скачать книгу бесплатно
Ей очень не хотелось, чтобы Холмс – и Ватсон, конечно, – заходили к ней в дом и видели эти голые стены, полы без ковров, пустые места, где раньше стояли вазы с цветами или бюсты философов… Да, это гордыня, а гордыня – грех, но все же, все же…
– Пасиб, – буркнула Диана. – До завтра тогда.
Ватсон поклонился, безуспешно попытавшись скрыть улыбку, и ответил:
– И вам «пасиб» за прекрасную компанию, мисс Хайд.
После чего он развернулся и зашагал в сторону Мэрилебон-роуд.
– Пойдем, – сказала Мэри Диане, которая с интересом глазела на дом и на миссис Пул. – Если ты и дальше будешь пялиться, у тебя выпадут глаза.
Диана бросила на Мэри взгляд, который той еще предстояло в ближайшем будущем окрестить «тем самым», – полный раздражения и презрения. Однако все же последовала за Мэри – вверх по ступенькам, в парадный вестибюль.
Мэри: – Да, она постоянно награждает меня подобным взглядом!
Диана: – А ты просто попробуй бесить меня поменьше.
В вестибюле поджидал чемодан Дианы. Еще одна услуга, которую им безвозмездно оказал доктор Ватсон.
– Это доставили сегодня утром, – сообщила экономка. – Его привез зеленщик на тележке с овощами и сказал, что так велела мисс Джекилл, так что я попросила его оставить багаж у лестницы.
– Да, спасибо, миссис Пул, – Мэри позволила экономке принять у нее зонтик. – Я действительно его послала – сейчас понимаю, что стоило приложить к багажу записку, но мы очень спешили.
Она положила портфель с бумагами на столик, сняла макинтош и его тоже передала миссис Пул. Как же она устала! До сих пор Мэри этого не осознавала, но теперь вся тяжесть этого долгого дня разом навалилась на нее – к тому же, как заметил тогда Холмс, она и вправду не ела с самого завтрака.
– У нас гостья, мисс? – спросила миссис Пул, с сомнением разглядывая Диану – босоногую, с непокрытой головой. Прежде чем повесить макинтош себе на руку, экономка внимательно осмотрела его на предмет пятен.
– Это Диана, – представила девочку Мэри. – И ей срочно нужно принять ванну.
– Я не хочу принимать никакую ванну, – возразила Диана.
– Нет, хочешь, – сказала Мэри. – На самом деле тебе наверняка самой неприятно быть такой грязной. Просто ты любишь возражать. Миссис Пул приготовит тебе ванну, и я уверяю, она будет куда удобнее, чем все, что мог тебе предоставить приют Магдалины. А потом мы, думаю, пойдем пить чай. Если вы не возражаете, миссис Пул.
Диана ухмыльнулась.
– Уже понятно, что жить с тобой будет сплошным испытанием. Ты прямо как этот детектив. Говоришь людям, что они должны делать, а они подчиняются просто потому, что привыкли к приказам. Но я не из таковских.
– Это очевидно, – согласилась Мэри. – Тем не менее сейчас ты отправишься в ванну, потому что от тебя дурно пахнет, и я не хочу, чтобы ты в таком состоянии садилась на чистую мебель. До ванны никакого чая не будет.
– Пошли-ка, голубушка, – сказала миссис Пул. – Мисс Мэри говорит, в ванну – значит, в ванну. И пока ты находишься в этом доме, ты будешь обращаться к ней уважительно. Как и подобает говорить с леди. – Она взяла Диану за плечо и повела к лестнице.
– А я, по-вашему, кто – дерьма кусок? – возмутилась та.
– Пока ты настолько грязна – вроде того, – парировала мисс Пул.
Когда они удалились, Мэри сняла перчатки и шляпку и бросила их на столик. А потом снова взглянула на себя в зеркало. Лицо еще оставалось бледным, но щеки чуть порозовели от свежего воздуха. По правде сказать, она выглядела куда живее, чем перед визитом к мистеру Гесту.
