скачать книгу бесплатно
Эх, сейчас бы Аньку сюда, они бы вместе надрались в лоскуты. Лиля никогда раньше не надиралась в лоскуты, но сейчас было самое время. Но Аньки нет, никого нет. Всю жизнь она вилась вокруг Миши, как бабочка вокруг фонаря, а теперь никого нет.
Хотя неправда, есть Айрин.
В одно воскресное утро Айрин, вот уже несколько месяцев внимательно наблюдавшая за Лилей, без предупреждения явилась к ней домой и, чуть ли не силой затолкав в машину, повезла в собачий приют.
– Я не собираюсь брать собаку, – раздраженно сказала Лиля, когда поняла, куда ее привезли.
– И не надо, – беспечно откликнулась Айрин, – мы просто посмотрим.
Первым делом Лиля бросилась к щенкам, целому выводку толстеньких, похожих на медвежат, овчарят. Ее внимание привлек самый крупный, он так целеустремленно карабкался куда-то по головам. Она оглянулась – Айрин улыбалась.
– Э, нет, – погрозила ей Лиля, – и не мечтай.
Айрин засмеялась и что-то сказала, но вокруг стоял оглушительный лай, и Лиля не расслышала.
Тогда Айрин взяла ее под локоть и повела вдоль клеток. Ходили долго, у Лили разболелась голова, и собаки слились в один шумный, неопрятный шерстяной ком.
– Сколько можно, – ворчала она, она же уже выбрала Целеустремленного.
Но тут Айрин остановилась перед крупной сукой с висячими ушами и отдаленно боксерским носом. Псина лежала тихо, положив голову на лапу, и наблюдала за ними то одним, то другим глазом, смешно морща лоб и изгибая домиком надбровные дуги. Короткий рыжий мех блестел здоровым блеском.
– Со щенком много возни, – прокричала в ухо Айрин, – а эта явно тренированная.
Подошедший волонтер подтвердил: да, тренированная, и молодая, года два, не больше.
– Беру, – твердо сказала Лиля.
Выпущенная из клетки собака, которую Лиля тут же, не мудрствуя лукаво, окрестила Рыжиком, не стала прыгать и лизаться, а спокойно пошла рядом, шаг в шаг, до офиса, где терпеливо лежала в уголке, пока Лиля оформляла документы, потом до машины, где так же терпеливо ждала, пока ей откроют заднюю дверь и, наконец, до дома, где аккуратно вылакала предложенную миску воды и легла на предложенное одеяло.
– И ты знаешь, – восторженно рассказывала Лиля Айрин, – мне кажется, ее никто и не учил, она просто такой родилась. Тапки не грызет, на диван без спросу не лазит – просто чудо, а не собака, аж не по себе.
– Ну, мазал тов, – сказала Айрин.
Дом снова стал выглядеть жилым. Кухня быстро обросла пакетами с сухим кормом, ванная – шампунями, щетками и противоблошиными средствами. Повсюду валялись резиновые пищалки, тряпичные зайцы и кости для отбеливания зубов. Если случалась гроза, Рыжик спасала все эти сокровища под новой мягкой подушкой с кедровым наполнителем, а сама жалась к Лиле. Лиле обнимала дрожащее тельце, чувствуя под рукой перепуганное сердечко, шептала в шелковые ушки:
– Я с тобой, моя девочка, я с тобой.
В ней скопилось столько неистраченной нежности.
Приехавший на каникулы Аркаша обрадовался новому члену семьи.
– И кто только тебя надоумил? – удивился он, трепля собаку за уши и заглядывая в преданные глаза.
– Айрин, – вздохнула Лиля.
Ей было стыдно, что тогда, восемь лет назад, она не сумела предложить Айрин ничего большего, чем формальное соболезнование. Просто в упор ее не видела, как и всех остальных. Это Миша заразил ее снобизмом. Хотя это не снобизм, а скорее…русизм. Она засмеялась и покачала головой в ответ на Аркашин вопросительный взгляд.
Когда он занимался, Рыжик ложилась рядом, клала голову на лапу и слушала.
– Ваши аплодисменты, – требовал он после особо трудного пассажа, и она несколько раз ударяла по полу хвостом.
Иногда он совершенно по-мальчишески падал перед ней на четвереньки с какой-нибудь старой тряпкой в зубах, и они принимались возиться, перетягивая тряпку и весело рыча, а Лиля снова благословляла Айрин.
