Альянс

скачать книгу бесплатно


– Похоже, случилось что-то серьёзное. – Кэтти посмотрела на табло транспортной ветки и втянула меня в свободную капсулу. – Пойдём, нужно его найти.

– Стой, подожди, – выпрыгнув из капсулы, я поймал её за руку. – Ну куда ты бежишь? Нам его не догнать. Он мог тут же пересесть в другую капсулу, мог поехать дальше по той же линии, мог пойти куда угодно.

– Нужно его успокоить, что бы там ни случилось. Ты ему вообще друг или кто?

– Да, друг, и именно поэтому я не собираюсь его искать.

Она прекратила попытки вырваться и замедлила шаг.

– Люди вокруг так несчастны, а я ни черта с этим не могу поделать… – вздохнула она. – Почему все такие безучастные и чёрствые?

– Один человек не способен уберечь весь мир, – ответил я. – А что касается Лютера – будь уверена, он не пропадёт. Даже если завтра случится конец света, он станет единственным, кто будет знать, что делать. Просто ему нужно дать время в одиночестве всё обдумать, что бы там у него ни произошло.

– Ты это просто так сказал или пробовал с ним заговорить в подобных ситуациях?

– Вообще-то, честно говоря, не пробовал.

– Вот в другой раз попробуй! Иногда судьбы других зависят от тебя больше, чем кажется.

– Почему тебе обязательно нужно заботиться о ком-то? Думаешь, мир без твоей помощи перестанет вращаться?

– Мне совсем не это нужно, – она мотнула головой. – Я просто хочу, чтобы люди были счастливы не временами, а всегда.

– Туфта всё это, – хмыкнул я. – Ты мечтаешь о невозможном.

– Уже слышала, мне все пытаются доказать это.

– Может, потому что это правда?

– Ты такой же циник, как Лютер. – Кэтти распушила волосы. – Посмотри вокруг. Люди только и делают, что уничтожают, истребляют. Всё человечество создано уничтожением, оно есть уничтожение, потому что человек – это то, что он делает. А люди ненавидят, унижают друг друга, стремятся за выгодой, буквально пожирают всё вокруг, будто в конце должен остаться только кто-то один. Но ведь это не так. В одиночку не выжить. Нам нужно общество, но совсем не такое, какое мы имеем сейчас. Разве можно назвать обществом то, что держится на угнетении и разрушении? Нам нужно не разрушение, а созидание, мы должны не угнетать ближнего, а помогать ему. А вы с Лютером только и мечтаете, как потешить своё эго научной белибердой. Понахватались вершков и строите из себя непонятно кого.

– Ты ничем не лучше остальных, – отмахнулся я. Совсем не было настроения откровенничать с ней. Вряд ли бы Кэтти поняла, что одно изобретение способно изменить к лучшему жизнь гораздо большего количества людей, чем сотня таких мечтателей, как она. – Всё это просто слова, а в сущности, ты делаешь то, что тебе взбрендит. Для себя можешь объяснять, как хочешь, но это так. Ты просто избалованная родителями самовлюблённая пустышка…

Лицо обожгла пощёчина. Кэтти развернулась и пошла прочь, срывая с шеи ключ и бросая его на тротуарную плитку. Она прошла ещё немного и остановилась, закрывая лицо. Её плечи тряслись.

Не обращая на неё внимания, я подобрал ключ и пошёл домой. На щеке всё ещё чувствовалась ладонь Кэтти. Помассировав затёкшую кожу, я обнаружил кровь на пальцах. От удара лопнула корочка на одном из порезов на левой щеке, который я на протяжении десяти месяцев расковыривал каждый вечер, не позволяя ему подживать.

– Дура… – процедил сквозь зубы я и поспешил домой.

Оказавшись в комнате, я первым делом подошёл к календарю. 20 апреля 2009 года. Без изменений.

6

Натягивая футболку, я взглянул на самодельный календарь с небольшими отрывающимися листочками и потянулся к сегодняшнему дню. Лёгкий рывок, и вот 6 июня 2009 года отправляется в стоящую на дне сейфа коробку прожитых дней, проваливаясь в узкую прорезь крышки без всякой надежды когда-либо повториться вновь. Заперев сейф и повесив на шею ключ, я схватился за дверную ручку.