Мэри забрала портфель с собой в гостиную. Стоит ли включить газовую лампу? Уже темнело, но Мэри не хотела расходовать газ без крайней необходимости. Она разожгла огонь в камине, где уже были сложены дрова – спасибо Богу за миссис Пул! Экономка, конечно, должна подыскать себе другое место… но Мэри не представляла, что она будет делать без нее. Как же тут будет одиноко… Она присела на диван, положив рядом портфель, и протянула руки к огню, чтобы согреться. Глядя в пламя, она думала о бедной девочке. Как же это все ужасно! Но Мэри не могла сдержать любопытство – ребенок был загадкой, а кому на свете не интересны загадки? Головоломки, которые можно складывать кусочек за кусочком…
Один из кусочков головоломки сейчас лежал рядом с ней на диване. Как вчера, девушка придвинула к себе чайный столик, положила на него портфель и начала вынимать из него содержимое – одно за другим: расчетная книга, лабораторный журнал, письма и рецепты. Это все, что осталось ей от отца, единственные ключи к тайне его жизни и смерти. Она разложила бумаги на несколько стопок. Ночью она уже просматривала их, но в основном занималась книгой счетов, увлеченная возможностью, что Хайд остался жив и его можно отыскать. Теперь пришло время как следует покопаться в этом наследстве.
Предположение Дианы просто не может быть правдой. Но почему отец Мэри вообще нанял этого Хайда на работу – такого неприятного, пугающего человека? Как выяснилось, опасного преступника… И почему ее мать все эти годы поддерживала Диану материально? Она не хотела допрашивать Диану в присутствии Холмса и полицейских, это, в конце концов, было семейное дело, и Мэри намеревалась самостоятельно в нем разобраться. Каковы на самом деле были отношения между ее отцом и Хайдом? Совпадение ли, что состояние ее отца исчезло в то же время, когда пропал Хайд? Может ли тут быть замешан шантаж? И если да – то чем и кого шантажировали?
Она вспомнила, какой стала ее мать после смерти отца. Такой замкнутой, не желающей обсуждать свою совместную жизнь с доктором – и это еще до того, как ее коснулось явное безумие. Мэри тогда предполагала, что причина ее замкнутости – скорбь по мужу. Теперь она подозревала, что тут кроется что-то еще.
Бумаги. Нужно сосредоточиться на них. Мэри начала систематически разбирать каждую стопку, начиная с тех документов, на которые меньше всего внимания обратила вчера. Сначала письма. Мэри рассмотрела каждое, вынимая из конверта. Два письма были от «Моу и сыновей» – компании, поставлявшей ученым химикалии. На остальных трех письмах были иностранные штампы. Два она отложила в сторону и взялась за третье, из Италии. Мэри снова его перечитала, на этот раз более внимательно. Потом проглядела рецепты от «Моу и сыновей». Наконец она перешла к лабораторному журналу, уже зная, что собирается искать, и заранее боясь это обнаружить. Если бы только почерк ее отца не был настолько неразборчивым! Читать его записи было не легче, чем расшифровывать движения паука. Письмо из Италии давало ей ключ, на который она прошлой ночью не обратила внимания. Но сегодня у нее перед глазами так и стояла конкретная строка из письма, приобретая все более и более зловещий смысл: «Ученый не должен экспериментировать на себе самом». Чем же на самом деле занимался в лаборатории ее отец?
Это ведь не могло означать… Хотя Мэри чем дальше, тем сильнее казалось, что могло. Она снова просмотрела письмо, потом журнал, потом рецепты. И откинулась на спинку дивана, глядя на портрет матери на каминной полке и не видя его, – настолько ее захватили размышления. Ведь не может оказаться правдой то, что она себе напредставляла? Но по-прежнему никакого другого объяснения у нее не было.
– Ваш чай, мисс. – Мэри сморгнула, возвращаясь к реальности. Миссис Пул стояла над ней с чайным подносом в руках. – Не знаю, ели ли вы что-нибудь после завтрака, вот я вам и приготовила сандвичи с ветчиной и паштетом. Боюсь, на этом наши запасы ветчины закончились. Здесь должно хватить вам обеим, когда девчонка наконец вернется из ванной, то есть не раньше Второго пришествия! Как она вопила, что не хочет мыться, а теперь влезла в воду – и не желает оттуда выходить.
