Zero. «Тихая» Швейцария

Признав, что решение правильное, я оделся и вышел из дома под ласковое солнце.

4

– Элен, я решил куда поеду, – заявил я с порога, едва вошел в галерею, и замолчал, в ожидании вопроса, но она лишь смотрела на меня спокойным, ироничным взглядом. В ее глазах не было даже любопытства, только уголки губ чуть изменили ее красивые черты лица. Подойдя к ней, я плюхнулся на диван, и сдался: – Твоя взяла, ты даже не интересуешься, куда я поеду, с вкрадчивой улыбкой произнес я. – Почему Элен? Неужели, тебе все равно?

– Ты сам все расскажешь, – улыбка ее стала шире.

– Неужели, я настолько предсказуем?

– Вот уж, точно нет. У меня иногда возникают подозрения, а человек ли ты? С виду обаятельный, остроумный, но что у тебя внутри, даже боюсь представить.Я чувствую, что ты можешь бытьи жестким, заметь не жестоким, а именно жестким, и я бы сказала, бессердечным. Нет, предсказать тебя невозможно, и… в этом есть твоя привлекательность.

– Элен, – я положил руку на сердце, придал голосу некую обреченность, как человек, который рассчитывает, что его если и не поймут, то простят и поверят,и с некоторой долей надежды, глухо произнес. – Поверь, у меня в груди бьется простое человеческое сердце, доброе и очень горячее. Хочешь послушать?

– Нет, ты не человек, а ошибка природы, – засмеялась она, – но вынуждена признать, что очень милый.

Я притворно вздохнул: – Спасибо, дорогая, за любовь. Но к делу. Я решил поехать в Швейцарию, и близко, и тихо, и уютно.

– Почему такой выбор? Зная тебя, не думаю, что ты, закрыв глаза, ткнул пальцем в карту мира. Это для тебя слишком просто.

– Ты права, не было у меня времени тыкать в карту, да и карты у меня нет. Помнишь, вчера у нас было трое клиентов, те, что купили две картины? – И не дожидаясь ответа, продолжил: – Вчера вечером, в баре у Анри, я встретил ту, единственную женщину.

– Ой, ли! – удивилась Элен. – Ты ли это? Единственная! Для тебя? Это фантастика. Я даже не знаю засмеяться сейчас или подождать, что скажешь еще.

– Не передергивай и не омрачай мою мечту. Говоря единственную, я имел в виду, что среди тех троих была всего одна женщина, вот ее я и встретил. А ты что подумала? – и, выдержав паузу, сказал, огорченно: – Не хорошо так думать обо мне. Ее зовут Анна Гранди, и она швейцарка. Мы обменялись телефонами. Я пригласил ее к себе.

– И она согласилась? Жаль, не устояла, значит, – притворно вздохнула Элен.

– Не все так сразу, куда торопится. Потенциально, да, но не вчера. Она пригласила меня. Вот я и подумал, а что? Похожу по городам, съезжу в Альпы, пообщаюсь с коллегами. Простой, незатейливый отдых.

– Не затейливый! Это ты говоришь мне? А чем она занимается?

– Понятия не имею. А это важно?

– Для тебя, видимо, нет. И когда собираешься?

Я придал своему лицу задумчивое выражение: – Не ранее, чем через неделю, так, что еще увидимся. Успеем проститься, а ты пролить свою скупую слезу мне вслед. Жаль я не увижу ее, но почувствую. Кстати, а картины они забрали?

– Еще нет. Хочешь ей позвонить и напомнить?

– Ну, да, буду я путать работу с отдыхом. У меня сегодня несколько встреч, если будет возможность, заеду, а нет, так нет.

– Вероятно, что нет.

– Ты золото, жаль, что я не встретил тебя ранее, когда ты была свободна.

– Тогда я точно не была бы здесь, а уже уехала из Парижа. Иди, – махнула она рукой.

