скачать книгу бесплатно
Без лишних прощаний Коул сбрасывает звонок. Кайл набирает номер бара «Приход». Трубка снимается, но в ответ ничего: Кайл слышит шум, возню, пререкания. Глухо, будто кто-то зажимает динамик ладонью.
– Слушай, Кайл, она не хочет с тобой разговаривать, вы, что, поцапались? – раздражённо отвечает Нэнси. – В общем, мне надоело передатчиком работать, разберитесь сами, а?
– Да что ж за херня такая, – цедит Кайл в ответ на короткие гудки. Заехать к ней и выяснить всё по горячим следам он не может – отведённый им с Эрнандесом квадрат оказывается бесконечно далеко от её бара. Остаётся лишь мусолить по десятому кругу обрывки информации в башке и думать, думать, думать. И ждать, когда, наконец, закончится смена, чтобы начать по порядку решать чёртовы проблемы, которые никак не желают заканчиваться.
– Держись главных улиц, не сворачивай в переулки, за нами хвост и давненько, – голос напарника врывается в его размышления, вынуждая немедленно подобраться. Кайл дважды сворачивает на перекрёстке и дважды серебристый минивен «Форд» мелькает у него в зеркале заднего вида. – Что бы ты делал без меня, салага? – беззлобно усмехается Мигель. Видно, что он напряжен, пистолет держит на коленях, сползает по сиденью ниже, чтобы макушка не мелькала над подголовником. Кайл замедляет скорость.
– Номерные знаки не установленной формы, – вместо «Калифорния» выбито «Лас Кобрас». – Это Гарсии.
– Говорил тебе, не связывайся, —Эрнандес снова начинает его отчитывать. – Завалил братца его, теперь пиши завещание, они с тебя живого не слезут.
Связался уже, крепче некуда и давненько, и братец его Суарес проблема не самая главная – думает про себя Кайл, но для напарника ограничивается коротким ответом:
– Я ему рожу вчера разбил. В частном порядке.
Любопытство напарника относительно его синяков должно быть удовлетворено.
– Ну пиздец… – Мигель хлопает себя по колену и закатывает глаза. – Подам-ка я рапорт о смене напарника. Тебе походу жить надоело, а мне ещё нет.
– Тормознем их? За номера, – Кайл включает сигналку и берёт в руку передатчик громкоговорителя.
– Точно подам, – подтверждает Мигель, оглядываясь назад. «Форд» исчезает из виду за первым поворотом. Кайл уверен, эта тачка ещё появится у него на хвосте не сегодня, так завтра. В войну «Хантеров» и «Кобрас» он влез по самое не балуй.
Время позаботиться не только о себе, но и о безопасности близких. У дома тёти Хлои всегда кто-то есть, возле «Прихода» дежурят двое из пехоты «Хантеров» с правом открывать огонь на случай, если кто-то от Гарсии попытается снова её достать – хоть где-то всё более-менее стабильно. Осталось только аккуратно донести до Кали, что Гарсия больше не придёт к ней за деньгами, и что всё это теперь будет делаться через него, а для начала разобраться бы, с чего она вдруг психанула.
Звонок из «Логова» оживляет его упорно молчащий телефон (он не терял надежды, что Кали одумается) за полчаса до конца смены.
– Рита. – Одно короткое слово. Значит всё гораздо хуже, чем он может себе представить.
Коул больше ничего не говорит. На своё «что случилось?» Кайл снова слышит короткие гудки. Это уже начинает порядком подбешивать.
Мчась в «Логово» Кайл думает о тёте Хлое – её матери, женщине, которая стала матерью и им с братом. Если с Ритой что-то случится, она этого не переживёт.
Глава 3. Право на ошибку
Она сидит на диванчике в мягкой зоне – колени вместе, руки в замок, голова опущена, лицо… Лицо её, кажется, потеряло симметрию – с одной стороны лицо симпатичной, молодой девчонки, с другой – багрово-синее вздутое месиво кожи и крови. На руках – синяки, на коленях – ссадины, взгляд отсутствует. Кровоточащие губы и бровь наспех залеплены пластырем. Рита. Тонкая, звонкая, хрупкая, когда-то его Рита, а теперь просто девчонка с их района, которой здорово досталось. Кайл не чувствует ничего, кроме досады и злости на ублюдка, который сотворил такое с ней.
