэйв Пирс стоял перед зеркалом в ванной, широко разинув рот, и морщился, силясь разглядеть больной зуб. Зеркало висело неудобно – низковато для него. Тесса уверяла, что, если зеркало повесить выше, она до него не дотянется. Теперь ему приходится сгибаться чуть ли не пополам, а такое положение трудно долго сохранять. И освещение было недостаточно ярким. Если же он приближал к зеркалу лицо, зеркало тут же запотевало от его дыхания, и ему вообще ничего не было видно. Он оттянул нижнюю губу и склонил голову набок – вряд ли с такой гримасой можно выиграть конкурс на самую ослепительную улыбку. Больной зуб с виду ничем не отличался от других. Почему же, когда он жует что-то на этой стороне, пьет что-то горячее или холодное, ему кажется, будто ему в челюсть втыкают раскаленную иголку?

Дэйв вздохнул и продолжил бриться. Он решил, что по пути на работу заскочит в приемную зубного врача и запишется на прием. Побрившись, он с грохотом спустился вниз по лестнице. И тут же открылась входная дверь, и в прихожую вошла раскрасневшаяся Тесса, волоча за собой на поводке упирающегося Генри – их пса-ищейку.

– Я выгуляла Генри. – Голос Тессы не сулил ничего хорошего.

– Я же обещал, что сам погуляю, – кротко возразил Пирс.

– Обещать – не значит сделать, верно? Мне показалось, что ты поселился в ванной навечно! Мне пришлось бегать за Генри по всей игровой площадке… Зато вечером гулять будешь ты. Твоя очередь!

– Ладно, погуляю! – Пирс начал закипать.

Генри плюхнулся на пол, положил голову на лапы и, закатив глаза, принялся с интересом наблюдать за хозяевами.

– Я знаю, почему ты там так долго возился! – объявила Тесса, подбоченившись. – Все проклятый зуб! Говорила я тебе записаться к зубному!

– Обязательно запишусь, сегодня же, – обещал ее муж.

– Ага, точно так же, как погулял с Генри. Дэвид, ты вечно все откладываешь!

Пирс вздохнул. Раз Тесса называет его Дэвидом, значит, положение серьезное.

– Обещаю, – сказал он, – что сегодня же, если не буду слишком занят, заеду к зубному и запишусь на прием. А вечером, как только вернусь домой, сразу погуляю с Генри.

Тесса решила закрепить одержанную победу, впрочем, такие вещи удавались ей без всякого труда.

– Я опаздываю на работу, и тебе придется меня подбросить!

– То есть придется выехать… – Встретившись взглядом с женой, Пирс осекся. – Ладно! – проворчал он. – Обувайся скорее, иначе мы оба опоздаем.

– Скорее?! Знаешь, Дэйв, хотя тебя и повысили и теперь у тебя ответственный пост, к домашним делам ты подходишь совершенно безответственно! Ты совершенно не умеешь переключаться, как… как телевизор. Одна жизнь в ящике, другая – вне его. То есть, – Тесса вовремя сообразила, что ее сравнение хромает, – конечно, я не требую, чтобы ты брал работу на дом, вот я же не беру, хотя в нашем строительном обществе тоже не сидят сложа руки. Но я не забываю об ответственности, и когда в конце дня ухожу домой. А ты…

– Ради бога, садись в машину! – не выдержал Пирс.

– И нечего кричать, как будто ты меня арестовываешь. Я не какая-нибудь девчонка, которую ты застукал с ящиком пива. Я пошла переобуваться, подожди меня!

– А в машине переобуться нельзя?

– Мне вообще не пришлось бы переобуваться, если бы не надо было выгуливать Генри. А Генри мне не пришлось бы выгуливать, если бы ты не застрял в ванной, любуясь на свой больной зуб! Дэвид Пирс, если мы сегодня опоздаем… – закончила Тесса с несокрушимой логикой, – то потому, что ты боишься идти к зубному. Вот так!

