скачать книгу бесплатно
– Так точно, милая, – Прайс запустил руку ей в волосы, и девочка состроила гримасу. – Еще десять минут на фейсбук и эту ужасную музыку, а потом в постель, ладно?
– Я не на фейсбуке, а заканчиваю с обзором для выпуска за этот месяц. Завтра нужно сдать, – запротестовала Дион и указала на стопку книг на письменном столе.
Дион была одним из редакторов школьной газеты и отчаянно мечтала о факультете журналистики в Беркли. Сама мысль о том, чтобы отпустить дочь в Сан-Франциско (или куда бы то ни было, если говорить прямо), заставляла внутренности Прайса скручиваться, словно от удара камнем. Он в очередной раз подумал о родителях Эми Онг: через какой ужас, должно быть, они проходили в этот момент.
Семья Эми была оповещена о смерти дочери местными полицейскими. Прайс говорил с мистером Онгом по телефону и постарался убедить отца девушки, что он сделает все возможное, чтобы призвать убийцу к ответу. Он совершенно серьезно собирался сдержать это обещание.
– Что скажешь? – спросил он у Дион. – Стоит что-нибудь почитать?
– Всего понемножку, – ответила та, – есть хороший постапокалиптический роман, а вот романтика в этот раз не очень.
Она подставила два пальца себе к горлу:
– Знаешь, пап, на самом деле я думаю, что тебе ничего особо не понравится. Никаких погонь или взрывов, ничего такого.
В отличие от Дион и Энжи, Прайс действительно не был заядлым читателем. Ему больше нравилось смотреть кино – обычно и с погонями, и со взрывами. Возможно, именно этому он в конечном итоге и был обязан своей профессией.
Он выпрямился и охнул, а затем подчеркнул с особенно строгим лицом:
– Десять минут, юная леди. Я иду в душ, когда выйду, хотел бы видеть свет погашенным.
Дион высунула язык, и Прайс не сумел удержаться от смеха.
В ванной он полностью разделся и засунул всю одежду в корзину для белья, а затем почти до упора повернул кран с горячей водой. Ему в спину и плечи вонзились раскаленные водяные иглы. Намылив все тело, он начал изо всех сил растираться мочалкой, пытаясь избавиться от преследовавшего его аромата смерти и боли – медного запаха крови. Если бы только можно было смыть с себя все ужасные воспоминания!
С Эми Онг произошло нечто ужасное, хоть и не самое худшее из того, с чем Прайс сталкивался за свою практически тридцатилетнюю практику. Хуже всего для него лично было даже не само убийство, а место его совершения.
Прайс был готов поклясться, что больше никогда и носа не сунет в мотель «Дримц». Он был там всего однажды давным-давно, но потратил полжизни на то, чтобы хотя бы попытаться забыть об этом.
Той ночью было жарко и влажно. Занавески на окне еле слышно шелестели на едва ощутимом ветру, проникавшем в крошечную комнатку. Рядом с ним в постели лежала Энжи, его новая девушка. Он проснулся незадолго до рассвета – на прикроватной тумбочке зазвенел телефон. Когда Джейсон ответил, кто-то начал взволнованно что-то шептать в трубку. Он еле убедил Энжи не вставать, сказал, что все в порядке, но руки у него тряслись так, что он еле смог застегнуть пояс.
На дороге он притормозил возле телефона-автомата и сам набрал один номер. Этот разговор Энжи слышать было нельзя. Встретить на улице в такой ранний час можно было разве что бездомных, прикорнувших ночью в подъездах на распластанных картонных коробках, или уборщиков, направляющихся в безмолвные пока что офисные кварталы. Никто и не подумал бы обращать внимания на Прайса.