– Ее зовут Диана Хайд, – сказала Мэри. – Она считает себя дочерью Хайда. Это ее поддерживала моя мать, оплачивала ее содержание в… одном благотворительном приюте.
– Да что вы говорите! И в самом деле, она на него похожа – с этой своей жуткой ухмылкой, как чертенок, замысливший злодейство. А на злодейства ей характера точно хватит. Попробовала укусить меня за руку, когда я сажала ее в ванну – но я такое терпеть не намерена! Хотела бы я знать, кто была ее мать. Кто бы она ни была, она достойна жалости, бедняжка, – это же надо, связаться с таким чудищем, как Хайд. Пути мужчин неисповедимы, как всегда говорила моя матушка. Сама-то я замужем не была, слава тебе Господи. Куда мне поставить поднос?
– Ох, извините меня, – спохватилась Мэри. – Поставьте сюда, на буфет. Боюсь, я завалила столик бумагами. Не могли бы вы налить мне чашечку, миссис Пул? Не хочется вставать с места. А девочка рассказывает еще и не такое. Она утверждает, что Хайд и вовсе был не человеком, а маскарадным персонажем, под личиной которого мой отец… посещал места, где ему было неприлично появляться. Хайд, таким образом, был его способом скрывать от мира часть своей жизни.
– Этого уж точно не может быть, мисс, – миссис Пул выглядела пораженной. – Они двое слишком сильно различались. Доктор Джекилл был высоким, статным джентльменом, а мистер Хайд – низеньким, кривым. Это невозможно, я вас уверяю.
– Вам когда-нибудь случалось видеть их вдвоем? – спросила Мэри. Ответ на этот вопрос решил бы проблему раз и навсегда.
– Если подумать, вроде бы нет, – задумчиво отозвалась миссис Пул, ставя поднос на буфет. – Но это же ничего не доказывает, верно? Может, мистер Хайд притворялся своим хозяином перед другими. Я бы этому не удивилась, особенно если речь заходила об оплате счетов.
Миссис Пул налила Мэри чашку чая.
– С лимоном и сахаром, как обычно. Я взяла на себя смелость положить два кусочка, видно же, насколько вы утомились за долгий день.
Мэри сделала глоток. Ах, вот так намного лучше… Конечно, ей следовало поесть в течение дня, но у нее просто не было ни минуты свободного времени – с визитом к мистеру Холмсу, потом с поездкой в Уайтчепел… И в довершение всего – труп бедной Молли Кин.
– Что вы помните о моем отце, миссис Пул? – спросила она. – Я ведь была совсем ребенком, когда он умер, – а он даже в моем детстве не проявлял особой отцовской любви. Конечно, он был ко мне добр, по крайней мере пытался быть добрым, но я всегда рядом с ним чувствовала себя неспокойно, слегка боялась его. Помню, как он учил меня таблице элементов и показывал, как пламя бунзеновской горелки меняет цвета в ответ на разные химикалии.
– Ну, он всегда был добрым джентльменом, как вы и сказали, – слегка нахмурившись, сказала миссис Пул. – Добрым даже к горничной, какой я тогда была. Еще от него странно пахло. Теми самыми его химикалиями, с которыми он постоянно экспериментировал у себя в лаборатории. Мой отец никогда не верил, что он покончил с собой. Хотя доктор, конечно, мог по ошибке проглотить какую-нибудь… химикалию и отравиться насмерть.
– Да, отравиться он мог, некоторым образом, – согласилась Мэри. И чуть помедлила, не уверенная, что стоит делиться своей идеей – вдруг это прозвучит глупо? Невероятно? Но ей необходимо было с кем-то поговорить, а миссис Пул она знала всю свою жизнь. Она заменяла ей мать, когда настоящая мать уже не могла выполнять своих обязанностей… – Эти документы намекают – даже напрямую указывают, – что мой отец проводил химические эксперименты. На себе самом. И один из этих экспериментов трансформировал его в Хайда. Маскировка была не физическим переодеванием в другого человека, когда надевают чужую одежду и парик, но настоящей химической трансформацией.