Едва он появляется на пороге, Рита, как пружина, подскакивает с места. Они сталкиваются взглядами, и Рита, виновато опустив глаза и ссутулив плечи, опадает на место. Да, она перед ним чертовски виновата по факту, но Кайла отчего-то интересует совсем другое.
– Гарсия?
– А кто ж? – злобно хмыкает брат. – Отыгрался на ней за нашу беседу, сучий выродок.
– В больнице были?
– Только оттуда. Никто её не насиловал, даже удивительно.
– Я же сказала! – тишину вспарывает громкий, истеричный выкрик Риты.
Безразлично. Словно снаружи взвывает клаксон чужой тачки. Не глядя на неё, Коул продолжает:
– Она там была, у Рори, когда мы туда пришли.
– Он хотел посмотреть, как я трахаюсь с какой-то шлюхой. Я отказалась, – зачем-то поясняет Рита. Коул на её реплику только досадливо бровью ведёт. Он раздражен, держит язык за зубами одной силой воли, а так хочется просто попросить её заткнуться. Чтобы Кайл всего этого говна не слышал.
– А он взбесился, – заканчивает она, опустив голову. Кажется, всхлипывает.
Ничего не ёкает. Она где-то на периферии взгляда, сидит насупившись, смотрит на всех волком. Цвет её спутанных волос снова поменялся. Он побывал и синим, и розовым, и фиолетовым. Сейчас он темно-красный, под цвет её разбитых губ.
Кайл понимает, что его выводит из себя сам факт, а не то, что этот мерзкий случай произошёл конкретно с Ритой. Рита, что Нэнси, что Гейл, что очередная блондинка за барной стойкой – всё ровно. Она с ними на одной ступени. Просто девушка, которая пострадала. А на их земле женщин не бьют.
– Завтра подожжём им штаб к ебеням.
«Лас Кобрас» базируются в автомастерской «Диабло Нориа» к северу от начала пограничных территорий. К ней прилегает кусок земли размером с футбольное поле – на нём разбирают, утилизируют и продают тачки. Место глухое и чертовски неудобное для осады, там полно железного хлама, из-под которого легко можно вести прицельный огонь. Другой вопрос, будут ли они его открывать, ведь «Диабло» – едва ли не единственный легальный бизнес Гарсии, с которого он исправно платит налоги. А то, что тачки, которые они там перебирают и продают в большинстве своём угнанные, это дело десятое.
– Тебе нельзя светиться, – строго обрывает его Кайл. В связи с последними событиями Коулу лучше нос из «Логова» не высовывать вообще.
– Знаю. Я не поеду. Гай сам справится. Лео её завтра на перевязку отвезёт, – Коул небрежно кивает в сторону дивана. – Шэрил ей комнату подготовит.
– Я не хочу здесь ночевать и к матери тоже не хочу! – Рита снова верещит ультразвуком. Её голос, чужой уже голос, острым сверлом врезается в висок, отдаётся в голове нитью пульсирующей боли.
– Еве тогда позвони, – бросает ей Коул, безуспешно пытаясь поймать ускользающий смысл разговора с братом.
– Еве?! Да ладно! Я вчера только инсту её смотрела, она себе сиськи и нос сделала. У неё и время, и деньги есть на всякую херню, а на меня нет.
В её звенящем голосе слышится обида и злость. Зависть. Кайл помнит, как сильно её раздражало то, что Ева теперь богата, и как сильно Рита хотела стать такой же. Но вот таких Кристоферов на всех не хватает, а ему – патрульному копу – до него, как до звезды. Рита не изменилась, она всё ещё полна претензий.
У Коула коротко звякает мобильный. Он отвлекается от разговора, что-то набирает на экране. Кайлу тоже хочется достать телефон. Он словно один на один с Ритой остаётся – досадное ощущение, неприятное, когда вроде бы надо что-то сказать, а сказать нечего.
– Он ведёт себя так, будто меня тут нет! – Рита первой нарушает молчание, тычет пальцем в сторону Коула, зло дует и без того распухшие губы. Она вот-вот взорвётся, видно что глаза на мокром месте – и плакать, и орать хочет. Рита явно ещё не отошла. Или отошла слишком быстро. Кайлу по привычке хочется её оправдывать, да только это бессмысленно. И всегда было.
– Тебя и так тут считай, что нет, – огрызается Коул, не отрываясь от экрана.