– Видишь, Роберт, здесь по-прежнему нечего делать, – послышался внизу странный голос. Казалось, будто одновременно говорили два человека с тембрами высокой и низкой тональности. – Это очередной из дней очередного из циклов, в которых ничего не произойдёт. Никаких фантазий, никаких исчезновений.

– Не делай поспешных выводов, Стивен. Он может вспомнить об идее в любой момент времени, любым образом. Так что просто помолчи и не мешай.

Я быстро спустился вниз, желая увидеть обладателей необычных голосов, но не обнаружил никого незнакомого. Мама вовсю суетилась на кухне. Запах чего-то вкусного, скорее всего, мяса из духовки, витал по всему дому, заставляя пустой желудок звучно мурлыкать от предвкушения сытной трапезы. Отец преспокойно сидел за обеденным столом, дожидаясь еды, и бесцельно листая утреннюю газету. Похоже, пресса вообще его не интересовала, он слушал по радио какого-то Гарри Уолберта и пускал лёгкий дымок из своей курительной трубки, длинной и тонкой, точно вязальная спица.

– К нам кто-то заходил в гости? – спросил я у мамы.

– Ты это о чём, Джей-Джей? – Она открыла духовку и схватилась пальцами за мочку уха. – Чёрт, обожглась.

– Я слышал, кто-то разговаривал.

Она указала пальцем на радио, которое сегодня работало на порядок громче обычного.

– Мне кажется, я этого Уолберта скоро начну слышать и с выключенным приёмником, – пожала плечами мама, вынимая тарелки из шкафчика. Она отдала их мне и поцеловала в лоб. – Отнеси на стол. Герберт, сделай потише!

– Похоже, я ещё не проснулся, – прозевал я, опустив стопку тарелок перед отцом. – Привет, пап.

Он оторвался от газеты, сложил её и, снимая очки, протяжно зевнул.

– Привет, Джей-Джей, как спалось?

– Замечательно, представляешь, что приснилось? У меня как будто было такое устройство, с помощью которого я мог перемещаться в любое место, куда только захочу…

– Что-то наподобие телепорта или машины времени?

– И вроде как да и нет, не могу объяснить. Всё сразу.

– Ну ты хотя бы запиши куда-нибудь, чтобы не забыть, вдруг однажды пригодится, – призадумавшись, произнёс отец и вновь уткнулся в газету. – А вообще для этого есть капсулы.

Обычно, когда я рассказывал о своих околонаучных фантазиях, он говорил, что если я хочу увидеть их реальное воплощение, то должен поделиться ими с отцом Лютера, что я и делал. Однако после смерти мистера Трейда всё изменилось. Прошло уже почти два месяца с того момента, как его не стало, и родители старались не упоминать о случившемся. Они прекрасно понимали, что мистер Трейд был для меня не только наставником, изо дня в день развивающим интерес к науке, но и другом. Он буквально на пальцах объяснял мне суть явлений, изучению которых в университетах уделялись целые семестры, советовал книги, наглядно демонстрировал работу отдельных элементов придуманных мной приборов, подсказывал, что в них имеет практическую ценность, а что никогда не сможет быть реализовано и почему. Никто не мог заменить Пола Трейда, без него само изобретательство мне уже не казалось таким увлекательным занятием, как раньше. В первые дни я пытался записывать свои идеи, но потом перестал это делать, потому что не с кем было их обсудить. Родители это понимали, но не знали, как помочь мне продолжить двигаться к мечте без мистера Трейда. Они пытались записать меня на курсы юных конструкторов при технологическом университете Эмерсайз, но из этого ничего не вышло. Форма обучения там оказалась крайне занудной: первую половину учебного дня нас нагружали теорией, а вторую половину заставляли строго повторять лабораторные задания из учебников. Преподаватели были теоретиками и поднимали на смех мои задумки, в то время как Пол Трейд всегда пытался разобраться в возможных вариантах их воплощения, видоизменяя первоначальные идеи или же вычленяя из них сложную многоступенчатую последовательность задач, некоторые из которых оказывались настолько сложными, что ставили в тупик самого Пола. Курсы конструкторов окончательно убили во мне интерес к изобретательству, и я перестал их посещать уже на второй неделе. Мама с папой больше не пытались найти замену мистеру Трейду, поняли, что моим идеям отныне не было суждено стать полезными изобретениями. Они осознали, что вместе с Полом погибло и моё стремление стать учёным. Видно, пытаясь отвлечься от тех же мыслей, отец и закончил настолько внезапно эту тему.