Краткий и полный ощутимого напряжения разговор был прерван отдаленным воем сирены. Прайс повернулся спиной к дороге; он совершенно не хотел, чтобы его узнали, если в проезжающей мимо машине окажется кто-нибудь из коллег. Наконец, повесив трубку, он быстро забрался обратно в свой «Форд» (окна, слава богу, затемнены, водителя не видно) и повел его по направлению к озерам Ла-Брея и мотелю «Дримц».
Ему пришлось еще какое-то время порасхаживать под вывеской мотеля, испускавшей мягкий в утреннем тумане красно-белый свет. Все это время Прайс снова и снова спрашивал себя, что он вообще тут делает. Сознание просто вопило, чтобы он скорее садился в машину, жал на газ, возвращался домой и забирался в постель рядом с Энжи. И никто не пострадает. Однако внутренним чутьем он понимал, что сбежать уже не получится. Это было основной причиной, по которой он согласился на встречу именно в мотеле, хоть и понимал, что этим поставил на карту все, что имел, – Энжи, свою карьеру, свою свободу. Он зашел в одну из комнат, сел на кровать – жесткую, словно матрас был набит камнями, – и принялся ждать, когда раздастся стук в дверь.
Сегодня же раздался второй звонок, из-за которого он должен был снова вернуться в «Дримц».
Мотель представлял собой небольшое двухэтажное здание неподалеку от главного голливудского бульвара и Аллеи славы. Впрочем, несмотря на такое расположение, само заведение роскошным назвать можно было с большой натяжкой.
В тот день, когда Прайс впервые вошел в «Дримц», его стены были выкрашены в ярко-розовый цвет, но с тех времен поблекли до оттенка сахарной ваты. Черепица понемногу начинала отваливаться; со стен, словно перхоть, сыпалась штукатурка. Огромная вывеска, впрочем, оставалась на месте: мотель сообщал об открытых вакансиях и наличии в каждой комнате отдельного холодильника. Предлагалась и общая ванная комната – на тот случай, если кто-нибудь из постояльцев не испытывал особой брезгливости при мысли о необходимости принимать душ через стенку от каких-нибудь чересчур громких любовников.
На этот раз не было ни пустынной парковки, ни молочного предрассветного тумана, ни лениво подмигивающих неоновых огоньков. Он попал в эпицентр бури.
В небе с грохотом описывал круги вертолет. За оградительной лентой собралась группа журналистов, фотографов и операторов, лица которых походили на заостренные лисьи морды. Прайс нырнул под ленту, стараясь не обращать внимания на выкрикиваемые ему в лицо вопросы. Он знал, что через пару часов их будет предостаточно и у него самого.
* * *
Вик Медина, напарник Прайса, встретил его у входа в комнату и вручил ему пару бахил и перчаток. Прайс натянул средства защиты и глубоко вздохнул, прежде чем пересечь порог.
Внутри с ужасным грохотом работал древний кондиционер, формирующий поток ледяного воздуха. Над кроватью, закрывая обзор, в три погибели согнулся штатный фотограф. Из-за этого Прайс смог рассмотреть только босые ступни с ярко-красными ногтями, вытянувшиеся на ничуть не поменявшемся с момента его последнего визита белье с цветочными узорами.
Фотограф продолжал делать снимки. Прайс решил осмотреться. На окне висела покрытая пятнами тонкая кремовая занавеска. На кофейном столике, об который не раз тушили сигарету, лежал тонкий слой пыли. Тут же стояли два пластиковых стакана и пустая бутылка из-под виски. Бордовый ковер даже сквозь бахилы казался липким: на него годы подряд проливали не только алкоголь, но и куда более специфические жидкости. В противоположном углу комнаты работали еще два криминалиста, снимавшие отпечатки пальцев и раскладывавшие возможные улики по пластиковым пакетам. Прайс с отвращением наморщил нос:
– Что такая умница делала в такой дыре?
– Кто знает, – пожал плечами Медина. – Она все равно уже не напишет на них негативный отзыв.
