скачать книгу бесплатно
– Одни обманщики. Но меня посещали фантастические сны.
– Я не представляю себе никого прекрасней тебя.
– Берегись, это придает мне силы. Может, я не встречу человека лучше тебя, но всегда смогу такого вообразить.
– А это как раз придает силы мне.
– Помолчи.
Они не заснули, пока он поочередно не исследовал все чудесные впадинки ее тела.
Глава 11. Пища и оракул
Они пролежали в постели три дня, потому что Рима была слаба, а Ланарку нравилось быть рядом с ней. В окне виднелись голубые небеса; вдали то ли летали птицы, то ли менялись перед бурей облака, попеременно темнея и вспыхивая на солнце. Ланарк читал «Священную войну» и смотрел на Риму, которая по большей части спала. Он бывал прежде рядом с красавицами, но никогда не надеялся их коснуться; ответные касания и ласки были так великолепны, что он чувствовал, как его внутренности обращаются в золото. А поскольку Рима, восхищая его, также и восхищалась им, то восхищение множилось, отражаясь, и сияло вокруг, как ореол. Ее красивое светлое тело даже в поту светилось изнутри, словно в нем нежно дышало серебро, когда-то заключавшее его в себе. Когда Ланарк сказал Риме об этом, она проговорила с печальной улыбкой:
– Да, мне кажется, красота и деньги в чем-то родственны. Они дают нам уверенность в себе, но мы начинаем подозревать в корысти тех, кто нас желает.
– Ты мне не доверяешь? Я хотел сказать комплимент.
Кончиками пальцев Рима погладила его по щеке и заметила рассеянно:
– Мне нравится делать тебя счастливым, но как я могу доверять человеку, которого не понимаю?
Удивленно воззрившись на нее, Ланарк вскричал:
– Мы любим друг друга! К чему нам еще и понимание? Мы не понимаем даже самих себя, как же нам понять других? Для понимания доступны карты или математика, а мы, я надеюсь, сделаны из более плотного теста.
– Берегись! Ты становишься умником.
– Рима, кто из нас вышел наружу, когда треснула скорлупа? Мои мысли выросли, я их боюсь. Держи меня.
– Мне нравятся большие мужчины. Лучше ты меня держи.
В первый день Ланарк отказывался от пищи, объясняя это тем, что переел накануне. На следующее утро за завтраком, пока Рима ела, он разрезал бледную колбасу у себя на тарелке на тонкие ломтики, а потом попытался их спрятать, поставив сверху пустую тарелку Римы.
– Что с тобой? Ты заболел? – спросила она.
– Через день-два буду в порядке.
– Позовем лучше доктора.
– Нет необходимости. Как только мы покинем институт, я буду здоров.
– Ты говоришь загадками. Что ты скрываешь?
Рима допрашивала его полтора часа, умоляла, угрожала и, наконец отчаявшись, вцепилась ему в волосы. Он оборонялся, и схватка перешла в любовное сражение. Позднее, когда он лежал спокойно и ни о чем не думал, она пробормотала:
– А лучше бы ты все-таки признался.
Новый спор катился на него, как тяжелый валун.
– Я скажу, если ты пообещаешь, что не перестанешь есть.
– Конечно, не перестану.
– Тебе известно, что свет и тепло институт вырабатывает из таких больных, какой была ты. Ну вот, а пищу получают из пациентов с другим заболеванием.
Ланарк тревожно следил за Римой, опасаясь, что она вскрикнет. Она спросила с задумчивым видом:
– Этих людей не убивают намеренно?
Он вспомнил девушку-катализатора, но решил о ней не упоминать.
– Нет, но медработники вылечивают не так много народу, как утверждают.
– Но без них больным все равно пришлось бы плохо.
– Наверное. Думаю, да.
– Как бы то ни было, если я откажусь от пищи, я умру, а вылеченных не прибавится. Так почему я не должна питаться?
– Я хочу, чтобы ты питалась! И взял с тебя такое обещание.
– А почему ты не хочешь есть?
– Этому нет логического объяснения. Меня останавливают инстинкты, предрассудки. Но не беспокойся, я вполне могу продержаться без пищи еще два или три дня.
– А я нет! – глядя ему в глаза, выкрикнула Рима.