Пирс вздохнул. Иногда кажется, что даже полицейская работа – пустяк по сравнению с семейной жизнью!

Генри на коврике сочувственно заворчал.

2

Алан Маркби с раннего утра сидел за своим письменным столом. Он приехал на работу очень рано – в здании еще работали уборщики. Правда, в архиве тоже нашлась ранняя пташка. Маркби позвонил, и трубку сразу сняли. Судя по всему, его собеседник только пришел и снимал пальто.

– В чем дело? – сухо спросил служащий архива и громко сказал кому-то в сторону: – Да, принеси мне, пожалуйста, кофе и бутерброд с беконом.

Маркби назвался; как всегда, его слегка позабавила резкая смена отношения и тона:

– Извините, мистер Маркби, я не знал, что это вы. Я только что пришел. Чем мы можем вам помочь?

– Найдите мне одно старое дело, – сказал Маркби. – Серийный насильник, дело нераскрытое, а преступник получил кличку Картошечник. – Он назвал год и место преступления.

– Как только найду, сразу перешлю вам, – пообещал архивариус.

Маркби вышел в коридор, к автомату с горячими напитками. Он решил выпить чаю и нажал на автомате кнопку с надписью «Чай». Только благодаря этой надписи и можно было догадаться, что за жидкость льется в его чашку. Обычно он пил несладкий чай, но на этот раз выбрал вариант «Чай с сахаром»: сахар хоть чуть-чуть скрадывал привкус горелого какао, свойственный всем «автоматным» напиткам.

Маркби вернулся к себе в кабинет; в пустом коридоре шаги звучали особенно гулко. Потом он долго смотрел в окно и видел перед собой не заасфальтированную парковку, не бегущие по улицам машины, похожие на жуков, и не похожих на муравьев пешеходов. Перед его глазами стоял лес Стоуви.

Время от времени он отрывал взгляд от окна и косился на свой стол, где лежал мятый сверток.

– Кто ты? – негромко спросил Маркби.

Способны ли кости говорить? В дорентгеновскую эпоху скелет считался символом смертности, сложным и неприятным каркасом человеческого тела, который можно увидеть лишь после смерти владельца – «прах к праху». Скелеты ухмылялись с фасадов многих средневековых храмов; они исполняли «Пляску смерти»[4], напоминая другим кутилам, монахам, дамам, рыцарям и крестьянам, что всех ждет один конец. Потом наступил век научного прогресса, и о старых символах подзабыли. И все же скульпторы давно минувших дней лучше улавливали суть вещей, чем современные ученые и их механизмы. Маркби остро чувствовал: когда-то то, что сейчас лежит у него на столе, было живым, теплым, дышащим существом. Кости облекала плоть. Челюсти двигались – говорили, жевали еду, напевали популярную мелодию. Он обязан установить личность умершего. Что перед ним – бренные останки Картошечника? А может, все, что осталось от одной из его жертв? Или в лесу нашел свой конец кто-то другой… Маркби все время запрещал себе думать о том, что кости имеют какое-то отношение к тому нераскрытому делу. Так можно упустить что-то важное.

Среди костей оказалась нижняя челюсть, сохранившая в себе бесценный ключ к идентификации умершего. Марк-би уже созвонился со своим зубным врачом, и тот подтвердил его догадки. Дорогие протезы – вещь приметная, тем более такие, как у неизвестного…

Маркби криво улыбнулся. Такие сложные протезы вряд ли были по карману простому жителю Нижнего Стоуви, тем более много лет назад. Если перед ним челюсть Картошечника, значит, насильник все-таки явился в Нижний Стоуви из чужих краев и преподобный Паттинсон оказался прав.

Маркби отпил глоток чая, поморщился и вздохнул. Надо было сходить за чаем в столовую, но не хотелось нарушать распорядок с самого утра. Посмотрев на стоянку, он увидел Дэйва Пирса. Новоиспеченный инспектор вышел из машины и зашагал ко входу в здание. Вид у него был слегка помятый.