– А это кто по-твоему сделал?! – Рита хватает со столика стакан и бросает его на пол. Стекло разлетается на мелкие, звенящие осколки. Парни, рассредоточенные по «Логову» и занятые своими делами, враз поднимают головы. Рита зло щурит незаплывший глаз. Она обозначила своё присутствие. Привлечь внимание ей удалось.
Проходящая мимо официантка останавливается, чтобы убрать осколки.
– Сама пусть убирает, иди, – жестом руки Коул отправляет официантку прочь. Он разворачивается, делает два больших шага назад, склоняется над Ритой, даром, что за шкирняк не берёт. По-братски так, в воспитательных целях. – Слушай сюда, дебилка мелкая, я тебе не Кайл, он тебя из жалости терпит. А мне не жалко нихуя. Наигралась, блять, а я сопли подбирать тебе буду, да? – он не повышает голос, но слова приходят не в бровь, а в глаз. Рита скукоживается, как ёжик оборачивается в колючий комок. Кайлу и в самом деле жаль её, да только встревать почему-то не хочется. Уже не хочется. – Веди себя по-человечески, иначе нахуй вылетишь отсюда.
– Я сейчас уйду вообще, – Рита пытается хорохориться, но выходит дрянь. Глаза не поднимает, дрожит, боится, что Коул так и поступит, но гордости не теряет.
Где же была твоя гордость, когда ты ложилась под Диего? Кайл отворачивается и медленно идёт к выходу. Надо бы проветриться.
– Ну и пиздуй, – соглашается Коул.
Тишина. Рита не спешит убегать, Коул не спешит выкидывать её за порог. Она им почти сестра, а родных не бросают в беде, каких бы дел они не наворотили. Семья есть семья. И лучше бы всё так и оставалось.
– Ночуешь здесь. Матери ничего не скажу. С Евой сама разберёшься, – Коул бесповоротно оставляет последнее слово за собой. Больше с этой дурной он глаз не спустит.
Часы показывают почти семь утра. Где-то на шоссе уже гудит пробка, пожилой китаец едет на велосипеде, за ним, высунув язык, мельтешит мелкая собака, у кого-то из прохожих в кармане приглушенно звенит телефонная трель. Ничего не изменилось, мир живёт, мир жил вчера и будет жить завтра, независимо от воли мелкого стада людишек. Независимо от их страстишек, планов, хотелок. И он, Кайл Хантер, будет жить дальше.
Кайл спускается, считая про себя ступеньки. Их всего четыре. Чёрная дверь, чёрная табличка с белыми буквами, фонари под потолком, которые забыли выключить. В голове пусто, и от этого почему-то хорошо. Грохает дверь. За спиной слышатся торопливые шаги. Кайл не спешит оборачиваться, будто чувствует, кто стоит за его спиной. Он слышит позади нервное сопение, медленно идёт к машине, нажимает на брелок, слышит тихий писк сигналки и щелчок отпираемых замков, надеясь, что не услышит больше ничего.
– Кайл, прости меня, – Рита словно бьёт сзади, предательски, нечестно, так, как умеет только она. В её словах слышится искреннее раскаяние, но Кайл знает, что ему просто хочется, чтобы так было. – Ну, я идиотка. Совершенная идиотка, признаю. Я знаю, что поступила, как тварь. Я ошиблась. Диего, он не… – она замолкает, голос её дрожит, Рита подбирает слова, чтобы сделать ещё один тычок. Самый болезненный. – Он не ты.
Кайл оборачивается, смотрит на неё, нахмурив брови, удивлённо. Вспоминает все слова, что она бросала ему в лицо, когда собирала вещи. «Скучный». «Нудный». «Как куклу фарфоровую». А может, она всё-таки заслуживает шанса, может, жизнь, от которой он её так тщательно ограждал, всё-таки чему-то её научила? Сомнение, вспыхнувшее в нём буквально на секунду, прогорает без следа. Оно сменяется безразличием с толикой отвращения. Не после всего. Не после Гарсии. Никогда.
– Я… Кайл, я не хочу здесь оставаться, можно я вернусь домой? Пожалуйста. Прости меня. Я хочу вернуться, – в ответ на его молчание Рита начинает клянчить, как маленькая. А ведь в марте ей должно исполнится двадцать. Рита застряла в своих тринадцати, в тех годах, когда она впервые начала делать ему недвусмысленные намёки. Она хотела его так, как хотят нарядное платье или куклу-принцессу. С детьми не трахаются. Кайл за свою ошибку поплатился, Гарсия за свою ответит.
– Кайл, я же извинилась! Скажи мне хоть слово, Кайл!
