скачать книгу бесплатно
– Годится. Как с топливом, кстати?
– Бензина примерно по полбака на танк. Аккумуляторы уже частично разряжены, нам сразу нужно запасные искать, эти не зарядим нормально.
– Топливо поищем, аккумуляторы тоже. Луневского озадачивай. Заменяй пока в караулах тех, кто тебе нужен, и отправляй их на отдых, с утра – вводи в курс дела. А Вацлава сейчас проинструктируй, что к чему, утром втроем обсудим уже детали.
– Есть.
– И надо на танках закрасить немецкие эмблемы.
– Стоит ли? С немецкими же сможем бошей обмануть в бою…
– А могут и свои сгоряча танк подбить. Найдите краску и закрасьте эмблемы. И со всех сторон наши нанесите. Пока все.
– Сделаем! – кивнув, Романский вышел.
***
Отыскав Вацлава и Витольда у «Пантеры» c номером «R08», поручик без обиняков сказал:
– Поручик Микута, вас решено назначить командиром этого танка.
– Почту за честь, – спокойно ответил Вацлав. – Витольда со мной оставьте, пригляжу за ним.
– Добро. Разрешите вас потом на разговор тет-а-тет, задачи обсудим. Витольд, заряжающим в экипаж этого танка пойдешь?
У Вита даже дыхание перехватило. Он смог только кивнуть под испытующим взглядом Романского. О таком он еще днем и мечтать не мог. Заряжающим? На трофейный танк? На вот этот самый, что с боем отбили у немцев? Да кто бы тут вообще отказался?!
– Так и порешим. Вит, тебе первая задача – замалевать на обоих танках немецкие эмблемы и нанести наши.
– Есть! А краски и кисти?
– Ищи, где хочешь. Поручик Микута, прошу следовать за мной.
Офицеры ушли, а опешившего поначалу Вита вдруг осенило. В разрушенном снарядом доме неподалеку от железной дороги он еще по пути к Коэхеру несколько часов назад почувствовал резкий запах ацетона – видимо, где–то в недрах здания при попадании снаряда разбилась банка. Расчет оказался верным – пробравшись в здание, он нашел в кладовой на первом этаже банки с белой и красной красками, а заодно три кисти и небольшую склянку с растворителем. Судя по запаху и хрустевшим под сапогами осколкам, до взрыва тут же стояла и емкость побольше, но попадания снаряда она не пережила.
Вернувшись к танкам, Витольд замазал белой краской кресты на корпусе первой машины, потом тщательно нарисовал здоровенные красно–белые польские эмблемы поверх немецких тактических номеров по бокам башни. Критически осмотрел результат и добавил тут и там пару штрихов. Потом еще изобразил небольшие польские флажки на корме танка и замысловатый символ Армии Крайовой на задней стенке башни, чтобы свои могли опознать танк в бою.
***
– Поручик, буду честен. Толкового командира танка надо обучать от полугода до года, – без обиняков сказал Романский Вацлаву, когда они вернулись в подвал. – Вам придется стать им за несколько дней. Но я уверен, что вы справитесь. Ужинали сегодня?
– Как все – на кусках перебивались, – усмехнулся Вацлав. – Взводом в боях командовал, думаю, одним танком тоже смогу.
– Прекрасно. Перекусим тогда попутно, чем бог послал, а пока слушайте внимательно, – Романский достал из ящика стола два игрушечных деревянных танка. – Нашел тут вчера на улице… – извиняющимся тоном пояснил он, увидев удивленный взгляд Вацлава. – Очень кстати будут для обучения.
Он вздохнул, собираясь с мыслями, и в наступившей тишине Вацлав услышал доносящийся из–за стены шум закипающего на плите чайника.
– Вы будете глазами и головой всего экипажа, – начал Романский. – У вас обзор сверху из своей башенки лучше всех. Механик-водитель, заряжающий, стрелок через свои перископы видят только вперед и чуть в стороны. Наводчик – вообще только то, что в прицеле. У вас же – почти круговой обзор. Смотрите постоянно, что вокруг творится, чтобы немец сбоку и сзади не зашел. И подсказывайте механику-водителю, куда ехать, он вправо-влево толком не видит ничего со своего места. Наводчику тоже говорите, если цель заметите, чтоб башню повернул. По тактике… Ну, по улице со своей пехотой лучше идти, а то сверху гранатами забросают или бутылками…
– Ясно, – кивнул Вацлав.