Я послал ей воздушный поцелуй и вышел. Я был благодарен, что у меня бала Элен. Она вела все дела, а отблагодарить ее я мог только тем, что платил приличную зарплату, но и наши отношения добросердечности были не лишними. У меня действительно было несколько встреч. Меня приглашали в качестве эксперта, консультанта владельцы частных коллекций, да и организации тоже. Особенно я пользовался спросом по китайскому направлению. В этом я разбирался очень хорошо, не зря изучал искусство Китая, когда был в своей первой поездке, выполняя свое первое задание. Воспоминания о той операции попытались привлечь мое внимание, но я их прогнал, не до них. Сегодня мне также хотелось навестить Николя. Кто знает? Будет у меня еще возможность увидеть его или нет, и не только потому, что было мало времени, но никогда нельзя быть уверенным, что вернешься обратно. Конечно, я мог завершить дела и раньше, чтобы поехать в Швейцарию, но ехать не подготовленным – непростительная ошибка. Мне необходимо было детально изучать карту Швейцарии, схему ее дорог, расписание поездов и прочего транспорта, план Женевы, ее улиц, переулков, да и других городов, так на всякий случай. И все это держать в памяти. Я не считал, что она у меня исключительная, но и не жаловался. Были случаи, когда приходилось запоминать много имен, цифр, чтобы хранить их не на бумаге или ином носителе информации, а в голове. Я мог полагаться только на свою память, чтобы пересечь границу, не подставляясь.

Учитывая, что я не выполнял задания близко от дома, а именно во Франции, то мне просто необходимо знать местность, где придется работать. При моей профессии надо быть готовым ко всему. Время на подготовку еще было, я пока не просчитывал возможное развитие событий, надо было настроиться, и уже на месте почувствовать ситуацию, и тогда просчитывать варианты, и если надо, то уже на месте импровизировать. Без импровизации любой разведчик попадает в стандартную колею рутины, которая легко просчитывается, а значит, его действия предсказуемы, поэтому расчет и импровизация два фактора, которые необходимы.

В этот день встречи заняли достаточно времени, тем более что передвигался я на машине, а значит, неизбежно тратил время на стояние в пробках. Ближе к вечеру, когда деловая часть моего дня закончилась, я направился на Монмартр к Николя. На этот раз, я решил, что не надо импровизировать свое появление, а просто позвонил ему, предложив встретиться в нашем кафе. Он с радостью согласился, во всяком случае, мне так показалось.

Когда я понимался на площадь Тертр, то солнце уже медленно опускалось к горизонту, и было не такое слепящее, как днем, а только мягко пригревало теплыми вечерними лучами. Небо было чистое и очень голубое, лишь иногда, время от времени, на нем появлялись полупрозрачные пушистые облака.

Николя уже сидел за столиком на веранде кафе, перед ним стояла бутылка нашего любимого вина, один стакан стоял уже наполовину заполненный, другой, приготовленный для меня, был еще пуст. Едва я подошел, он налил мне вина.

– День прошел удачно? – спросил Николя.

– Не плохо, – ответил я, усаживаясь в пластиковое кресло. – Ездил, консультировал.

– Раз приглашают – это хорошо. У тебя хороший глаз, наметанный, – похвалил он. – Я уже заметил, что ты видишь не просто картину в целом, ты видишь ее детали, от которых порой все и зависит. Не будь отдельных деталей, которые не замечают другие, и картина – посредственность.

– Это опыт.

– Опыт, – усмехнулся Николя. – Опыт, мой друг, не ко всем приходит. Некоторые умудряются его терять, словно носят воду в решете.

– Наверное. В нашей профессии умение замечать детали, очень важно, – согласился я, но не стал делиться с ним, какую профессию я имею ввиду. Не мог же я посвящать его в мысли шпиона. Мысли шпиона формируются посредством зрения, слуха и прочего, черт знает чего еще. Мысли шпиона должны быть тонкими, словно лазерный луч, и не вызывать колебания воздуха словами, предназначенными не для всех. Вслух же я сказал:

– Думаю человеческий глаз – очень чувствительный прибор, которым наделила человека природа, но он способен воспринимать только внешнюю сторону. Наш взгляд скользит по картине, по ее поверхности, но некоторые из нас ограниченны субъективным восприятием, пропуская все через свое «я», которое и ограничивает то, что мы видим, приспосабливая к действительности, которую мы и ждем, потому что знаем ее. Но нам, профессионалам, надо видеть, как свет падает, и уже под другим углом замечать некую иллюзорность действительности.

Я замолчал, а Николя внимательно смотрел на меня, а затем изрек, сверкнув улыбкой: – Сам придумал?

– Отчасти. Приходится напускать словесный туман клиентам, чтобы выше, а значит, дороже ценили, да и зачем я тогда нужен? Но вот на то, что могу замечать детали, не жалуюсь. Надо видеть вокруг себя, все детали. Мир так прекрасен, вдруг что упущу.