Рита срывается на истерику. У неё дрожат губы и руки, она в ужасе от того, что не получила желаемое – теперь Кайл читает её, как раскрытую книгу.
Надо бы что-то сказать, да язык встаёт во рту колом. Сколько раз он мусолил про себя слова, которые он скажет ей при встрече, а сейчас они потеряли смысл. Ему нечего ей сказать. Его отпустило. Окончательно и бесповоротно. Кайл едва приподнимает уголки губ в улыбке, но улыбается он скорее своим мыслям, чем ей. Он садится в машину, заводит мотор и выезжает с парковки на шоссе. Образ Риты скрывают клубы чёрного выхлопного дыма. Надо бы проверить фильтры.
***
Когда Кайл находит в почтовом ящике ключи и не находит дома её вещей, то понимает, Кали не просто взбрыкнула. Произошло что-то серьёзное.
Кайл был уверен, что дома его ждёт неприятный разговор на неизвестную ему тему. Он искал причины, перебирал все возможные косяки, которые предположительно успел натворить за эти пару дней. Не предложил подвёзти до бара? Не позвонил вовремя? Забыл носки на диване? Не вымыл чашку? Каждая из этих причин казалась ему смешной и надуманной, да и Кали не была глупой истеричкой. Хотя, сколько они знакомы? Если так, то философия брата относительно женщин имеет смысл, и очередное разочарование не за горами… Кайл молчит, стоит посреди комнаты, ощущая себя последним тупицей. Обманутым и брошенным, как сопливая девчонка. Что-то важное упорно ускользает из внимания. Он прогоняет про себя события последних часов, пытаясь сложить произошедшее в какую-нибудь более или менее логичную последовательность. А может, это что-то из разряда «отлично провели время, будь здоров»? Кайл едко хмыкает. Что ж, и такое бывает.
Шум на лестничной площадке заставляет его прильнуть к глазку. За дверью тусуется сын соседа в компании друзей – безработных придурков, дармоедов на пособии, которым не интересно ничего, кроме крэка и рэпа. Кайл выходит из квартиры – гвалт и гогот прекращаются. Связываться с копом им не в прикол, даже если коп один, а их четверо.
– Ты почему не на работе? – сходу наезжает на него Кайл.
– Так она выгнала меня!
– То есть? Подробно. С самого начала.
– Ну, короче это. Ей кто-то позвонил, она орала матом в трубку, потом Гейл. Овца эта деньги у неё стырила, они подрались, короче. Я её держал, а она меня послала… Я ничего не сделал!
Этих сбивчивых объяснений Хантеру достаточно. Толпа расступается, когда он тараном прорывается к лестнице. Он мчит через ступеньку вниз, толкает дверь так, что та с грохотом встречается со стеной. В голове не задерживается ни одной чёткой мысли, сделанные выводы не стоят выеденного яйца, а причин становится слишком много, чтобы зацепиться хоть за одну. Ясно лишь то, что нужно срочно ехать в бар. У Кали проблемы. Всю дорогу его мучает странное предчувствие – эти проблемы могут быть связаны с ним.
– Кали уехала, – рассеянно пожимает плечами Нэнси, вытирая насухо последний стакан. Бар уже закрыт для посетителей, Нэнси, уставшая и подшофе, медленно и печально приводит стойку в порядок. – Взяла дедушкино распятие и повезла на барахолку. Телефон вот разбила. Наверное, продаст своего Иисуса и купит новый. Так символично, люди поменяли Бога на бабки, – она глупо хмыкает, проверяя стакан на свет. – Как бриллиант.
Нэнси вешает его над стойкой, но промахивается мимо крепления. Идеально вычищенный стакан вдребезги разбивается прямо у ног Кайла.
– Ой, – барменша давит пьяную, кривую улыбку и берётся за щётку. На лице безразличие, ей словно плевать, что все её труды пошли насмарку. Одним стаканом больше, одним меньше.
Машины Кали поблизости нет, в окнах свет не горит – наверное, ещё не вернулась. Она одна, без телефона. Беспокойство горит в груди так, что становится жарко, хотя на улице вполне терпимо для августовского утра. Хочется залить пожар ледяным пивом, но беспокоить Нэнси чревато ещё парой разбитых стаканов, она и так ни черта не соображает, да и за руль всё-таки. Идти больше некуда, бессмысленные метания по городу уже порядком достали, Кайл садится прямо на ступеньки у входа в бар и берётся за телефон, списывается с парнями, которые присматривают за баром, получает ответ, что всё тихо, она действительно в барахолке в трёх кварталах отсюда. Кайл запускает игрушки, листает новости, пытается время скоротать. Он дождётся её во что бы то ни стало.