Маркби вышел в приемную.

– Инспектор Пирс только что приехал, – сообщил он секретарше. – Как только поднимется, передайте, пожалуйста, чтобы немедленно зашел ко мне.

Получив приказ, Пирс направился в кабинет Маркби, гадая, что случилось, и почти радуясь случаю отвлечься от собственных проблем. Больной зуб дергало всю дорогу; он как будто не позволял хозяину забыть о себе. Но времени на визит к зубному у него не осталось, потому что пришлось подвозить Тессу в ее строительное общество.

Войдя, Пирс застал начальника стоящим у стола; Маркби задумчиво смотрел на мятую бумагу с разложенными на ней непонятными предметами.

– Кости, – беспристрастно, как и полагается настоящему профессионалу, констатировал Пирс. Если честно, зрелище не слишком его порадовало. Зачем суперинтендент его вызвал? Скорее всего, именно из-за этой жалкой кучки костей. Сейчас суперинтендент велит ему разобраться с костями… Да, как пить дать. Обреченно вздохнув, Пирс спросил: – Вы хотели меня видеть, сэр?

– Да, Дэйв… и да, кости. В выходные их случайно нашел в лесу Стоуви один турист.

Пирс подошел ближе и без всякой радости осмотрел отвратительную находку.

– Старые, – заметил он. – И все обглоданные. Их нашли в лесу? Скорее всего, лисы погрызли. Мало их как-то… А где остальные? – Неужели Маркби потребует от него чуда – чтобы он по этой кучке опознал владельца?

Его подозрения оправдались.

– Пока больше ничего нет. Придется прочесывать весь лес.

Пирс глубоко вздохнул.

– Прочесать такой лес непросто – он ведь огромный, а у нас, как вам известно, людей и так не хватает… А может, сначала отдать кости на экспертизу? Вдруг им уже сто лет?

– Понимаю, вам так было бы легче. И все же я надеюсь, что они не такие старые, во всяком случае, относятся не к незапамятным временам. – Маркби ткнул в сверток длинным тонким пальцем.

Пирс с трудом удержался, чтобы не спросить, почему суперинтендент так считает. Скорее всего, лишние сведения чреваты для него лишними хлопотами. Он опустился до низкого коварства:

– Если уж кости обглодали лесные звери… то их могли притащить откуда угодно!

– Кстати, заодно осмотрите и кладбище в Нижнем Стоуви, – ласково предложил Маркби. – Посмотрите, нет ли там разрытых старых могил. Туда редко кто заходит; вполне возможно, разрытую могилу никто не заметил. Я сам побывал там в выходные, – неожиданно добавил он, сам себе противореча.

– Зачем? – спросил Пирс, оживляясь. Он сам не заметил, что машинально схватился за подбородок.

– Подыскивал себе жилье… Нет, не на кладбище. Мы с Мередит осматривали бывший дом приходского священника, а он совсем рядом с кладбищем.

– Ну и как? – спросил Пирс, немного воспрянув духом. Вдруг Маркби удастся отвлечь от костей?

– По-моему, в нем что-то есть, – ответил Маркби. – Но это если в целом. – Он посмотрел на бумагу, пошуршал ею. – Разумеется, я не эксперт, но, по-моему, они пролежали в лесу лет двадцать, не меньше. И все же, Дэйв, они не такие уж старые и представляют для нас интерес!

– Скорее всего, окажется, что покойник был старым бродягой, который умер от переохлаждения. – Пирс понимал, что его положение безнадежно, и все же не сдавался.

– Как раз бродягой он, скорее всего, не был, – решительно возразил Маркби. – Взгляните на челюсть!

Сейчас Пирсу меньше всего хотелось разглядывать старые расшатанные зубы. И все же он осторожно взял челюсть в руки.

– Что-нибудь замечаете? – спросил суперинтендент.

