скачать книгу бесплатно
Багров вздыхает, и я чувствую движение его широкой грудной клетки.
– Да понял я. Помолчи уже немного, – как-то очень просто говорит он, и я послушно замолкаю.
Темнота и тишина окутывают нас со всех сторон, и мы словно оказываемся вдвоем в каком-то коконе. Мы так тесно прижаты друг к другу, что я чувствую его горячее дыхание на своей макушке, ощущаю ладонями чуть влажную ткань его черной майки и твердые мышцы спины под ней.
Воздуха нет, вместо него пряный запах разгоряченного мужского тела – смола, металл и соль. Я дышу им, и у меня кругом идет голова. Мне кажется, у меня будут ожоги в том месте, где он касается меня своими горячими ладонями – слишком остро я чувствую их касание, как будто между нами нет никакой преграды в виде моей одежды.
Его бедра тесно прижаты ко мне, и через какое-то время я чувствую, как в мой живот упирается что-то большое и твердое. Твою же мать…
Чем я думала, когда на такое соглашалась? Обниматься с Багровым так же безопасно, как войти в клетку к тигру или прикурить от вулкана.
Когда раздается резкий звук сработавшего таймера, мы вздрагиваем оба.
– Все! – я бросаюсь к дверям и резво выпрыгиваю в коридор, чувствуя, что у меня горят щеки.
Багров выходит вслед за мной и бесстыдно поправляет через штаны вставший член, которые отчетливо обрисовывается тонкой тканью.
– Прикройся, – я старательно смотрю в сторону. – И не забудь: после тренировки ты идешь на массаж! А потом на физиопроцедуры!
– Хорошо, – его голос звучит слишком довольно, и я с подозрением оборачиваюсь.
– Десять сеансов! – строго говорю я. – Без пропусков! Ты получил, что хотел, теперь выполняй обещание.
– Я получил плату только за сегодняшний день, – он пошло ухмыляется.
– Чего?! – от такой наглости у меня дыхание перехватывает. Ужасно хочется врезать ему по макушке чем-нибудь тяжелым. Жаль, не дотянусь. – Это нечестно!
– Честно, – он пожимает плечами, а потом как ни в чем не бывало идет в сторону своей раздевалки.
– Вот же скотина ты, Багров, – бормочу я, глядя ему вслед. А на коже горят огнем фантомные прикосновения его ладоней.
Глава 6. Не по плану
Мне нужно какое-то время, чтобы прийти в себя – не могу же я показаться перед тренером и другими игроками такой раскрасневшейся и тяжело дышащей, как будто я стометровку бежала. Ну или как будто меня трахнули где-нибудь в подсобке. Ощущения, кстати, ближе ко второму варианту…
Я заскакиваю в туалет, тщательно умываюсь, приглаживаю волосы, а потом со вздохом смотрю на себя в зеркало. С щек предательская краснота ушла, а вот что делать с этим возбужденно-виноватым блеском в глазах? Его как убрать?
Со мной явно что-то происходит, когда я оказываюсь слишком близко к Багрову. Что-то, что от меня не зависит. Чувствую себя железным гвоздиком, который послушно притягивается к магниту, вне зависимости от того, хочется ему этого или нет.
Кажется, тогда в клубе, сработало именно оно – это чертово притяжение. Я помню, как мне стало весело после этой таблетки, как я тащила Оксану на танцпол, как прыгала под непонятную музыку, как громко хохотала, потому что все вокруг казалось ярким, прекрасным и замечательным, а потом… Потом я случайно врезалась в какого-то парня. В этом мигающем клубном свете его лицо было плохо различимо, к тому же он был очень высоким, и чтобы его рассмотреть, мне пришлось бы запрокидывать голову, а это было неудобно: она сразу начинала кружиться.
Но мне и не нужно было его видеть. Достаточно было теплого мужского запаха, от которого внутри плеснуло желанием, и сильных рук, которые так крепко меня обхватили, что я ощутила себя маленькой, хрупкой и в то же время невероятно защищенной. Это было такое сладкое волшебное чувство, что меня затопило эйфорией.
Кажется, я что-то говорила ему про то, как вкусно он пахнет. И про то, что хочу его потрогать. Чертова таблетка, которую мне подсунула Оксана, сработала как компьютерный вирус: начисто стерла фильтр между мозгом и языком, и я говорила то, что никогда в жизни не сказала бы незнакомому парню.
А еще смеялась, предлагала ему танцевать и все-таки трогала его, не дожидаясь разрешения. И восхищалась тем, какими твердыми были его мышцы под моими пальцами.
А он сказал мне всего одно слово.
«Пойдем».
Конечно же, я пошла. Как я могла не пойти, если в тот момент мне казалось невозможным отпустить его? В тот момент мне казалось, что я умру, если он меня не потрогает в ответ.
Рядом с нами крутилась Оксана, что-то говорила ему (про деньги, как я теперь понимаю), а потом хлопнула дверь ВИП-кабинки, отрезая нас от всего мира, и все… Мои джинсы и топ мгновенно оказались на полу, а я – под Багровым.
