скачать книгу бесплатно
Из ее сбивчивого рассказа я поняла: в домике он наплел ей с три короба про великую любовь, про то, что они убегут из дома и найдут его влиятельного отца. Якобы он знает, где его искать… И никто более не посмеет мешать их счастью… они обвенчаются, и всё будет просто замечательно… И под эти разговоры он соблазнил ее, совратил, лишил невинности.
Еще не веря своим страшным догадкам, в надежде, что всё не так уж страшно, я спросила:
– Это было только один раз?
Она с жаром закивала:
– Да, да! Это было только один раз, и я не хочу повторения, потому что это не так, как рассказывают… а очень скверно, больно. Мне было ужасно неприятно, я чувствовала себя неловко… и мне было стыдно. Не хочу больше! Вот уже немало времени прошло, а я как вспомню – аж тошнит…
Сердце мое стало замирать… Оно едва не остановилось от ужаса, от того, о чём я стала догадываться. Я слушала ее и думала лишь об одном: есть у нее дорога назад или нет, куда это приведет, в какую пропасть… Я решила помочь своей несчастной подруге. Мне так отчаянно хотелось вытащить ее из передряги, в которой она оказалась, еще не понимая ужаса всего случившегося. Я потрясла Надин, которая сидела словно каменная, уставившись в одну точку.
– Скажи, тебя часто тошнит? Как ты себя чувствуешь? Ну?! Говори же, не молчи! Пожалуйста, Надя!
И она рассказала, что где-то через две-три недели после того дня стала чувствовать усталость и тошноту, которая иногда сопровождается рвотой.
– Вот и сейчас, Наташа, мне не очень хорошо… от волнения, наверное – опять тошнит…
Я смотрела на нее во все глаза, и мысли мои обгоняли одна другую: «Как жалко, что меня не было рядом в тот момент… Ах, как жаль, бедная моя… бедная девочка».
– Наденька моя, как жалко, что я не могла вовремя рассказать тебе, чем это может кончиться.
Я опять в ужасе закрыла рот руками. Она с наивностью ребенка посмотрела на меня и тревожно спросила:
– Наташа, ты думаешь, я заболела?
Я сплюнула себе под ноги и гневно вскрикнула:
– Да, Надька! Тьфу на тебя! Заболела она… Заболела! – она в страхе выкатила на меня глаза. – А ты хоть предполагаешь, чем?!
Она невинно посмотрела и тихо проблеяла:
– Что, чем-то неизлечимым?
Я схватилась за голову.
– Знаешь ты, дурья башка, что с тобой приключилось? – она ошарашенно мотала головой. – Дите у тебя приключилось! Ты беременна! Наверное…
Она опять замотала головой:
– Ты что говоришь, Наташа?! Этого же не может быть от… одного раза! Не бывает так! Ты, наверное, что-то путаешь! Наверное, у меня… Что-то со мной… А? Нет-нет…
Она закрыла лицо руками и заплакала. Я сама пребывала в шоке, не зная и не понимая, что теперь делать…
– Да-а-а-а, Надька! Вот плачь теперь! Плачь! Как же ты теперь всё уладишь?
Я опять схватилась за голову – от ужаса никак не могла толком закончить хоть одну фразу. Но продолжила говорить:
– А я-то всё думаю… что ты такая дородная… Ты попра-а-авилась. У тебя вон какой румянец на щеках. Я думала, это от полнокровия. А это вон от чего! Надька… Дура! Что же мы теперь с тобой делать будем?
Но она уже ничего не могла ответить: ее душили одновременно рыдания и тошнота. Надин не знала, как с собой справиться… Выйдя из туалетной комнаты, она обреченно опустилась в кресло, закрыв лицо руками. Я смотрела на нее широко распахнутыми глазами и пыталась как-то помочь, утирала слёзы. Но она отталкивала меня и всё повторяла:
– Что же?! Что же теперь бу-у-удет?! Наташа! Что же теперь будет?
Она смотрела на меня абсолютно детскими глазами, и я никак не могла подобрать слова, чтобы успокоить ее. Язык не поворачивался сказать, что всё будет хорошо. Видеть ее отчаяние и боль становилось невыносимо. Мне обязательно нужно было что-то сделать, придумать, как поправить ситуацию, я почему-то чувствовала и долю своей вины… Я не осознавала почему, но это чувство навсегда поселилось в моём сердце, в моей душе. Я очень долго потом не могла от него избавиться.
Я подошла к ней, обняла за плечи и прижала к себе. Она всхлипывала, а я гладила ее по волосам.
– Надька, не волнуйся, мы обязательно что-нибудь придумаем и всё-всё исправим.
Она продолжала говорить сквозь слёзы:
– Ну что ты, Наташа, теперь – всё! Всё закончится для меня плохо. А папа? Мне страшно даже подумать, что будет. Что скажет моя мама? Что они теперь со мной сделают? Ведь ты знаешь, какие они.
Она зарыдала еще сильнее.
– Надя, остановись, сделай глубокий вдох… – Я всё же проговорила эти слова. – Всё будет хорошо. Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить и в каких передрягах я оказывалась… Гораздо хуже твоей!
