Ты посадишь мои волосы?

Валерия Гречина

Ты посадишь мои волосы?

Валерия Гречина

Ты посадишь мои волосы? (маленькая повесть)

Жила-была девочка с длинными-предлинными волосами. Она шла, а волосы текли за ней, как ручей. Гладкие и блестящие. Иногда она на них наступала и спотыкалась. И все жители города спотыкались. И однажды им это надоело. Пока она спала, они подкрались незаметно с ножницами..

Бритва

«Лысым везет, не надо мыть голову, протер тряпочкой и готово, – думала Маня, намыливая свою гриву. – Раз у меня грива – значит я лев, царь зверей».

Она невидимо примеряла корону.

–– Что-то я плешиветь начал, – сказал папа, смачивая водой и приглаживая волосы.

На голове появились голые шершавые островки. Совсем как атлас.

Папа сбрил волосы и стал лысым. Не гладким, а с еле заметным пушком. Маня гладила папину голову и смеялась:

–– Ежик, ежик.

Мане исполнилось одиннадцать. Она ждала, что ей подарят куклу. Или собаку. Или платье с розочками. От волнения она кусала губы. Папа вручил ей коробку, она раскрыла ее и увидела белый футляр. А в нем – что-то продолговатое, черно-серебристое. С острыми зубчиками на конце.

–– Бритва, – объяснил папа.

Когда Маня осталась одна, она взяла куклу Барби c длинными золотистыми волосами и сбрила с нее все волосы.

Бабушка

Маней ее называла бабушка. Она жила далеко и приезжала нечасто. Привозила каждый раз одинаковые свитера, и Маня их складывала в стопочку.

–– Кожа да кости, – вздыхала бабушка при встрече и шла на кухню печь блины и травить тараканов. Это она умудрялась делать почти одновременно. Сначала обмазывала кухню коричневой пахучей смесью, которая моментально становилась вязкой как смола. Потом месила тесто и пекла тонкие, дырчатые блины.

Бабушка еще и тапочки норовила прокипятить, ей казалось, что во всех тапочках живут грибки. И она с ними должна бороться. Папа, конечно, не одобрял, чтобы она кипятила тапки на кухне. Мама тоже не одобряла – боялась за свою кастрюлю для борща. Но бабушка не любила церемониться, она все делала четко, быстро и напролом.

Маня иногда думала, что бабушка была бы неплохой амазонкой. Но и со своими бабушкиными обязанностями она справлялась неплохо. По крайней мере, тараканов становилось все меньше, а свитеров все больше.

Зеркало

У Мани была старшая сестра Дина. Она была холодная, как эскимо из холодильника.

Дина смотрела на Маню всегда сверху вниз.

Как-то раз сестра красила губы и сказала Мане:

–– Лучше бы тебя вовсе не было.

Мане хотелось разбить зеркало, в которое смотрелась Дина. И чтобы она сама разбилась, на тысячи осколков.

Маня знала, что родители ждали мальчика, а родилась она.

«Может, и вправду лучше бы меня не было»? – думала иногда Маня.

Малек

Гошу Малькова в классе не любили. Он был длинный, рыжий, умный. Ходил всегда в одном и том же свитере с отвисшими рукавами.

«Я для них просто малек. Маленький и незаметный. Я на голову выше всех в классе, но я просто малек», – думал он.

На переменах Гоша сидел один, забившись в угол.

Однажды его вызвали к доске читать стихотворение.

«Пушкин, Няня» – начал Гоша.

Но на слове – «подруга», что-то пошло не так. «Па-па-па», – пытался выговорить Гоша. Но слово застряло – и ни туда, ни сюда. Он сжал кулаки, но это не помогло. Капля пота упала на нос, он ее даже не заметил. Он пытался подтолкнуть слово, но снова получилось: «Па-па-па».

–– Заржавел, надо смазать, – засмеялись в классе.

–– «Подруга дней моих суровых», – вдруг выговорил Гоша.

–– А где твоя подруга?, – выкрикнул с последней парты Эдик Коровин.

–– Тишина в классе! – рявкнула учительница. И все разом замолкли.

«Я просто малек», – пытался утешить себя Гоша, сидя на перемене и обхватив голову руками. Ему так хотелось снова стать незаметным, а еще лучше – исчезнуть.