– Детали, говоришь. Прекрасен, – и он, ехидно прищурившись, спросил: – Сзади тебя, за столиком, сидят две девушки. Они уже сидели, когда ты пришел. Что на них надето?

Я собрался повернуться.

– Не надо, – засмеялся Николя.

– Ладно, – не стал я настаивать. – Брюнетка в черной блузке, легкая темно-синяя куртка, джинсы. Ее подруга – шатенка, в платье, нежно зеленого цвета, и светлой куртке. Что еще?

– А мужчина справа?

– Около ста килограммов, темно-коричневый пиджак, бежевая рубашка. На макушке лысина. Лицо одутловатое, двойной подбородок. Шрамов нет.

– Не плохо. А как насчет дырки на пятке носка?

– Извини, забыл снять с него ботинки.

– Это очень беспечно с твоей стороны, – и мы оба от души засмеялись.

– Ну, что? Я прав, ты очень наблюдателен, потому что тебе это необходимо. Потому ты и профи.

«Конечно, профи, – подумал я про себя. – А как иначе?» Как только я извлек информацию из тайника, я стал более осторожен, и нужно было быть начеку, наблюдать за всем, что вокруг меня. Неожиданности на то и неожиданности, что приходят, не спросив разрешения.

– Да ерунда все это, – поделился я. – Любое произведение искусства, надо чувствовать. Я лишь могу обратить внимание на детали. Каждый художник, скульптор, когда творит, вкладывает свои мысли, а какие не известно, да и не надо мне. Не надо искать в искусстве рациональное, разумное. Надо чувствовать и все.

– «Разум ищет, сердце находит», говорила Жорж Санд, – процитировал Николя известную французскую писательницу.

– Это лирика. Я что предложил встретиться. Я уезжаю в Швейцарию. Так, побродить. Посчитал нужным сообщить об этом тебе, чтобы ты не расстраивался о моем исчезновении.

– Один?

– У тебя есть кто на примете для компании?

– Откуда. А вот твое одиночество напоминает мне отчаяние пьяницы, который любит компанию, но вот уже достаточно давно никто не наливает в его стакан.

– Я не буду один, – заверил я его, – а ты что не наливаешь?

Николя криво усмехнулся и наполнил наши стаканы: – Кто бы сомневался. У тебя, я думаю, не бывает неудач в отношениях с женщинами.

– Я бы так не сказал.

– Это я сказал, – мечтательно произнес он. – Да и что такое неудача? Это оборотная сторона удачи, и она дает шанс на успех в следующий раз. Так сказать задержка во времени.

– Пусть, так. Я, когда вернусь, мы обсудим твое желание расширить бизнес, – перевел я разговор на другую тему.

Николя согласился. Солнце уже скрылось за крышами домов, и легкие сумерки окутали улочки Монмартра. Включили световые гирлянды и к царству потока людей, гуляющих по узким улочкам, добавилось царство теней.

Я попрощался с Николя и отправился домой. Как всегда, на улицах Парижа было много людей, которые наслаждались теплым весенним вечером, расположившись в барах и кафе. Уличные фонари уже зажглись; одно за другим озарялись окна, притягивая светом.

Ночь я провел в одиночестве, а потому хорошо выспался, и утро встретил бодрым и голодным. Заглянув в холодильник, решил приготовить себе плотный завтрак. Пожарил помидоры с грибами на оливковом масле, затем взбил три яйца, вылил их на сковородку, добавив сверху тертый пармезан. Я получал удовольствие от своего неспешного занятия – приготовления завтрака. Когда омлет был готов, то сел, на своем большом балконе, в одно из двух кресел, что стояли по обе стороны столика. Передо мной был небольшой дворик, лужайка которого была покрыта ярко зеленой молодой травой. Листья деревьев отливали свежестью, а тишина нарушалась только щебетом птиц, сидевших на деревьях, и глухим шумом, доносившимся с улицы, закрытой от меня домами. После чашки крепкого кофе, я приступил к занятиям: разложил карты и стал изучать их. В Швейцарии я был, но не по заданию, и что-то помнил, но сейчас требовалось все закрепить.

Позже я отправился в город. Исключить себя из обычной действительности я не мог, это было бы подозрительно, поэтому я продолжал встречаться, когда приглашали, но вечерами сидел за бумагами.