Кайл ничего не видит и не слышит, только чувствует, как воздух вокруг густеет от запаха пряных, резких духов и подожженной серы. Кто-то сзади чиркает спичкой раз-другой, видимо, безуспешно – следом слышаться ругательства на незнакомом ему языке, с чёткой, жёсткой «р» в рубленых фразах.
– Не очень-то ты парень похож на копа.
Огонёк вспыхивает и гаснет. Кайл оборачивается, задирает голову вверх. Крупная женщина в цветастой юбке, с пучком гладких, чёрных, но седых у корней волос, стоит к нему в пол-оборота, отчаянно воюя с мятым спичечным коробком с логотипом «Прихода». Она словно специально отворачивает от него лицо – пугать не хочет или отвращение вызвать – но Кайл и так знает это лицо. Раису знают все – слишком броские у неё приметы, да и занятие у неё такое. Специфическое. Контакты с полицией неизбежны.
– Проблемный ты, не добавляй ей ещё больше.
Раиса, эта хитрая, старая лисица, сутенерша с тридцатилетним стажем видит его насквозь. В её блеклых глазах не осталось ничего человеческого. Счётная машинка, переводящая похоть в денежный эквивалент. Это давно его не удивляет – оставшись человеком здесь почти невозможно выжить.
– Вы думаете, я хочу ей навредить?
– В том то и дело, что нет, – она, наконец, прикуривает и суёт сигарету в длинный чёрный мудштук. – В наше время любовь дорого обходится. Она хуже пули. Быстро, метко и насмерть. А смерть это, знаешь ли, навсегда.
У таких, как она, своя философия. У таких, как она, жизнь, хоть и криво, но сложилась, им, таким, есть, что рассказать. На это всё можно кивать головой и соглашаться, а можно спорить до хрипоты, потому что надежда – тварь неубиваемая, особенно в его случае.
– Разве оно того не стоит?
– Ты сам себя погубишь. И её, – Раиса проплывает мимо него, шурша юбкой. Она оставляет после себя душный запах табака, оседающий в лёгких тяжёлым камнем. Её страшные слова вторят его сомнениям. Его прошлое, вся его нынешняя жизнь – одно сплошное «не связывайся», а он пошёл на поводу у желаний и совсем забыл об этом. Кали Рейес из другого мира, и если бы не долги, вряд ли они вообще бы сошлись. Но сейчас слишком поздно отступать. Насмерть и навсегда – пусть так. Она нужна ему. Он понимает это, как только машина Кали выворачивает из-за угла и замирает у входа.
Кали видит его сразу. Она не спешит выходить из машины, не смотрит на него, медленно тянет руку, чтобы выключить мотор, медленно выключает ходовые огни, музыку, что-то собирает с сиденья, а потом, словно что-то решив, резко вытаскивает ключ из замка зажигания. Быстрым движением Кали вытирает лицо под глазами, распахивает дверь и прыгает на землю с подножки. На лице у неё свежая царапина. Глаза у неё опухшие, мокрые, а от улыбки нет и следа – две складочки от носа до уголков губ углубились, будто это скорбное выражение лица приклеилось к ней, как маска, будто она никогда не умела улыбаться. Кали не спешит захлопывать дверь, когда Кайл вскакивает ей навстречу. Дверь эта, как баррикада, за которой легко прятаться и которая так чудовищно разделяет их.
– Кали, в чём дело? – он почти кричит. Нервы сдают. Кали не Рита, с Кали молчать невозможно. С ней нет ни капли равнодушия, ни грамма спокойствия, с ней всё внутри наизнанку выворачивается.
– Мне звонил Гарсия.
– Понятно, – выдыхает он, устало прикрывая глаза.
Правда настигла его самым пакостным образом. Надо было быть готовым к этому. Гарсия найдёт миллион и один способ подосрать, раз уж разговор по-мужски закончился не в его пользу. Сначала Рита, теперь Кали. Если он её хоть пальцем тронет…
– Значит, ты в банде? – глухо спрашивает она. В её голосе слышится страх. Она словно надеется услышать «нет», словно надеется услышать вранье, которое устроило бы их обоих. Но выворачиваться бессмысленно, они дошли до черты – либо перейти, либо остановиться. Кайл понимает, что у лжи нет будущего, придётся доставать язык из задницы и говорить. И надеяться, что Кали поймёт.