Разговор

Гоша сидел на уроке, как всегда, на первой парте и смотрел в одну точку – то ли на карту, висящую на доске, то ли на тощую учительницу по географии, которая даже юбку носила всегда с ремнем. И вдруг как подскочит и выбежит из класса. Даже географичка испугалась: что это с ним? А потом говорит:

–– Кузнецова, сходи, посмотри.

Маня сидела как раз рядом с дверью. Она вышла, но Гошу не увидела. Побежала вниз по лестнице, смотрит – внизу кто-то сидит. Подошла ближе. Гоша сидел, опустив голову на колени.

–– Что с тобой?

–– Ничего. Зачем пришла?

Маня села рядом.

–– Что с тобой?

Гоша поднял голову, под носом были ссохшиеся поползни крови. Ноздрю он прикрывал ладонью.

–– На, держи платок, – предложила Маня.

–– Уже не надо.

Так они просидели до конца урока. Гошу как будто прорвало – он говорил и говорил. О том, как раньше жил в Тамбове, как копал картошку после уроков на бабушкином огороде. Как теперь живет в Москве с мамой и отчимом. Как отчим его бьет, как вчера стукнул по носу. От него можно спрятаться только в туалете. И уроки приходится делать прямо на унитазе.

Маня показала ему закуток под лестницей, где проводит все перемены.

–– Я тоже сюда буду ходить. Можно?

6 «Б» класс

Они учились в 6 «Б» классе.

–– «Б» – это почти «А», – рассуждала Маня. – И хорошо, что не «Г» и не «Ж».

В школе еще был класс «Е». И те, кто учились в этом классе, радовались, что учатся не в «Ё».

Но 5 «Б» был все-таки особенным. Там был теннисист по фамилии Дворник: высокий, стриженный под горшок. В школу он почти не ходил, зато ходила его мама: большая, с длинным, острым носом и тонкими губами. Зимой она носила такую же большую, как она сама, шубу. Запиралась с Алиной Федоровной в кабинете, и выходила с лоснящимся от пота лицом. А у Алины Федоровны на шее появлялась новая золотая цепочка.

–– Вот станет наш Пашка великим. Великий теннисист по фамилии Дворник. Звучит? – спрашивала Маня.

– Звучит! – одобрял Гоша.

Был Максим Соловьев. Невысокий, широкоплечий, с ровной осанкой и характером – «себе на уме». Все девчонки по нему тайно сохли. И даже худая крючковатая отличница Светка Чувилина, которая не давала никому списывать, была от него без ума.

Была художница Ника. Маленькая, толстенькая, с сальной, спадающей на один глаз сосулькой челки. Она всегда держала во рту огрызок карандаша. Кусала его, слюнявила, казалось, и вовсе проглотит. Как-то раз мальчишки отняли у нее блокнот, а там на каждой странице – Максим Соловьев. Вот смеху то было. А Ника спряталась за челкой.

Заколка

Маня не стеснялась своих выпирающих ребер – за кофтой все равно не видно. А вот расщелины между зубами стеснялась, она была прямо посередине. Улыбнешься – и сразу видно, как будто по зубам кто-то треснул, съешь салат, и сразу смотришься в зеркало – нет ли между зубов петрушки? А это ведь глупо, каждый раз смотреться в зеркало.

У Мани были волосы длинные, светлые, часть выгорела на солнце и стала совсем белесой, часть осталась русой. Волосы не держала ни она заколка, Маня завязывала хвост на затылке и вечно так ходила.

Мама повела ее в парикмахерскую.

–– Сделайте покороче, – сказала мама тетеньке с ножницами. Маня с опаской посмотрела на ножницы.

На нее надели плащ, похожий на дождевик, на шею прилепили белую ленту.

Она прикрыла глаза и думала о заколке с бабочкой, которую видела на витрине магазина, бабочка была на пружинке, тронешь ее – и она машет крыльями.

«Прицеплю ее себе на челку», – думала Маня.

Ее голова становилась все легче, уши оголялись. Она слышала чиканье ножниц, чувствовала, как осыпаются пряди.

«Приду в школу с бабочкой, все обзавидуются, особенно Дашка Курочкина», – мечтала Маня.

Волосы продолжали сыпаться. Это уже был дождь из волос и его нельзя было остановить. Маня хотела сказать «стоп», но во рту было вязко, как в болоте. И сухо, как в пустыне. А потом все разом закончилось.

С нее сняли плащ-дождевик, стряхнули остатки волос. Она боялась открывать глаза, боялась посмотреть в зеркало. А потом взглянула, и стало трудно дышать. Она поняла, что никакой бабочки уже не будет.

