Билет в один конец

– Не сердись. Ну, вот такая уж я, бизнес-вумен, – она еще пыталась шутить. – Ну, не создана для борщей и пампушек. Серьезно, Вик – я должна работать, пока есть такая возможность. Должна. Мне не на кого рассчитывать. И маму надо поддержать. Я очень ждала этого повышения, я же тебе говорила. Только я думала, что меня оставят в Торонто.

Так и не услышав ответа, добавила:

– У тебя тоже все образуется.

Она ничего не сказала о том, что они могут продолжить свои отношения. Она не позвала его. А ведь он мог тоже переехать в Ванкувер. Ради нее он куда угодно готов был ехать. Но она сказала: у тебя тоже все образуется. У меня образовалось и у тебя образуется. Это прозвучало как «прощай».

«У тебя все образуется». Еще как образуется…

Он напился и пропустил свою смену в ресторане. Потом еще одну. И еще. Его, разумеется, уволили.

Деньги имеют свойство таять с непостижимой быстротой, стоит только зазеваться, остановить на мгновение бег в своем беличьем колесе. Если он не заплатит до понедельника за комнату, то самое лучшее, что его ждет – шелтер. Ночлежка, то есть. Говорят, относительно комфортное место, лучше, чем по подвалам ночевать или в ящиках под мостом. Но ночлежка – она ночлежка и есть, пусть даже с чистыми простынями и душем. Милость государства и сострадательного общества к падшим согражданам.

Он лежал на диване, разглядывая ободранные обои в углу комнаты.

Вот она, страна больших возможностей.

Зачем я здесь? И вообще з д е с ь, в этом мире? Какой смысл во всем этом барахтанье? Работа – дом, дом – работа… Ежедневная нудная, утомительная борьба за выживание. Зачем? Это и есть смысл моей драгоценной, единственной и никому не нужной жизни?

– Уволили? Ну, ты дурак, потерять такую работу!

На какой-то – пятый или десятый? – день его пьянства заехал Петр, парень, с которым он когда-то гнул трубы для пластиковых столов и стульев на мебельной фабрике, и с которым изредка перезванивался.

– А нельзя к шефу как-нибудь подкатить? – спросил он. – Покайся, придумай что-нибудь!

Виктор покачал головой.

– Поздно придумывать, ушел поезд.

– Понятно… Значит, давно пьешь.

Петр не хуже него знал, как это бывает. Наверняка, на место Виктора уже приняли быстрого и исполнительного китайца, готового ежеминутно кланяться и вкалывать за три доллара в час.

Достал из-под кровати бутылку с остатками виски и разлил поровну. Петр повертел стакан в руках.

– Не разбавляешь? – оглядел пустой стол, заваленный пустыми пакетами из-под чипсов и соленого арахиса. – И без закуски? Ладно. Как говорится, за тех, кто в море, в тюрьме и за границей!

Выпил, морщась, вытряс из пакета пару орешков, отправил в рот.

– Ну, и что теперь думаешь делать?

– Не знаю. – Действительно, что?

Петр покачал головой.

– Завязывай. Тут расслабляться нельзя. Будешь сидеть на вэлфере – никогда не поднимешься.

Это его любимая тема была – как найти свою золотую жилу. У каждого, рискнувшего пойти на авантюру под названием «эмиграция» или, как здесь говорили «иммиграция», свое кино в голове. У большинства – как выжить и наладить быт, у Петра – как разбогатеть. Он только об этом и говорил, только это его и волновало – как «подняться».

– А ты вот тут уже десять лет, и работаешь день и ночь. И что – высоко поднялся? – съязвил Виктор, угрюмо рассматривая пустую бутылку.

– На жизнь хватает, не жалуюсь. Больших денег пока не заработал, потому что просто еще не нашел свою…

– … золотую жилу.

Петр не обиделся.

– Пашку помнишь? Рыжего, с нами на фабрике работал, а потом в пекарне подручным? На днях узнаю, он эту пекарню выкупил! На булках поднялся! Сказал, что сейчас у него, в придачу к пекарне, еще и магазин – «Домашний хлеб» в Северном Йорке. Ссуду взял. Там у него одна баба из Полтавы здорово домашние пирожки печет. Еще двое ребят-москвичей на компьютерах выехали, тоже неплохие бабки делают. Офис в самом центре, представляешь, сколько там одна аренда стоит? А приехали – первое время зимой на вокзале ночевали, а весной в парке, когда погода позволяла. На скамейке спали и флагами родины, которые на сувениры привезли, укрывались… А еще Андрей с нами работал, помнишь, длинный такой? Мордой на американского актера похож… Ну, на этого, который в «Титанике» художника играл, как его? Так вот, у него сейчас своя музыкальная студия. Электронную музыку делает.

