скачать книгу бесплатно
Уфринские хроники черной вороны
Марина Горина
В обычной жизни необычного больше, чем в фантастических романах с самыми закрученными сюжетами! Остановитесь, оглянитесь: ваш начальник может оказаться настоящим драконом с когтями и чешуей, ваша подруга, оказывается, скрывает под футболкой крылья метра три размахом… а если у вас никак не складывается личная жизнь – может, пора встретить фею на рынке или завести наглого рыжего кота? Все это и многое, многое другое есть в увлекательных повестях и рассказах М. Гориной.
Уфринские хроники черной вороны
Марина Горина
© Марина Горина, 2016
ISBN 978-5-4483-3333-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Ночная жизнь
– 1-
Отец называл Аннушку – Ануш, «сладостная» по-армянски; мама-белоруска – Анечка, Аннюня. Русский муж – Аннета. Странное, полубогемное «Аннета» было полной противоположностью Ануш-Аннюне. Она была невысокой, толстенькой, со светлыми кудряшками, торчащими во все стороны и жгучими, огромными, вишнево-черными глазами. Ну, и скажите, какая Аннета может быть 159 см ростом? Кругленькой, с маленькими пухлыми ручками? Имя «Аннета», как минимум, предполагало мундштук с сигаретой в длинных худых пальцах, роковой взгляд, черный корсет. Куда там… в Анютином девичьем комоде ни разу не лежало даже обычных стрингов: одно добротное, хлопковое, милое ее сердцу удобное белье. И ни одного комплекта для «роковой» Аннеты…
Но вишневые глаза, слишком безупречной формы, слишком темные, чтобы быть прозрачными и понятными «до донышка», не вязались с простушкой-Аннюней. Так что в шутливом имени, данном мужем, наверное, что-то было. Да уж, кто-нибудь из вас знает женщину без парочки – другой тайн? Если да – значит, вы ровным счетом ничего не знаете о женщинах и о жизни вообще.
Анечка окончила институт вместе с мужем (поженились они на четвертом курсе). У нее был красный диплом. Который она получила легко, играючи, параллельно помогая учиться мужу. Вот на его красный диплом она положила все силы. И о дипломе мужа говорила много, с восхищением и уважением. Супруга Анечки пригласили работать на большой нефтеперерабатывающий завод в другой город. На приличную должность с еще более приличными перспективами.
Предложение остаться на кафедре, которое получила Анечка, в ее глазах блекло и не шло ни в какое сравнение с будущей карьерой мужа. Его друзья говорили – «да, Толян, повезло тебе с женой…» – уминая вкуснейшие кутабы, долму или кяту.
За что бы ни бралась Анечка: выпечку, мясо или рыбу по рецептам бабушки-армянки, все получалось изумительно вкусно. Диетами Анечка не заморачивалась, хотя страшно страдала из-за своей «пампушечности». Никогда не курила и не пила. Единственная вечеринка в общежитии с сигаретами и вином кончилась для Анечки трагически – трое суток ее рвало, голова раскалывалась, руки и ноги тряслись, как желе. И Анечка решила – черт с ним, с имиджем раскованной и современной девушки, если за него ТАК надо расплачиваться! Оказалось, что быть «приличной девушкой из порядочной армянской семьи» (как говорили ее тетки по отцу), круглой отличницей и «гордостью потока» – в тысячи раз приятнее и удобнее!
На свадьбу армянские родственницы привезли устрашающих размеров коробки и тюки. В них были роскошные, потрясающей красоты столовые и чайные сервизы, которым было, наверное, лет по сто. Льняные салфетки, скатерти, постельное белье. Стеганые вручную мастерицами из Гориса одеяла и тюфяки из овечьей шерсти. Которую стирали руками, сушили на солнышке, а потом руками же чесали. Анечка была в ужасе!
Потом тетки повздыхали, посовещались, и подарили Анечке бриллиантовые серьги, кольцо и колье – так как жених Анечки не собирался этого делать. Он даже не догадывался, что был обязан сделать, сватая «приличную девушку из порядочной армянской семьи». Это – чтобы не опозорится перед родственниками, сказали тетки. Слава Богу, что Толик даже и не понял всех перипетий и не знал всех подводных камней женитьбы на Анечке!