Когда Маня пошла в магазин за жвачкой, ей впервые сказали:

–– Возьмите сдачу, молодой человек.

Они подкрались незаметно с ножницами и срезали ее волосы. И волосы начали сыпаться. Они сыпались и сыпались. Засыпали все улицы и дома. Люди залезали на крыши и деревья, чтобы спрятаться от волос.

Гет аут

Сначала она решила, что больше никогда не пойдет в школу.

–– Вот отрастут волосы, тогда пойду, – упрямо сказала она маме.

–– Нет, пойдешь, – ответила мама, сжав губы.

Мама умела сжимать губы так, что спорить уже было нельзя.

Маня попросила у Гоши его красную линялую бейсболку, надела старый потертый комбинезон и пошла в школу. Руки засунула в карманы так глубоко, как только могла. Мама говорила, если засовывать руки в карманы – они станут длинными, как у шимпанзе. Но Мане было все равно. Она чувствовала себя красной тряпкой, которой водят у самого носа быка. А быком был весь ее класс, который смотрел на нее. И казалось вот-вот он бросится, разорвет в клочья. Но ничего не случилось. Только Светка Чувилина спросила:

–– Ты что, подстриглась?

Хорошо, прозвенел звонок. Маня думала, вот сейчас она вздохнет с облегчением. Но не тут-то было.

–– С головным убором в класс нельзя, – англичанка перегородила дорогу.

–– Плиз, – сказала она, протягивая руку, чтобы забрать бейсболку.

Вместо того, чтобы снять бейсболку, Маня стала судорожно жевать жвачку и пустила большой пузырь прямо в лицо англичанке. Она хотела, чтобы он лопнул и все это услышали. Она хотела, чтобы он хлопнул так, чтобы все вздрогнули. Но он не лопнул, а быстро опал и прилип к ее щеке.

–– Гет аут, – услышала Маня. И до нее не сразу дошел смысл этих слов (выйди вон).

Она вышла из класса с прилипшей к щеке жвачкой. Спустилась по лестнице на первый этаж, в свой закуток – туда, где никто не мог ее увидеть.

Когда вырасту

–– Когда вырасту, я буду укрощать злых учителей, – сказала Маня мечтательно. – А ты кем будешь? Дворником?

Гоша шелестел фольгой, разворачивая запеленатый бутерброд с колбасой.

–– Один Дворник у нас уже есть, – ответил он, откусив кусок. – Я хочу быть геологом.

–– Геникологом? – удивилась Маня (это слово оно слышала от мамы).

–– Геологом. Добывать из земли всякие сокровища.

–– А ты мне добудешь кружку Ивана Грозного?

–– Ну, если найду.

–– А ты хорошенько поищи!

Маня толкнула Гошу в плечо.

–– Ты что дерешься? Я чуть не подавился!

Контрольная

Гошу от Мани пересадили, кругом – никого. Вернее, людей много, полный класс, а списать не у кого. Светка Чувилина похожа на бледную поганку, закусывает губу и строчит-строчит. Павлик Смирнов плюется из полой ручки бумажными шариками. Пытается угодить в спину Даши Курочкиной. Она подергивает плечами как бы ёжась. Перед Маней листок в клеточку. Она смотрит на пустые квадраты клеток, мысленно помещает туда себя, Гошу и всех остальных.

Часы в круглой белой оправе тикают, Алина Федоровна средним пальцем задвигает съезжающие с переносицы очки. В очках отражается весь класс и больше всех Гоша, который водит ручкой с космической силой.

–– Он-то знает, что в эти клетки помещать, – думает Маня.

В клетке жил голубь, долго жил, целых пять лет. Он не летал, его заточили в клетку, как узника. Выпускали только походить немного по коридору и оставлять после себя мины. Маня перешагивала через минное поле, иногда пропускала и угождала в самую мину.

Недавно голубь откинул лапки. Маня с папой положили его в коробку из-под детского питания и закопали в сугробе.

«Голубь улетел в снег», – думала Маня.

Она вспомнила о голубе, мысленно поместила его в клетку, а потом мысленно выпустила. Лети, птичка.

Потом поместила в клетку Алину Федоровну.

–– Вот ей-то там самое место, – подумала Маня и посмотрела на часы. Времени оставалось мало. Времени оставалось только на стихи, и Маня написала:

Маня в клетке сидит,

Гоша в клетке сидит,

Птица в клетке сидела,

Но потом улетела.