Аркаша поправился, возмужал и часто перезванивался с какой-то Полин. Играл он более блестяще, но менее вдумчиво, точно, как Миша предрекал. Говорил почти все время по-английски – значит, и эту битву Миша проиграл. Но не воспитывать же взрослого мужика – к тому же, у нее есть более серьезная проблема. Она долго выбирала момент и выбрала, как всегда, самый неудачный: он стоял на стремянке и проверял ураганные жалюзи.
– Аркаш, – сказала она, послушно стоя внизу с отверткой в руке, – мы должны позвонить бабушке – другой бабушке, папиной маме.
Услышав о Мише, свекровь так долго молчала, что Лиля испуганно позвала:
– Виолетта Львовна, Вы тут?
– Я хочу поговорить с Аркашей, – ровным голосом сказала свекровь, – когда я могу поговорить с Аркашей?
Лиля пообещала, испытывая сильнейшее deja vu.
– Мать, – перебил он, в последнее время он стал называть ее «мать», – следи, что я делаю.
Он взял из ее рук отвертку и стал закручивать какой-то болт. Хозяин.
– Я не знаю никакой другой бабушки, – сказал он.
– Я знаю, – сказала она, – то есть я знаю, что ты не знаешь. Но она тебя знает, вернее, знала маленьким. Давно. Понимаешь…
Она замолчала, лихорадочно соображая, что из этой истории следовало рассказать Аркаше. Чертова бабка, ну почему она всю жизнь должна расхлебывать ее кашу!
– Понимаешь, – снова начала она, – они поссорились…
Она опять замолчала. Аркаша некоторое время смотрел на нее сверху вниз, ожидая продолжения, потом пожал плечами:
– Whatever, – и вернулся к болту.
И что это значило? Он не хочет знать, ему безразлично? Там, в Кливленде, каждый второй по полвека не разговаривает с родителями?
Как бы то ни было, он согласился, это главное. Чудес ждать не стоило, но согласился.
Свекровь оказалась на высоте. Лиля на всякий случай включила громкую связь, но ее вмешательство не понадобилось, и она молча слушала, как они смеются, обмениваясь консерваторскими байками, слепая старуха, недавно потерявшая сына, который не разговаривал с ней пятьдесят лет, и едва знакомый ей внук.
– Прикольная бабка, – сказал Аркаша.
Лиля, не найдя адекватного ответа, промолчала.
Не успела она его проводить, как позвонил Скотт и стал что-то возбужденно рассказывать, часто повторяя «Джек» и «Мари», но сколько Лиля не силилась, смысла она уловить не могла.
– Я приеду, – сказала она, вздохнув: оставалась еще неделя каникул, и на работу совершенно не хотелось.
Картину она застала странную: за конторкой бледный Питер перекладывал с места на место какие-то папки, за «родительским» столом, постукивая кулаком о кулак, сидел хмурый Хуан, а Скотт колобком катался по студии, издавая невнятные возгласы.
– Что случилось? – шепотом спросила она Хуана.
– Джек и Мари ушли, – сказал он, не переставая стучать кулаками.
– Сорок лет! – вскричал Скотт, останавливаясь и нацелив ей в грудь короткий палец, – а табачок врозь!
– И забрали всех учеников, – монотонно продолжал Хуан. – Пятьдесят восемь человек.
Лиля пораженно прикинула: как такое даже возможно? Ну да, шесть дней в неделю по пять часов, да умножить на два. Хотя в прошлом году у Мари меньше часов было, Питер же ей, Лиле, новых отдавал. Обиделись.
– Из-за меня, да? – виновато спросила она Питера.
– Не знаю, – хрипло ответил он.
– Но мы же наберем новых? – спросила она.
– Не столько.
Дрожащими руками он все перекладывал и перекладывал папки.
Он банкрот, мгновенно поняла она. Панически пронеслось в уме: дом, Аркаша, Рыжик – и уже никуда не устроишься!
– Так, – сказала она себе и им, – спокойно.
Все трое уставились на нее, и она чувствовала себя крайне неловко. Питер был человеком замкнутым, закоренелым холостяком, из года в год приносившим из дому салат в пластиковой коробочке и чай в помятом термосе, бизнес вел по старинке, в толстых бухгалтерских книгах, и ни у кого не спрашивал советов. Предполагали, что, учитывая его патологическую жадность, он за тридцать с лишним лет существования школы отложил кругленькую сумму – но точно никто не знал, да и не их дело: платит исправно, ученики есть, и хорошо.
Но теперь все было совсем не хорошо – и Айрин, как назло, нет в городе!
– Скотт, – сказала Лиля, стараясь придать голосу уверенность, – отвези Питера домой. И возвращайся.
