скачать книгу бесплатно
Последующие события составляют одну из наименее славных глав в прусских военных анналах, поскольку воля к дальнейшему сопротивлению, похоже, умерла в Йене и Ауэрштедте, и лишь немногие командиры пытались сплотить свои силы для нового противостояния. Шарнхорст, в суматохе сражения отстраненный от своего поста в королевском штабе, присоединился к корпусу Блюхера в качестве начальника штаба, в то время как гусарский офицер упорно пробивался, используя спасенную им от разгрома артиллерию и поддержку егерей Йорка, через Гарц в сторону Мекленбурга, отвлекая французские силы, которые в противном случае могли бы ворваться в Восточную Пруссию. Но Блюхер и Шарнхорст вели бой практически в одиночку, и даже они, из-за отсутствия продовольствия и боеприпасов, были вынуждены сдаться французам в окрестностях Любека. В остальном крах прусской армии был полным и позорным. В Магдебурге генерал фон Клейст и двадцать три других генерала с 24-тысячным войском под их командованием капитулировали без боя, коменданты крепостей Эрфурт, Хамельн, Шпандау, Кюстрин и Штеттин сделали то же самое. Гогенлоэ, прорвавшись с 12 000 человек из Йены в Пренцлау, где он был практически в безопасности, сложил оружие по совету своего начальника штаба Массенбаха. Продемонстрировав недостаток таланта, офицерский корпус, казалось, намеревался доказать несостоятельность и в отношении доблести.
После захвата французскими войсками западных провинций Фридриха Вильгельма III он удалился в Восточную Пруссию и попытался в союзе с русскими вернуть потерянное. Однако кампания 1807 года отмечена преимущественно массой дебатов, подобных тем, что предшествовали Йене и Ауэрштадту, а прусский и русский штабы так и не смогли договориться о стратегическом плане. В феврале снова отличился Шарнхорст, когда, командуя ничтожно малым остатком прусской армии, лишил авангард Наполеона победы при Прейсиш-Эйлау. Однако союзные силы не смогли воспользоваться возможностью, предоставленной этим временным срывом планов императора, и бездействовали, в то время как Наполеон подтянул свои основные силы
. В июне французы начали крупное наступление и 14-го оттеснили главные русские силы к Фридланду. После этого царь Александр не решался на дальнейшее сопротивление и поспешил заключить мир с корсиканцем, мало заботясь о чувствах своего отчаявшегося союзника.
Брошенный на произвол судьбы Фридрих Вильгельм III встретился с Наполеоном 9 июля в Тильзите, и ему сообщили условия. Если он и ожидал мягкого отношения, то не дождался. Короче говоря, короля попросили смириться с потерей примерно половины территории и подданных, обещать платить большую дань своему противнику и содержать крупную оккупационную армию, а поскольку боеспособных воинских подразделений у него больше не было, ему не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Условия были совершенно сокрушительными, и они заключали в себе разрушение старого прусского государства. Тем не менее это не следует приписывать мстительности французского императора. В действительности Пруссия, созданная усилиями своей армии и ставшая крупной державой, теперь была разбита неспособностью этой армии приспособиться к изменяющимся методам ведения войны и нежеланием ее правителей задействовать невостребованную энергию прусского народа.
II. Реформа и реакция, 1807-1840
Народ, воспрянь! Зарницы полыхают,
Сиянье с севера несет свободы свет!
Арндт
Хотя солдаты и надежная опора,
Природные союзники двора,
Беда царю не в меру полагаться
На преданность друзей в военной форме,
Ибо порою и солдаты мыслят…
Полковники, конечно, крайне редко…
А мыслящих среди, не суть ли розов,
Зелен ли, красен ментик на плече,
Не все (но точно девять из десяти) —
от измены в шаге.
Томас Мур
В месяцы, последовавшие за капитуляцией Тильзита, лишь самые завзятые оптимисты сохраняли веру в дальнейшее существование Пруссии как независимого государства. Наполеон быстро раскрыл свои намерения превратить разбитую страну в сателлита своей империи, и казалось, что значительная часть прусского народа была готова покориться этой судьбе. У буржуазии и аристократии военная неудача породила широкие пораженческие и сильные оппортунистические настроения, а среди интеллектуалов вскоре раздались голоса, доказывающие преимущества приверженности новому наполеоновскому европейскому порядку, даже если это повлечет за собой уменьшение суверенитета Пруссии. В то же время в огромной массе населения было почти незаметно признаков негодования по поводу унижения Пруссии, а еще меньше народ желал за него отомстить.