На трупе Эми Онг были обнаружены следы от тупых ударов в лицо и множественные колотые раны в области шеи и верхней части туловища. Царапины на ладони указывали на то, что она пыталась (впрочем, безуспешно) защититься от нападавшего. Мизинец на правой руке был отрублен. Над телом, ближе к сквозным дырам в груди, летала пара мух. Левая рука девушки, уже давно окоченев, свешивалась с кровати.
Тело девушки было обернуто в белое махровое полотенце с засохшими алыми потеками. Край полотенца задрался, обнажая черные кружевные трусики и маленькие бледные груди. Прайсу пришлось подавить желание прикрыть тело – ему вдруг ужасно захотелось сохранить за Эми право хоть на какое-нибудь достоинство.
Вся одежда девушки была аккуратно, словно в магазине, стопкой уложена у торшера. Рядом со стопкой лежала дешевая сумочка из искусственной кожи; в ней обнаружилась кое-какая косметика, расческа, мятные леденцы и кошелек с двумя сотнями долларов. Также у Эми были с собой ключи от «Мини» (на парковке мотеля машины не было) и права – даже на еле пропечатавшейся фотографии было видно, как она красива.
Прайс пересек комнату и заглянул в крошечную ванную. Она была абсолютно пуста – ни туалетных принадлежностей, ни полотенец, хотя оставшееся в комнате, скорее всего, принадлежало мотелю, а не самой Эми.
Он вернулся в комнату. Криминалисты погрузили тело Эми на каталку и застегнули мешок для перевозки трупов; звук молнии в маленькой комнате прозвучал необычайно громко. Прайс проследил, как каталку вывезли в коридор. Ее должны были погрузить в машину, но до этого провезти перед журналистами, которые тут же начали бы покрикивать на своих фотографов и операторов. Вот и еще одна история на одну колонку или пару минут экранного времени, зло подумал он.
* * *
Прайс выключил воду, досуха растерся полотенцем и натянул новые шорты и футболку. Дверь комнаты Дион по-прежнему оставалась распахнутой, но внутри на этот раз было темно. Он прошел через гостиную, потянул на себя раздвижную дверь и вышел на балкон.
Здесь, на холмах, ночью бывало прохладно – особенно это чувствовалось сейчас, после горячего душа. Прайс вытащил из переносного холодильника бутылку пива и бросил взгляд на расстилавшийся внизу город. Дороги и тротуары уже опустели; только вдалеке под темно-фиолетовым небом поблескивали огни центральных районов. Знаменитый голливудский знак, символ множества надежд и чаяний и пропуск на многочисленные киностудии, высился чуть западнее. О, эти студии! Поразительные места, от которых зависело, исполнить ли эти надежды или обратить их в прах…
Насколько было известно Прайсу, каждый месяц их департамент расследовал до трехсот случаев исчезновения. Большинство (около семидесяти процентов) пропавших находилось или добровольно возвращалось домой в пределах двух-трех суток. Он задумался, пытаясь определить, какую долю из тридцати оставшихся процентов составляли местные. А сколько из них прибыли сюда в погоне за своей мечтой? Сколько за этими цифрами стояло вчерашних детей – таких же, как Эми Онг? Город просто пережевывал и выплевывал их. Здесь упасть на самое дно могло стать делом пары секунд.
Он отпил пива и задумался о своей собственной жизни. Сколько ему самому еще предстояло потерять? Карьеру, свободу, дом, Энжи, Дион? Ужас, свернувшийся у него в груди с того самого момента, как он узнал об Эми, постепенно начал разворачивать свои черные щупальца.
Прикончив бутылку, Прайс пересек балкон и подошел к двери в спальню. Проскользнув в кровать рядом с Энжи, он прислушался к ее мягкому дыханию и перевел глаза на потолок. Через него тянулась трещина, на которую он все никак не мог найти достаточного количества времени. Судя по электронному циферблату будильника, время подходило к часу ночи. Засыпать он начал только ближе к двум. Последним, о чем он успел подумать, было стойкое ощущение приближения чего-то ужасного. Нечто еще не успело коснуться его, но он знал, что вскоре столкнется с этим один на один.