– В остальном… Бои будут на улицах, танки наши, скорее всего, будут работать против огневых точек немцев и укреплений. Может, против другой бронетехники тоже. Близко не суйтесь, сожгут. Издалека стреляйте. С танками или самоходками если столкнетесь – лучше всего подставить им лоб, там самая прочная броня, – пододвинув к себе игрушечные танки, Романский сдвинул их носами друг к другу. – Что еще… Ну, если началась дуэль с танком, пушкой, самоходкой, то иногда проще всего за укрытием стоять и только выскакивать на несколько секунд для выстрела, – поставив один танк за потертый портсигар, изображавший препятствие, он подвигал его вперед и назад. – Вот так, из-за угла дома выезжать, за баррикадой или руинами там прятаться, ну, что есть поблизости, за тем и укрыться. На ходу стрелять из орудия без толку – промахнетесь. Надо с остановок стрелять. По высоким зданиям чтоб попасть – подальше вставать надо, пушка на большой угол не поднимается. По техническому обслуживанию танка вам Луневский Ян завтра расскажет и покажет все, он вроде немного «Пантеры» помнит, как обслуживать. Остальное в процессе поймете.
– Спасибо, поручик.
– Чаю давайте попьем, и пойдете тогда. Немцев мы в подвале посадили под замок, если завтра вопросы возникнут, то можно с ними пообщаться будет. Но я бы с ними осторожно… Могут насоветовать такого, что танк встанет и не поедет.
– Это понятно.
Романский вышел и через пару минут вернулся с двумя стаканами чая, поверх одного он для удобства переноски разместил блюдце с парой бутербродов.
– Простите, чем богаты… Я ведь в тридцать девятом так на танке и не повоевал, – вдруг признался он, садясь за стол и пододвигая блюдце Вацлаву. – Наш батальон немцы разбомбили сразу. Из теории что помню по танковому бою – то и рассказал. Авось, пригодится. Приятного аппетита!
– И вам того же поручик, – улыбнулся Вацлав, пододвигая к себе обжигающе горячий стакан. – Спасибо за урок!
***
Вскоре, попрощавшись с Романским, Микута поднялся на улицу, где Вит заканчивал малевать эмблему на корме танка.
– Кончай рисовать, давай в башню, – приказал Вацлав, оглядев художества новоиспеченного молодого танкиста. – Твой люк – в задней стенке башни. Если прикажу покинуть танк, вылезаешь в него. Открывается вот так, закрывается вот так. Повтори. Еще разок. Так, отлично. Залезаем в башню, смотрим там, что к чему…
Вацлав безжалостно гонял его по танку с полчаса. Набив несколько шишек и синяков, паренек все же освоил нехитрое искусство ужом ввинчиваться в угловатое боевое отделение машины и быстро перемещать снаряды, не роняя их при этом на пол. Боекомплект «Пантеры» располагался в корпусе, а не в башне – заряжающему надо было в бою постоянно приседать, извлекая из боеукладки тяжелый снаряд, выпрямляться, держа его в руках, в тесном пространстве башни заряжать орудие и спаренный с ним пулемет, стрелять из которого при этом мог только наводчик. Хотя Вит и запыхался, но зато согрелся и взбодрился.
– Ладно, баста! – сказал наконец Вацлав. – Докрашивай, и спать, – зевнул он. – Я в том доме буду спать, в третьей квартире на первом этаже, там кровати с матрасами есть. Второй матрас твой. Замок на двери выломан, квартира не заперта.
– Есть, пан командир! – обрадовался Вит и снова взялся за кисти.
Из темноты появился зевающий бородатый здоровяк-повстанец в кепке, коричневой куртке, серых брюках и щегольски начищенных сапогах, со свернутым матрасом под мышкой, и залихватски козырнул:
– Доброй ночи, панове! Где могу найти поручика Микуту?
– Он перед вами, – ответил Вацлав.