Через пару месяцев, когда Анечка с мужем уехали в далекий, маленький город, где Анатолию предстояло делать карьеру, Анечкин троюродный брат-дальнобойщик доставил проездом все эти сокровища. Самое удивительное, теперь не было ничего ужасного в прохладных льняных простынях, легких, как пух, пахнущих солнцем и ромашкой шерстяных одеялах, в мельхиоровых столовых приборах, серебряной турке, красивом хрустальном графине под чачу (которую тоже привез брат).
Анечка много думала о мудрости своих бабушек, прабабушек и пра-пра-бабушек. Ее Толечка бегом бежал с работы к своей сладостной Ануш. Под теплое одеяло, к вкусному жаркому на красивой, тяжелой тарелке, рядом с которой лежали полотняные салфетки. А утром, после кяты с изумительным кофе, помолотым на ручной мельнице, в отутюженной рубашке, с чувством необыкновенной свежести и чистоты, бурлящей энергии, мчался на работу.
Анечка не работала – она была беременной, да и Толик не хотел. Бывшие однокурсницы Анечки были в шоке:
– Клушка, клушка, он подмял тебя под себя! У тебя такая же голова была! – кудахтали они все, как одна! Но Анечка знала: это они клуши. И почему это «голова у нее была»? Вот она, в светлых кудряшках, на месте!
Жили они интересно, обсуждая рабочие проблемы Толика и каждый взгляд, каждый вздох ненаглядного сыночка Артурчика. Карьера Толика складывалась замечательно, а Артурчик рос здоровеньким и умненьким. Иначе и быть не могло у такой жены и матери, как Анечка. Зарплата у мужа была отличной, поговаривали о его возможном переводе в головной офис, в саму Москву. Многочисленная армянская родня была довольна и горда зятем, но все были уверены: это Ануш, девушка из приличной армянской семьи – вот настоящая причина его успеха! И кто знает, может быть, они были правы?
А вот теперь, наверное, самое время рассказать о страшной тайне Аннеты. И к чему привела эта страшная тайна. Дело в том, что Ануш, Аннюня, была… инопланетянкой. Самой настоящей. Как и ее сын Артур.
– 2-
В отрочестве Анечка, очень умная не по годам девочка, прочла интересную статью. Как один профессор собрал рюкзаки с едой, лекарствами, книгами, батареями и лампочками. И спустился глубоко под землю, в карстовые пещеры. На целых не то шесть, не то шестнадцать месяцев. Он все взял с собой: рацию, специальные приборы для каких-то исследований, даже набор красок – красить яйца на Пасху. Не было у него только одной вещи – часов. Это было необходимым условием эксперимента. Команда, которая вела наблюдения и была все время на связи, не имела права никаким образом намекнуть на реальное время земных суток.
Результаты опыта были странными, ошеломительными, поражающими воображение и дающими пищу для далеко идущих выводов. Выводы эти могли завести так далеко, что результаты эксперимента как-то быстро замяли и забыли.
Так вот, дело было в том, что по истечению положенного срока сподвижники спустились сообщить профессору, что эксперимент окончен. Удивлению профессора не было предела – по его внутреннему календарю и часам количество суток, проведенных под землей, было в два с лишним раза меньше!
То есть, в его сутках было больше 48 часов… какая генетическая память вспомнила ТАКИЕ сутки? Вокруг какого солнца вращалась забытая планета-прародина за такой период времени? Откуда мы все?
Ах, как тяжело многим, очень многим, мириться с циклом из 24-х часов! Анечка росла благоразумным ребенком, и любила поразмышлять на всякие заумные темы. Она решила – все сложнее, чем кажется. Наверное, Землю населяют жители сразу нескольких планет. Отсюда – жаворонки, совы, и те, кто прекрасно уживается в обычных сутках. Эти уж точно произошли на Земле.