– Я в полиции. Теперь.
– Отлично, – зло припечатывает Кали, громко захлопывая дверь.
Но дело в том, что к таким разговорам нельзя быть готовым, лишь малодушно уповать на то, что правда не вылезет как можно дольше. Но правда вылезла. Как всегда – правда не любит долго сидеть в тени, как и закон подлости. Кайл крепко сжимает ладони в кулаки, едва затянувшаяся плёнка кожи на разбитых костяшках лопается снова. Всё это так блядски неправильно, так не вовремя, так ни к чему. От досады и злости хочется разбить кому-нибудь рожу, Кайл понимает, что заводится и так только пугает её ещё больше.
– И когда ты собирался мне об этом поведать?
– Никогда. Понимаешь? Никогда! – он срывается на крик и одним усилием воли заставляет себя вдохнуть, выдохнуть и сбавить тон. – Это не то, о чём хочется рассказывать, Кали. Ты мне про Малибу говорила, про мечты свои, а я что? Мне нечем гордиться и вспомнить нечего. Да, мой брат в банде, да я его покрываю, потому что он моя семья! Потому что я знаю, каково это, когда о колледже можно только мечтать, когда полдня таскаешь коробки на своём горбу, и тебе два доллара в час платят за это. Мы жрать хотели. Мы жить хотели. Ты сама видишь. У нас тут либо так, либо ты труп под мостом.
Он поздно понимает, что взгляд у неё плывёт не от злости, в глазах у неё стоят слёзы. Кали поднимает руку в попытке слёзы эти стереть, но одергивает себя, чтобы виду не подать. Как же хочется это чёртово тяжелейшее объяснение перемотать на конец, чтобы понять, что же там будет дальше. Кайл мечется, топчется на месте, дёргается, потому что рвануть вперёд, взять её за эту самую руку и утащить домой против её воли он не может.
– Мне не важно. Не важно, кем ты был, – она поднимает на него взгляд, непроницаемо-чёрный, по которому Кайл снова ничего не может прочесть. По её щекам скатываются две слезинки, Кали быстро смахивает их ребром ладони. Эти слезинки для него, как нож по горлу. Она плачет из-за него. За это самому себе хочется шею свернуть. – Ты солгал мне.
– О чём я должен был сказать?! О том, что я сын проститутки? Что мой брат кто-то вроде Гарсии? Или доказывать тебе, что «Хантеры» лучше «Кобрас», потому что у нас женщины под защитой? Не всё ли дерьмо одинаково?! Или тебе рассказать, что нас с братом зачали насильно? У матери просто денег на аборт не было, она надеялась, мы сами выкинемся. Или рассказать тебе интересную теорию о том, что трахаясь с двумя разными мужиками можно залететь от обоих? Говорят, поэтому мы с братом не похожи.
– О том, что ты собираешься за меня платить. Ты не должен.
Кайл чувствует, что у него дерёт горло от крика. Кали же спокойна, только глаза наливаются ещё сильнее, а лицо покрывается красными пятнами. Она не должна была слышать всё это, ей не надо всё это знать, она и так дерьма повидала, зачем ещё своё на неё вываливать? Кайл словно не жизнь свою ей пересказал, а выблевал перед ней из себя остатки зверского похмелья, от которого только сдохнуть.
Становится легче. Он сказал больше, чем собирался. Груз недосказанности рухнул с плеч, оставив мерзкое ощущение сквозной пустоты. Внутри больше не пылает, скорее холодит, будто он под её взглядом голый, а на улице холодная ночь и ветер с океана дует.
– Не должен, – Кайл приходит в себя, его голос приобретает былую уверенность и спокойствие. Он делает один маленький шаг навстречу к ней. Кали назад не отступает. – Но хочу. Сколько бы ты ни сопротивлялась, я не отступлюсь. Я уже всё решил для себя. Ты и брат – самое дорогое, что есть у меня. Я за вас жизнь отдам и это не пустые слова.
Крыть больше нечем. Он вывернул себя наизнанку, душу до самого дна перед ней раскрыл, теперь только ждать очередного тычка или обвинения, мол, мог да не захотел. Не мог. Не захотел. Хотел, как лучше, и пусть это самое «как лучше» для него и Кали звучит по-разному.