– Капрал Здзислав Мошейский. Прибыл для прохождения службы под вашим командованием.
– Отлично, капрал. Вам уже сказали, что к чему?
– Нет, пан поручик, сказали только вас найти.
– Вы назначены механиком-водителем на этот танк. Я ваш новый командир. Принимайте матчасть.
Глаза капрала загорелись:
– Лучшая новость за месяц, пан командир! Дозвольте осмотреть танк и разместиться на ночлег?
– Добро пожаловать в экипаж. Размещайтесь, утром в восемь – на инструктаж.
– Есть, пан командир, – Мошейский забросил матрас на еще теплые моторные решетки за башней и вскарабкался следом. Вит тем временем замалевывал немецкие номера на башне, балансируя на краю корпуса, как заправский акробат под куполом цирка.
– Парень, – окликнул его капрал. – Здорово! Ты чей? Шуршать тут долго еще будешь?
– Здрасте! Заряжающий я ваш, Вит меня звать, – не прекращая свои художества, ответил паренек. – Флаги докрашу и лягу.
– А меня Здзислав, но можешь звать меня Рык. Через десять минут отбой, а я пока танк посмотрю, – мехвод, крякнув, перебрался через башню и, открыв левый люк в передней части танка, нырнул туда с головой.
Закончив с номерами, Витольд спустился на землю и, пользуясь найденной на земле дощечкой вместо линейки, нарисовал на лобовом листе брони большой квадрат. Потом перекрестием расчертил его еще на четыре квадрата, два из которых закрасил белым, а два других – красным, получив, таким образом, польский флаг. Отступив назад, полюбовался на результат.
– Прекрасно! – одобрил выбравшийся обратно на броню мехвод. – Машина зверь. Я спать.
– Спасибо, я скоро тоже, – окунув кисть в белую краску, изобразил рядом с флагом символ Польского Подпольного Государства, напоминавший помесь буквы «Р» с якорем. А потом, посерьезнев и вздохнув, аккуратно вывел на правом брызговике слово «PUDEL».
На вторую «Пантеру» краски едва хватило, чтобы замалевать кресты, да нанести флаги на башню. К тому же, другим повстанцам, заснувшим было на танке и рядом с ним, тоже пришлись не по вкусу шараханья Витольда – и они вполголоса поведали ему все, что они о нем думают, и что с ним сделают, если не перестанет шуметь. После чего тот быстро ретировался обратно к первому танку и завалился спать на грязном брезенте, брошенном под брюхо машины.
Усталость накрыла его, как снежная лавина – он даже поленился идти за матрасом к Вацлаву. Снилась ему всякая бессмысленная чушь: он то снова и снова бежал из подвала к баррикаде с Тадеушем, тщетно стараясь опередить танки, то почему–то в одиночестве мгновенно переносился на берег моря, где вдали дымил пароход, а порой словно бы парил над городом без помощи крыльев или иных приспособлений и смотрел сверху, как идут по улицам люди и едут, звеня, трамваи. Город в его сне выглядел мирным, и ничто не говорило о том, что в нем сейчас идет война.
Из темноты по одному подтянулись еще двое членов нового экипажа – бывший капрал, артиллерист Войска Польского, а нынче простой грузчик Ян Богински, назначенный на должность наводчика, за ним отставной капрал Ян Зенка, уволенный из армии еще в 1937 году, и с тех пор промышлявший случайными заработками тут и там до того, как примкнуть к «Армии Крайовой» (то грузчиком, то кочегаром на паровозе, то сапожником). Представившись Вацлаву и осмотрев танк в части, касающейся новой должности каждого, они улеглись спать, где придется: бывалый Богински, как и Мошейский, пришел со своим матрасом и разместился на броне за башней, рядом с храпящим вовсю мехводом, а нетребовательный и привыкший к спартанским условиям Зенка – с куском брезента забрался в танк и уснул прямо на полу боевого отделения.
Мало кто из повстанцев знал в тот момент, что последние танки истощенных передовых советских частей уже были остановлены немецким огнем на подступах к Варшаве, и начавшееся еще в середине июля крупное наступление Советской Армии захлебнулось. Советским частям не хватало топлива, которое порой приходилось подвозить наступавшим батальонам за несколько сотен километров от складов и хранилищ. Были измотаны и люди, во многих подразделениях – оставалась в строю в лучшем случае половина бойцов, и порой уже полностью была потеряна в боях бронетехника.