– Господи помилуй, – ужаснулась миссис Пул. – Как такое возможно?
– Я знаю, это звучит абсурдно, – продолжила Мэри. – Но взгляните хотя бы на это.
Она раскрыла лабораторный журнал на отмеченной странице и указала на параграф, написанный неразборчивыми отцовскими каракулями:
«Сегодня я выпустил наружу чудовище – Хайда. Он сильнее меня. Что он сделает, когда я больше не смогу его сдерживать?»
Прошлой ночью она еще полагала, что ее отец боролся с Хайдом. Теперь эти слова приобретали другое значение.
– И еще вот здесь, через пару страниц, – Мэри полистала журнал, пропуская научные заметки и формулы.
«Мое лицо в зеркале. Это чудовищно! Чудовищно! Он приобрел силу трансформироваться по собственному желанию, я не могу его остановить».
– И последняя запись.
«Все пропало. Все, все потеряно, я погиб».
– Не понимаю, – сказала миссис Пул.
Как Мэри могла объяснить? Это все звучало так дико, почти абсурдно, и сама она до конца еще не уверилась. И все же она попыталась.
– Почему вид собственного лица в зеркале мог внушить ему ужас? И взгляните, вот два письма от «Моу и сыновей» – поставщиков ингредиентов для занятий химией, – насчет какого-то порошка, который он у них заказал. В первом письме они сообщают, что подготовили к отправке вторую партию, а во втором извиняются, что средство не работает так, как ожидалось. Они предлагают денежную компенсацию, но уверяют притом, что состав второй партии совершенно идентичен первой. Что, если он периодически трансформировал себя в Хайда и обратно, а потом химическое средство перестало действовать? Что, если его заклинило в стадии Хайда? После чего он и покончил с собой.
– Но зачем бы доктору Джекиллу совершать такое? – спросила миссис Пул, похоже, совершенно не убежденная.
– Не знаю, – ответила Мэри. Неожиданно она почувствовала себя очень усталой. Ее версия событий нереальна? Нет, к сожалению, реальна. Просто маловероятна. На дворе девятнадцатый век, век науки. Кто может знать пределы возможностей естественного мира? Если гусеница способна трансформироваться в бабочку…
– Вы же сами говорили, что пути мужчин неисповедимы. Есть много причин, по которым мужчина, в том числе джентльмен, может захотеть замаскироваться. Например, чтобы посещать притоны курильщиков опиума. Или ходить к проституткам. Или совершать убийства, оставаясь безнаказанным. В общем, чтобы делать вещи, которых не ожидают от джентльменов. Возможно, мой отец был совсем не таким, как мы его помним.
– Вы тут без меня начали, – послышался голос Дианы. В сравнении с тем, как она выглядела совсем недавно, она поистине сияла чистотой. Мокрые волосы были зачесаны назад, и голова казалась гладкой, как у морского котика. На девочке была надета чистая белая ночная рубашка, некогда принадлежавшая Мэри. Порез на ее руке был аккуратно забинтован.
– Я не знала, что тебе может захотеться копаться в старых бумагах, – сказала Мэри.
– Мне и не хочется. Но я хочу знать, что вам удалось накопать, – Диана схватила с подноса сандвич с ветчиной и, жуя, плюхнулась на другой край дивана, подтянув под себя босые ноги.
– Подставь под еду тарелку, – велела миссис Пул.
– Тебе полагается называть меня «мисс», – отозвалась Диана.
– Я назову тебя «мисс», когда ты будешь этого заслуживать, – фыркнула миссис Пул. – Я ее разместила в старой детской, мисс, – пояснила она Мэри. – Ее одеждой я собираюсь заняться завтра – хотя больше половины этих платьев в совершенно неприличном состоянии.
– Сама ты неприличная! – Диана разом запихала остатки сандвича в рот.