Оно приближалось, и он никак не мог это остановить.
5. Джессика
Из воспоминаний о дне похорон Джессику выдернул чей-то голос. Она отвела глаза от экрана телевизора и обнаружила перед собой покрытое прыщами и редкими волосиками лицо молодого бармена. Он смотрел на нее с выражением, напоминающим одновременно сочувствие и нетерпение.
– Простите, вы что-то сказали? – переспросила Джессика.
У парня в ушах были огромные черные тоннели. У девушки вдруг создалось впечатление, что она обращается именно к этим зияющим дырам.
– Я спросил, вы в порядке? – повторил бармен. – У вас такое лицо, как будто вы призрака увидели.
– Да просто никак поверить не могу, что это тут у вас такое творится, – Джессика махнула рукой в сторону телевизора. На экране вновь показывали блондинку. – Не такие новости хочется слушать, когда сам ночуешь в мотеле.
– Ставлю десять баксов на то, что она была шлюхой, – заметил парень. – Налить чего-нибудь?
Он был высок и так тощ, что совершенно не походил даже на человека, которому продадут алкоголь, не говоря уже о том, чтобы самому становиться за стойку. Это совершенно точно не сам Эйс Фриман, у которого когда-то работала Элеанора Лавелль, подумала Джессика. Когда исчезла Алисия, этого пацана, наверное, и на свете еще не было. Впрочем, лучше меньше, чем ничего, раз уж она сюда пришла.
– Скотч. И пиво.
– Какой скотч?
– Поприличнее.
– А пиво?
– Похолоднее.
Он пожал плечами – они так и подпрыгнули под футболкой с названием какой-то незнакомой ей группы – и плеснул в стакан виски на пару пальцев. Сняв крышку с пивной бутылки, он подвинул все к девушке. По темному стеклу катились крошечные капельки. Джессика схватила бутылку и одним глотком опустошила ее на добрую треть.
После этого она принялась осматриваться и случайно пересеклась взглядом с одним из посетителей. Он улыбнулся и приподнял бейсбольную кепку. Наверное, этот жест должен был выдавать хорошее воспитание, но все равно получился каким-то склизким. Видок у этого персонажа был такой, словно он носил свою кепку не снимая аж с последнего удачного матча в конце восьмидесятых. Ко всему прочему он, похоже, годился ей в отцы. Джессика состроила разочарованную мину и отвернулась.
– А Эйс Фриман тут все еще работает? – спросила она у бармена.
– Ага.
– Он сегодня на месте?
– Не-а, отдыхает. Передать ему что-нибудь?
– Не стоит.
Паренек слегка нахмурился, а затем кивнул на стоявшие перед Джессикой бутылки:
– Еще что-нибудь?
Она покачала головой и бросила на стойку пару купюр. Заметив, что сдачу он может оставить себе, она направилась к одному из пустых столиков у противоположной стены, все еще чувствуя на себе взгляд незнакомца в кепке.
На столе обнаружилось множество еще липких круглых следов от донышек других бутылок. Джессика плюхнулась на сиденье, открыла ноутбук и блокнот и вытащила из сумки ручку.
Перевернув страницу в блокноте, она крупными буквами написала имя Джейсона Прайса, трижды подчеркнула его и поставила большой вопросительный знак. Ей определенно хотелось знать, что лос-анджелесский коп забыл на похоронах ее отца на другом конце страны. При этом, разумеется, нельзя было забывать и о главной цели – деле Лавелль.
Она вытащила втиснутое между солонкой и перечницей меню и принялась изучать его в поисках пароля от сети. Нашла! Iheartacesbar, ну что за пошлость…
Она закатила глаза, но все же ввела пароль.