Случайная встреча, случайный человек, случайная ночь.
Кто бы знал, что мы потом встретимся – да еще и в рабочей обстановке.
Но ничего, я справлюсь. Главное сейчас – не переступать эту черту, не поддаваться больше на провокации Багрова, мыслить трезво и быть максимально собранной и профессиональной.
Отличный план. Осталось воплотить его каким-то образом в жизнь.
Я вздыхаю, потом грожу пальцем своему отражению, как будто это может чем-то помочь, и спешу на лед. Как только захожу на трибуны, по коже проходит уже привычный озноб и голые руки покрываются мурашками. Да что ж такое! Опять я забыла взять с собой кофту!
Обхватив себя руками, пробираюсь поближе к скамейкам игроков. Багров в прошлый раз говорил, что я должна сесть поближе, чтобы он меня видел. Вот зачем ему это, а? Пусть лучше делом занимается, а не по сторонам глазеет. Ему кучу денег платят не за то, чтобы он на меня пялился.
Но не успеваю я найти себе место, как к борту подъезжает Багров – уже полностью упакованный: в этом дурацком шлеме, форме и с клюшкой в руках. Не обращая внимания на свист тренера, перегибается через борт, тянется к скамейке, где лежит его куртка, неловко сгребает ее хоккейной рукавицей и бросает в мою сторону.
– Лови!
Я сначала хватаю куртку, а только потом задаюсь вопросом, зачем.
– Отнести в раздевалку? – глупо спрашиваю я.
– Надень. Тут холодно, – отрывисто говорит Багров, с силой отталкивается от борта и через пару секунд уже оказывается на центре поля, а я растерянно хлопаю глазами.
Он… подумал про меня? Позаботился? Просто так?
Почему-то это выбивает меня из колеи. Этот жест кажется слишком рыцарским, чтобы его можно было ожидать от Багрова.
Но его куртка вот – у меня в руках. Огромная, черная, тяжелая… едва уловимо пахнущая им…
Мгновение колеблюсь, а потом все же накидываю ее на плечи и просовываю руки в длинные рукава. Какая же она большая! В этой куртке еще две Алины бы поместились! С половиной!
Я поджимаю коленки, устраиваюсь поудобнее и блаженно вздыхаю. В куртке Багрова так хорошо и тепло, словно в уютном пледе. Словно в горячей ванне. Словно в его объятьях…
Стоп!
Куда-то не туда разогнался мой ассоциативный ряд!
Я сурово приказываю себе не думать о всяких глупостях, а наблюдать за тренировкой. Надо мне начать хоть немного разбираться в хоккее – это же теперь моя работа.
Но едва я начинаю понимать, что хочет от игроков кричащий и машущий руками тренер, как в заднем кармане джинсов начинает настойчиво вибрировать телефон. Я достаю его и… черт. Это из бабушкиного пансионата.
Мгновенно подскакиваю, прижимаю телефон к уху и одновременно с этим начинаю пробираться к выходу.
– Здравствуйте! Вы по оплате? Я еще не переводила, но…
– Алина Викторовна, здравствуйте, я по поводу здоровья Маргариты Михайловны.
Мое сердце падает куда-то вниз, и становится тяжело дышать.
– Что с ней?
– Сильный скачок давления, не чувствует тело, даже рукой не может пошевелить. Сейчас она на капельнице, я думаю, вам лучше приехать.
– Конечно. Я сейчас, уже еду! – я торопливо нажимаю отбой и мчусь со всех ног.
И только у турникета понимаю, что я все еще в куртке Багрова. И что вообще-то у меня рабочий день.
Чертыхаюсь, возвращаюсь к раздевалке, оставляю там куртку, а в коридоре натыкаюсь на Костю.
– Костя! Как хорошо, что я тебя встретила! Пожалуйста! Скажи, что мне нужно было уехать! Срочно! Я потом отработаю! Скажешь, хорошо?
– Э, ну ладно, – бормочет он непонимающе, а я уже бегу обратно к выходу. И все мысли только о том, чтобы успеть.
***
– Вашей бабушке уже лучше, подвижность конечностей восстановилась, давление снизили до 130, и вот минут десять назад она уснула, – рассказывает мне врач Анна Матвеевна, очень приятная и молодая.
Она тут всего месяц работает, может, поэтому в ее голосе звучит совершенно не свойственное врачам острое сочувствие.
– Ложная тревога? – я пытаюсь улыбнуться.
– Как вам сказать, – она вздыхает. Видно, что ей очень не хочется меня расстраивать, но и сказать неправду она не может. – Это больше похоже на предвестники нового инсульта.
– Второго?!
– Второго. И велик шанс, что организм Маргариты Михайловны его уже не переживет.
Я смотрю на свои руки, которые лежат, сцепленные, на коленях и предательски подрагивают. Еще год назад я бы плакала, а сейчас даже и слез нет. Как это ни кощунственно звучит, я… я, кажется, привыкла к мысли о том, что бабушки скоро может не стать.