Но Коморовского это не волновало – не зная истинного положения дел на приближающемся фронте (а по некоторым предположениям его близких соратников – и намеренно его игнорируя), он все же отдал убийственный приказ развязать боевые действия в Варшаве. Хоть полковник Монтер, один из руководителей восстания, и предупреждал его и остальных на совещании накануне первого августа:
– Панове, у нас пять тысяч бойцов, но оружия мало. Всего тысяча винтовок, шестьдесят семь пулеметов, три сотни автоматов, полторы тысячи пистолетов, двадцать пять тысяч гранат. Еще пятнадцать минометов. Боеприпасов без поставок извне хватит на три–четыре дня боев, продовольствия – максимум на неделю.
– Ерунда, – возразили ему. – Русские будут тут максимум через два дня. До того момента мы нанесем немцам существенный ущерб и возьмем город под контроль. И еще оружие добудем в бою у немцев.
Планы польского «Правительства в изгнании», сидевшего в Лондоне, предусматривали еще и высадку польской парашютно-десантной бригады, и массированную поддержку восстания силами западных союзников в первые же дни боев, и сброс грузов с самолетов – и были пшиком с самого начала. Ни в плане военной помощи, ни в плане снабжения восставших оружием и припасами – не был готов никто. Но останавливать раскрутившийся маховик военной машины было поздно.
А сам Гитлер, получив известие о начале восстания, отдал приказ:
– Стереть город с лица земли! Вместе со всем населением! Чтобы неповадно было никому больше в Европе такое вытворять!
Солдаты вермахта спешно грузились в эшелоны. На платформы при свете прожекторов с лязгом забирались танки. В глубинах рейха уже стучали на стыках рельс колеса тяжелых железнодорожных составов, выдвигающихся к польской столице.
День второй. Огнем и гусеницами.
Спали все тревожным, неглубоким чутким сном, но все же проснулись относительно отдохнувшими около семи утра, когда солнце стало пробиваться через сгустившиеся за ночь облака над столицей. Несмотря на стрельбу в соседних кварталах, на Окоповой улице до девяти утра было тихо.
Продрав глаза, Витольд, зябко поежившись, пошел осмотреться, повесив на плечо МП40. Заодно и облегчился за углом дома без лишних глаз. Вокруг него была обычная городская застройка – трех- и четырехэтажные многоквартирные дома, брошенные своими жителями, либо ушедшими отсюда из–за военных действий, либо выселенными ранее немцами в ходе чисток. Кое-где уже успели побывать мародеры: в ряде квартир были выломаны двери, и в комнатах царил бардак – содержимое шкафов, столов и комодов было вывернуто прямо на пол, ветер гонял по комнатам пух из разодранных перин и подушек.
– Пожрать бы, – вслух сказал кто-то из повстанцев. То ли Рык, то ли Зенка – Вит не понял.
Со снабжением едой у повстанцев, мягко говоря, было не очень, как и с оружием, и с боеприпасами. Восстание началось без толковой подготовки: что уж греха таить, многие из руководителей его почему-то наивно рассчитывали захватить город за считанные часы, да еще оперативно получить помощь от подходящих советских войск с востока, а заодно по воздуху – и от западных держав. В действительности же повстанцы воевали третий день на подножном корме. Поэтому Витольд решил осмотреть ближайшие дома в надежде найти хоть что-то съестное.
В трех наспех осмотренных им квартирах не нашлось ничего интересного. Он решил подняться на второй этаж и поглядеть там, как вдруг услышал сверху негромкий детский плач. Перехватив поудобнее оружие, повстанец, стараясь не шуметь, поднялся по лестнице. Двери в двух ближайших квартирах были снесены с петель, но третья, запертая, выглядела целой. Поразмыслив, Витольд постучался в нее:
– Добрый день! Я боец Армии Крайовой, откройте, пожалуйста! Мне нужна вода…
– Уходите! У нас ничего нет! – раздался из–за двери срывающийся девичий голос.
