
Полная версия:
Метатеги
Думаю, несложно догадаться, насколько тесна была наша связь. Она осталась и позже, когда мы расстались.
Сейчас я ношу в себе только одно воспоминание о том времени. Короткий фрагмент, который хранится внутри, как оттиск со старой гравюры. Светлый, печальный, родной.
Уже будучи юношей и девушкой, мы, как обычно, сидели в своем дворе. Май, вишня цвела. Белые лепестки лежали на серой земле. Мы молча слушали дыхание большого города. И тогда, повинуясь побуждению, в какой-то момент я сказал:
– Ты как сансара. Каждый день та же и каждый день новая. Другая. От тебя невозможно устать.
– А ты бы хотел?.. – спросила она. – Ты бы хотел выплыть из этого океана? Где только ты и я.
– Без тебя не смогу. Если только вдвоем. Потому что ты моя Сансара.
Она задумчиво улыбнулась.
– А кто же тогда ты?
– Сама скажешь, если захочешь…
– Когда-нибудь скажу. Если ты меня найдешь. Завтра я уезжаю. На восток. Извини, что так поздно сказала. Не хотела все портить. Прости.
Она быстро прижалась ко мне, плечи ее вздрогнули. Помню, я гладил ее волосы. Больше мы ничего не сказали друг другу. Долго сидели молча. Потом она встала и ушла. Со двора, из дома, из города, в котором мы выросли.
Но она не ушла из моей жизни.
Сансара. Это имя осталось со мной навсегда. Я не устаю его повторять.
Дальнейшая моя судьба – это вечный поиск, бесконечные дороги, путешествия, бег к повороту, за которым неизвестно, что ждет, миражи и призрачная реальность. Как перекати-поле в желтой степи, я катился туда, куда дует ветер моих грез. Я всегда был в движении, в пути, обозначенном краткими остановками, когда нам удавалось встретиться и провести время вместе.
Так получилось, что я выучился на того, кто пишет. Это не привязывало к одному месту, приносило деньги и помогало выжить в дальних разъездах. Через несколько лет я также покинул родной город. Двинулся по следам Сансары, припорошенных временем, покрытых тайной и неизвестностью. Я не знал, где она, что с ней, но был уверен, что она меня помнит и ждет. Так начался мой вояж длинною в жизнь.
Культура востока открыла мне мудрость и иллюзорность того, что я видел под солнцем, дохнув ароматами сандала, амбры и мускуса. Я побывал во многих городах и деревеньках, глядя в мареве зноя на женщин, одетых в юката, ципао, хиджабы, смотрящих на приезжего с интересом или безразличием из-под никабов. В глазах и облике каждой я пытался узнать Сансару, но то что мнилось, в итоге всегда ускользало, превращая реальность в поток неявных образов, лишенных ее присутствия. Я надеялся только на чувство, что согревало мне душу, которое поможет ее узнать – ведь каждый день она бывала другой, не такой как прежде, и потому могла быть любой из них. Днями ходил по улицам и площадям, базарам и маленьким рынкам, где продавали овощи, рыбу и сладости, и ощущение близкого поворота не покидало меня, гнало вперед, все дальше и дальше. Я видел ее печать на каждом буддийском храме, и это придавало сакральный смысл моим поискам. Я страдал и был вдохновлен этим страданием. По вечерам слушал речи монахов и суфиев, пытаясь сквозь плевела разглядеть зерно истины. Ночами изливал свои мысли на бумагу; путевые заметки публиковали в газетах, журналах, интернет-изданиях. Заработанное тратил на новые поиски. На этом круг замыкался, и, бывало, в редкие минуты отчаяния я думал, что колесо моей жизни крутится на одном месте, а движение вперед – всего лишь обман восприятия.
Сансара появилась внезапно, сама, когда я этого не ожидал. К тому времени я уже исколесил Азию вдоль и попрек. Следуя интуиции, оказался в тихом ауле у каменистой гряды Кызылкума. Сидел в маленьком кафе, слушал шашмаком, неторопясь ел нарын, запивая крепким араком. Хозяин, готовивший блюда, вышел на задний двор; я остался один, отдавшись музыке и своим мыслям.
– Салам, – я не заметил, как она вошла. Просто возникла передо мной, сотканная из колебаний вечернего света, одетая в пегий куйлак, села рядом и посмотрела в глаза. И тогда я понял, что это была она. Моя Сансара.