Скомкала листок и забросила его в рюкзак. Прозвенел звонок.

Золотые рыбки

На перемене все сидят на полу или на рюкзаках. Лена Александрова и Оля Волкова – как сиамские близнецы, сросшиеся плечами. У Лены – черное каре и густые брови, у Оли – скучная длинная коса. И сами они скучные. И шутки у них скучные, и получают одни пятерки.

Скамеек в школе нет, зато внизу, в холле – множество никому ненужных картин и большие аквариумы с рыбками. Золотые там уже не водятся.

–– Вот представляешь, один подходит, говорит – хочу пятерку, другой – хочу сдать экзамен, третий – лишь бы мама не ругала. Не удивительно, что они все передохли. Хотя может дело в сухариках, которыми мы их подкармливаем?

Гоша уткнулся в учебник и, кажется, не слушал.

–– Ты почему не слушаешь?

–– Я слышу только самое важное.

–– А что самое важное?

–– А то, что сегодня объявят оценки по контрольной. А еще сегодня родительское собрание. Ты же знаешь моего отчима. Приходит после собрания злой, как собака.

–– А я не сдала контрольную.

–– Как не сдала?

–– Ну ты же от меня пересел. Хотя мне плевать, все равно некому идти на собрание.

–– Почему?

–– Некогда им. До ночи на работе торчат.

–– Везет же тебе.

Казнь на математике

Алина Федоровна раздала контрольные. Маня сидела неподвижно, глядя в одну точку. Знала, что сейчас будет казнь.

–– Кузнецова, почему не сдала контрольную?

Тишина.

–– Кузнецова, к доске. Реши пример.

Маня вышла к доске. Посмотрела на пример, цифры начали расплываться и иксы расплываться. Она начертила знак равенства. Потом начертила игрек, стерла. Начертила икс, стерла.

–– Дура! – раздалось громко.

Все было как во сне, Маня бросила мел и побежала к двери. Хлопнула так сильно, как никогда.

Достать до неба

Гоша сжал кулаки и смотрел на учительницу. Ему хотелось встать во весь рост, чтобы достать головой до потолка. Чтобы продырявить потолок своей головой и достать до самого неба. Но он продолжал сидеть и сжимать кулаки.

–– Мальков, к доске, – сказала Алина Федоровна.

Он разжал кулаки и послушно поплелся к доске.

Доска была большая, морская, зеленая. Когда он водил по ней мелом – слышался скрип, от которого хотелось заткнуть уши.

Гоше было тошно, кружилась голова. Хотелось выстрелить взглядом в учительницу, хотелось бросить мел, раскрошить его в мелкий порошок – чтобы показать, что он сильный, что он может защитить Маню.

Но он просто стоял и карябал свои иксы и игреки. Пока не послышалось: «Садись, пять».

Когда он сел за парту, ему стало стыдно. Он понял, что никогда не сможет встать во весь рост и достать головой до неба.

Я посажу твои волосы

–– Если посадить волосы, они прорастут. И будут расти не вниз, а верх, как деревья. Я видела дерево, оно было все в конопушках, как ты, представляешь? Конопатое дерево. Я решила окончательно – я посажу твои волосы.

Маня в дутой жилетке поверх комбинезона напоминала спасателя, который, прищурив глаз, ищет жертву для спасения. Гоша сидел на батарее. Тонкие кисти рук болтались без дела.

Они сидели в своем убежище, слышали шум перемены, топот слонов и рев львов, но их никто не видел.

Маня достала из внутреннего кармана рюкзака маникюрные ножницы, подошла к Гоше вплотную и остригла ему клок волос.

–– Ты что делаешь, с ума что ли сошла?

–– Ух, какие рыжие!

–– Ну кто так стрижет? – завелся Гоша. Чуть ухо не отрезала.

–– Интересно, а если посадить волосы Алины Федоровны? Вырастут, наверное, сорняки, да? Вот бы раздобыть ее волосы. Знаешь, у моего дедушки такая прическа – каток среди леса.

–– Это как?

–– Ну такая гладкая скользкая лысина посредине, а вокруг заросли. Но тебе такое не светит, я посажу твои волосы и у тебя всегда будут запасные.

–– Ну, спасибо, – улыбнулся Гоша.

Скунс

Была в классе девочка, которую называли простым и понятным словом – скунс. У нее были длинные путаные волосы и всегда одни и те же джинсы. Она плохо училась и красила ногти замазкой.