Чтобы понять, кто вырос из девочки на фото, не нужно было использовать никакие новомодные технологии. Джессике нужно было только понять, загрузили ли изображение на сайт намеренно или по ошибке. Всегда существует человеческий фактор, да и любители плохих шуток тоже находятся – например, тот, кто подписался как Джон Доу.
Этим именем раньше называли по тем или иным причинам оставшихся неизвестными лиц мужского пола – например, жертв разных преступлений. Если бы ссылка, которую этот человек прислал ей в письме, вела на любую другую анкету, Джессика бы подумала, что имеет дело с обыкновенным фанатом криминальной хроники. Такие люди иногда рассылали письма сразу нескольким заинтересованным лицам, надеясь подобным образом получить хоть немного информации по давним делам.
Неужели это простое совпадение? Откуда анонимному отправителю было знать, что к этому делу может быть причастна она сама? В совпадения Джессика не верила.
В Нью-Йорке у нее был талантливый знакомый, специалист по компьютерной безопасности, которого можно было попросить разобраться с письмом и вычислить отправителя по IP-адресу. Разумеется, это бы потребовало некоторого времени – и денег. Впрочем, если Джон Доу понял, как связаны Джессика и Алисия Лавелль, он, должно быть, действительно умен. Обычным глупцом, рассылающим случайные письма со своего обычного ноутбука, он точно не был. Ну да что с того? Она все же переслала письмо знакомому, попросив его раздобыть хоть какую-то информацию, и вернулась к поискам.
Открыв поисковую страницу Google, она заметила, что у нее дрожат руки. Глубоко вздохнув, Джессика набрала запрос «Алисия Лавелль», кликнула на кнопку поиска и перешла на вкладку с изображениями. Большая их часть относилась к другим новостям; на них изображались другие Алисии – преимущественно Киз и Сильверстоун.
Впрочем, первые десять картинок вполне подходили. Шесть из них оказались разными вариантами знакомого ей фото – разное качество, разное разрешение. Четыре – вариантами другого снимка.
Одежда, фон – другие. Девочка та же самая.
Алисия Лавелль. Джессика Шо.
Черт.
Она принялась искать новостные сводки, но не нашла никаких упоминаний ранее начала девяностых. В сети этих выпусков наверняка не было. Найденные фото Алисии Лавелль были либо размещены на сайтах с объявлениями о пропавших, либо прикреплены к «юбилейным» колонкам последних пятнадцати лет.
Элеаноре Лавелль, останься она в живых, сейчас было бы около пятидесяти лет. Умереть за последние двадцать пять лет она могла в любое время и по любой причине. Ее мог переехать автомобиль, скосить неизлечимая болезнь… Да что там, она вполне могла решиться на самоубийство, лишь бы наконец справиться с болью от потери дочери. Тут, понятное дело, могло быть замешано что угодно.
Судя по более поздним заметкам, ответственные за дело Лавелль полицейские просто не сразу обнаружили, что у них в департаменте все еще лежит нераскрытое дело. Но дела было два. Во-первых, той ночью пропала трехлетняя девочка. Во-вторых, была убита ее мать.
Первое фото, которое Джессика увидела в Сими-Вэлли, оказалось обрезанным куском более крупного снимка. Она нашла оригинал.
Маленькая Алисия, голубоглазая темноволосая девчушка, прижимала к себе куклу Барби. Барби была без головы – как и та кукла, которую Джессика таскала с собой чуть ли не до десяти лет. Сбоку же от девочки присела на корточки Элеанора Лавелль. Джессика уставилась на лицо женщины. У нее были ярко-рыжие волосы и голубые глаза, как и у матери Джессики, но это, конечно, были две разные женщины. Мать Джессики звали Памела Арнольд. Она погибла в автокатастрофе, когда Джессика была еще совсем малюткой. Однажды Тони рассказал ей о том случае. Все произошло пятничным вечером. У них закончились кофе, молоко и булочки, а Памеле к тому же ужасно хотелось бокальчик белого. Она взяла со столика ключи от машины и отправилась в магазин. Домой она так и не вернулась.