Надин резко подняла голову, прекратила даже всхлипывать и посмотрела на меня очень серьезно:
– Наташка, ну что ты такое говоришь? Куда уж хуже?! Ты всегда могла найти слова, чтобы отвлечь меня…
Я тихонько встряхнула ее за плечи, заботливо вытерла платком слёзы, которые ручьями текли по щекам, и сказала спокойно и убедительно:
– Так, Надя, теперь нам нужно собраться. Хватит рыдать, давай думать.
Надин держала меня за руки и смотрела так, словно только от меня сейчас зависела ее судьба и только я смогу ей помочь. Я судорожно думала, пытаясь подобрать слова, но ничего толкового придумать не могла. Неожиданно меня осенило.
– Надька, а что если тебе скрыться на какое-то время… пока будет расти живот?
– Куда я скроюсь-то? – она недоуменно посмотрела на меня. – В кладовку что ли спрячусь?
– Ну, не знаю… Мы можем уехать с тобой, например, во Францию… Или хоть за город, в наше дальнее имение. Скоро начнется лето, и мы можем провести это время там. И, когда тебе придет срок разрешиться, мы придумаем, что сделать с ребенком. Возможно, оставим его у кого-то в деревне. И ты вернешься, решив свои проблемы.
Надя испуганно смотрела на меня.
– Наташа, а ты думаешь, у нас получится уехать так надолго? Сколько вообще должно пройти времени, ты знаешь?
Я отрицательно покачала головой. У меня были определенные представления об этом периоде, но сколько точно времени нужно, чтобы на свет появилась новая жизнь, я не знала. Мне не хотелось ее огорчать, и я уверенно сказала:
– Да ладно тебе, Наденька, расстраиваться. Ну, может быть, месяцев шесть пройдет…
Надя наконец воспряла духом и, повеселев, ответила:
– А ведь не так всё плохо, Наташка. Мы с тобой еще будем танцевать и веселиться как раньше, вот только со всем этим разберемся.
…Что-то больно кольнуло в груди… Медленно подняв голову, я не отрываясь смотрела на Надин. «Наверное, уже никогда мы не будем вместе танцевать…» – пронеслось в моей голове. Внутри поселилось странное предчувствие, обдающее душу холодом…
Я быстро зажмурилась, потрясла головой и постаралась прогнать недобрые мысли, но тщетно. Пересилив себя, всё же спросила:
– Надин, ты можешь точно сказать, когда всё произошло? Сними платье, я хочу посмотреть, как изменилась твоя фигура.
Надя подняла голову и начала подсчитывать.
– Кажется, месяца три назад… Нет, больше. Было холодно… в начале января.
Я вздохнула:
– Значит, прошло уже больше четырех месяцев. Наденька, как же это? Уж от кого – от кого, а от тебя-то я точно такого не ожидала. Как ты не побоялась последствий? Зима… Да как же ты задницу-то свою не отморозила? – вдруг ляпнула я.
Она грустно усмехнулась:
– Я же не под кустами с ним была, а в домике, – Надя обреченно махнула рукой. – Да не знаю я, Наташа, сама не понимаю, точно бес меня попутал. Ни о чём я тогда не думала и почему-то ничего не боялась. Я только его и помню, поцелуи жаркие… и отчего-то голова кружилась… противостоять не было ни сил, ни желания… он такой хороший…
Надя рассказывала про своего возлюбленного, и на ее устах блуждала мечтательная улыбка. Я смотрела на нее и никак не могла взять в толк, как такое могло произойти с моей Наденькой, с этой не очень смелой скромной девушкой, которая всегда четко старалась выполнять все домашние правила.
Она говорила и потихоньку раздевалась, а когда осталась в одном белье, я в ужасе прикрыла рот рукой. Ее округлившаяся фигура и раздавшиеся бедра не оставляли никаких сомнений. «Мамочки, еще немного, и будет заметно. Надо быстрее что-то делать, немедленно!»
Я вздохнула, отвернулась к окну и сказала:
– Одевайся, Надя, всё мне понятно, надо решать быстрее… скоро станет заметно.
Надя опустила голову, глубоко вздохнула и созналась:
– Ты думаешь, я не догадывалась? Наташка, я просто верить не хотела… Книжку у мамы нашла, справочник для лекарей… Так там написано, что бывает обманное бремя… вот я и решила, что и со мной такое.
Я посмотрела на нее как на дурочку.
– Ты что думала, всё само собой рассосется, если сделать вид, что ничего нет? Что же ты молчала-то до сих пор?
Она с жаром воскликнула:
– Так тебя же не было! Кому я могла рассказать, кому?
Но тут любопытство взяло верх, и это позволило ей отвлечься. Надин лукаво прищурилась и спросила:
– Наташа, а почему тебя так долго не было, где ты пропадала? Ни разу не поверю, что у графа жила. А если была в городе, почему лишила меня своего общества? Я ведь нуждаюсь в тебе, как в воздухе. Почему ты оставила меня, Наташа? Вот если бы ты была рядом, я могла бы с тобой посоветоваться и такого никогда бы не произошло.