Пирс понял: значит, в челюсти есть что-то необычное, Маркби уже все разглядел, и ему тоже не мешает поскорее увидеть то, что нужно. И он увидел!

– Странные какие протезы. Никогда ничего подобного не видел! – Протезы Пирсу не понравились, а зуб, словно что-то почувствовав, дал о себе знать еще явственнее. Увидев, что в челюсть вживлена потускневшая металлическая пластинка характерной формы, он тяжело вздохнул. Прощай, надежда на то, что останки древние. К тому же бродяге не по карману оплачивать дорогостоящее протезирование.

– Это пластинчатый имплантат, – сообщил Маркби. – В челюсть вживляется пластинка особой формы… Я в курсе, – объяснил он, – потому что перед самым вашим приездом позвонил своему зубному врачу и все ему подробно описал.

Пирс едва заметно покачал головой. Когда же Маркби сегодня пришел на работу? Судя по всему, очень рано. Пирс проработал под началом Маркби несколько лет. Он знал, что такой трудовой энтузиазм начальства обычно означает, что Маркби чем-то недоволен, и это не обязательно связано с работой. Взвалив на себя дополнительные хлопоты, он вытесняет причину недовольства. Наверное, не без сочувствия подумал Пирс, дело связано с неудачными поисками дома. Они с Тессой пережили примерно то же самое перед тем, как купили дом. Он лишь надеялся, что из-за своих домашних невзгод Маркби не заставит его переворачивать вверх дном все, что подвернется им на пути. Особенно не хотелось заниматься зубами…

Но Маркби, как нарочно, продолжал распространяться именно о зубах:

– Более того, лет двадцать назад – если предположить, что кости пролежали в лесу примерно столько, а мы пока можем лишь гадать – протезы такого типа встречались сравнительно редко, и изготавливали их лишь в нескольких местах. Кстати, там, на пластинке, что-то высечено…

– Ах да… – Забыв о нежелании заниматься зубами, Пирс поднес челюсть к глазам: – Похоже на клеймо или пробу.

– Скорее всего, клеймо изготовителя. Займитесь этим, Дэйв.

Вот так… Теперь придется заниматься чьей-то челюстью целый день. Значит, времени записаться к своему зубному врачу совсем не останется… Пирс аккуратно собрал кости со стола.

– Пошлю на экспертизу.

Оказалось, что у Маркби есть для него еще одно поручение. Суперинтендент взял со стола довольно старую, как показалось Пирсу, папку и как бы между прочим сообщил:

– Полистайте на досуге. Дело старое и нераскрытое. Возможно, оно как-то связано с нашей находкой.

Пирс сунул папку под мышку, к свертку с костями.

– Слушаюсь! – сказал он и быстро вышел, не дожидаясь, пока начальник нагрузит его чем-нибудь еще.

3

Утро выдалось тяжелым не для одного Пирса.

– А-а-а, это опять вы? Здравствуйте! – весело приветствовал ее молодой человек.

Сегодня он надел белую рубашку и слишком пестрый галстук. На спинке стула висела куртка. Такие молодые люди встречаются в наши дни на каждом шагу: упитанные, довольные жизнью, со стоящими по моде дыбом волосами. Мередит втайне обрадовалась, заметив, что, несмотря на возраст – а юноша казался лет на десять моложе ее, – у него уже намечалось то, что в народе называется «пивным брюшком».

– Да, это опять я. Здравствуйте! – отозвалась она, садясь напротив.

Молодой человек поставил локти на стол и сцепил пальцы.

– Ну как, – бодро продолжал он, – осмотрели вы тот дом в Нижнем Стоуви?

– Осмотрели, мистер… – Мередит покосилась на табличку у него на столе. Там было написано только имя – «Гэри». – Итак, Гэри, – снова начала она, – мы осмотрели дом. Признайтесь, вы сами-то его видели?

Молодой человек поморгал.

– Н-нет… Не представился случай оценить его, так сказать, лично. Сейчас проверю. – Он зашелестел бумагами. – Да, в Нижний Стоуви ездила Синди.

«Интересно, сколько Синди лет? Девятнадцать?» – проворчал внутренний голос Мередит.

– Уверяю вас, – радостно продолжал Гэри, – дом произвел на мою коллегу неизгладимое впечатление. В самом деле неизгладимое!

– Полагаю, под «коллегой» вы имеете в виду Синди, – ледяным тоном произнесла Мередит и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Кстати, удовлетворите мое любопытство, скажите, пожалуйста, чем именно тот дом так поразил вашу Синди?

– Он уникален, – торжественно ответил Гэри. – Качественное жилье по разумной цене.

– Он огромный! В нем пять спален, да еще каморки для прислуги на чердаке!

Гэри просиял:

– Чердак, кстати, запросто можно переделать в шикарную комнату отдыха. Бильярд, настольный теннис, тренажерный зал. Синди как раз подумала, что вам это подойдет. Места хватит даже для боулинга!

– Не хочу играть дома ни в бильярд, ни в боулинг. Ну, а тренажерный зал… знаете, у меня есть велотренажер, который занимает очень мало места. И вообще, размеры для меня не главное. Гораздо важнее общее состояние дома. Вы в курсе, что центральное отопление там допотопное, и к тому же не работает? Об электропроводке я даже думать боюсь!

– Да, мисс Митчелл, дом нуждается в некоторой модернизации, – нехотя согласился Гэри. – Но поверьте, все это отражается на цене!

– Кухня словно из романа Диккенса!

– Зато большая, просторная.

– Рамы не поднимаются!

– Примета старины.

– Сад совершенно запущен.

Как оказалось, и тут у молодого человека был готов ответ:

– Насколько я понял, мистер Маркби – увлеченный садовод! Вы только представьте, какой простор для его деятельности там открывается! Он может выращивать собственные овощи, – вдохновенно продолжал Гэри. – Натуральные, вкусные!

– Кроме того, Нижний Стоуви полностью отрезан от мира; он стоит на дороге, которая ведет только в какой-то лес!

Гэри ткнул в Мередит указательным пальцем:

– Вот именно! Совершенно уединенный уголок! – Он закатил глаза и запел: – И никакого риска дальнейшей застройки! Рядом с деревней проходит историческая Пастушья тропа. Находится под охраной! В таком месте не станут прокладывать скоростное шоссе! И не построят уродливые коттеджные поселки. Поверьте мне, такие предложения не каждый день появляются на рынке!

Мередит глубоко вздохнула и спросила:

– Есть у вас что-нибудь еще?

– Да, у нас много чего имеется, – ответил Гэри. – Но не то, что вы ищете. Полдома на две семьи с тремя спальнями? Нет проблем. Особняк с гаражом и местом для дополнительной парковки? Хоть сегодня могу показать две или три штуки. Славное маленькое бунгало? Но нет, все это вам не нужно! – Он покачал головой. – Вы с мистером Маркби хотите приобрести необычный дом, так сказать, дом с настроением. Обаяние старины! – Он подался вперед и хриплым шепотом добавил: – В общем, самый настоящий эксклюзив! – В его устах последнее слово прозвучало словно низшая степень упадка.

– Может, какой-нибудь коттедж побольше? – без особой надежды спросила она.

Гэри развел руками:

– В настоящее время – ни одного. Думаете, мне самому бы не хотелось показать вам такой? Еще как хотелось! Но такие коттеджи разлетаются, как горячие пирожки. Едва успеваем выставить их на продажу. Едва лишь проходит слух, что такой коттедж продается, – и у меня от потенциальных покупателей отбоя нет; они толкаются, стремясь попасть сюда первыми.

– Насколько я понимаю, из-за бывшего дома священника никто не толкается?

Гэри скрестил руки на груди и снова понизил голос:

– Не сомневаюсь, что владелица пойдет на разумные уступки!