Черты ее лица выдавали местную девушку: черные волосы, брови вразлет, смуглая кожа. Она была совсем непохожа на ту, какой я ее видел в последний раз. Это меня вовсе не удивило – я ждал чего-то подобного.
– Как ты? – спросила она. – Что делаешь здесь?
– Да вот, слушаю музыку. И между делом ищу тебя. Уже не первый год. Боялся, что не увижу. А в остальном все нормально.
В раскосых глазах колыхнулись чувства.
– Ты никогда не потеряешь меня. И я тебя тоже.
– Почему?
– Разгадай эту загадку. Иначе будет неинтересно.
Неловкость первых мгновений прошла, и мы разговорились. Впервые за долгие годы мне стало легко, как тогда, когда мы встречались на нашем дворе. Я пил арак и рассказывал о себе. О том, как объездил весь континент, что пишу, как живу. Сгущались сумерки, близилась ночь, на улице лаяли собаки. Она почти все время молчала, слушала меня, а я не мог остановиться, как человек, который много лет провел в заточении. Смотрела на меня и улыбалась, и я понимал – это оттого, что мы вместе. Не знаю, сколько прошло времени, оно текло незаметно. В какой-то момент я спохватился.
– Но ты ничего не говоришь о себе. Скажи, как ты жила все это время? Чем занимаешься? Может быть, ты вышла замуж и у тебя есть дети? И я могу тебя поздравить? – спросил я.
– Важно ли это сейчас? Но если хочешь знать – нет, не замужем. Так же, как и ты, я много путешествую. Мне нравятся новые впечатления. Хочется видеть каждый день что-то другое. Завтра уезжаю на запад. Может быть, мы увидимся там.
– Сансара, это игра такая? Ты исчезаешь, я тебя ищу?
Она склонила голову мне на плечо, волосы коснулись моей щеки. От нее исходило тепло, и я замолчал, глядя через окно на звезды.
– Может быть, игра. Но скорее всего, это наша жизнь, – прошептала Сансара. Затем встала и поплыла к выходу.
– Увидимся, – это было последнее, что я тогда услышал.
Через несколько дней я свернул все дела и двинулся в ту сторону, где заходило солнце. Грунтовые дороги постепенно менялись на камень и гладкий асфальт, мечети на готические шпили и православные купола, глиняные махалли на строгие кварталы из бетона и кирпича. У меня не было определенной цели, я слепо и упорно шел по наитию. В пути не раз задавался вопросом: зачем я иду за той, которая меня покидает? Ведь на большее, чем было, я не претендовал. Ответ был скрыт где-то внутри нас обоих; и вскоре он мне открылся.
В следующий раз мы встретились на пейзанских просторах у подножия Альп. Недалеко стоял картезианский монастырь, трезвучие его колоколов будоражило душу. Закрыв глаза, я впитывал чистый воздух округи, насыщенный свежестью и благозвучием. Кто-то мягко подошел ко мне.
– Бонжур. Я соскучилась. Устала ждать, когда ты меня найдешь. Извини, но ты такой медлительный…
– Это сон или все наяву? – спросил я, не открывая глаз. Боялся, что никого не увижу.
Она все же коснулась моего плеча.
– Без разницы. Думай, как хочешь. В любом случае, я рядом. Во сне или наяву, но ты увидишь меня, когда откроешь глаза.
И опять она предстала другой. В броской фовистской юбке красного цвета, свитере крупной вязки, озорная, дерзкая, она стояла передо мной и широко улыбалась. Всегда новая, зыбкая, как мираж, далекая и близкая. Как свет, что всегда рядом, но который нельзя унести с собой.
В предгорье мы провели вечер. В тот раз она немного рассказала о себе. Занимается творчеством: лепит, рисует, немножечко пишет. В погоне за вдохновением колесит по свету; не любит долго быть на одном месте, постоянно в движении. Кокетничала, смеялась, льнула ко мне, словно ища поддержки.
– Сансара, скажи, у тебя, возможно, неприятности в жизни? – спросил я.