Кухня встретила меня соблазняющими запахами. Предвкушение обеда вмиг прервало раздумья. Я потянулся к ящичку с приборами.

– Возьми из нового набора, – мама указала на чёрную коробку возле раковины. Внутри зеркальным веером на алом сукне поблёскивали серебряные вилки и ножи, на ощупь оказавшиеся неприятно тёплыми и скользкими.

Я сел на своё излюбленное место – отсюда через окно прекрасно просматривалось всё, что происходило на улице. Перед дверью соседского дома сидела увешанная разноцветными бантами собачонка. Гретта снова забыла её на улице. Глянув в мою сторону, керн-терьер вскочил, залился беззвучным лаем, вжался в косяк и начал скрести коврик у порога, точно то, что заставило его тявкать, было очень страшным. Я понимал, что увидеть меня сквозь окно животное не могло, и напугало его что-то, находящееся на улице, а не в нашем доме, однако от вида трясущейся в ужасе собаки у меня неприятно засвербело в груди, и я поспешил поскорее отвести взгляд.

– Я смотрю, у нас что-то вкусненькое? – отклонившись немного в сторону, крикнул я в кухню, откуда уже шла мама с громадным блюдом еды.

– Разве я когда-нибудь готовила по выходным манную кашу?

– Манная каша?.. Гадость… – скривившись так сильно, как только мог, проурчал я.

– Не строй из себя мученика, – мама с притворным недовольством запустила в меня кухонное полотенце и улыбнулась. – Гурман неумытый.

– Зачем мне прихорашиваться? – Я повесил полотенце на спинку соседнего стула. – Сегодня я никуда не собираюсь.

– Значит, у тебя никаких планов? – спросил отец, но ответа дожидаться не стал. – Не хочешь провести день со своим стариком? Порежемся пару часиков в гольф, потом сгоняем окунуться на каньон и порыбачим.

– А почему нет? – ответил я.

Многие, узнав, что мой отец увлекался гольфом, либо спрашивали его, не слишком ли молод он для этой игры, либо ничего не говорили, но начинали считать его напыщенным снобом. Ошибались и те, и другие. Гольф мой отец ненавидел едва ли не больше всего в жизни. Его буквально выворачивало от всех этих выхоленных полей, крытых гольф-клубов, гольф-каров, жужжащих, как машинки для стрижки, перчаток и прочих глубоко ненавистных ему атрибутов. Его страстью были клюшки. По его мнению, клюшки для гольфа представляли собой не только практичное и невероятно прочное средство самообороны, но к тому же ещё и удобное приспособление для досуга. Произнося фразу «игра в гольф», отец обычно имел в виду не нудное катание мячика по травке, а нечто иное. Например, вылазку на заброшенную железнодорожную станцию, где мы, расположившись на платформе, расстреливали мячами гигантские окна, состоящие из небольших квадратных сегментов, загадывая ряд и столбец и соревнуясь в меткости. Или же посылали мячи с крыши одного многоэтажного дома на крышу соседнего. А однажды мы и вовсе забрались на недостроенную эстакаду и полночи выводили из себя охранника стоянки такси, заставляя посланными мячами то одну, то другую машину взвывать сигнализацией. В тот раз охранник, должно быть, сбросил целых пять килограммов веса, снуя между рядами жёлтых машин в попытках поймать мнимого хулигана. Интересно, что придумал отец на этот раз?

– Может, и Лютера возьмём с собой?

– Можно, но пусть сначала предупредит миссис Трейд, а то будет как в прошлый раз, – улыбнувшись и подмигнув мне, ответил он.