Анечка любила ночь. Ночью все звуки и запахи преображались. День – это неизбежная необходимость, которую она просто терпела. Только ночью она могла дышать полной грудью, только в тишине спящего города она просыпалась. Кровь быстрее бежала по ее жилам, мозг работал странным, удивительным образом. Она могла видеть все иначе, понимать глубже, чувствовать сильнее. Сыночек, Артурчик, еще не выдрессированный условностями Земной жизни, тоже жил в полном соответствии со своей генетической памятью. Анечка его прекрасно понимала. Что поделаешь, если память далеких предков с другой планеты диктовала им другой ритм жизни, совсем не Земной…
Утром, проводив мужа, Анечка складывала белье в стиралку и укладывалась вместе с Артурчиком спать. Часов до трех, четырех дня. Они просыпались и шли в магазин, покупали продукты и заодно гуляли. Потом встречали папу. Проводили вместе вечер. Ночью Анечка пекла, убирала дом, жарила и тушила. Под утро складывала кастрюли-сковородки в холодильник и варила кофе. Будила мужа, провожала на работу. И все опять повторялось.
Окно кухни, «ночного кабинета» Анечки, выходило во двор. Она знала наизусть звуки ночной жизни. Как ветер гоняет по асфальту пустую баклажку. Как бездомные собаки потрошат мусорные баки. Она гладила рубашки, на плите что-то булькало. Артурчик сидел в высоком креслице, переговаривался с мамой:
– А!
– Да, цаватанем, сейчас доглажу и возьму тебя на ручки – отвечала Анечка.
– АААААА! Гу! – радовался сын.
– Заткнись, урод! Змееныш, выблядок, не ной! – нечеловеческий голос прокаркал во дворе.
Анечка остолбенела, окаменела, чуть утюг не выронила с рук. Такой ужасный, без интонаций голос произносил мерзкие слова! Анечка выглянула в окно: возле мусорных баков стояла бомжиха, похожая на сливу на коротких ножках. Голова без шеи у нее тоже была как слива. Желтый, яркий и ровный свет фонаря освещал площадку с контейнерами. Слива рылась в мусоре. Под ногами у нее, в тени бака, возле сумки, копошилась небольшая серая тень. Не то собака, не то… ребенок!!! Анечка не могла выдохнуть огненный воздух, грудь распирало. Слива палкой с крючком, которым рылась в отбросах, отпихнула ребенка от сумки:
– Не жри, гаденыш! Урод! – Анечка метнулась к двери, оглянулась на сына. Вернулась, схватила Артурчика и бегом побежала в спальню, уложила его в кроватку, рядом со спящим мужем. Артурчик, перепуганный, молчал. В шлепках и тонком халате птицей слетела со второго этажа.
Во дворе было пусто – не успела…
Утром Анатолий спросил:
– Аня, что с тобой? Что-то случилось? – и это «Аня» – выражало крайнюю степень тревоги. Они видели друг друга насквозь, они дышали в одном ритме, эти муж и жена. С первого и до последнего дня их жизни. И понимали все они одинаково, и решения принимали тоже одинаковые. Вернее, не два одинаковых решения – а одно на двоих. Был составлен план действий. Анечка, гуляя днем с сыном, должна была поспрашивать, не знает ли кто такой женщины, и где она живет. Анатолий, после работы, решил зайти к соседу, Петровичу. Майору милиции. Должны же быть социальные службы защиты детей от таких уродов. И уголовную ответственность такие нелюди должны нести!
Поиски не дали ничего. Никто даже не слышал о бомжихе, роющейся по ночам в мусорных баках.
Городок был небольшой, выросший из рабочего поселка. Частного сектора в нем практически не было; странно, необъяснимо все это было – чтобы никто не знал Сливу? Или это было только жуткий ночной кошмар? Анечка вспоминала снова и снова; болезненная заноза сидела у нее в мозгу. Не давала покоя. Уродливая фигура, каркающий голос. Странные, нелепые движения. Леденящий ужас, какой обычно сопровождает кошмарные сны. Что-то неуловимо напоминало ей эту нереальную, жуткую сцену у мусорных баков. Анечка вспомнила: Капричос Гойи! Достала альбом, вот оно: «Когда рассветет, мы уйдем».
Анечка загрустила. Толик не мог понять, что с ней. Только чувствовал, что все очень, очень не просто. А она не могла рассказать ему, что уже сама сомневается, ЧТО видела тогда, ночью! Ну, как сказать – я инопланетянка и могу видеть то, что другие НЕ ВИДЯТ? Что полуночный призрак Гойи приходил к ней? Время шло, Слива больше не приходила.
Через четыре месяца, день в день, они пришли. Слива и мальчик. Артурчик уже начал привыкать к жизни на Земле, и сладко спал в три часа ночи. Анечка на кухне сидела одна и проверяла расчеты мужа по крекинг-процессу. Он готовил докладную записку, где обосновал необходимость реконструкции одной установки.
Опять тарахтение палки с крючком по стенкам бака. Опять чудовище изрыгало отвратные слова. Только фигурка ребенка, казалось, стала еще меньше. Анечка не успела подумать, она боялась еще раз упустить их – с пылающими щеками и горящими глазами вылетела во двор.
– Молчи, молчи, молчи! Дура, уродка, молчи! – Анечка бежала, вытянув вперед руки.
Толстое чудовище медленно развернулось и стало замахиваться палкой с острым, блестящим крючком. Анечка, не тормозя, со всего разгона, толкнула тушу. Туша боком упала, зацепившись сливой-головой об угол контейнера. Кровь на асфальте была почти черной под желтым светом фонаря. Серенькая маленькая тень, почти бесплотная, стояла, опустив ручки. Анечка схватила это бестелесное, глазастое нечто. Крепко-крепко прижала к себе и тигриными скачками понеслась домой. В прихожей столкнулась с Толиком. Не выпуская добычу из рук, сказала:
– Она там лежит. Я убила ее.
– Закрой дверь, никуда не выходи, отключи телефон, жди! – Толик на ходу натягивал куртку, захлопнул дверь. Анечка, крепко прижав невесомое, замершее тельце, зашла в ванную, открыла кран. Прошла в спальню – Артурчик спал. Потом на кухню, за булками и котлетами. Она купала ребенка и прямо в ванне кормила его. Он не разговаривал, но Анечке было все, все понятно. Толик вернулся часов в десять утра. Вместе с Петровичем. Анечка с двумя детьми крепко спала, как будто не с ней случилось СТРАШНОЕ. Проснулась она от звона посуды и тихих мужских голосов. Петрович и Толя пили чачу, закусывали портулаком и острыми баклажанами. Никакого тела во дворе они не нашли. В милицейских сводках не было ни одной зацепки. Ни в больницах, ни в моргах. Петрович сказал сидеть тихо и не высовываться. Если Слива объявится – сразу сообщить ему. Анечка знала – не объявится. Капричос. «Когда рассветет, мы уйдем»…
***
В семье выросло два сына. Старший, Григорий, был похож на отца. Голубоглазый, светловолосый, сдержано-улыбчивый и такой же умный, как папа – так говорили все. Артур, младший, был похож на своего деда, Арама Рубеновича. Умный, как папа, и такой же шумно-веселый, как мама. Старший закончил Губкинский институт и пошел в науку, младший – в академию МВД. По стопам ненаглядного, любимого крестного, Петровича. Который был членом семьи, роднее родного. Страшная тайна, или светлое чудо – уже и не разберешь, что было – объединило этих людей навсегда.
Сутки из жизни владельца стройхолдинга дракона Василия Нестерова
ВЕЧЕР, КВАРТИРА МЕЛИССЫ
Я знал, что сейчас будет. Еще бы, мы с ней знакомы столько лет! Жаль, в последние годы Мелиссу испортили глянцевые журналы. Иногда она просто невыносима: смесь пошлости, цинизма и скуки. Уныло и безвкусно. А еще Принцесса.
– Котик, мур, иди к своей киске!
Меня тошнило от фальшивой игривости. Спасло зеркало за ее спиной. Я сфокусировал взгляд на отражении крепких ягодиц, обтянутых атласными шортиками пижамки. Мелисса, о, Мелисса, вечная подруга по несчастью, верная и вероломная…
– Ну иди же к своей принцессе, зверь! Мое фиолетовое чудовище, неистовое животное! 3/p>
И я пошел. И заключил ее в свои когти, стараясь не разодрать атлас. Ибо да. Это животное – я!
НОЧЬ
Я пробудился за тридцать секунд до звонка Куратора. Вышел на балкон, посмотрел с высоты восьмого этажа на круглую, жирную луну и нажал кнопку одновременно с телефонной трелью. Не хотел будить храпящую Мелиссу.
– Нестеров, полнолуние. Ты у Мелиссы, что ли? Опять спасаешь Принцессу? – Куратор игриво хохотнул. – Просыпайся. В Быстровском парке злодеи-маньяки шалят.
– И что?
– Ну, как всегда. Огнем там плюнь, крыльями хлопни. Маленький, что ли? Пугани, разгони и все, свободен.
Когда-то он называл себя Рыцарем. В блистающих латах, с мечом наперевес спасал человечество вместе со мной. А нынче холод и дряхлость сердца оправдывает тем, что современному миру не нужны доблесть и честь. Увы, он прав. Сейчас срабатывает только реликтовая педагогика или лазерное оружие. И то не всегда.
Я вздохнул полной грудью, выпустил крылья, пару раз хлопнул, чтобы расправить кожистые складки. Смахнул с перил горшок с геранью. Ладно, спишем на кота. Тащиться на крышу было лень, и я прыгнул с балкона. На первом крутом вираже упруго вывалился хвост с зазубринами, отливающими фиолетовым в свете луны. С хвостом лететь было приятнее: внушительнее, и рулить удобно. Маленько похулиганил (все от смертной скуки): защитный экран-невидимку включил только через секунду полета.
УТРО, ПЯТИМИНУТКА В ОФИСЕ
– При заливке фундамента нарушена технология, не выдержаны размеры, – с заумным видом вещал руководитель проекта. А я слушал и злился. Самоуверенные неумехи! Их предки строили прекрасные замки и башни выше облаков. С моей помощью, конечно, когда я мог открыто летать в солнечном ветре, в голубых небесах. В тех замках века напролет спали спящие красавицы, и никакой усадки фундамента в помине не было!
– Сейчас шеф огнем плеваться начнет. Дракон долбаный! – шепнула Инга Львовна, начальник ПТО. Это она про меня. Глупая, даже не догадывается, как права. Я попытался втянуть когти на ногах. Когда психую, не могу удержаться. Сколько кожаных ботинок попортил за последнее тысячелетие!
ДЕНЬ
Я сидел в каморке вахтерши Клавдии Булатовны. Кикимора болотная все знала про лекарства и зелья, но меня пользовала только зеленкой. Драконий метаболизм не признает другого снадобья.
– Васенька, в парке ночью ты порядки наводил? Компрессик согревающий на хвост поставить?
– Холод наших сердец компрессом на хвосте не согреть. Устал я.
– Впервой, что ли? Самоуничтожиться решил, Василиск?
Я, старый Дракон, не стал объяснять Кикиморе, что не вижу смысла продолжать фальшивые игры, что всем нам: Кикиморам, Принцессам, Драконам, Русалкам, Рыцарям – пора самоуничтожиться. Зачем мы все, если человечество обходится без нас, довольствуясь прогрессом и глянцевыми журналами?
ВЕЧЕР, СТОЯНКА СУПЕРМАРКЕТА
– Дяденька, у вас дома тигр живет? Или другое животное? – пацаненок лет шести высунулся из окошка припаркованного авто и сосредоточенно наблюдал за моими попытками запихнуть блок говядины в багажник. Люблю детей! С ними приятно разговаривать: никакого вранья и полное взаимопонимание.
– Нет, это животное – я. Сам мясо съем. Мне много надо после полетов. Я дракон. Летаю и плююсь огнем.
– ДРАКОН?! – ребенок вывалился по пояс и вытаращил глаза.
Я оглянулся: открытая крышка багажника с одной стороны, Крузер с тонированными стеклами – с другой. Нагнулся ниже, чтобы пацаненку было лучше видно; не вынимая рук из багажника, выпустил когти и чуть дыхнул пламенем. Самую малость.
– Я всегда знал, что драконы есть… – глаза пацаненка сияли. – И рыцари есть, и принцессы! Вы побольше мяса ешьте, и витамины. Вы себя берегите, дракон – мой собеседник вдруг засмущался и спрятался в салоне. Потом опять высунулся:
– Если вы ослабнете, кто будет совершать подвиги?
И тут я понял, что самоуничтожение необходимо отложить.
***
Как всегда, жалкая человеческая личинка спасла всесильного Дракона, вдохнув в него силу и жажду жизни. Слава мудрым Богам! Во всей Вселенной никто лучше этих слабых, бесполезных людей не смог бы защитить и сохранить могучих Драконов – своей глупой жаждой подвигов и жалкой верой в чудо.
Куратор выключил экран наблюдения, остановив яблочко на голубом блюдечке. И подумал в миллионный раз: как же были правы Боги, поселив на одной планете могучих Драконов и слабых Людей. Хотя вопрос о слабости и силе в данном случае спорный.
Новогодняя сказка для копирайтера средних лет
– 1 —
Хорошо быть дервишем. Худым, бездомным и загадочным. Знать все и про всех. Бродить свободным, где захочется. Питаться сухим виноградом, пением птиц и солнечным светом. Мужья дервишей не бросают с маленькими детьми на руках. На вебмани кошельки у них не пропадают, вместе с отложенными на праздники баксами. Да что там, перевод книги в издательство во время сдавать не надо, и кашу для псов варить – тоже не надо. Дуся замерла с тазиком сухого собачьего корма в руках, прижатым к груди. И думала всякие невеселые мысли. Хотя – уже легче! Минут пять назад перспектив не было вообще, кроме как рыдать долго и сладко, так, чтобы нос распух, а глаза стали как щелочки. А сейчас выход наметился – уйти в дервиши, и стать свободной, как птица.
Как-никак – оказывается, варианты есть, даже в ее безнадежной ситуации. Точно – подалась бы в дервиши, плюнула на дом, сад и работу. Никому, голубушка, не нужна. Ни бывшему мужу, ни взрослым детям. Два кавказца, Джеки и Чан, перестали прыгать, сидели неподвижно, смотрели на Дусю, не отрываясь. Чудит хозяйка, третий день не варит овсянку с вкусными мясными обрезочками, от самой вообще никакой едой не пахнет, и глаза нехорошие. Так серьезно смотрели псы на Дусю, будто почувствовали, что обдумывает планы побега и предательства хозяйка. Замерли, как два мохнатых монумента, хвосты лежат неподвижными серпами на снегу.
– Да не брошу я вас, звери. Лопайте свой корм и пойдем домой спать, мороз на улице…
Дусе показалось, что псы с облегчением вздохнули, стукаясь лбами, захрустели сухариками в тазу. Потом по очереди подбегали к ней, подсовывали головы и спины под ладони. Выпускали клубы пара в морозном ночном воздухе, носились по снегу, домой ночевать по причине снега и южного, слабого морозца отказались наотрез – красота во дворе и саду была!
В легендарные девяностые Дуся потеряла работу. Как и многие тогда. Муж ушел, бросил ее с близнецами – не выдержал. И начала Дуся искать возможность заработать на дому. Чем только не занималась. Когда мальчишки учились в старших классах, залезла в долги, но купила им компьютер. Между прочим, на ходу, освоила технику и сама. Потом втянулась, и уже восьмой год, не разгибая спины, по 10—16 часов сидит за компьютером. Начала играючи, писала посты на форумах за копейки, потом рекламные тексты за рубли, потом пошли заказы на бесконечные переписывания чужих отвратительных переводов. Надо было учить близнецов в институте, и Дуся писала, писала, писала…
Сложная система посредников, через которую работала Дуся, не давала возможности даже узнать, где и под каким именем появились ее «произведения». И чего только она не написала! Про трусики Бритни Спирс и скандалы из великосветской хроники. О, тут Дуся развлекалась, как могла! Одно и то же могла написать совершенно по-разному! Играла словами, хулиганила, и слова слушались ее.
Потом посчастливилось – наткнулась на дорогой для ее нищеватой жизни заказ. Стала писать и считать курсовые по процессам и аппаратам. Потом – отредактировала два огромных технических перевода «Алкилирование бензола» и что-то про насадки в ректификационных колоннах. Правила и ругалась, зачем берутся за переводы люди, которые вообще ничего не понимают в химии нефти и в нефтехимпереработке.
Вот так, совершенно неожиданным образом пригодилось Дусеньке ее образование, Губкинский институт. Керосинка в народе. Перевела с английского «Крекинг-процесс алканов». И пошло-поехало. Про стройку и про любовь, рекламы и инструкции. Процессы и аппараты, курсовые и переводы. Конечно, пыталась брать что подороже, но никогда не торговалась и условий не ставила. И мчалась жизнь мимо, Дуся не видела и не замечала дней и ночей, часов и минут. А вообще, была ли она, жизнь? Сыновья-близняшки защитились весной и сейчас в Питере. Так что столько работать Дусе уже было не надо. Мальчишки начали зарабатывать. С неукротимой энергией воюют за свое место под солнцем. Да, такой хватки и предприимчивости во времена Дусиной молодости не было. Такое даже считалась неприличным.
Но оказалось, что от этого Дусе еще хуже – она просто не знала, куда теперь себя девать, и продолжала работать по 18 часов в сутки. Уже не от безденежья, а от полного одиночества и неприкаянности. Мальчишек на Новый Год даже и не ждала – ребяткам надо много работать, а даже если и есть время у них – что ж, дело молодое. Своя жизнь.
Вот такая у Дуси оказалась компания 30 декабря вечером – компьютер и перевод. Да еще переписка с вебмани. По поводу пропавших кошельков. Просидела за компьютером часов до пяти утра, пока сердце не начало колотится в груди, а голова – раскалываться. Чтобы уже точно не думать, ни о чем не думать, потому, что так страшно, – кажется совсем край, и никому не нужна, и жить больше незачем!!! В постель как в пропасть упала, с одной мыслью – завтра псам наварить каши, обязательно…
– 2-
День смотрел в окно с явной укоризной. Дуся лежала в постели с тяжелой головой и мыслью – надо быстро кормить псов. В ушах что-то посвистывало и позвякивало. Конец, подумала Дусенька. От одиночества точно глюки пошли. И мухоморов не надо, интернета достаточно. Как-то вдруг окончательно проснулась и сразу поняла – не глюки, нет, в соседней комнате кто-то реально пилит мебель, а на кухне, наверное, складывает в большие сумки посуду. Грабеж. Сунула ноги в тапки и выскочила из спальни. В большой комнате на угловом диване лежал и громко храпел огромный золотоволосый красавец. С абсолютно детским лицом. Храпел так, что бензопила Дружба отдыхала. Королевич Елисей, сыночек, Алешенька. Приехал. Из Питера. Ясно, на кухне посудой гремит второй принц датский – сын Михаил. Парочка неразлучных.
На большой Дусиной кухне рыжеволосая девчонка в розовой майке и зеленых блестящих шортах месила тесто. Маленький кружевной фартук пышным бантом завязан на спине. На кресле возле компьютера сидел, скрючившись, здоровенный небритый мужик со злым и скучным лицом. Смотрел с тоской в окно. Глюки. Все. Доработалась! Коровьев и компания. С Гелой они здесь. Щас Бегемот припрется. А спящий сын – это тоже глюк. Входная дверь распахнулась, на пороге появился… нет, не Бегемот. Сын Михаил.