– Да кому, на хрен, нужна здесь его музыка! – грубо прервал Виктор. Его просто тошнило от всех этих сказочек. – Какая здесь культура? Здесь же никто ничем, кроме денег не интересуется.

– Не скажи, – Петр покачал головой. – На хороший товар везде есть спрос. Андрей уже, кажется, пару-тройку дисков сделал. По радио часто крутят. В Испанию и Германию на гастроли приглашают. Страна больших возможностей…

– Если бабки есть!

– Зря ты так настроен. В Канаде, всегда можно заработать, а если еще и найти свою нишу…

– Какая, к черту, ниша! Все давно забито. – Из него вдруг поперло то, о чем он и думать раньше не хотел. – Наша ниша – черные работы, на которых канадцы, чьи предки прикатили сюда первыми, надламываться не хотят! Или на тех пахать, кто успел урвать хороший кусок, когда нашу страну растаскивали, да потом сбежали сюда, чтобы дома этот кусок другие не отняли!

Он еще что-то бубнил, но Петр, казалось, уже не слушал. Прошелся, заглядывая в углы.

– Сколько за нору платишь?

– Пятьсот.

– Так себе нора. Тесная, без кондишина… Не хочешь перебраться ко мне?

– С чего это вдруг? – спросил Виктор с подозрением.

– Да сосед у меня съехал, с которым мы дом на пару снимали, – объяснил Петр. – Одному оплачивать дорого. И новое жилье искать не хочется. Пять лет в одном доме, привык. Понимаешь, он хотя и старый, но классный дом. От центра, конечно, далеко, зато это дом, а не комната, и платить, если на двоих, получается всего по четыреста баксов.

По четыреста – это хорошо. За целый дом – это очень-очень хорошо. Виктор это понимал. Тут и пьяный ежик бы понял. Только сейчас у него денег-то, можно сказать, почти нет.

– Не знаю, – пробормотал, мучительно соображая, по силам ли ему сейчас такое перемещение. – Надо подумать… Там же за первый и последний месяц надо сразу платить, а я… Я машину купил и вот… – он ткнул пальцем в угол, где громоздилась куча пустых бутылок и пивных банок.

Петру ничего объяснять не надо, он из понятливых. Сам такой.

– Этот месяц я уже оплатил. Отдашь, когда заработаешь. А, кстати, – вскинул брови, – и насчет работы могу узнать. Я сейчас на одной фабрике, деревообрабатывающей, в Сент-Катринсе. Час с езды от Торонто, но платят неплохо.

– Где это?

Петр объяснил.

– Далековато.

– Ну, чтоб не на машине, купишь проездной на поезд на полгода – дешевле будет. Работа того стоит. Десять-двенадцать баксов в час, в зависимости от цеха.

Десять баксов? Стоило подумать.

– А что делать-то? – вяло поинтересовался, внутренне уже на все соглашаясь.

В самом деле, какая разница, что делать? Платили бы нормально. А главное, надо стряхнуть с себя это состояние. Хватит с него глубоких чувств. Если разобраться, все это всего лишь игра гормонов. Основной инстинкт. Остальное – воображение. Яркую обертку, всю эту любовь, «романс» этот, – придумывают те козлы, что пишут слюнявые романы-истории и снимают сладкие фильмы. Работа у них такая – чтобы потом побольше бабла настричь… Этой жизни подходит только здоровый секс. Встретились – разбежались.

Дом и в самом деле оказался хорошим – три спальни, просторный бейсмент, где, помимо старой стиральной машины и сушилки в углу за перегородкой, на грязноватом сером ковре стояло два древних огромных дивана и большой телевизор. Ободрано все, запущено, но довольно уютно. Лужайка перед домом, а на заднем дворе незамысловатый садик, состоящий из раскидистого пеканового дерева и непонятных кустов. Виктор вспомнил роскошный цветник матери. Старый сад, где сейчас, в начале лета, набирает силу ранняя черешня и клубника. Тут таких роскошных садов и не бывает. Здесь никто не выращивает фруктовых деревьев у дома – зачем, когда все можно купить в супермаркете? И роскошных клумб не устраивают – расточительно тратить воду на полив экзотических цветов. Красивый букет всегда можно заказать все в том же супермаркете. Здесь в моде все больше ровно подстриженные лужайки, которые украшает какой-нибудь камень или статуя. Бэкярд, задний двор, то есть, здесь тоже без затей. Ну, у некоторых, кто побогаче, бассейны, а у их дома под пекановым деревом площадка, на которой, случалось, Петр устраивал барбекю.