– Диана, если ты не будешь вежлива с миссис Пул, твоя жизнь в этом доме не будет приятной, – пригрозила Мэри. – Она готовит для нас, прибирает наши комнаты и вообще заботится о том, чтобы мы жили в уюте. Хотя если я в скором времени не придумаю, где достать денег, ей придется подыскать себе другого работодателя, и нам придется самим о себе заботиться.
– Я вас не оставлю, мисс, – возразила миссис Пул. – Я в этом доме живу с ранних лет и покидать его не собираюсь, неважно, можете вы мне платить или нет.
– А я думала, ты богатая, – разочарованно сказала Диана. – Только удивилась, почему по стенам не висят картины и почему полы почти везде голые. А еще у тебя дырки в диване, – она просунула большой палец в дыру на диванной обшивке.
– Как видишь, я не богатая, – сказала Мэри. – И прекрати это – ты только увеличишь дыру. После смерти моего отца мы с матерью обнаружили, что его состояние исчезло, а материнский доход обеспечивал нас только при ее жизни. Теперь его тоже нет. И даже деньги, которыми она предполагала оплачивать твое пребывание в «Магдалине», почти закончились. – Двадцать три фунта. Она собиралась поехать в банк сегодня утром, после визита к мистеру Холмсу, но в итоге оказалась в Уайтчепеле. Значит, нужно отправляться завтра, прямо к открытию банка. – Когда же и эти средства иссякнут, и мне, и тебе, и миссис Пул будет не на что жить. Я продала все ценное, что имелось в этом доме, чтобы оплатить уход за матерью, потому что ее дохода не хватало. Я даже пыталась продать сам дом, но на него не нашлось покупателя. Сейчас времена экономического кризиса – не думаю, что ты понимаешь, что это такое, потому что вряд ли держала в руках газету. А еще я не могу найти себе работу, я не гожусь даже в няньки для детей. Так что не осталось ничего. Я думала, если мне удастся обнаружить Хайда, претендовать на награду за его поимку, но если ты права и Хайд и мой отец – это один и тот же человек, он умер четырнадцать лет назад. А сейчас ты будешь себя вежливо вести с миссис Пул. Разумеется, если не хочешь спать в чулане при судомойне.
Диана долго смотрела на Мэри, потом перевела взгляд на миссис Пул. И наконец сказала:
– Большое спасибо за ванну.
После чего она ухмыльнулась, как обезьяна, но Мэри все равно осталась пораженной – таких слов она совсем не ожидала услышать из ее уст.
– Пожалуйста, – недоверчивым тоном ответила миссис Пул. – Вам еще что-нибудь нужно, мисс?
– Нет, спасибо, – отозвалась Мэри. – Но, если понадобится, я позвоню.
Когда миссис Пул ушла, Мэри принялась молча перечитывать письмо из Италии. Диана жевала очередной сандвич, не трудясь прикрывать рот. Наконец она спросила:
– А это еще что такое?
– Ты способна немного помолчать? – спросила Мэри.
– Конечно, способна, еще как, – ответила Диана. – И буду сидеть тихо, как мышка, если это тебе поможет обратить внимание на печать.
– Какую печать?
Диана ткнула пальцем в один из конвертов на столе. Он был запечатан красным воском. На воске были оттиснуты две литеры: S.A. В том же самом стиле, что и на печатке для часов, которую забрали из рук мертвой Молли Кин.
Мэри на миг потеряла дар речи. Потом выговорила:
– Как я могла не разглядеть?
Теперь она уже ясно видела, что та же печать помечает и второй конверт. Два письма – и две одинаковые печатки.
– И что значат эти буквы? – спросила Диана.
– Представления не имею, – Мэри вытащила одно из писем из конверта и протянула Диане. – Посмотри сама.
Девочка нахмурилась.
– Это что, какой-то тайный код?
– Нет, это латынь. Но я не могу прочесть. Я начинала учить латынь с мисс Мюррей, но вскоре моя мать так разболелась, что я не могла больше позволить себе гувернантку. Все, что я сейчас могу вспомнить, – это «Carthago delenda est». Оба эти письма на латыни, а штампы на них – из Будапешта. Кто мог писать моему отцу из Будапешта на латинском языке? Остальные письма понятнее – два из них от Моу, про химикалии, которые отец у них заказывал, и еще одно из Италии – и оно, слава Богу, на английском.