Один раз на перемене она сказала:

–– А я недавно поцеловалась.

–– С кем? – спросила сидевшая через парту от нее Маня.

–– Со своим парнем, – гордо ответила она.

Маня промолчала.

Она не стала говорить, что еще ни разу не целовалась. И парня у нее нет. Только один раз в щеку ее поцеловал Гоша, губы у него были слюнявые и подбородок с ворсинками, как у персика. Маня хотела поморщиться, но сдержалась. Только отвернулась и обтерлась об край своего плеча. Гоша, наверное, не заметил.

Карандаш

–– Гош, у тебя есть еда? В животе аж кошки урчат.

–– Сходи в столовую, а я спокойно к истории подготовлюсь.

–– Ну готовься, готовься. Если опять от меня пересядешь, я заболею и не буду ходить в школу месяц.

–– Как месяц?

–– А вот так, целый месяц, буду лежать дома, под одеялом, замотанная шарфом и громко кашлять. За это время все контрольные переведутся.

–– Попробуй только! – отозвался Гоша.

Столовая была похожа на аквариум, полностью стеклянная, даже двери и те стеклянные. В буфете, как всегда очередь. Пирожки стремительно исчезают, маленькая пицца со скукоженной колбасой уже давно кончилась. Маня сглотнула слюну.

Кто-то кольнул в спину. Она резко повернулась и увидела Эдика Коровина из своего класса. Он стоял, ухмыляясь своими пухлыми губами и теребил в руках булавку.

–– Еще раз кольнешь – убью! – крикнула Маня.

Но снова почувствовала укол.

–– Не трожь ее!

Мимо проходил Пашка Волков из восьмого класса, длинный, как карандаш. Его так все и звали – Карандаш. Он никогда не заговаривал с ней, и вообще редко с кем-либо заговаривал.

Эдик застыл.

–– Следующий, – сказала тетка в поварском колпаке.

Пирожков уже не было. Маня взяла какао с пенкой и сморщенную сосиску в тесте. Села за стол, посмотрела на удаляющуюся спину Карандаша. Внутри что-то ухнуло, а потом отпустило.

Танец с Дворником

У Мани ладони становились мокрыми, когда начинался «огонек». Его устраивали в конце каждой четверти, после оглашения приговора с оценками. Все рассаживались по местам, включалась музыка и мальчики приглашали девочек. Пары выходили танцевать в середину класса. Девочки держали мальчиков за плечи и раскачивались из стороны в сторону. Главное было между ними – расстояние. Между ними с легкостью мог поместиться кто-нибудь третий – не толстый, конечно, а скорее худой, как Маня.

«Они боятся друг к другу приклеиться, потом ведь не отклеишь», – думала Маня.

Гоша сидел в углу, как наказанный. Маня знала, что его лучше не трогать, – он, наверное, думает – «поскорее бы это закончилось».

Каждый раз, когда мальчик освобождался и приближался к стульям, Маня начинала от волнения стучать по сидушке. У нее перехватывало дыхание – «неужели и меня пригласят». Но все проходили мимо, никто не останавливался.

А потом вдруг не осталось воздуха, глаза стало щипать. Маня сорвалась со стула и выбежала из класса. Забралась с ногами на холодный подоконник, спрятала голову в колени. Стало горячо, как в бане, и мокро, как под дождем.

–– Что с тобой? – доносилось рядом. Сначала один голос, потом много голосов. Маня не поднимала головы. В коленках было тепло, мокро и безопасно.

–– Вернись в класс, ну вернись, – просили ее и тянули за собой.

Она вернулась, села на стул. Но не решалась поднять головы – смотрела под ноги. И тут видит лакированные ботинки с узким мыском и вставкой из крокодильей кожи. Маня подняла глаза, над ней возвышался высокий, как башня, Алеша Дворник.

–– Пойдем? – спросил он тихо, почти шепотом.

Маня встала. Вышла в середину класса, взяла Дворника за плечи. Пришлось приподняться на цыпочки. Ну это было ничего. Это был первый танец.

Катышки

Маня обрывала катышки с Гошиного свитера.

–– Раз катышка, два катышка, три катышка, – перечисляла она. – Сейчас они станут мушками и улетят. Вот увидишь!

Гоша смущался, вжимая голову в плечи.

–– У тебя голова растет из плечей, – смеялась Маня.

И от этого смеха ему становилось легче.

Она взяла его за руку. От неожиданности он вздрогнул.