На одном из таких барбекю Виктор и познакомился с Маргарет.

Маргарет жила рядом. Первое время он ее не встречал, да и никакие соседи его не интересовали. Видел только относительно новую «Тойоту» под навесом соседнего дома. Гаража, как и у них с Петром, у соседнего дома не было.

Потом как-то в субботу утром, когда он после тяжелой рабочей недели намеревался поспать подольше, его разбудил звук газонокосилки. Раздраженный, он выглянул в окно своей спальни и увидел соседку, стригущую свой газон. Нашла время, возмущенно подумал, закрывая окно. Поспать не удалось.

А еще через какое-то время, возвращаясь с работы, столкнулся с ней у кустов жимолости, она выгуливала толстенного кота, надев на него ошейник с длинным поводком. Наверное, боялась, что убежит. Он не мог сдержать улыбки – такое видел впервые, чтобы кот на поводке. Она тоже улыбнулась в ответ. После этого, встречаясь, всегда здоровался.

– Одинокая женщина, – проинформировал его Петр. – Работает в местной прачечной. Живет одна, ну, если не считать двух котов и собаки. Надо будет как-нибудь на барбекю пригласить. Будешь занимать ее разговором – вот тебе и языковая практика.

– Шутишь!

– Нет, серьезно, давай пригласим! – загорелся Петр. – Хватит тебе киснуть, ты же здоровый мужик.

У Петра появилась новая девушка, а потому он был великодушен и щедр, хотел, чтобы Виктор тоже не скучал. А может быть, просто хотел себя обезопасить, приводя в дом свою красивую продавщицу.

– Да ей, по видимости, давно за сорок, – отшутился Виктор. – Вся седая.

– Всего лишь сорок, – поправил Петр. – Приятная женщина в соку, ну, с ранней сединой. Между прочим, у брюнетов это часто бывает. Я вообще седеть начал в двадцать восемь лет. Подумаешь, немного старше тебя. Это сейчас даже модно, иметь такую подругу.

– Да мне, честно говоря, все равно, что здесь модно, а что нет.

Не стал углубляться в тему. Просто он не привык видеть на своих женщинах старые, вылинявшие футболки и драные штаны. Зина любила красивые вещи. А Оксана… Она вообще выглядела как топ-модель из глянцевого журнала.

Тем не менее, барбекю состоялось и после жареных сосисок и пива, а главное, при ближайшем рассмотрении, оказалось, что Маргарет действительно выглядит неплохо. Гладкая кожа, голубые глаза. Вот только поговорить не получалось. Она была не очень разговорчива, а он стеснялся своего грубого акцента. Тем не менее, спросил, в какой прачечной она работает. Она ответила, что совсем недалеко от дома, на том их светская беседа в тот раз и закончилась.

После этого барбекю почему-то стал видеть ее чаще. Возможно, она больше возилась в своем садике. А может быть, он сам стал наблюдательнее, интерес появился. Утром выглядывал в маленькое окно спальни, стоит ли ее машина у дома. Возвращаясь с работы, видел иногда, как она выгуливает то кота, то собаку. Потом даже «расписание» этих прогулок вычислил. Коты выводились на длинном поводке по вторникам и субботам. Собака гуляла чаще – три раза в неделю. Была она белая, большая и толстая и издали больше походила на свинью, чем на собаку. Виктор вспомнил отцовского Бимку, который большую часть своей собачей жизни проводил на воздухе, гоняя кур на заднем дворе. Ел, что давали, и игрушек у него не водилось. Но вид у него был самый жизнерадостный и здоровый.

– Да, они тут своих «пэтс» лишними прогулками не балуют, – согласился Петр, когда он поделился своими наблюдениями. – Видел сколько тут магазинов и всякого добра для кошек, собак и прочих любимцев продается? Целая индустрия работает, колоссальные бабки на этом делают. А держат их взаперти, как пленников! Ты скажи, скажи своей Маргарет, что это бесчеловечно!

– С чего это она стала моей! – огрызнулся он в ответ.

Петр ухмыльнулся.

– А кто ведет регулярное наблюдение за соседним домом?

Как-то он помог ей постричь траву на лужайке. Она пригласила его на чашку кофе.