Я рассмеялся, вспомнив тот случай. Тогда мы с отцом так же ходили на каньон, и Лютер увязался за нами. Помнится, отец пообещал взять его, если тот сбегает домой и предупредит родителей, на что Лютер ответил, что уладил этот вопрос. Когда же мы вернулись, то застали у нас на кухне миссис Трейд. Она сквозь слёзы делилась своими опасениями с раздосадованной мамой, которая поправляла в её руках стакан воды, грозящий выскользнуть на пол. Лютера ждала хорошая порка, а нас с отцом – строгий выговор от мамы и наказание в виде трёхдневного мытья посуды. Повторения как-то не хотелось.

– По глазам вижу, что-то замыслили. – Мама вернулась с плошкой салата.

– Да вот со Стеном решили мячик по полю покатать, – сообщил отец. – Ты не против, если Джейсон присоединится к нам?

– С каких это пор ты начал ходить на поле? – Мама наклонилась ко мне. – Узнаю, что снова хулиганили, – в нос получишь. Оба получите.

– Успокойся, мы завязали, – отшутился папа и отправил в рот кусочек мяса. – Всего лишь опробуем дальность новой клюшки. – Он наклонился ко мне и шепнул на ухо: – Потренируемся на окнах миссис Вудс.

– На каких ещё окнах? – Теперь мама по-настоящему была недовольна. – Она несчастная женщина, пережила такое горе! Так, всё, чтобы я больше этого не слышала.

– Я пошутил, дорогая, – в милой улыбке расплылся отец и поцеловал её в щёку. – Мы немножко поиграем на поле, хорошо?

– Ладно, но никаких окон, мальчики, – смягчилась мама. – Следи за ним, Джейсон.

Отец указал взглядом назад – за спинкой стула он держал правую руку с загнутыми в крестик пальцами.

– У меня есть предложение, – шепнул он, – если с трёх ударов собьёшь флюгер с крыши нашей милой соседки, то я неделю буду мыть посуду. В противном случае она твоя.

– Флюгер?! Но он же высоко, это нереально! – воскликнул я.

Лицо отца трижды поменяло выражение. Первое было явным испугом. Второе не могло означать ничего другого, кроме: «Господи, Джейсон, какой же ты идиот!» А вот увидев, как его лицо изменилось в третий раз, я понял, что он что-то придумал.

– Герберт! – в ярости вскрикнула мама и пронзила его взглядом.

– Так, Джейсон, давай быстрее… Захвати мою сумку! – сказал отец и начал подталкивать меня к двери.

– Ты ничего не забыл? – спросила мама всё ещё сердитым голосом. За моей спиной раздался громкий «чмок». Отец поцеловал маму.

Я выволок сумку с клюшками во двор и поставил перед ступеньками, а затем вернулся назад. Отец спускался с лестницы, накидывая лёгкую куртку. Он подошёл к столу, схватил ещё горячий пончик и надкусил его, говоря с набитым ртом:

– Вешером мы шобиралишь шходить порыбашить на каньон. Позвони Анджеле, Лютер идет с на… – вдруг он умолк на полуслове, уставившись в стену. Его челюсть медленно опустилась под собственным весом, демонстрируя непережёванную пищу.

– Куда идет Лютер? – Мама взяла его за руку. – Дорогой, что с тобой?

Он медленно, словно не по своей воле, перенёс на неё взгляд и выронил надкусанный пончик на пол. Его зрачки вдруг потускнели, а затем и вовсе стали бесцветными. И тут я заметил в его руке столовый нож. Он крепко сжимал его, даже не пытаясь спрятать.

– Отец! – ринулся я в его сторону, однако мама тут же оттолкнула меня. Она намного раньше осознала, что происходит.

– Беги отсюда, Джейсон! – выкрикнула она, преграждая ему дорогу, прежде чем он, схватив её левой рукой за ключицу, вонзил нож в горло, разрывая кожу. Из повреждённой плоти что-то брызнуло мне на лицо.

Я провёл ладонью по щеке и обмер, уставившись на свою дрожащую руку. Это была кровь. Тёплая кровь моей мамы.

Сон. Это, конечно же, сон.