– Спасибо, что вы честно все говорите. Что-то можно сделать сейчас?
– Все, что можно, мы делаем, – заверяет меня врач. – Будем надеяться на лучшее. Хотите к ней? Проводить вас?
– Нет, спасибо, я сама.
Когда я тихонько приоткрываю дверь палаты, то первой вижу сидящую у бабушкиной постели сиделку Марину. И только потом бабушку – с сухим, тонким, поразительно спокойным лицом на белой наволочке.
– Спит, – шепотом говорит мне Марина, как будто я сама этого не вижу. – Здравствуй, Алиночка.
– Здравствуйте, – так же тихо отвечаю я.
Несмотря на то, что Марина мне с первого дня знакомства «тыкает», видимо, по причине того, что прилично меня старше, мне она нравится больше всех бабушкиных сиделок. Она румяная, бодрая, оптимистичная и всегда очень ласково общается с бабушкой, даже когда та совершенно не в себе.
– Как она?
– Давление вот подскочило, капельницу недавно только убрали.
– Да, про сегодня я знаю. А как она вообще в последнее время?
Пока Марина шепотом пересказывает мне хроники последней недели, я машинально подхожу к тумбочке у кровати и начинаю наводить там порядок. Выравниваю стопку книжек – бабушка раньше сама читала, теперь любит слушать, когда ей Марина читает. Даже если ничего не понимает, все равно слушает: наверное, просто сам ритм чтения и голос успокаивают.
Раньше здесь, кроме книг, лежал фотоальбом, я почему-то думала, что это поможет бабушке не забывать близких. Хотя бы меня! Но потом врачи попросили меня забрать альбом домой, потому что бабушка листала его и начинала нервничать от того, что не узнавала лиц людей на этих фотографиях.
– Бывают просветления? – спрашиваю я.
– Ну как, – Марина пожимает круглыми плечами. – Вчера вечером была спокойная. Называла меня Верой и просила забрать Олю из школы.
– Вера – это бабушкина сестра, – зачем-то поясняю я. – А Оля – моя мама.
Меня в бабушкином мире нет уже давно. Она ушла далеко в прошлое, и все ее прояснения сознания связаны именно с ним, с событиями двадцатилетней и тридцатилетней давности.
– Твоя мама? А где она? Не здесь живет? – с осторожным любопытством спрашивает сиделка.
– Умерла. Давно, – резко отвечаю я.
– Ох, Алиночка, – она так сочувственно на меня смотрит, что у меня сами собой начинают подступать слезы к глазам. – Бедная ты девочка! Ну хоть кто-то из родных у тебя есть?
– Есть, – я отворачиваюсь и достаю из верхнего ящика тумбочки стопку листов бумаги. – Бабушка.
– Ох тяжело как одной, – качает головой Марина. – Как же ты все это тянешь, бедная? Еще и в пансионате нашем такие деньжищи платить надо за содержание.
– Как-то тяну, – уклончиво отвечаю я и с трудом сдерживаюсь, чтобы не разреветься. Вот поэтому и ненавижу чужую жалость – от нее только хуже становится. – О, а что это такое?
Я с любопытством перебираю исписанные и изрисованные листы, на которых странные, почти детские каракули перемежаются с твердым, ровным бабушкиным почерком. Я всегда восхищалась тем, как красиво она пишет, а бабушка гордо улыбалась и говорила, что у них в школе был урок чистописания – там и научилась.
– Это просто мусор, я убрала сюда и забыла выбросить, – машет рукой Марина и забирает у меня листочки. – Бабушка твоя любит что-нибудь покалякать, когда настроение у нее хорошее.
– Может, тетрадку в следующий раз принести? Или альбом? Краски?
– Ничего не надо, Алиночка, все тут у нас есть, – Марина жалостливо, как-то очень по-бабьи вздыхает. – Себе лучше купи что-нибудь. Шоколадку там или тортик. А то худая вон как незнамо кто.
– Не худая, а стройная, – возражаю я, а потом присаживаюсь около бабушкиной кровати на корточки и осторожно беру ее за руку.
Так странно… Это те же руки, что готовили мне завтраки, стирали мои вещи, заплетали косы. Те же руки, что обнимали, гладили по голове, а иногда и подзатыльник отвешивали. Руки те же. Тело и лицо то же. А моего близкого человека внутри уже нет.
Я готова сделать все, отдать все на свете, чтобы бабушка прожила как можно дольше, но… но на самом деле я с ней уже попрощалась и оплакала эту потерю. Физически – она вот, рядом, ее можно потрогать. Но ее самой, как моего единственного родного любимого человека, тут уже нет.
Я еще немного разговариваю с Мариной, затем снова захожу к врачу, и только потом собираюсь с силами, чтобы ехать обратно. Достаю телефон из кармана и чертыхаюсь: разряжен. Мобильник у меня старый, ему уже лет пять, поэтому он жутко греется и разряжается очень быстро. А у меня даже зарядки нет с собой! Где-то оставила: то ли дома, то ли на работе.