Дом внутри оказался не таким большим, как виделся снаружи. Гостиная с традиционной парой кресел и большим диваном переходила в крошечную столовую, где помещался всего лишь стол и несколько стульев. Маргарет пригласила его присесть и отправилась на кухню готовить кофе. Он устроился в одно из кресел. На маленьком столике лежало несколько альбомов с репродукциями. Он взял в руки один из них, сдул с него собачью шерсть и начал листать. Из кухни вышла собака, внимательно посмотрела на него. Надеюсь, ты не кусаешься, пробормотал он. Шумно дыша, собака осторожно подошла ближе, понюхала его колено и отвернулась – похоже, гость ее не заинтересовал. Не тявкнув даже для приличия, пыхтя, стала карабкаться на диван, где и растянулась с усталым видом. Ну и ну, действительно, раскормлена до невероятных размеров – таких он еще никогда не видел. Такой собачке не то, что укусить незнакомца – залаять не под силу.

– Она очень добрая, – сказала Маргарет, ставя на стол в столовой кофе и бутерброды.

– Я вижу, – ответил он.

Пригласил ее съездить в Наягра Фолз на выходных. Маргарет согласилась, но, как ему показалось, безо всякого удовольствия. Позже он понял, почему.

Оказалось, что когда-то она жила рядом с водопадом. Училась на каких-то курсах и подрабатывала там же – сажала цветы в Парке Королевы Виктории, который располагался на берегу Наягры прямо напротив американского водопада. Потом подрабатывала лифтером, поднимала группы туристов на верхнюю палубу обзорной башни Скайлон Тауэр, а еще позднее – официанткой в одном из ресторанов около водопада. Для нее Ниагара не была ни волшебством, ни праздником. Это было место работы, зарабатывания денег. Обыденность, одним словом. Ей не нравился шум падающей воды, все эти мощные децибелы, слышимые за километры от Наягра-Фолз.

Они стали встречаться – обычно пару раз в неделю по вечерам. Он попытался нарушить этот странный режим, придя как-то во внеурочное время, но Маргарет не впустила, сославшись на то, что завтра у нее трудный день – предстояла какая-то поездка.

Она умела держать дистанцию, хотя была всегда спокойна и немногословна. Она не походила ни на одну из женщин, с которыми он имел дело раньше.

– Никогда не знаешь, о чем с ней говорить. Не знаешь, что у нее на уме, о чем она думает, – пожаловался он как-то.

– Да ни о чем особенном, – ответил Петр. – Так же, как и ты – о счетах, о том, чтобы с работы не вылететь, где что подешевле купить, да какому ветеринару своих «пэтс» показать. Ну, о тебе еще, может быть, думает, ближе к вечеру или по выходным, – пошутил.

Но Виктору было не до шуток. Он хотел понять, нужна ли действительно ему эта Маргарет, и насколько нужна. И вообще, что с ним происходит, хотел большей ясности в этой путаной жизни.

– Мы больше года встречаемся, а каждый раз мне кажется, что я вижу ее впервые. Никогда ничего не рассказывает ни о работе, ни о себе. Весь разговор: How are you? I am fine, and you? Прям из учебника пятого класса. Я о ней и не знаю ничего.

– А на фига знать-то? Нашел бабу и радуйся. Ты же жениться на ней не собираешься?

– Надо же когда-нибудь… Уже под сорок.

Петр покачал головой.

– Только не на местной, не на канадке. Сколько с ними не встречался – все не то. Менталитет другой. Все на расчете построено. По-моему, у них вместо сердца калькулятор, а в глазах, когда она на что-нибудь смотрит, цифры мелькают. Взглянет, и уже просчитала, сколько ты зарабатываешь и что имеешь… кроме детородного органа. Для женитьбы надо нашу девушку искать. Тут даже не в красоте дело, хотя это, конечно, тоже немаловажно… Наши хотя и крикливее бывают, а все равно – добрее. А если с любовью не получится, так хотя бы язык один и борщи почти все готовить умеют.