– И что в нем написано? – спросила Диана.
Мэри искоса взглянула на нее, вздохнула – и принялась читать вслух:
– «Дорогой Джекилл,
Рад слышать, что ваши эксперименты протекают успешно. Я по-прежнему уверен, что мы с вами двигаемся в верном направлении. Важнейшее место на научной арене нашего века, без сомнения, будет принадлежать биологии, так же, как в прошлом веке первенствовали химия и физика. Дарвин указал нам путь, хотя сам он и не видит дальше своего носа! (Я слышал, впрочем, что нос у него достаточно длинный – хотя этой длины и недостаточно, чтобы рассмотреть истину.) Мы должны продвигаться дальше, в области, которых Дарвин и представить себе не мог. Трансмутация, а не естественный отбор, – вот двигатель эволюции. Бог – великий алхимик, а не унылый инкременталист вроде синьора Дарвина! Мы еще покажем научному сообществу, верно, мой дорогой друг и коллега? Только те, кто дерзает, способны менять историю человечества и проливать в наш темный мир свет познания.
Я рад доложить вам, что моя Беатриче процветает. После ряда небольших неудач, вынуждавших меня возвращаться к уже пройденным этапам, причиной чему, я полагаю, были ошибки с дозировкой, она снова здорова, как молодое растение, – хотя должен признать, несколько месяцев назад я не на шутку боялся ее потерять. Но она быстро восстановилась, и я никогда еще не видел более солнечного ребенка, нежели она. Как она радостно играет в саду! Я решил, что ботаника – наиболее подходящая для нее область образования, и я действительно считаю, что у нее от природы научный ум, хотя и, конечно, женского типа. Она не может воспринимать растения так же отстраненно, как я, но видит в них, так сказать, своих сестер. Она печалится, что не может играть с насекомыми, особенно же с бабочками – ее дыхание убивает их почти мгновенно.
Наш коллега Моро был прав в своем заключении, что женский мозг куда более пластичен и податлив, что делает его предпочтительным для наших экспериментов. Я восхищен его опытами, но, похоже, он никогда не удовлетворится достигнутым и намерен испытывать все новые и новые техники на новом материале. Как мне горько, что невежество и косность научного сообщества вынудили его покинуть Англию! Он столь многого мог бы добиться, имей он доступ к ресурсам и финансированию медицинской школы. Однако на следующем собрании Sociеtе в Вене в следующем месяце его будет представлять Монтгомери, который выступит с презентацией его доклада. А вы собираетесь принять участие? Мне не терпится услышать подробности о ваших экспериментах в области трансмутации, хотя я и опасаюсь, дорогой коллега, что вы затеяли слишком опасное предприятие. Ученый не должен экспериментировать на себе самом. Ему следует оставаться бесстрастным наблюдателем, к тому же юные и пластичные мозги служат куда лучшим материалом для экспериментов. Насколько помню, у вас есть дочь? Сейчас она, должно быть, уже достаточно подросла, чтобы участвовать в процессе, в каком бы направлении вы ни решили продвигаться.
Прошу вас, непременно дайте мне знать, будете ли вы представлять свой доклад в Вене. Я, конечно, не молодею, но ради вас готов подвергнуться тяготам путешествия.
С наилучшими пожеланиями,
Джакомо Раппаччини».
– Ничего не поняла, – сказала Диана.
– Я тоже поняла немного, – ответила Мэри, снова разглядывая конверт. – Отправитель – доттор Джакомо Раппаччини, обратный адрес – Падуя. Ничего похожего на S.A. И на конверте нет печати – виден кружок на месте, где она была, и остаток красного воска, но сама печать, наверное, отвалилась, когда вскрыли конверт. И все эти намеки на Дарвина, трансмутацию, научные эксперименты… Хотя они вполне укладываются в мою теорию.
Мэри помолчала, задумчиво глядя на конверт.