– Простите, пани, я просто искал чего-нибудь поесть и попить, – честно сказал повстанец. – У вас все нормально?
– Ничего у нас нет, уходите!
Судя по голосу, ей было лет шестнадцать–семнадцать.
– У вас есть хотя бы вода?
Из-за двери ничего не ответили, но Витольд явственно ощутил страх, словно бы струящийся, как дым, через замочную скважину двери. Потом с той стороны двери снова раздался плач – на этот раз совсем маленького ребенка, лет четырех–пяти:
– Где мама? Я хочу к маме!
– Франтишек, тихо, мама скоро придет!
– Ее уже три дня нет! Где мама?!
– Скоро придет, помолчи, я сказала! Уходите, вы пугаете моего брата!
– Простите, пани, – Витольд повернулся, чтобы уйти, и тут сверху донесся громкий пропитой голос:
– Эй, да тут кто-то есть на втором этаже! Пошли, посмотрим!
Витольд отшатнулся, вжимаясь в стену и вскинул оружие. Сердце утроило пульс, руки чуть задрожали – он глубоко вздохнул и присел на корточки, чтобы ствол не водило, и ловчее было стрелять. «Свои же тут, что ли, мародерят?!» – мелькнула запоздалая мысль. «А! Свои, не свои, какая разница! Чуть дернутся, пристрелю к чертям!» – тут же решил повстанец, беря площадку на прицел.
– Я тоже слышал, Ежи! – отозвался второй хриплый бас. По лестнице загрохотали тяжелые башмаки – обладатели голосов спускались к нему на второй этаж. – Если там девка будет, чур, я ее первый!
– Посмотрим!
– Стоять, руки вверх, Армия Крайова! – заорал Витольд, едва первый из тех двоих появился на лестнице на фоне светлого окна: здоровенный небритый верзила в брюках, рубашке, сапогах, с польским солдатским ранцем на плече и револьвером в левой руке. Увидев направленный на него ствол, верзила изрядно удивился и стал поднимать револьвер:
– Ах, ты…
Витольд, сжав зубы, нажал на спуск, МП40 загрохотал и затрясся в его руках, выплевывая пламя и стреляные гильзы – здоровяка отшвырнуло на стену, с треском разлетелось от пули стекло в окне рядом с ним. Бахнул револьвер мародера – падая, он нажал на спуск, но его пуля ушла в стену правее Витольда. Сползая по стене, здоровяк испачкал ее темно-красным – изо рта у него вытекла струйка крови, и, несколько раз конвульсивно дернувшись, он затих.
«Убил, убил, убил!» – словно заело одну мысль в голове паренька. Пульс зашкаливал, пальцы мертвой хваткой вцепились в замолчавшее оружие – Вит медленно убрал палец со спуска. «Убил!» – в ушах его шумело от грохота стрельбы в тесном помещении. «Почему автомат не стреляет? Патроны все? Не, очередь выстрелов на десять, может, была… Заело?».
Рукоятка затвора почему-то застыла в среднем положении – паренек попытался продернуть ее, но тщетно. Заело намертво.
– Ежи! Ежи, твою мать! – вывел Витольда из мгновенного оцепенения голос второго неизвестного, еще не видимого ему из–за лестницы. Потом раздался топот – второй мародер со скоростью курьерского поезда убегал вверх по лестнице.
За дверью снова заплакал мальчик:
– Ханна, где мама?! Почему там стреляют?!
– Тише, Франтишек, уйди от двери! – повысила голос сестра.
– Нет, я хочу к маме! Мама-а-а-а!!!
Витольд, не опуская оружия и осторожно ступая, поднялся на площадку к здоровяку, недвижно лежавшему у стены. Убедившись, что выше по лестнице никого нет, он забрал у него револьвер и оказавшийся неожиданно тяжелым ранец. «Ублюдок!» – с ненавистью подумал он, глядя на сытую морду убитого. Такой же мародер, попавшийся ему по дороге в тридцать девятом, с ехидной улыбкой отобрал у него последнюю еду, когда он в одиночку пробирался к деду в Варшаву и шел через какую–то покинутую жителями деревню.