Бывая в офисах, на улицах, я обострил свои чувства, тренировал зрение, стараясь заметить разные несоответствия. На слежку специально не проверялся, считая, что это сейчас без надобности, так как нельзя быть таким мнительным, так и с ума можно сойти, но и присматривал вокруг, тренируя память, проверяя навыки, полученные ранее и собственный опыт. Например, находясь в лифте любого здания, обращал внимание на вошедших. Я знал по своему опыту, что люди, обычные люди, следуют закрепленными в них правилами, и они закреплены у них в подсознании. Они следуют неким шаблонам поведения, неким моделям, и любой, кто делает это усердно, целенаправленно, выделяется, но лишь для наметанного глаза.В лифте никто не встает рядом. Никогда. Если в кабине несколько человек, то все неосознанно располагаются по кабине так, что избегают зрительного контакта. И сели вдруг в кабину кто-то входит еще, то все перегруппировываются, и притом, так, чтобы дистанция сохранилась, не физическая, а зрительная. Это происходит всегда, словно их так учили, что надо отойти, сделать шаг, полшага, отступить. Но все это замечает лишь тот, кто обучен наблюдать, обычному человеку это и не надо.

То же самое и на улицах, возле витрин. Если среди зевак находится агент, то он нарушает естественный порядок. Он слишком внимательно изучает витрину, но заметить это может только профессионал с развитой интуицией. Я был профессионалом. К тому же у витрин есть очень интересная специфика: в них хорошо видно, как снаружи, так и изнутри.

За эти дни до отъезда я ничего необычно не заметил. Так прошла неделя. Я купил билет на поезд, который отвезет меня с Лионского вокзала Парижа до Женевы. Ехать не долго, около трех с половиной часов. Лететь самолетом быстрее, но мне хотелось полюбоваться пейзажами Альп, увидеть небольшие, словно сказочные, домики, да и подумать. В агентстве проката, я заказал автомобиль, чтобы передвигаться по Швейцарии. Его должны были подогнать к вокзалу.

Накануне отъезда, вечером, я зашел в салон, где обсудил с Элен, что надо делать, кто придет, что сказать, хотя это было лишним; она и так все знала.

– Я тебе сообщу, где остановлюсь. Будут вопросы, звони. Уверен, что как всегда, всё будет хорошо. Что пожелаешь?

– Как сказал Элвис Пресли: – «Если дела идут плохо, не идите за ними».

Порой лучшая реакция – отсутствие реакции. Я лишь слегка приподнял бровь, чтобы выразить свое удивление ее такой заботой. Этот обезоруживающий маневр длился несколько секунд, но этого вполне достаточно, чтобы я смог высказать свое мнение, от услышанного, и, после, не ответив, вышел.

5

На другой день, вызвав такси, я прибыл на Лионский вокзал, один из больших вокзалов Парижа, с которого отправлялись поезда в южном направлении. Меня всегда впечатляла его архитектура, а особенно, привлекала башня с часами, очень похожая на британский Биг-Бен, что на здании Парламента Великобритании.

Ехать предстояло три с половиной часа, и это давало возможность полюбоваться великолепным пейзажем Альп, думать о том, что меня ждет, было тратой времени. Мимо окон пролетали небольшие города, где дома стояли в ряд, словно памятники, но их наличие свидетельствовало, что городок существует, и в нем живут. Местами мелькали проселочные дороги, которые петляя, уходили в никуда, но вероятнее, всего в их конце стоял чей-то дом.

Ближе к Женеве дорога проходила между гор, и все пространство занимали только горы, куда хватало взгляда, а выше только небо. За пологими горами, вздымались горные пики, образующие причудливые исполинские изваяния природы, а самые высокие были хранителями ледников, источником чистейшей воды. Некоторые ледники всегда остаются под своими шапками из снега и льда, и каждая словно надела шапку. Кто бывал в этих горах, знает, что снега тянуться на много километров. Горы громоздились одна за другой и уже вдали, на горизонте, самих гор почти не было видно, они таяли в голубой сини неба, и видны лишь их очертания, словно призраки, восстали из недр и выделяются на фоне неба. Да, в этих горах легко было что-то потерять, или кого-то, так что не скоро и найдут, а если все сделать правильно, то и вовсе не найдут. Это надо помнить.

Строго по расписанию поезд прибыл на центральный железнодорожный вокзал Женевы – Конавен. По прибытии, никто не спрашивал документов, не проводил таможенный досмотр, хотя комната досмотра все еще существовала.

Я подошел к бюро по прокату автомобилей и предъявил свои документы.