Конечно, Виктор соглашался, действительно – лучше наших девушек нет. Но только где их взять в этой стране? Столько вокруг одиноких парней, которые и моложе, и выглядят лучше, чем он, и зарабатывают больше. И потом, если разобраться, «наши» девушки, особенно те, кто сумел вырваться на канадские просторы в относительно юном возрасте, тоже отлично умеют считать. И предпочитают канадцев с тугими кошельками. И деньги любят тратить не хуже канадских гёлз. Дело не в национальности…

Петру повезло – он встретил Надю (хотя неизвестно еще, чем у них дело кончится). Она из Томска. Насмотрелась фильмов про красивую жизнь и отправилась в Мурманск, буфетчицей на корабль устраиваться. В первом же порту сошла на берег и домой не вернулась. Сияет теперь обворожительной улыбкой налево и направо, как какая-нибудь кинозвезда, убеждая потенциальных покупательниц, что в магазине «Аврора» лучшие кофточки в Торонто.

А у Виктора, вот, на данный момент, на жизненном пути оказалась только местная Маргарет. Что, если поразмыслить, в общем-то, тоже не так уж плохо. В ней много положительного. Немногословна, без претензий, особых развлечений не требует. Обычно пару раз в неделю они обедают в каком-нибудь ресторане. Чаще – в китайском. У нее есть излюбленные места, где ее знают. Иногда они вместе отправляются в огромный молл – супермаркет, или по маленьким магазинам бродят, рассматривая товары. Редко что-нибудь покупают. Но если такое случается, за свои покупки она всегда платит сама. Опять же, живет рядом, не надо ездить куда-то. Не женщина – сплошная экономия. Чего еще желать на сегодняшний день?

Иногда, правда, думал: может ей помаду подарить? И почему бы ей, и в самом деле, волосы не покрасить?

В одну из суббот, в процессе очередного шопинга, он вдруг купил лопату и несколько саженцев плодовых деревьев. А потом и небольшую садовую статую писающего мальчика зачем-то прихватил. Проходил случайно через отдел причиндалов для садоводства, да вдруг и застрял в нем, рассматривая многочисленные приспособления, облегчающие труд садоводов-огородников.

– Ты что, с ума сошел? – вытаращил глаза Петр, разглядывая его приобретения. – На кой черт все это? С чего это ты вдруг решил благоустраиваться? И дом-то не наш!

– Ты сам говорил, что хозяин будет счастлив его продать.

– Да, уговаривал меня купить эту развалину. Только зачем? Ну, не знаю, не знаю… – Петр покачал головой. – Надя хочет, чтобы мы сняли жилье ближе к центру. Ей отсюда ездить на работу неудобно, я сам каждый день утром по часу в дорожных пробках стою. Вдруг и ты надумаешь съехать? Для кого тогда эти дерева? Понял! Это ты для Маргарет купил! И правильно, у нее участок большой, не только на сад, а еще и на огород места хватит. Вместо того чтобы котов выгуливать, – Петр рассмеялся, – пусть на продажу помидоры и репу выращивает!

А Виктор и сам не знал, что это вдруг на него накатило, и с какой стати, в самом деле, он все это приволок.

– Осень, – отшутился. – Время сажать деревья.

И тут же решил, что как только Петр уйдет, он выкупит этот дом. Дом старый, в непрестижном районе, обойдется, по меркам Торонто, недорого. Хозяин не дурак, чтобы терять, может быть, единственного реального покупателя, сбросит цену. Рад будет сбыть это старье. Виктор же постепенно дом отремонтирует, теперь он может любую развалюху привести в порядок не хуже какой-нибудь строительной фирмы. Канадская стройка, на которой он достаточно попотел, – хорошая школа.

Стройка – вот его канадские университеты. Не раз и не два он шел туда, работал, как вол, бросал ее и снова возвращался. Там относительно неплохо платили наличкой. Чтобы попасть туда, не требовалось никаких резюме, там не спрашивали рекомендательных писем, не спрашивали, кто ты и откуда. Кого там он только не встречал. Просто поразительные люди попадались. С некоторыми он до сих пор поддерживает хорошие отношения. Не то, чтобы они встречаются часто, этого нет, они-то и перезваниваются изредка, ненадоедливо. Здесь люди ценят и свое и чужое время. Вот недавно случайно в метро с Музыкантом встретился. Как дела? Нормально. У тебя как? Да так себе. При церкви, в хоре пою, с детьми занимаюсь. В хоре поет. А какая личность! Консерваторию окончил, лауреат каких-то там конкурсов, бывший преподаватель музучилища. А пахал на стройке с ними наравне, долбал стены, не боясь испортить своих музыкальных пальцев. Смеялся, зачем они мне, мне здесь концертов не давать, здесь в Канаде и оркестров-то классных нет, так, раз-два и обчелся. Немузыкальный народ.

Еще Старик был – колоритная фигура. Он там, на стройке, наверное, дольше всех держался. Может быть, до сих пор работает. С ним Виктор контактов не поддерживает. Вначале его даже боялся – как рявкнет басом, да обложит трехэтажным, если что не так. Он, Виктор, только пришел, ясное дело, еще не особенно разбирался, что и как. Однажды плитку на цемент начал класть, а там это ни-ни, только на гипс. Не понял, когда ему это сказали, не владел еще всей этой терминологией на английском. Хорошо Старик вовремя увидел, и, матерясь, начал сдирать то, что он, Виктор, наваял… Выгонят тебя к такой-то матери, орал страшным голосом. А потом сидели в перерыве на ланч, Виктор все еще трясся от пережитого, бутерброд в горло не лез, переживал, что работы мог лишиться, ну, не хотелось посреди зимы работу терять, тем более, за квартиру надо было платить немедленно. Сидел в углу, от стресса отходил. А тут опять Старик, грозно так, а ну иди сюда! Сердце у Виктора екнуло – еще что-то не так! Он подошел, внутренне уже смиряясь, что выгонят. Храбрясь, ну, выгонят, ну и хрен с ней, со стройкой! Адская работа, пыльная, никакие респираторы не помогают, он уже кашлять начал, так и до туберкулеза недалеко… Чего еще, спросил. И никак врубиться не мог, что это ему Старик протягивает. Ешь, говорит. Огромный шмат копченого мяса отрубил. Тут, говорит, на твоих бутербродиках долго не протянуть, работа такая, что есть надо хорошо. Он и ел, еле-еле дожевал это соленющее мясо, давясь и шмыгая носом. Пыль там везде ядовитая… Да, все они там на стройке как одна семья были, тяжелый труд всех равнял и сплачивал. Вроде семьи была эта стройка. По пятнадцать-шестнадцать часов с раннего утра до позднего вечера. Фул-тайм, что называется. Одни и те же морды вокруг целый день. Присмотрелись к друг другу за два года. Работа сплачивала, общение поддерживало, они как бы круговую оборону держали перед враждебным, отторгающим, не признающим их полулегального существования, миром…

Да, так он и сделает. Возьмет ссуду, хотя это и противоречит его принципу – никогда ничего ни у кого не одалживать. Он не из тех, кто хватает кредиты, по которым платить проценты всю жизнь. Но в данном случае он сделает исключение – возьмет ссуду, чтобы выкупить дом. Теперь он может себе это позволить, поскольку зарабатывает неплохо. Есть и сбережения, поскольку научился жить осторожно, с оглядкой на завтрашний день. Научился обходиться малым, не тратить лишнего.

После нескольких лет на подсобных, грязных работах на фабрике, неожиданно для себя очутился на должности механика. Почти по специальности – вся техника столярного цеха под его контролем. Он действительно грамотный инженер и, приглядевшись к нему, управляющий со временем оценил и его образование, и способности и умелые руки. И то, что Виктор за все время работы ни одной смены не пропустил, и без отпусков не один год.

Далековато, конечно, от работы живет, много времени сжирает дорога. Утомляют эти поездки, особенно зимой. День за днем, туда – сюда. Но и переселяться ближе к фабрике никакого желания, Торонто – это Торонто! Привык к этому городу. Да и к дому, в котором прожил столько лет, тоже. Пусть он не в лучшем районе, пусть не такой, о каком мечталось, но уже как свой.

Вечером, когда Петр уехал к Наде, Виктор начал копать ямы для саженцев. Утоптанная земля подавалась нелегко, но ему нравилось махать найденной в хозяйском сарае мотыгой, преодолевать сопротивление почвы лопатой. Посадку закончил, когда совсем стемнело. Свернул поливочный шланг, накинул куртку, чтобы не переохладиться, и присел на складной стул отдохнуть. На улице было так хорошо, что не хотелось заходить в дом. Запрокинув голову, долго смотрел на звезды.

Но ведь чудо все-таки было, было!

Ведь попал он со своим просроченным билетом на самолет! Никто не остановил его, никто даже не заметил, что билет был на тринадцатое! Почему? Судьба вела, Бог помог… Значит, зачем-то нужно было, чтобы он оказался здесь, в Канаде, есть некий смысл во всем происходящем.

И вдруг – через столько лет! – сверкнула молния, и ударил гром. И открылась простая истина давнего чуда. И эта истина была почти абсолютной: чудес не бывает. Тринадцать и пятнадцать – эти цифры так похожи… особенно если написаны корявым почерком. Вместо тринадцатого, он прилетел пятнадцатого.