–– У тебя руки как ледышки, – сказала Маня. И сунула его руку к себе в карман.

–– А вот и мушки! Они летают!

Маня высыпала катышки Гоше на голову.

Физрук

Физрука звали просто – дядя Коля. Он был маленький и щуплый, в линялом спортивном костюме и зализанными седыми волосами.

Он говорил:

–– Равняйсь, а сам стоять ровно не мог. И от него пахло все время чем-то кислым. И он часто сидел на скамейке.

В зале была лошадь и козел. Маня терпеть не могла ни того ни другого. Один был высокий и короткий, другая низкая и длинная.

Гоша сидел, опустив голову, рыжая челка спадала на глаза.

–– Что с тобой? – спросила Маня.

–– Голова болит, кажется вот-вот лопнет, как арбуз.

–– Твоя больше похожа на апельсин, – пыталась подбодрить Маня.

–– Ма-а-альков!

–– Тебя вызывают. Через козла прыгать.

Гоша встал, подошел к красной отметке. Разбежался и в тот момент, когда нужно было перепрыгнуть, его руки как будто прилипли к козлу. Гоша вдруг завис. И вместо того, чтобы прыгнуть – сел.

–– Оседлал козла, – послышались смешки.

Дядя Коля стоял, потирая засаленную челку.

–– Лучше бы это была лошадь, – подумала Маня.

Кочерыжка

-– Ты будешь моей Кочерыжкой? – спрашивала Кира, заглядывая Мане в глаза.

–– Я не люблю капусту, только если квашенную, – бурчала под нос Маня.

Еще летом все говорили, что придет новенькая. И думали, какая она будет. И тут на уроке литературы в класс вошла директриса. Первой появилась ее голова – кудрявый шар белых крашеных волос. А за ней – тело с короткими ножками. За директрисой плелась высокая худая девочка. Острые скулы, хвост фонтаном и ямочки на щеках.

Директриса встала посредине класса и сжала плечи девочки.

–– Знакомьтесь, Кира Васильева.

Маня думала – интересно, а когти у директрисы острые? А то жалко эту новенькую, еще зайти не успела, а уже в когти попала.

Ее посадили за соседнюю парту. Маню с Кирой разделяли только рюкзаки, стоявшие на полу. Но Маня знала, что это ненадолго.

Уже на перемене вокруг Киры собрался весь класс. Она рассказывала разные истории. Громко и заразительно смеялась. А Мане было не до смеха. Она хотела утащить Киру за рукав, сказать ей: «Брось ты их, пойдем со мной, прижмемся спиной к батарее и будем шептаться обо всем на свете».

И только в конце недели Кира обратила на Маню внимание. Разрешила послушать вместе с ней плоский, как блин, CD-плеер. И с этого момента они не расставались.

–– Ладно, уговорила, я буду твоей Кочерыжкой.

Болезнь

После родительского собрания Гоша в школе не появлялся, на телефонные звонки не отвечал. Вернее, отвечала его мама коротко-холодно.

–– Болеет.

Разговор на этом обрывался, и Маня слушала в трубке частые гудки. Что-то нервное было в этих гудках. Что-то за ними скрывалось, а что именно, Маня не знала.

Решила спросить у Алины Федоровны.

–– Болеет, – также холодно ответила она.

–– Это я уже слышала, – скрывая свое раздражение, сказала Маня.

Мане не терпелось познакомить Гошу с Кирой, рассказать ему, какая она веселая. И что теперь у всего на свете есть имена. Он, Гоша, теперь Морковкин. А девочка из соседнего класса с противным скрипучим голосом, которая надевает на себя все блестящее – «А у нас новый год». А она, Маня, теперь Кочерыжка.

Поцелуй

–– Знаешь, а я ни разу не целовалась, – прошептала Маня и прикрыла рот рукой.

–– А тебе кто-нибудь нравится? – спросила Кира.

–– А ты никому не скажешь?

–– Никому.

–– Пашка Волков из восьмого класса.

–– Карандаш?

Кира хитро улыбнулась.

На перемене Маня получила записку, бумажка была сложена в несколько раз. На ней было написано корявым почерком:

«У березы после уроков».

–– От кого?

–– Не знаю, – пожала плечами Кира.

Когда Маня подходила к березе, увидела знакомую фигуру. Коленки начали подгибаться, фигура расползаться. Но повернуть обратно уже было нельзя, пройти мимо – тоже.