К ее удивлению, все зашевелились: Скотт и Хуан помогли Питеру сложить папки и, поддерживая с двух сторон, повели к двери.
«А ведь ему, наверное, лет восемьдесят, – подумала Лиля – на кой черт ему все это нужно?»
Она открыла одну из папок, там оказалось досье на ученика: имя, возраст, контактные телефоны, инструмент. Она насчитала около двухсот папок. Значит, он зарабатывал – она прикинула расходы – да ничего он не зарабатывал, последние года три набор был совсем плохоньким. Получается, он держал школу из-за них. Чтобы не лишать их зарплаты.
– Неси свой ноутбук, – сказала она вернувшемуся Хуану, – будем делать сайт.
Хуан быстро нашел подходящий шаблон, в приятных нейтральных тонах, и стал одну за другой создавать страницы: о студии; контакты; предлагаемые классы.
– Не забудь электронную регистрацию, – сказала Лиля.
– Угу, – отозвался он, быстро щелкая по клавишам.
– И электронную оплату.
– Я знаю.
– И аренду инструментов.
Он поднял голову:
– Хочешь делать сама?
Она примирительно подняла руки. Он поправил очки и опять защелкал по клавиатуре. Ей вдруг пришло в голову, что она все еще считает его мальчиком, хотя, по самым скромным подсчетам, ему теперь не меньше тридцати пяти. Чтобы не стоять над душой, села за родительский стол и стала составлять план. Собрать фотографии для фотогалереи. Создать нотный каталог. Отдраить, в конце концов, туалет.
– Надо бы рок бэнд предложить, – вдруг сказал Хуан, – мы со Скоттом могли бы замутить.
– Скотт вроде даже с маленькими не очень, – осторожно сказала она, – а уж с подростками.
Он посмотрел на нее удивленно, потом покопался в ноутбуке и поманил ее пальцем. Она подошла: фото изображало скачущего перед микрофоном молодого Спрингстина – а рядом, такого же тощего и патлатого, в такой же джинсовой жилетке… Скотта!
– Женился, – усмехнулся Хуан в ответ на ее вопросительный взгляд.
– А, это бывает, – кивнула она.
Вот тебе и дурачок.
– А у тебя какие секреты в рукаве? – спросила она.
– У меня никаких, – улыбнулся он, – весь как на ладони.
Добавили рок бэнд. Вернувшийся Скотт завопил «Yeah!», был нагружен рекламными листовками и отправлен по близлежащим районам. Хуан и Лиля также взяли по пачке, а самую толстую приготовили для Нуо: вокруг нее жило много китайчат.
– Не бойтесь, – сказала Лиля, – прорвемся.
К началу сентября на сайте можно было прочесть биографии педагогов, посмотреть фотографии и видео, забить подходящее время в расписании, купить ноты, арендовать инструменты и сделать еще массу полезных вещей.
Лиля уговорила Питера утроить расходы на рекламу. Он, впрочем, не особенно сопротивлялся, только вздыхал, и видно было, что все эти новшества ему не по душе – но новшества работали, с этим он поспорить не мог.
К ноябрю набрали девяносто человек и всем коллективом пошли в итальянский ресторанчик праздновать День Благодарения.
Было шумно и весело. Все подвыпили и хохотали, вспоминая «субботник»: Скотт, менявший люминесцентные лампы, вдруг совершенно по-девчачьи взвизгнул и пулей слетел со стремянки. Прибежали все: мывшая окна Айрин, и драившая туалет Нуо, и Лиля с Питером, диктовавшие Хуану коды для нотного каталога. Хуан влез на стремянку и обнаружил притаившегося за балкой перепуганного енотика. Зверька благополучно сняли и выпустили, а над Скоттом смеются с тех пор.
В самый разгар веселья Питер встал с бокалом в руке. Все притихли.
– В День Благодарения положено благодарить, – начал он, – и я благодарен всем вам. Вы мое сокровище.
Он стал сердито вытирать салфеткой бегущие из-под очков слезы.
Все, пораженные этим непривычным зрелищем, зашумели, замахали руками: да чего там, свои люди. Но он отмахнулся:
– Только сам-то я больше никуда не гожусь.
Все опять протестующе загалдели: да перестань, какие твои годы.
– Come on, – сказал он, – я же не слепой. Мне не угнаться за этими вашими…
Он неопределенно повертел в воздухе рукой, потом надул щеки и постоял несколько секунд, глядя на объеденный скелет индейки.
– Короче, – выдохнув, решительно закончил он, – забирайте студию. Расширяйтесь. Сможете – платите мне процент, нет – на пенсию проживу.