– Но я хочу, чтобы ты ела.
– И тогда ты будешь меня презирать.
Ланарк смутился:
– Нет, не то чтобы я тебя запрезирал…
Отвернувшись, она сказала холодно:
– Правильно. Я тоже не буду есть.
В течение долгих часов Рима лежала молча и неподвижно. Когда санитарка принесла ланч, она от него отказалась.
После полудня в окне виднелись густой жемчужный туман и крохотное ярко-белое солнце. Ланарк чувствовал, что Рима не спит. Он попытался ее обнять, но она стряхнула его руку.
Ланарк резко спросил:
– Ты понимаешь, что согласиться есть эту пищу для меня значит потерпеть поражение, которое я никогда не забуду?
Рима молчала. Вынув радио, Ланарк сказал ему:
– Доктору Ланарку требуется переговорить с доктором Манро.
– Прошу прощения. В списке персонала отсутствует доктор по фамилии Ланарк.
– Но доктор Манро меня спас. Я отчаянно нуждаюсь в его совете.
– Прошу прощения, мистер Ланарк, у доктора как раз закончился рабочий день. Утром после завтрака я обязательно передам ему вашу просьбу.
Ланарк положил радио и начал покусывать сустав большого пальца. Когда санитарка принесла ужин, он стал уговаривать Риму, чтобы она поела без него, но она снова попросила унести еду. Ланарк встал и долго бродил по палате, потом вернулся в кровать и устало лег на спину.
– Не волнуйся. Я буду есть.
Вскоре ее рука обвилась вокруг его талии. Рима нежно поцеловала его между лопаток и прижалась грудью к его спине, животом – к его ягодицам и ногами – к его ногам. Так, в тесном соединении, как пара ложек в ящике, они пролежали до утра.
Их разбудила санитарка, которая привела в порядок постель и помогла Риме вымыться. Ланарк, успокоенный и счастливый, побрился и вымылся в туалете. Проголодав два дня, он очень хотел есть и был рад предлогу нарушить обещание, данное самому себе, тем более что Рима не держалась победительницей, а проявляла нежность и благодарность. Когда он вернулся к перестеленной кровати, санитарка принесла завтрак и поставила у его коленей тарелку с маленькой и прозрачной розовой полусферой. Ланарк посмотрел на еду, схватил нож и вилку, потом взглянул на Риму, которая ждала, не сводя с него глаз. Ощутив холод и одиночество, Ланарк вернул тарелку со словами:
– Не могу. Я собирался поесть и хотел, но нет, не могу.
Рима тоже отдала санитарке тарелку, потом отвернулась и заплакала.
Санитарка сказала:
– Ну прямо как дети малые. Как вы поправитесь, если не будете есть?
Она увезла тележку, и тут ожило радио. Ланарк повернул выключатель.
– Это вы, Ланарк? – быстро спросил Манро.
– Да. Когда мы можем отбыть, доктор Манро?
– Как только ваша спутница окрепнет и сможет ходить. Для этого достаточно еще четыре дня отдыхать и усиленно питаться. Что я слышу? Рыдания?
– Да, видите ли, мы не можем есть больничную пищу. Вернее, я не могу, а она не хочет.
– Вот незадача. Что вы собираетесь делать?
– Нельзя ли где-нибудь достать приличную еду?
В голосе Манро послышались сердитые ноты:
– На каком основании вы требуете себе лучшую еду, чем та, которой довольствуемся мы все, в том числе даже лорд директор? Как я уже говорил, институт изолирован.
– Тем не менее некое существо шлет сюда тонны дорогостоящего оборудования.
– Это другое дело, оборудование предназначено для проекта экспансии. Не говорите о том, чего не понимаете. Если вы с вашей спутницей желаете покинуть институт, придется есть, что дают, и не идти против потока.
Радио замолкло. У Ланарка снова, еще сильнее, чем прежде, засосало под ложечкой. От голода, а вдобавок от огорчения из-за слез Римы он почувствовал себя совсем несчастным. Сложив руки на груди, Ланарк громко сказал:
– Пусть все остается как есть, пока дела не сдвинутся или в лучшую, или в худшую сторону.