– Правильно, Надин, нашла виноватую! Если бы я рядом была, ты что, святошей бы стала? Это ты мне пеняешь? Возможно, я и попыталась бы тебя отговорить, но всё, что мы делаем, Надя, это плоды наших собственных решений. И ты сама приняла такое решение, по неизвестным для меня причинам. Обвинять меня в том, что всё могло бы сложиться иначе, окажись я рядом, думаю, неуместно.
Надя подошла, взяла меня за руки и сказала:
– Ну прости меня, подруга… я просто не знаю, что мне делать, и в голове рождаются совершенно дикие, глупые мысли… Веришь, я кого угодно готова обвинить в том, что со мной произошло, только почему-то себе вопрос задать боюсь – где была моя собственная голова?!
Я остановила ее запоздалые раскаяния:
– Так, подожди… Ты мне лучше вот что расскажи. Где твой «муженек», прости его, Господи? Где он находится и что говорит по этому поводу? И знает ли он вообще?..
Надя вздохнула, опустила глаза и тихо-тихо произнесла:
– Да что там… Я ему сказала, что как-то странно и нехорошо себя чувствую, поведала о своих страхах. А по прошествии некоторого времени он пропал с нашей конюшни. Слышала от девок, прислужниц, что он просил у папеньки дозволения поселиться в соседней деревне, будто лошадь сильно его зашибла и не может он более конюхом работать.
– То есть он скрылся? Видать, в отличие от тебя сразу смекнул, что к чему. И решил сбежать, оставив тебя одну расхлебывать большой ложкой то, что вы вдвоем сотворили. Ты что, и вправду поверила в то, что он наплел?
– Он не спрятался, Наташа, я могу его видеть, когда захочу, просто он больше не появляется в доме. Родители дозволили ему крестьянскую работу исполнять.
– Да-а-а, Надя… Прекрасного ты выбрала кавалера: придумал предлог, больным сказался, от тебя подальше смотаться решил.
Надин обиделась:
– Можно подумать, у тебя прям всё распрекрасно было. Я вон тебе всё рассказала, а ты о себе молчишь.
– Ну, это, голубушка, тебя сейчас никоим образом волновать не должно. Мы потом обо мне поговорим, когда с тобой разберемся. А сейчас одевайся, я знаю, куда мы отправимся и у кого совета спросим.
Надька в страхе вытаращила глаза. Я поняла ее испуг.
– Не бойся, никто тебя не предаст и ничего твоим родителям не расскажет. Поторапливайся, каждый час дорог. А я вниз, скажу, чтоб экипаж подавали, в моей коляске поедем.
Надька медлила, недоверчиво глядя на меня.
– Да одевайся ты, клуша, и не волнуйся: я медленно поеду, как-никак бабенку на сносях повезу…
Я засмеялась и тряхнула головой так, что все шпильки и гребни выскочили из прически и волосы рассыпались по плечам. Что есть духу я выскочила из комнаты и побежала по лестнице вниз. От переполнявших меня эмоций дыхание сбилось. Я всё никак не могла прогнать ощущение беды, которая надвигается на мою подругу, нутром чувствовала, что может произойти что-то плохое.
В дверях я буквально налетела на отца Надин. Он был чем-то разгневан и, отдавая распоряжения, бранил слуг на чём свет стоит, не брезгуя крепким словцом. Удивленно посмотрев на меня, он засмеялся:
– Тпру-у-у… Наташа, остановись, ты ж не на лошади. Вроде как пешком по дому ходить должна. Чего это на тебе, голубушка, лица нет? Что тебя так сильно разволновало? Никак Надька обидела? Ты мне только скажи, я с ней быстро разберусь, – пообещал он шутливо, но нарочито строго. – Ты же знаешь, как я к вашей семье отношусь: не дам в обиду свою прекрасную гостью!
Я смотрела на Василия Степановича и понимала, в каком затруднительном положении оказалась сейчас Надин – точно между молотом и наковальней. С одной стороны, строгость и, я бы даже сказала, жестокость отца, с другой – чопорный мир матери.
Василий Степанович вывел меня из состояния ступора, в котором я пребывала:
– Ну, что вылупилась? Что у меня на лбу такого увидела, что рот открыть не можешь? Али не узнала? Али испугалась, что с прислугой строг? Вроде, не похоже на тебя, Наташа, не робкого ты десятка, в отличие от моей Надьки. А что я на слуг ору, так ты не обращай внимания: иначе от них толку не добьешься. Гости заграничные прибыть должны, а они точно мухи сонные ползают, того и гляди оконфузишься перед важными людьми.
Я всё никак не могла вымолвить ни слова.
– Наташа, в чём дело? Что случилось?
Я одними губами прошептала:
– Всё хорошо, не извольте беспокоиться, просто я задумалась… Позвольте пройти. Мы с Наденькой собираемся в город, лавку французскую посетить хотим.
Он прищурился и, смеясь одними глазами, спросил:
– Никак опять сама лошадьми править будешь?
– Да, как обычно.
Он воскликнул, хлопнув себя по ноге:
