Ну, здравствуй, Яша

Яков. Откуда я знаю. Памятью.

Яшар (передразнивает). Откуда, я знаю, откуда я знаю! Нет в тебе полета. Слушай и внимай, пока я рядом. Там, Яша, нет одной очень важной детали – ностальгии! Она живет только в прошлом.

Яков. Но смотреть в будущее все-таки надо. Если нет веры и в завтра, зачем оно сегодня!

Яшар (восхищенно). Спиноза. Как сказал! Сегодня – это реальность и этим надо дорожить. День прошел, жив, замечательно. И все. Что нам тогда было надо, в далеком детстве? Иногда слушаться, а так ешь, пей, гуляй. Сейчас понимаешь, какие были маленькие требования, но уже поздно (показывает на фотографию.) Смотри, какой ты был худенький, глазки на выкате, таращатся в объектив.

Яков. На себя посмотри – колобок в штанах.

Яшар. Был упитанный. Как про нас тогда говорили, когда мы что-то обсуждали. «Вон Яшки якшаются»

Яков. Интересное было время.

Яшар. И ты был скромный тогда, тихий, когда приходил к нам, с невинным взглядом. (Изображает его детский голос) «Нина Степановна, а Яша дома?» – «Наш дома». И ты тихо проскальзывал в мою комнату, да так, что ни одна половица не скрипнет. Ты летал, что ли тогда?

Яков. Только по полу, когда с тобой дрались.

Яшар (мечтательно). Да, было, но друг за друга стояли. Листаем дальше. Так это времена суровой школьной жизни, когда тяжесть дневника определялась записями в нем.

Яков. У тебя чаще тяжелее был. Так, что еле волок его.

Яшар. Ну, что делать. Я такой был неусидчивый. Борец с несправедливостью.

Яков. Задира ты был, заноза в заднице. Почти у всех.

Яшар. Это твое мнение.

Яков. Знаешь, говорят «мнение, как и задница, есть у всех». Вот и у меня есть и то и другое.

Яшар. Вот и засунь его в нее.

Яков (не реагируя на слова Яшара). А здесь нам лет по 17?

Яшар. Последний класс.

Яков. А это Люська из соседнего подъезда! Откуда фото?

Яшар. Из школы стащил.

Яков. Как мы по ней вздыхали. А она проходила мимо, гордо подняв голову. Одни воспоминания.

Яшар. Какие?

Яков. Мне однажды удалось пригласить ее в кино, и она согласилась. Помнишь, мы как-то в парк собирались, и я сказал, что не могу. Это когда ты там подрался и пришел в разорванной одежде.

Яшар (сурово). Я-то помню. Так вот где ты был! А я там один бился! Ну, и гад, же ты Яшка. За спиной друга. Мы же тогда договорились, что ради дружбы на нее не смотрим.

Яков. В личных отношениях с женщинами дружба тускнеет.

Яшар. В таких случаях дружба не тускнеет – гаснет. Да, жаль, что я тогда не знал. Сколько лет скрывал. А всё таил. Не было бы тогда дружбы, и тебя бы сейчас здесь не было.

Яков (оправдываясь). Да, я забыл. Сначала боялся потерять друга, а потом забыл. Вот фото увидел и вспомнил.

Яшар. Боялся. В ухо ты боялся получить. Тихоня.

Яков. А в ответ?

Яшар. Слабо было бы. Ты же слабак был.

(оба встают друг против друга).

Яшар. Что пробовать будем? Нет, я сразу почувствовал, в тебе гнильца есть. Было, видимо, и раньше что-то гаденькое.

Яков. И что же?

Яшар. Да вот за давностью лет не вижу. Я не могу так глубоко смотреть в прошлое.

Яков. А в будущее?

Яшар. Тем более. Я же не знаю, где край моего горизонта, так зачем зрение напрягать. Что волноваться. Думать о смерти не стоит, но не стоит и пренебрегать тем, что она есть. Когда надо старуха с косой сама придет.

Яков. А ты ее пустишь?

Яшар. Попробую уговорить подождать, чтобы посмотреть на твои болячки в старости.

Яков. Уверен, что получится?

Яшар. Уже получилось. Инфаркт был, договорился. Тебя хотел увидеть, чувствуя твое нутро. Вот и сговорился.

Яков. Не сомневаюсь. Ты и в молодости мог уболтать кого угодно, тебя даже за спекуляцию не могли прихватить. Не за что ухватиться, колобок в масле был.

Яшар (гордо). Да, на это нужен талант. Это тебе не в зубах ковыряться.

Яков. Злой ты, Яшка. Страшный человек.

Яшар. Надеюсь.

(Расходятся в разные концы комнаты. Пауза. Яшар, не оборачиваясь.)

Яшар. Выпьем?

Яков. Наливай.

(Оба возвращаются к столу. Яшар наливает по полной стопке.)

Яшар. До дна.

Яков. Выдержим?

Яшар. Дружба поддержит (отпивают, закусывают, садятся.) Ну, ты хоть ее поцеловал?

Яков (вздыхает). Не помню, кажется, нет.

Яшар. Эх, ты, и здесь облажался. Ладно, не переживай. Я ее как-то видел несколько лет спустя, когда она отсюда уже уехала, вышла замуж. Квашня. Легче перепрыгнуть, чем обойти. Давай дальше. А здесь мы уже студенты и помнишь, были относительно порядочны к женщинам.

Яков. Да, отношения мужчин и женщин очень хрупкая вещь. Они возникают так неожиданно, как неожиданно и исчезают. И мы провоцировали эти неожиданности. Галантными старались казаться. Открывали двери, пропуская их вперед, чтобы посмотреть каковы они сзади.

(Яшар встает и идет, покачивая бедрами, а Яков изображает, что открывает дверь. Смеются. Прохаживаются по комнате, реагируют на слова друг друга, оборачиваясь).

Яшар. Теперь все наоборот, они нам открывают двери.

Яков. Но думаю, не смотрят, каковы мы сзади.

Яшар. Надеюсь, что нет.

Яков. Всегда прощались, уходя, оставляя в неведении дальнейшего.

Яшар. И не говорили, что позвоним снова.

Яков. Никогда?

Яшар. Если не касалось дел.

Яков. Словно одноразовые мужчины.

Яшар. Нет, это женщины нам встречались одноразовые.

Яков. Ты циник.

Яшар. Все мы циники по мере необходимости.

Яков. Искали такую женщину, чтобы знать, что, когда она обращается, не обязательно отвечать или вообще можно не прислушиваться к тому, что она говорит и не будет потом скандалить, так как молчание поймет правильно.

Яшар. Да, тогда мы еще верили в сказки, которые так ими и остались.

Яков. В какой-то мере.

Яшар. Мера одна «да» или «нет».

Яков. Веселые были времена. Денег вечно не хватало, занимали, но не унывали.

Яшар. А помнишь, в соседнем подъезде, жил Федька. Ну, такой упитанный, всегда при деньгах, за счет состоятельных родителей, но жмот был.

Яков. Вспомнил. Ты какое-то мудреное слово узнал.

Яшар. Сольвентен. Я тогда спросил: «Федя, ты сегодня солвентен?» А он чтобы не лопухнуться от не знания, так важно – «Да». – А я ему «дай взаймы три рубля». Дал. Я это помню и рассказал внуку, ну, чтобы знал, что солвентеси с английского – платежеспособность. Внук полез в интернет, а там этого слова нет. Все что угодно, но простого перевода нет. Все что-то с химией.

Яков. Сейчас много химичат в разных отраслях. Нам такое и не снилось.

Яшар. Если бы даже приснилось, то мы за один сон срок бы получили. Кстати, никогда не спрашивал. Почему ты решил стать стоматологом?

Яков. Банально. Хотел, чтобы женщины смотрели на меня, широко открыв рот с надеждой в глазах, ну и деньги ясное дело.

Яшар. Красота требует жертв.

Яков. Красоте жертвы не нужны, жертвы нужны, чтобы создать красоту.

Яшар. И ты хотел заставить их удивится.

Яков. Все дело в выражении лиц, так что удивление было почти всегда. Ты же не видишь себя, как ты выглядишь с открытым ртом у стоматолога.

Яшар. Надежда в глазах женщины, дорогого стоит.

Яков. Вот, вот. Что у тебя, что у меня все было дорого.

Яшар. В наших профессиях было общее.

Яков. И что же?

Яшар. Мы оба доставляли радость. Ты исправлял зубы, я прививал вкусы к еде.

Яков (с сарказмом). И как это изнуряло.

Яшар. Конечно. Не хотелось тратить время на работу, было много других интересных вещей, да и деньги были нужны, иначе могли посадить за тунеядство.

Яков. Мы были тогда словно охотники за своими жертвами – источниками дохода.

Яшар. Не обольщайся. Все мы в этом мире, то охотники, то жертва. Все зависит от того, по какую сторону прицела ты стоишь.

Яков. Да, безбашенные были времена. Тогда казалось, что весь мир у ног, ничего почти не боялись, все было по фигу, ну почти. Что-то в горле пересохло. Наливай, а то уйду.

Яшар. Напугал. 20 лет не виделись, бродил где-то, и ничего пережили (наливает, чокаются, пригубливают). А за что пили?

Яков. За время, которое нас еще терпит.

Яшар (закрывает альбом). Знаешь, мне иногда кажется, что я живу не прошлым, не будущим, нет. Оно для меня призрачно. Настоящим я дышу. А прошлое, пожалуй, то, что я могу себе представить, и оно не исчезнет, оно было реально и оно сладостно. Вот мы не виделись много лет, и каждого есть свое прошлое, друг без друга, которые не пересекались. Как ты там жил?

Яков. По-разному. Сначала сложно было. Там я оставался русским, хоть и евреем (вздохнув.) Не спокойно там. И, самое страшное – начинаешь привыкать к налетам, терактам, сиренам, военным патрулям в мирное время. Мы привыкли к смерти. Ты вот подумай. Ни одно поколение не миновало войны. Даже мы, рожденные в послевоенное время. Я там, а ты здесь видишь горячие точки. И там и здесь гибнут люди от пуль, взрывов. Дико. Нет периода мирной жизни. Вот о чем надо думать (встает и снова проходит по комнате.) У нас в соседях жил мальчишка. Вырос, служил в армии. Патрулировал улицы, охраняя покой мирных жителей. И какой-то подонок убил его. Убил потому, что он другой веры. Религиозная война. Воюют друг с другом из-за веры. Почему вера мешает?

Яшар. Это, смотря где. Здесь, многонациональная страна, за несколько веков совместной жизни кровь так перемешалась. Научились жить в мире, хотя бы пытаемся. А там отголоски прошлого. В какой-то мере это отголоски прошлого. Христиане в прошлом насаждали веру мечом, не учитывая традиции местного населения, а надо было одновременно что-то развивать. А сейчас все возвращается бумерангом. Кто приходит часто жили в нищете, хотят получить то, что недополучили их предки, но веру свою не предают, не меняют, а христианство стало сдавать свои позиции, слабеет, меняя ценности веры, на ценности вседозволенности.

Яков. И это говорит мусульманин?

Яшар. Это говорит совесть. Хотя так думают далеко не все.

Яков. Я перестаю видеть смысл в этом жестоком мире. Разве жестокость можно объяснить?

Яшар. В тебе говорит обида.

(Яшар встает, прохаживается, и садится в кресло, наблюдая за Яковом)

Яков. Во мне говорит боль…(пауза.) Я не понимаю, что происходит, вернее почему? Почему битвы становятся такими жестокими?

Яшар. Оружие более современно.

Яков. Нет. Оружие и жестокость не всегда идут рядом. Откуда столько нетерпимости к людям другой веры? Вот мы с тобой, люди разных религий и жили, да и живем мирно. Почему там иначе? Где разум? Бог нас лишил его, наказывает?

Яшар. Царство неразумности видимо еще сильно в нас.

Яков. Неразумность начинается с глупости, когда одни мстят всем, за некоторых.

Яшар. Нет.

Яков. С чего же?

Яшар. С пустоты и безвременья.

Яков. И что? Вернее, почему поля битвы неразумности все более жестокие?

Яшар. Потому что милосердие перестает быть аргументом. И борьба все чаще идет не за жизнь, а на смерть.

Яков. Вот, вот. Именно. Жизнь ценится все меньше.

Яшар. И религия не осталась в стороне. По сути, любая религия авторитарна и не может быть демократичной, как общество.

Яков (смотрит на Яшара удивленно). Демократическое общество? Ты где его видел? Когда узнаешь, то даже если я буду спать, разбуди меня, полюбопытствую. Суть крепости религии в том, надо постоянно поддерживать ее бесспорность и абсолютность.

Яшар. Ничто не вечно. Религию возглавляют люди, и они умирают, а Бог нет

Яков. Именно в таком порядке.

Яшар. И что ты думаешь?

Яков. Бывают ситуации, когда я предпочитаю не думать, но сейчас не тот случай, потому скажу. Никому не удастся выиграть. Бог, если он есть могуществен и сила его безмерна. Мы же взяли от него больше всего битвы, бури, которые все разрушают. Сначала создаем, потом рушим и свое, и чужое. Любая победа – всего лишь отсрочка до следующей битвы. В истории все идет по кругу, только возвращается в худшем варианте.

Яшар. А ты стал философом. И у кого всему этого научился? Твои пациенты всегда молчат, когда ты с ними работаешь.

Яков. Это старость Яша. Все больше времени для раздумий. Иногда ловлю себя на мысли, что эта отвратительная старость не дает мне уснуть. Да и что-то есть еще здесь (стучит себя по голове.) Вот и думаю. Оружие требует применения, к сожалению.

Яшар. Ты предлагаешь его уничтожить? Ты утопист.

Яков. Увы, это только мечты, в которые я еще верю, потому, как мечты верят в нас, но я не доживу, когда его не будет, и все будут свободными.

Яшар. Это утопия. Оружие исчезнет вместе с людьми, и ты это прекрасно понимаешь.

Яков. Ну, во всяком случае, на текущий момент эта мысль разумна, хотя и не абсолютная истина.

Яшар. У свободы сладкий вкус – горький привкус. Яша, истина не делает людей свободными, во всяком случае, если она известна всем. Истина живет в нас и меняется вместе с нами. Если узнать, что такое истина, то мир станет скучным. Так зачем ее искать?

Яков. Хорошо, что я приехал. Ты меня понимаешь. С тобой легко. Скучно мне стало там в последнее время. Все размеренно, стандартно и я стал замыкаться в себе. Поговорить не с кем по душам.

Яшар. Не распахивай широко душу, Яша. Мало ли что в нее может попасть, а тебе потом все это тащить. Не выдержишь.

Яков (кивает головой в знак согласия, подходит к Яшару). Минимум любопытства, меньше тащить информации.

Яшар. В нашем возрасте – любопытство роскошь, которую, мы можем себе еще позволить.

Яков. И что ты все-таки думаешь?

Яшар. Ты сейчас, о чем спрашиваешь?

Яков. О моих размышлениях о людях, религии?

Яшар. Это не размышления – это бред. Так случилось, что религий много и у каждой свой Бог.

Яков. Это лицо Бога у каждой религии свое, а так он один. В силу развития народов выработались свои привычки, взгляды. Если он не один, то это уже бригадный подряд по созданию Вселенной. И кто им его дал? Опять кто-то же один. Ты можешь себе такое представить? Я нет, в силу своего скудоумия (отходит от Яшара).

Яшар. Ну, если так, то предпочтения он никому не отдает. Гибнут все. Но считаю, что он не ставил целью веры в себя через страх. Он не виноват, что человек во главу ставит – удовольствие, неважно какое, физическое или моральное. Он этому не учил.

Яков. И стали забывать о покаянии.

Яшар. Покаяние нужно нам, а не ему. Что покаялись и все? Ты видел, чтобы человек покаялся и стал иным? Такого не бывает. Поэтому грехи мы отпускаем себе сами, а ссылаемся на него, если он есть.

Яков. Но люди верят в Бога. Надеются на его помощь.

Яшар. Вера не подразумевает выгоду. Не на рынке.

Яков. А если бы ты встретил Бога, чтобы спросил? (смотрит на Яшара)

Яшар. Ничего.

Яков. Почему?

Яшар. Предстающие не спрашивают – отвечают. Так, что друг мой, Яша (встает, подходит, обнимает за плечи.) Вопросы свои задавай здесь и при жизни. Задавать вопросы прерогатива живых к живым. Там это ни к чему и наивно.

Яков (отходит от Яшара). Пожив, я начинаю понимать, что были в жизни моменты, когда она могла пойти по-другому. Но я не жалею. Наша жизнь – наша плата за рождение. Ничего бесплатного в этом мире нет, разве только Божья благодать, но никто не знает, что это такое. Впечатление, что жизнь дана нам в долг. Мы все здесь кому-то обязаны, и в первую очередь – Богу, своим таинством рождения.

Яшар. Может быть. Рождаются не ради битв, но, увы, пока мы, живущие и исповедующие разные веры, не всегда можем договориться. Не получается. Мы порой слышим, но не слушаем, знаем, но не понимаем, видим, но не смотрим. Вот такие неразумные мы его дети. (Подходит к столу наливает). Не береди душу, Яша, лечить нечем. Душу можно только очистить, но не у живых. Иди, выпьем.

Яков. Сопьемся.

Яшар. Имеем право (Яков подходит.) Ты приехал и хорошо. Тупика в жизни нет. Когда закрывают одну дверь в пути, открывают другую. Надо ее увидеть. Перед тобой открылась другая дверь. Так, что ты там, где должен быть, нужно только увидеть открытую дверь, а не стоять. За тебя (выпивают. Садятся).

Яков. Ты бываешь в театре, смотришь телевизор?

Яшар. Конечно.

Яков. Значит, поймешь меня. Я пытаюсь, я честно пытаюсь понять, сегодняшний мир. Я гоню от себя мысль, что я стар, стал брюзгой. Сейчас время действия. Я стал понимать, почему классические произведения не уходят. Их нечем заменить. А почему? Они заставляют думать, сопереживать, чтобы после просмотра что-то осталось в душе, зацепилось за память, пусть даже для того, чтобы блеснуть при случае своими познаниями мысли, своей эрудицией. Сейчас запоминать нечего, к счастью, не всегда. Сейчас это время препровождения, смотришь, слушаешь, но не думаешь. Просто воспринимаешь и реагируешь. Через час все забыл. Эмоции потухли. Я тебя утомил.

Яшар. Немного, своими рассуждениями, ты утоляешь свой голод одиночества, но перекармливаешь других.

Яков. Вот и обращаюсь к нему от одиночества, безысходности, и чтобы не надоедать другим.

Яшар. А что касается веры, то сейчас модно ходить на молитвы, словно они их знают. (ухмыльнулся.) А где были раньше? Во что верили? Вот и мечутся туда-сюда. И вдруг стали верующими.

Яков. Меньше было мест для молитв, обращений к Богу.

Яшар. Да брось. Вера не исчисляется количеством храмов, она либо есть, либо ее нет. Что было пришествие и многие вдруг прозрели? Вот и отвлекают Бога своими просьбами. Для многих храмы стали книгой жалоб, как в магазине. Бюро добрых услуг. Когда плохо, тогда и приходят. Просят, даже требуют. Постоянно недовольны.

Яков. Не думал об этом. Храм… это как крепость для души. Человек чувствует себя там не так одиноко, под защитой Бога. Храм защищает души. Там легче. Читая молитву вместе с другими, человек воссоединяется с ними душой.

Яшар. А я не хочу, чтобы моя душа воссоединялась, и толкалась среди прочих. Ты стал сильно верующим?

Яков. Много времени прошло, много, что изменилось. А ты верил? Ну, тогда?

Яшар. Верил ли я в Бога? Когда случалось, что-то хорошее, то я решал, что помогли и благодарил его, так он захотел, но, когда были неприятности, считал, что сам виноват.

Яков. А сейчас?

Яшар. Я за свою жизнь так и не встретил Бога, но что-то высшее существует, не подвластное нашему уму. Не важно, в какой форме. Надо верить, но рассчитывать на себя, а не сваливать свои проблемы на него. Главное не изменять себе, за эту измену приходится платить по полной. А Бог не должен вмешиваться в ход событий. Зачем ему это? Создал и смотри, наслаждайся. А ты погрузился?

Яков. Ну, не так сильно. После смерти Лии, как жить без веры? Это же пустота. Если дана способность думать, наверное, это для чего-то надо. Не жить одним днем, думать о будущем.

Яшар. Зачем о нем думать?

Яков. Чтобы радоваться сделанному, а не просто получать.

Яшар. Не скажи. Халява слово сладкое. Да, жизнь дали, дальше сами. Никто не обещал тащить телегу дальше, помогая вытащить ее из грязи. И чего мы только по глупости не делаем. Но я знаю многих, которые живут без веры в Бога и по-своему они счастливы. У них иной смысл жизни, у них нет желания думать о душе. Это их дело.

Яков. Но когда подходишь к финишу, то невольно задумаешься, что взять с собой? Только то, что нельзя потрогать.

Яшар. И что же?

Яков. Веру.

Яшар. В кого?

Яков. Хотя бы в себя, если нет иной, чтобы жизнь не была бесполезной.

Яшар. Ты стал философом.

Яков. И что? Могу себе это позволить, уже взрослый, и не глупый.

Яшар. Никогда бы не догадался. Ты вот часто бываешь в синагоге?

Яков. Бываю.

Яшар. Вот и я бываю. Не ухмыляйся, в мечете, а не в синагоге. Именно бываю. Зачем там делать вид и работать на публику? Настоящих верующих мало. Верить надо в себя и в Бога конечно, если он есть. И думаю, нас с тобой за редкое посещение он не сожжет на огне инквизиции. Не думаю, что Богу нужны наши тупые преклонения. Вера она в душе. Вот я и стараюсь ему излишне не надоедать, и надеюсь, что он мне отплатит той же любезностью. Ему есть чем заняться и без моих слов и обращений.

Яков. Ты что, обращался к нему?

Яшар. Увы, но ответа не услышал. Не сподобился такой чести… Хотя может быть ответы и были, но я их не услышал или не сумел понять. А сейчас уже не спрашиваю. Ответы не принесут удовлетворения, это будет, как и сказал, простое любопытство. Да и не хочу. Боюсь. Представь, услышал ответ на свой вопрос, и он плохой. Задавать вопросы – просто повод. Ждем ответа, боясь его услышать.

Яков. Надеешься, что не поймет, и не договоришься.

Яшар. Ну, договориться это вряд ли, да и о чем? А вот поймет, если захочет, под настроение.

Яков. Настроение? Не говори так, а то попадешь под его настроение, и он передумает в отношении тебя.

Яшар. Это его право. Жаль будет не дожитых лет, но здесь я не властен…Как понимаю, мы не часто бываем на молитве. Вот завтра иди в синагогу, а я в мечеть. Обратимся к своим богам, если они разные. Уверен, что они уже давно нашли между собой общий язык, осталось договориться, живущим здесь, а если он один, тем более. В любом случае, пусть наши мечты, молитвы встретятся там, на небесах, сливаясь в экстазе желаний. Это то, не многое, что мы еще можем сделать. Попросить.

Яков. И все?

Яшар. Я что Бог, чтобы все знать? Знать ответы на все вопросы и просьбы старого маразматика? Я человек, понимаешь, человек (встает, ходит по комнате, трогая себя руками.) Вот, из плоти, и пока живой. Если бы я все знал и мог – был бы Богом, но не хочу. Скучно.

Яков. Почему?