Я не сразу понял, что изо всей силы щиплю себя за плечо. Опять. Это и спасло меня – согнутая рука приняла на себя удар, который должен был оборвать и мою жизнь. Боль пришла не сразу. Я не заметил, как отец оказался возле меня, всё происходило точно в замедленной съёмке, и только ткнувшийся в кость нож вывел меня из оцепенения. Я со страхом посмотрел на отца и застонал от боли, увидев на полу, в луже собственной крови, умирающую маму. Она протягивала ко мне свою окровавленную руку, пыталась что-то сказать, но наружу вылетали лишь всхлипы, а из пореза на шее толчками била кровь.

Я с плачем бросился на отца, собираясь сбить с ног. Но что я мог сделать обезумевшему человеку, который минуту назад убил собственную жену? Вся эта затея оказалась ошибкой. Он отшвырнул меня на стул с такой лёгкостью, что я с силой сшиб его спиной и, перекрутившись, ударился головой о тумбу. С трудом привстав, я кинулся к выходу.

Отец схватил меня за шею, перепачканная кровью мамы рука соскользнула вниз, и пальцы ухватились за шнурок ключа. Он крутанул кистью, наматывая его на кулак, и приподнял меня над полом. Я смог поймать сжимавшуюся петлю лишь одной рукой, вторая не слушалась. Мы тянули шнурок в разные стороны, он не выдержал и лопнул, одна его половина с жужжанием обожгла мой кулак. Ключ зазвенел по кафелю. Падая, я безуспешно попытался смягчить удар правой обмякшей рукой и с высоты собственного роста впечатался в пол скулой. Кожа лопнула, обдавая белую плитку кровавыми брызгами. Сознание померкло на мгновение, по истечению которого я обнаружил себя несущимся по коридору. Онемевшая от боли рука болталась где-то сбоку, цепляясь за всё вокруг. Кровь багровым потоком бежала по предплечью, струилась с кончиков неподвижных пальцев, и я чувствовал, с какой бешеной силой она вырывалась наружу в месте пореза.

– Запомни моё имя, Джейсон, я все исправлю… – звучал тот же сдвоенный голос за спиной. – Сти…

Я заорал, лишь бы не слышать имени, точно его звучание могло меня убить, и пулей выбежал на улицу. Дверь, уже успевшая закрыться за мной, с шумом распахнулась, и я почувствовал его голодный взгляд у себя на спине. Прекрасно понимая, что при желании он с лёгкостью меня догонит и закончит начатое, я побежал быстрее, стараясь расслышать через собственный плач топот его ног, но не слышал ничего. То ли он попросту медлил, то ли старался двигаться тихо. Не оглядываясь, я пробежал два квартала.

7

Герберт, по-прежнему сжимая окровавленный нож, бросился вслед за Джейсоном, толкнул дверь, но что-то заставило его остановиться, не позволяя сдвинуться с места. Он обернулся и увидел, как на кухне забилось в судорогах безжизненное тело Дженнифер.

– Самое время подниматься, – хмыкнул Герберт, – он ушёл.

Дверь медленно затворилась.

Дженнифер распахнула бесцветные глаза, воспарила над полом и опустилась на ноги. Она подошла к обеденному столу, взяла висящее на спинке стула белое кухонное полотенце и медленно начала промокать всё ещё кровоточащую рану на шее, глядя через окно в спину убегающему Джейсону.

– Потрудись объяснить, что ты только что сделал. – Эклс вернулся вглубь комнаты, свернул побагровевшее полотенце и положил на столешницу. – Убил Дженнифер и даже не дал её координатору ей ничего объяснить. Это не вопрос морали или моей жалости. Это план. Человек не может уйти из жизни просто так, по твоей прихоти. И где она, по-твоему, сейчас? В каком из миров? Чьё место заняла? Глобальный план какого слоя нарушила своим появлением? Ты видишь это? Можешь исправить? Нет. Ты подчинил себе чужого подопечного. Вправе ли ты это делать? Снова нет. Тогда какого рожна ты себе позволяешь?