– Так, мелочи. Не бери в голову. Творческий кризис. Я подумала, мне нужен тот, кто все понимает. Мой старый друг, – она произнесла последнее слово с сомнением, обдумывая, соответствует ли оно действительности. Потом посмотрела мне прямо в глаза и спросила:
– Тебе не кажется, что мы похожи? Наш образ жизни, цели, стремления – разве они не одинаковы? Наши неудовлетворенность и страдание – разве не те же? Ты постоянно ищешь меня, а я убегаю. Но потом понимаю, что не могу без тебя, и сама начинаю искать…
– Может, нам стоит прекратить это? Просто путешествовать вместе?
– Фу! Как это пошло! Разве не понимаешь? Тогда ничего не будет! Просто перестанет существовать. Найдя друг друга, мы потеряем себя.
Я ничего не ответил. Мы были вместе до темноты, глядя на уходящие в ночь горы. Потом Сансара ушла.
– Возможно, отправлюсь дальше на запад. Насколько это возможно, – сказала она. – Ты не разгадал мою загадку? Мне жаль…
Стоит ли говорить, что через какое-то время я двинулся в том же направлении. Отправился на теплоходе в Америку. Глядя в иллюминатор на неспокойные волны, много думал над словами Сансары. Оправданы ли наши поиски друг друга на протяжении лет? И для чего это нужно?.. Добровольно втянутый в эту игру, став ее персонажем, я вспоминал пройденный путь, размышлял о том, что получил и что я имею. Долгие разъезды закалили меня, я приобрел знания, мудрость и опыт. Налёт мистики, окружавший нашу жизнь, раздвигал границы воображения, давая пищу для творчества. Мое перо всегда было отточено, очерки, рассказы и путевые заметки возникали словно из воздуха, сами собой, на одном вздохе. Но всегда оставалась неудовлетворенность, которая гнала вперед. Всегда было страдание, которое не давало расслабиться. Надежда и стремление достичь большего, словить и удержать невозможное, заглянуть туда, где, может быть, откроется тайна, которая расставит все по местам. В ту неделю, проведенную на корабле, я понял, что имела в виду Сансара, когда покидала меня.
Великую тайну постичь невозможно, как и жизнь того, кто рядом с тобой. Ее лишь можно коснуться своим дыханием, обогреть, ласкать, лелеять ее – но только на расстоянии. И так будет всегда. Иначе рискуешь все потерять, разрушить мечту, сотканную из надежд и стремлений. Разгаданная тайна – это тупик и увядание, отрицание того, что могло бы быть впереди. Любой путь оправдан движением к желанному повороту, и это движение есть бесконечность.
Такая благородная истина озарила меня откровением момента – и осталась в душе навсегда. С тех пор моя хвала не умокала, как аллилуйя: спасибо тебе, Сансара!
Наши встречи и расставания пронзают мою жизнь, как свет лесной сумрак. Я видел ее в разных странах, городах, поселениях. Порой встречал там, где черт ногу сломит. Ее глаза сияли в обличьях туземок, пылающих страстью чикас, стройных мулаток, скромных потомков чероки и навахо. Иногда я находил ее сам, иногда появлялась она. Ее облик я видел на жарких улочках, пропитанных магией реализма, где движения колебались, плавились в мареве непроявленных образов, истончались до серых теней, застывших в углах у домов. Бродя в лабиринтах старинных построек, мы пили мате и курили травку, любовались закатами и читали стихи на испанском. Встречи были короткими, расставания уводили в неизвестность, оседая в душе меланхолией.
– Адьос, амиго, – говорила она. – Мы поплывем дальше к своей мечте, как корабли к маяку.
– Только курс обычно задаешь ты, – отвечал я.
– Это для кого как. Быть может, все наоборот.
Моя Сансара, всегда шептал я, срываясь с места в неизведанный путь. То же повторял, увидев ее перед собой: точеной нубийской красавицей, русой славянкой или длинноволосой алеуткой с разведенными скулами. Каждый раз она была новая, однако все та же – моя Сансара.