– У меня заказ на аренду автомобиля.

Молодой мужчина, проверил мои документы и вежливо улыбнувшись, известил: – Ваша машина ждет вас на стоянке. Аренда на десять суток? Правильно?

– Да, но я могу продлить?

– Разумеется.

– Возможно, я захочу вернуться в Париж на машине.

– Никаких проблем. У нас там имеется отделение.

Он позвал из служащего, который проводил меня на стоянку и подвел к ожидающему меня «Вольво», темно-зеленого цвета, и там передав ключи, и пожелав удачи, удалился.

«Да, удача мне не помешает», – подумал я и, положив сумку с вещами в багажник, осмотрелся, увидев красивый город, приветливый, залитый солнечным светом.Температура была не менее двадцати градусов. Вид улиц несколько отталкивал обилием проводов, висящих, как паутина. Сама же архитектура зданий была строгой.

Сев в машину, я направился в отель, где предварительно забронировал номер. Дорогу я знал, и торопиться было некуда, да и Женева не Париж по площади, все рядом. В зданиях улиц, превалировали банки, магазины, и чаще были видны часы, чем одежда. Вскоре я подъехал к отелю «Мандарин Ориенталь», что расположен в тихом квартале не далеко от центра на набережной Туретини, что тянется вдоль Роны. Я не хотел жить далеко от центра, потому, как здесь всегда много людей. С одной стороны это плохо, так как труднее заметить слежку, если таковая вдруг случиться, но и уйти легче. К тому же отель был большой около двухсот номеров, и не так заметны постояльцы, как в маленьких отелях. Номер был скромным, но уютным, с видом на реку. Приняв душ, я отправился на изучение города, карта в памяти хорошо, но практика лучше. Найдя телеграф, я отправил телеграмму в Париж, как и следовало парижанину.

«Мадлен. Женева восхитительна».

Кто такая Мадлен я не знал и не хотел. В центре узнают, что я прибыл на место, и теперь мне предстояло ждать сигнала и получить информацию. Места для передачи я знал, мне сообщили в шифровке, но важно не попасть под прицел внимания спецслужб Швейцарии и прочих. Женева – город шпионов, и каких только разведок здесь нет. А как иначе? Здесь и штаб квартира ООН, и Красный Крест и прочие международные организации. Вот все и трутся плечами друг о друга и не только плечами.

Звонить Анне я не стал, решил повременить и посмотреть город. Судя по номеру, что она мне дала, она должна жить в Женеве. Совпадение? Пусть так. Думать об умышленном не хотелось, слишком уж сложно. Я бродил по городу, запоминая улицы, заходил в антикварные магазины и салоны художников, которых множество на Большой улице, считающейся вотчиной для творческих людей. На улице Конфедерации и прилежащих к ней улицах и переулков, посещал бутики, зашел в универмаг Bon Genie. Кто знает, где оставят информацию. Обедал я в «Центральном кафе», что славится французской кухней, особенно морскими и речными деликатесами.

И уже затем, направился назад в отель. На улицах было многолюдно, и я видел как туристов, так и местных жителей, которых определял сразу. Женева франкоговорящий кантон и здесь при встрече, вне зависимости от пола, приветствуя или прощаясь с друзьями, местные жители целуют друг друга в щеку три раза. В остальных случаях с малознакомыми людьми, просто обмениваются рукопожатием и словами приветствия.

В отеле я зашел в бар, где разместился за стойкой, заказав очень крепкий кофе «Ристретто» и бокал красного вина. От временного безделья, обусловленного ожиданием получения информации, я решил скрасить свой досуг в баре, где уставился на экран телевизора.Минут через пять краем глаза заметил, как на стул возле меня опустился мужчина. Мельком взглянув на него, я увидел, что ему было примерно лет сорок, коротко подстриженные каштановые волосы. Он заказал виски. Пригубив, мужчина, не глядя ни на кого, произнес: – Холодность и чопорность.

Я понял, что, говоря в никуда, он рассчитывает, что я его услышу, так как бармен отошел в другой угол стойки, а на человека, разговаривающего с собой, он похож не был. Я повернул к нему голову, и он, заметив мое движение, повернулся ко мне. У него были ясные, голубые глаза, взгляд которых был пронзительный, напряженный, и выдержать его мог не каждый. Потому как он был одет: твидовый пиджак, тонкий кремовый свитер, то его можно отнести к клеркам средней руки.