– Теперь видишь, насколько истовые координаторы бесхребетны? За прошедшие в этом цикле пятнадцать лет без привычного глобального плана они не предприняли ничего, пустили всё на самотёк. У них даже не хватило ума остановить меня, ведь на то не было твоих указаний. – Стивен одёрнул свой кремовый пиджак и подтянул галстук, а затем двумя пальцами аккуратно достал из нагрудного кармана алый платок, в который завернул нож и положил во внутренний карман. – Вся твоя система заботы о человечестве соткана из ошибок, и главная среди них – ты. Твоя привычка ставить всех вокруг в известность относительно своих решений рано или поздно должна была сработать против тебя. Только что Герберт ранил сына и убил жену, боюсь, это зрелище сильно повредило его рассудок, скоро он станет нам неподвластен. Как же ты дальше намереваешься отслеживать движение идеи Джейсона? Не хочешь посвятить меня в свои новые планы?

Стивен расхохотался. Теперь он снова стоял в одежде Герберта.

– Жестокость – человеческая черта, Стивен. Ребёнок до конца будет чувствовать эту утрату. Мой глобальный план к нему был более гуманным.

– Ну так сотри эту эпоху, запусти её заново, как задумал. Ой, подожди, ты же не можешь этого сделать, идея-то до сих пор не исключена. – Стивен наклонился и поднял с пола ключ, силой сорвал с него остатки шнурка. – Знаешь, я должен тебя поблагодарить. Не разболтай ты мне о своих намерениях, я бы, скорее всего, не так скоро сообразил, как лишить тебя рук.

– Я до последнего заставлял себя верить, что ты делаешь всё это ради Джейсона, но в тебе нет ни капли от координатора. Именно поэтому ты недооцениваешь систему. Цикл бесконечен, следовательно, бесконечны и варианты, тем более если глобальный план рухнул. Я найду способ заставить тебя следовать правилам, и способ этот станет для тебя полной неожиданностью, – сказал Эклс, а тело Дженнифер мягко опустилось на пол.

Стивен окинул взглядом комнату, скомкал всё ещё зажатый в руке шнурок, сунул в рот, запил оставшимся в стакане соком, подбросил ключ и поймал, оттопырив нагрудный карман внезапно возникшего светло-синего пиджака, который исчез так же быстро, как и появился. Он глянул в щель для почты, прорезанную в двери, взъерошил волосы и уверенно шагнул на улицу.

8

Я продолжал бежать, глотая горькую слюну, прижимал к груди кровоточащую руку. Рыдал и бежал, жадно вдыхая тяжёлый воздух, так и норовивший вылететь обратно. Ноги подкашивались. Перед глазами плясали чёрные круги. Что-то мешало чувствовать боль, наверно, непрерывный стук в голове – поток обрывков фраз, голоса отца, мамы, каких-то людей, которые, возможно, тоже принимали участие в этом сне. Я был абсолютно уверен в нереальности происходящего, голоса только подтверждали это. Казалось, достаточно всего лишь посильнее зажмуриться, резко распахнуть глаза – и всё исчезнет. Стоило сомкнуть веки, как всё в самом деле тотчас изменилось. Я посмотрел на руки. Обе целы. Губы медленно вытянулись в улыбке.

Вон он и дом, совсем близко, не так-то далеко меня унесли ноги. Двинувшись в обратном направлении, я периферическим зрением выхватил что-то сбоку, но, повернув голову, увидел лишь ряды аккуратных домиков наших соседей. Затем нечто мелькнуло слева – и снова ничего. Ощущение близости незримого преследователя зазудело в затылке, заставляя ускорить шаг. Улица выглядела неправдоподобно безлюдной, и только у самой калитки моего дома стоял громадный мужчина. Он был хорошо одет, но совсем не по сезону. Зачем летом нужно пальто? Да ещё как из фильмов про детективов и гангстеров.

– Похоже, надвигается дождь, – сказал великан, – его сейчас быть не должно.

Человек посмотрел в мою сторону, но не на меня. С кем он разговаривал?

– Слышишь шум? Нет, только прислушайся… Грядёт настоящий ливень.

– Я не понимаю о чём вы, мистер. Небо ясное, нет никакого шума, даже ветра нет. – К горлу вдруг подступил кашель, и в этот момент человек по-настоящему взглянул на меня.

– Джейсон, ты не должен был знать боли, – сказал он, будто извиняясь, надел шляпу, которую держал в руках, устало улыбнулся и зашагал прочь грузной, но уверенной походкой.