Время летело. Страны и города мелькали передо мной, как части пестрой мозаики на карте нашего мира. Нам довелось побывать там, где правят монархи, тираны, консерваторы, либералы и демократы. Мы видели революции, которые свершались на наших глазах. Мы впитывали в себя чужую боль, разделяли счастье и радость ближнего, чурались равнодушия и безучастности. Сбереженное в душе воплощалось в том, чему мы отдавали себя – в творениях, созданных на перепутье многих дорог; как вехи на пройденном пути, они указывали места наших кратких встреч. Я больше не задавался вопросом, для чего это надо, по умолчанию приняв все правила игры. Воодушевление овладело мной, одухотворенность вела вперед, и мне все чаще стало казаться, что я и есть лоцман, направляющий свой корабль по известному только мне фарватеру. Я тот, кто ведет за собой Сансару – блуждающий маяк в бескрайнем океане жизни. Бывало, вымотавшись от этой лихорадочной, непрестанной гонки к желанному, незримому берегу, я останавливался и ждал ее; она всегда приходила, будто слышала зов моего тифона издалека. Я помню наперечет маленькие островки тех мест, где остались наши следы: скалистые фьорды с черной водой, голубые лагуны, увитые лианами, древние площади, обрамленные темным камнем, отшлифованные веками и непогодой. Проведя вместе один или два вечера, мы разбегались в разные стороны и мчались туда, где нас никогда не было – в надежде вновь обрести друг друга на отдаленном оазисе, среди света и теней этого призрачного мира. У меня больше не было ощущения того, что колесо жизни крутится вхолостую. Потому что я сам стал движением, силой, ветром, которые придавали ему вращение.
– Я хочу, чтобы это продолжалось всегда, – не раз я слышал слова Сансары в шепоте ветра и шорохе бессонных ночей.
– Пока мы живем и дышим, – вторил я ей в надежде, что этот ветер донесет мои слова адресату.
Сейчас, мысленно обернувшись назад, я смотрю в прошлое. Ощущаю иллюзорность и коварство времени. В дальних путешествиях годы утекали, как песок сквозь разведенные пальцы. Увлеченные своей игрой, мы этого не замечали, отдавшись движению и азарту. Ах, вечности не существует, думаю я. По крайней мере, если ее применять к счастью. Но понимаешь это всегда задним числом.
Однажды Сансара пропала. Исчезла с радаров моего восприятия. Я больше не чувствовал ее близости, не мог обогреть ее образ своим дыханием, блеск ее глаз не сиял в окружающих меня людях. Я сбился с курса, меня понесло по воле волн.
Мир превратился в хаос.
Какое-то время я безуспешно искал ее. Колесил по свету, заглядывал в его отдаленные уголки – по инерции, без искорки, уже понимая, что мне ее там не найти. Вяло брел по степям, бороздил снежные просторы, пересекал океаны, все больше ощущая усталость и близкую апатию. Мной овладела хандра, глухая тоска поселилась в душе. Мечта увяла, как листья обрезанного цветка. Сансара, куда ты пропала?.. Где мне тебя искать?..
Так, спустя годы, я решил вернуться в родные пенаты. Туда, откуда все началось. Быть может, там получу ответ на вопрос, который меня тревожит, думал я.
Город моего детства был мало похож на место, в котором я родился и возмужал. Залитый в панцирь бетона, пестрящий зеркальными стеклами, бигбордами и мишурой, он походил на ряженую игрушку к празднику, который давно прошел. По улицам двигались лица с печатью забот и фальшивых улыбок. Пахло бензином, поздней весной и чем-то еще, утраченным безвозвратно.
Однако в нашем дворе все было по-прежнему: щербатые стены дома, неровный асфальт, самодельные качели у старого вяза. Вишня цвела. На нескладной скамье сидела девушка, глядя на далекие крыши домов, подернутых синевой вечера. Она выглядела так же, как много лет назад, когда молча прощалась со мной перед тем, как уйти. Маленькая женщина с душою ребенка.
Я сел рядом.
– Кем бы ты хотела стать в следующей жизни, если б могла выбирать?
– Возможно, птицей. Или рыбой. В конце пути они возвращаются на то место, где родились.
– Значит, наш круг завершен. Я бы хотел, чтобы в следующем ты была рядом. Возможно, стоит написать рассказ. О том, как два безбашенных человека всю жизнь играли в прятки.
Ее ресницы затрепетали. Я придвинулся ближе, обнял ее.
– Прости меня, – сказала Сансара. – Прости за то, что не сказала когда-то… О том, что ты всегда был другим. Во многих, во всех. В моей жизни. Всегда кто-то и всегда ты.
На миг я увидел наш путь, пройденный вместе. Мужчину и женщину где-то на Пьяцца-дель-Пополо, у подножия Фудзиямы, у статуи Христа на Корковаду. Многих мужчин и женщин, всегда разных, но всё тех же – ищущих, устремленных, не сдающихся, теряющих и находящих себя снова и снова.