Рима обратилась к нему с криком: «Что ты за дурак!» – и прошлась ногтями по его лицу. Он спрыгнул с кровати и яростно бросил:
– Лучше я уйду, тогда ты сможешь есть! Скажи только слово – и избавишься от меня навсегда!
Рима натянула на голову покрывало. Ланарк надел халат, вышел из-за ширм и стал бесцельно мерить шагами палату. Потом он вернулся и сказал спокойно:
– Рима, прости, что я на тебя накричал. Я повел себя грубо и эгоистично. И все же, если бы меня не было, ты бы, наверное, смогла нормально питаться. Что, если я удалюсь на пару дней? Обещаю вернуться.
Она оставалась под покрывалом, словно ничего не слышала. Ланарк присоединился к ней и задремал.
Ланарк проснулся оттого, что кто-то пихнул его в голень. Рима все так же не высовывала головы из-под покрывала, однако на кровати сидела высокая прямая фигура в черной сутане. Ланарк поднялся. Это был монсеньор Ноукс. Покусав нижнюю губу, он произнес:
– Извините за вторжение, но, кажется, дело не терпит отлагательств. – Голос его звучал спокойно и безразлично, и можно было подумать, что обращается он к коричневому чемодану, стоявшему у него на коленях. Прежде чем Ланарк придумал, что ответить, Ноукс продолжил: – Некто – имен называть не буду – рассказывал вам, конечно, о том, что я пользовался здесь в свое время немалой властью. Фактически я был директором института, хотя тогда должности назывались иначе. Но не важно. От прежнего статуса я сохранил лишь одну привилегию: посещать церковные конференции на тех континентах, где связь между кормлением и убийством людей не столь очевидна. Благодаря этому у меня оказался небольшой набор деликатесов, который может вам пригодиться. Я слышал, что вы отказываетесь от нашей еды.
Рима, поднявшись, оперлась на плечо Ланарка, и оба наблюдали, как Ноукс раскрыл свой чемодан и выложил на покрывало:
картонную коробочку сыра с красными коровами и зелеными лугами на наклейке большую плитку шоколада в золотой фольге пакет с финиками колбасу салями длиной фута в два жестянку равиоли четыре пузатых бутылочки крепкого портера жестянку абрикосов ломтиками бутылочку вишневого ликера банку сгущенки жестяную банку копченых устриц большой бумажный пакет с сушеным инжиром столовые приборы тарелки консервный нож.
– Как вы добры! – вскричала Рима и тут же принялась за инжир.
– Вы порядочный человек, – горячо подхватил Ланарк, открывая коробочку сыра.
Ноукс, наблюдая за ними с чуть заметной задумчивой усмешкой, проговорил:
– Каннибализм всегда был главной проблемой человечества. Когда у церкви была власть, мы старались умерить аппетиты прожорливых классов, регулярно подкармливая паству кровью и плотью Христовой. Не стану уверять, будто духовное сословие всегда придерживалось аскетизма, однако многие из нас некоторое время кормились исключительно от доброхотных даяний. С тех пор как институт объединился с советом, можно подумать, что половина континентов питается другой половиной. Человек – это пирог, сам себя выпекает и поглощает, и рецепт этого блюда – разделение.
– Вы очень к нам добры. Мне хотелось бы хоть чем-нибудь вас отблагодарить.
– Вы можете. Однажды я обратился к вам с просьбой, но вы не захотели.
– Вы просили, чтобы я предостерегал людей против института.
– Я просил, чтобы вы всех и каждого предостерегали против института.
– Но, монсеньор Ноукс, мне это не под силу, я слишком слаб. Когда я покину институт, я, конечно же, стану разоблачать его в частных беседах и голосовать на выборах за партии, ему оппозиционные, но чтобы вести какую-либо работу, у меня не хватит времени. Мне придется зарабатывать себе на хлеб. Простите меня.
Ноукс печально отозвался:
– Не извиняйтесь. Обязанность священника состоит в том, чтобы призывать паству быть лучшими людьми, чем он сам.
Перестав жевать, Рима спросила:
– А что не так с институтом? Я здесь вылечилась, а как остальные?
Ланарк отрывисто заметил:
– Чтобы тебя вылечить, пришлось нарушить инструкции моего отделения. Институт – это машина, убивающая людей.