Заваленную камнями и стволами деревьев машину нашли у подножья холма, приблизительно в ста футах от крутого поворота. Автомобиль сжался в гармошку. Тони сказали, что у Памелы не было ни малейшего шанса; скорее всего, она умерла прямо на месте. Причины, по которым она свернула с дороги, так и не были установлены. Возможно, она налетела на дикое животное или на соседней полосе оказался подвыпивший водитель… Об этом можно было только догадываться.
На память о матери Джессике осталось одно-единственное фото. Она засунула руку в сумку, нашарила кошелек и вытащила из него снимок. Его сделали осенью – об этом можно было догадаться по множеству лежавших на земле красно-желтых листьев. На Памеле был изумрудно-зеленый вязаный берет и такой же шарф. На руках она держала ребенка примерно шести месяцев от роду. На обороте знакомым угловатым почерком Тони было написано: «Памела и Джессика. Октябрь 1989».
Джессика сравнила выцветшую карточку с фотографией на экране. Памелу и Элеанору действительно объединял похожий цвет волос и глаз, но в остальном они были совершенно друг на друга не похожи.
А вот насчет Элеаноры и Джессики этого утверждать было уже нельзя. Если бы они сидели в этом баре вдвоем, рядышком или друг напротив друга, разницу между ними можно было бы заметить только благодаря отдельным – хоть и ярким – отличиям.
У Элеаноры волосы были рыжие и ниспадали на плечи густыми волнами, у Джессики – короткие, до подбородка, выбеленные дешевым раствором перекиси.
Кожа у Элеаноры была бледная, с небольшим количеством светлых веснушек; Джессика после долгих месяцев на юге приобрела глубокий золотистый загар.
Глаза у них обеих были голубые, только у Элеаноры их оттенок напоминал полуденное небо над пустыней, а у Джессики – скорее сероватый цвет океана в непогожий день.
У Элеаноры не было пирсинга, татуировок или родимых пятен; от плеча до запястья по правой руке Джессики тянулся сложный рисунок, а в левой ноздре поблескивал маленький камешек.
Сходства в их лицах тоже явно просматривались: длинный прямой нос, небольшой, словно цветочный бутон, рот, острая линия подбородка.
Джессика глотком осушила стакан скотча и зажмурилась, чувствуя, как ей обжигает рот и гортань. Не открывая глаз, потерла себе виски; их омывала легкая боль.
Кто-то скользнул за ее столик. Заскрипела, натягиваясь, старая кожа противоположного диванчика. Глухо стукнули о деревянную поверхность еще два стакана. Джессика глубоко вздохнула и открыла глаза, будучи уверена, что перед ней окажется неприятный тип в бейсбольной кепке.
Она ошиблась. Перед ней сидел совершенно и безоговорочно потрясающе выглядящий мужчина. Вид у него был такой, будто он только что вышел со съемок голливудского кино и случайно оказался в баре Эйса вместо дорогого ресторана.
Мужчина кончиком пальца пододвинул к ней один из стаканов – судя по всему, наполненный виски, – и неровно усмехнулся. После таких улыбок, подумала Джессика, он, наверное, частенько оказывался в чьей-нибудь постели или посреди драки.
Ему было около сорока. Зеленые глаза, темные волосы, завивающиеся у шеи; простая черно-красная рубашка; через грудь шел ремень дорогой кожаной сумки. Их колени соприкасались – видимо, у него были длинные ноги.
– Вы частный детектив, – сказал мужчина так, что прозвучало как утверждение.
– Слухи тут быстро разлетаются, – заметила Джессика.
– Я узнал об этом от Хоппера. Тоже проживаю в мотеле.