– Ты совсем не удивила меня, Сансара. Не извиняйся. Это и есть та загадка, которую ты носила в себе эти годы?
Она молча сидела. Но все же повернулась, смотрела на меня, в глазах заиграла бездна, захватила меня, унося вдаль. В сладком запахе ночи прозвучал ее голос:
– Ты так и не понял. Ведь нас не существует для тех, кто вокруг. Мы только друг в друге, мы ясный свет, что разгоняет сумрак. Только ты и я. Больше никого нет. Больше никого нет…
Затем улыбнулась и ласково, будто гладила душу, впервые назвала мое имя:
– … мой милый Бардо.
Бесконечная лента
Пост 1. Картины на песке
Фон светло-желтый. День. Море, песок.
На береговой полосе сидит в позе даоса мужчина. Рядом широкая дощечка из красного дерева. Он выравнивает ею песок, кладет в сторону и прикрывает глаза. Он недвижим, как камень, ветер и время ласкают его лицо. Строгая тень, отбрасываемая им, колеблется в потоках прохладного ветра.
Но вот он поднимает взор и медленно, вдумчиво выводит пальцем на песке первые линии. Затем появляются кривые, окружности и ломаные переходы. Возникает подобие картины – неумелой, первобытной, схожей с наскальной живописью. Мелкие песчинки гуляют по ней, придавая динамику двум женским фигурам в окружении сельских домов. Одна фигура высокая, вторая маленькой девочки. Их лица обращены друг к другу в немом диалоге.
С противоположной от моря стороны к мужчине подходит мальчик. Останавливается рядом и долго созерцает картину.
– Что вы нарисовали сегодня, учитель? – спрашивает он, нарушая молчание.
– Как всегда, как и каждый день. Мир, который вокруг нас, – отвечает мужчина, не отводя взгляда от картины.
– Но ведь среди нас нет женщины с маленькой девочкой. Кто они и откуда?
– То, что ты не видишь, не значит, что этого нет. Все созданное нами существует и будет всегда. А значит, они уже есть. Или когда-то будут.
– Вы это придумали, правда? – не отступает мальчишка.
– Может быть да, а может и нет. Я рисую то, что вижу в себе. Они уже существуют где-то. Но возможно, еще не сейчас. Или уже не сейчас.
Мальчик пожимает плечами и собирается уходить. Но все же оборачивается, видит, как ветер заметает песком картину и спрашивает:
– Учитель, зачем вы каждый день здесь рисуете? Ведь очень скоро все исчезнет. Все засыплет песок.
В этот раз мужчина поворачивает голову и смотрит мальчику в глаза. Словно оценивает его, представляет, каким он вырастет человеком. На миг глаза его вспыхивают и тут же тускнеют. Он отворачивается. Пожимает плечами.
– Это всего лишь то, чем мы занимаемся всю жизнь. А теперь иди, оставь меня одного.
Он слышит, как шуршат шаги мальчика вдалеке.
Картину уже почти замело, еле различаются последние детали. Еще немного, и ее не будет вовсе. Бросив на нее последний взгляд, он закрывает глаза.
Больше перед мужчиной ничего нет, кроме песка и бесконечного моря.
#cуетасует
Пост 2. Разгаданная загадка
Фон светло-серый. Вечер. Море, песок.
У кромки воды лежит молодой воин со рваной раной в боку. Кровь по каплям вытекает в бездонное море. Конвульсии боли и рокот волн сплелись в одно целое. Воин наблюдает за тем, как стайка чаек сужает над его телом круги.
Пришло время прощаться с жизнью, думает он. Прикрывает глаза и молится своим богам. Просит принять его в свои чертоги, если он этого заслужил. Его мольба постепенно переходит в бред, жизнь и смерть борются за свои права.
Однако он все же слышит, когда кто-то подходит к нему. Слышит струение песка по босым ногам. Они останавливаются рядом с ним. Сквозь мутную поволоку он различает образ старика над своей головой.
– Учитель, я умираю, – хрипит воин и пытается приподняться. – Смерть так близка, что я ее вижу. Скажите, жил ли я правильно, как вы меня учили? Не допустил ли ошибки, о которой сам не знаю?
Старик молча смотрит на умирающего мужчину – так же, как много лет назад. Ветер гуляет в седых волосах.