– Я говорю холодность, и чопорность живет в этих швейцарцах, – повторил он. – Скучно и одиноко.

Акцент выдал, что он американец.

– Почему? – поинтересовался я. – Я думаю, это просто подчеркнутое уважение к правам других. Доброта и вежливость – это основа взаимоотношений между людьми. Какая необходимость разговаривать с малознакомым человеком, открываясь ему. Они соблюдают дистанцию. А разве у вас американцев уважение к частной жизни не главная ценность?

– Откуда узнали, что я американец?

– По акценту. Мне доводилось бывать в Америке, – сказал я по-английски.

– Джон, – протянул он мне руку.

– Жан, – ответил я, и почувствовал сильное рукопожатие.

– А вы говорите по-английски лучше, чем я по-французски. Я бы даже не заметил акцента. А здесь что делаете? – спросил он прямолинейно.

– Отдыхаю.

– Один? – удивился он.

– Пока, да, но я только сегодня приехал.

– В горы поедете?

– Не исключено, – ответил я, еще даже не зная, как будут развиваться события.

– А я вот пока здесь завис. Не знаю, сколько пробуду. Приехал по линии Красного Креста.

– Вы врач?

– Нет, но близко к ним.

Что у него были здесь за дела не известно, но его взгляд, был взглядом профессионала, но не очень высокого уровня, потому как не умел прятать свое внимание в глубине себя. Возможно, он был прислан под прикрытием для какой либо операции, а может быть, был просто одним из службы безопасности. То, что он подсел ко мне, я счел случайностью, так как ждать меня здесь никто не мог, во всяком случае, лично меня. Это было бы слишком. О том, что я вот сейчас здесь знал, пожалуй, только Всевышний, но и то, только в том случае, если он существует и моя персона ему интересна, в чем я сильно сомневался. Что касается разведки, даже если в Центре и был крот, то там не было моих фотографий и моего имени, что много лет назад предусмотрительно убрали. Таких одиночек, как я, единицы и их по мере возможности берегли.А может он был тем, кем был, но доверять на задании, я мог только себе, и, то с долей сомнения в действиях.

– И давно зависаете? – поинтересовался я, чтобы поддержать разговор.

– Уже неделю, но думаю перебираться ближе к своим согражданам, в другое место.

– Уйдя к своим, будете жить их жизнью, а здесь интернационал. Есть возможность интересных знакомств.

– Может быть ты и прав, но не я решаю, где жить, – сократил он дистанцию, перейдя на «ты». – А ты чем занимаешься?

– Я галерист. У меня салон в Париже. Иногда консультирую.

– Да, занимаешься, чем хочешь. Сам себе хозяин, – вымолвил завистливо Джон

Здесь он не лгал. Он был себе не хозяин, а вот про скуку лгал. Я умел отличать правду ото лжи, не всегда, но вероятность была высока. Всегда все было по-разному. Иногда по голосу. Голос Джона был слишком ровный, уверенный, даже наигранный. Так не говорят о скуке, а уж тем более получалось, что он чуть ли не сослан в Швейцарию. Глядя на человека, я всегда обращал внимание на его глаза, и в них всегда проскальзывает нечто, когда идет ложь. Всегда было что-то неестественное, которое усиленно хотели выдать за естественное.Задача лжеца в таких случаях притупить внимание, затуманить. Обычный человек, без моего опыта и не заметит ничего, потому, как чаще всего видит то, что хочет видеть. Как сейчас, этот скучающий американец. Я не мог себе позволить хотеть, а тем более проецировать желание видеть рубаху-парня. Надо воспринимать поступающие сигналы его лица. Вот и все.

– Но здесь не так плохо, – выразил я свое мнение, – не зависимо от цели нахождения.

– Да, иногда, вот как теперь, – оживился Джон и посмотрел за мою спину. – Посмотри на вошедшую женщину.

Я обернулся. В бар вошла женщина лет тридцати, в джинсах, свитере и куртке. Черные волосы блестели, как крыло ворона. Глаза были такие же черные, но блестели ярче. Широко расставленные скулы, пухлый рот. Она не была красавицей с обложки, но ее лицо привлекало – чувственное, волевое, и в тоже время, как будто беззащитное и презрительное. Ростом была она выше среднего и с отличной фигурой, которая держалась на длинных ногах. Ее глаза пробежали по залу, скользнули и по нам, а затем она направилась к столику, за которым сидело двое мужчин лет под шестьдесят.