– Ты дал себя ранить. И это уже ошибка. Но она поправима, – отвечает он наконец.
– Как я могу исправить то, что не в моих силах? – стонет воин. Откидывается на песок и в бессилии закрывает глаза.
– Скажи мне, что тобой движет с тех пор, как ты себя осознал? Из-за чего ты сейчас умираешь с раной в боку? Если сможешь ответить, будешь жить дальше. Если нет – тебя ждет долгая дорога в места скорби и страданий.
Голос учителя долетает до мужчины издалека, уже из другого мира. Он чувствует, как душу его затягивает в черный омут. Находясь на грани угасающей жизни, он видит перед собой то, что когда-то тронуло его сердце. Незатейливый быт родной деревеньки, лица близких людей, спокойную гладь моря, красные закаты. Видит молодого учителя. Как обычно, тот что-то рисует на песке. Мимолетное, текучее, которое тут же исчезнет, стоит отвести взгляд. Но которое остается где-то внутри, греет, не дает уйти просто так. Которое связывает его с этим миром. Которое тревожит, держит, которое и есть он сам.
Как женщина и девочка, стоящие утром у хижины. Как горы, луга и далекий горизонт. Как все люди, которые были и будут.
Как и всё, ради чего он жил.
– Любовь, – шепчет мужчина, лежа на спине, лицом кверху. Видно, как свет уходит из его глаз, они тускнеют. Застывают в одной невидимой точке. – Это была любовь. Ради нее я сейчас умираю.
– Мы все с ней рождаемся и умираем, – отвечает старик, и непривычная улыбка тревожит его лицо. – Я рад, что ты это понял. Значит, не зря прожил свою жизнь.
Он садится рядом с мужчиной, кладет руку ему на плечо. Последний раз смотрит на мир, затем закрывает глаза.
– Передай это другим, – слышит воин его слова, и ветер уносит их вдаль.
Больше перед ним ничего нет, кроме песка и бесконечного моря.
#светчтовотьме
Пост 3. Дни минувшего и будущего
Фон темно-синий. Ночь. Море, песок.
Старый человек сидит и смотрит вдаль. Полная луна освещает спокойную гладь воды. Так же спокойно у него на душе. В сонной истоме ночи он ощущает, как время движется сквозь него.
Он вспоминает детство, быстро пролетевшую юность и зрелые годы жизни, проведенные в боях и заботах о хлебе насущном. Поглаживает старую рану, которая до сих пор дает о себе знать. Его мысли летят по прошлому, как пыль по ветру. Весь уйдя в себя, он не слышит, как со стороны селения подходит маленькая девочка. Останавливается рядом и теребит его седую прядь.
– Почему не спишь, красавица? – спрашивает старик, продолжая смотреть на море.
– Я не могу заснуть. Мне страшно, – отвечает девочка.
– Отчего же?
– Потому что темно. Мне страшно, когда нет света.
– Свет есть в тебе. Ты и есть свет. Когда-нибудь это поймешь.
– Я хочу понять сейчас. Тогда не буду бояться.
– Всему свое время, малышка. Однако послушай, что я тебе расскажу. Когда-то у меня тоже был учитель. Каждый день он рисовал на песке мир. Таким, каким его видел. Я тогда не понимал, что заставляет его делать бесполезные вещи, которые он сам называл суетой. Ведь ветер тут же заметал нарисованное. Но он говорил, что оно не исчезает, что однажды созданное пребывает всегда. Даже тогда, когда мы уходим к богам, оно есть где-то впереди или позади нас. Существует само по себе.
– Если я что-то нарисую, оно останется навсегда, даже когда исчезнет?..
– Позже я долго думал над тем, что он сказал. Ведь нарисовать можно все что угодно, не только хорошее, но также страшное и плохое. И получается, что оно тоже останется навсегда. Думаю, так оно и есть – в мире столько неправильного, которое создали мы сами. Много лет спустя я сражался за нашу деревню и был смертельно ранен. Я лежал прямо здесь, истекая кровью, когда ко мне подошел учитель. И он спросил, что движет мной в жизни, что заставляет делать те вещи, которые есть суета? Тогда, на полдороги к смерти я понял, что это было. И я дожил до седых волос.
Девочка склоняется к старику.
– Что это было, учитель? Я хочу это знать.
– Когда-нибудь ты сама ответишь на этот вопрос. Когда придет твое время.