Тем примечательнее, что в течение шести лет апатичное отношение народа к поражению удалось преодолеть, а Пруссия оказалась первой среди тех государств, которые объединились ради победы и изгнания корсиканца. Это возрождение было делом рук небольшой группы преданных и патриотичных реформаторов, главными из которых были Штейн, Шарнхорст, Гнейзенау, Бойен и Грольман. Признавая военные недостатки, приведшие к разгрому под Йеной, эти люди ясно понимали более глубокие причины краха Пруссии – ту пропасть, которая существовала между государственной машиной и прусским народом, не дав народу возможности отождествлять себя со своим правительством и лишив государство народной поддержки во время кризиса. Преодоление этой пропасти и пробуждение нового чувства преданности прусскому государству было конечной целью социальных, политических и военных реформ, начатых Штейном и его коллегами после 1807 года, и непосредственные результаты их усилий отразились в успешной войне против Наполеона в 1813–1814 годах и в народном энтузиазме, с которым ее поддержал прусский народ.
Несмотря на успех в освобождении Пруссии от иностранного господства, реформаторы в конечном счете не смогли достичь своих целей. Возможно, как писал Герберт Росински, они переоценили способность прусского государства отказаться от своих фундаментальных традиций
.
Разумеется, они не смогли предвидеть, что, едва Пруссия будет освобождена от чужеземного ига, правящий класс предпочтет вернуться к своим давним привычкам. Когда после 1814 года эта тенденция утвердилась, реформаторы не проявили большого политического умения ей противостоять и к 1819 году оказались отстранены от власти, их политическая и социальная программа была сорвана и искажена, а их надежда на то, что Пруссия может стать прогрессивным государством с представительными учреждениями, потерпела поражение. После 1819 года период реформ сменил период реакции, на его протяжении старые разочарования прусского народа проявились в новых формах, а армия, которую Шарнхорст и Бойен стремились превратить в предмет народной гордости, вновь стала объектом народного возмущения.
Штейн, Шарнхорст и реформы
Можно сказать, что период реформ начался в июле 1807 года, когда король Фридрих Вильгельм III назначил Военно-реорганизационную комиссию и поручил ей расследовать недавнюю кампанию, назвать и наказать тех офицеров, чье поведение было ненадлежащим, и предложить изменения в организации армии, снабжении, уставах, подборе офицеров, воспитании и обучении. Создание таких комиссий не было чем-то новым, и после такого крупного поражения, как йенская катастрофа, следовало ожидать некоего расследования. Гораздо меньше ожиданий связывали с тем, что комиссия предложит какие-либо разительные изменения в существующей системе. В глазах многих старших офицеров, в том числе графа Лоттума, одного из первых членов комиссии, и генералов Йорка и Кнезебека поражение 1806 года было вызвано не фундаментальными недостатками военной или политической системы, а скорее сочетанием некомпетентного командования и невезения. Таким образом, хотя они и полагали, что следует исправить как можно больше очевидных злоупотреблений, они не видели никакой необходимости в фундаментальной реорганизации и реформе".
От такого поверхностного латания тришкина кафтана прусское государство спасли два обстоятельства. Во-первых, тот факт, что в Военно-реорганизационной комиссии после некоторых начальных внутренних разногласий наибольшее влияние получили Шарнхорст и его ученики Гнейзенау, Бойен и Грольман
. Вторым было настойчивое требование Наполеона в июле 1807 года об увольнении Гарденберга, главного министра короля, событие, побудившее Фридриха Вильгельма призвать к себе на службу барона фон Штейна и доверить ему руководство всеми внутренними и внешними делами
. Доминирование Шарнхорста и Штейна придало послевоенной реорганизации особый характер и сделало 1807–1815 годы одним из самых многообещающих периодов реформ в истории Германии
.
По темпераменту Штейн и Шарнхорст были полными противоположностями. Министр был жестким, эмоциональным и настолько страстным в отстаивании своих взглядов, что предыдущий раз король уволил его с должности как «строптивого, наглого, упрямого и непослушного чиновника»
. Шарнхорст был молчалив и замкнут и больше походил на школьного учителя, чем на королевского офицера, чья спокойная выдержка в неблагоприятных ситуациях резко контрастировала со свирепой яростью Штейна
. Однако в политической и социальной философии, а также в отношении к недавнему поражению их взгляды были на удивление схожи. Оба понимали, что Йена и Ауэрштедт представляли собой нечто большее, чем военную катастрофу, что на самом деле это страшный приговор политической и военной системе прошлого. Кроме того, оба считали, что самым постыдным аспектом недавнего поражения был тот факт, что прусский народ столь явно отмежевался от судьбы своего правительства и своей армии. Это прискорбное отсутствие народного чувства долга и самопожертвования в чрезвычайных обстоятельствах было, по их мнению, ясным доказательством того, что массы населения считали государство простым орудием угнетения, а армию – чуждым учреждением, служащим королю, а не стране
. Чтобы Пруссия выжила, необходимо было пробудить интерес масс к своему государству и убедить их добровольно служить ему. Как писал Штейн после первой аудиенции у короля в августе 1807 года: «Главной идеей было пробудить в нации нравственный, религиозный и патриотический дух, вновь вселить в нее мужество, уверенность, готовность на любые жертвы во имя независимости от иностранцев и за национальную честь, чтобы воспользоваться первой благоприятной возможностью и начать кровавую и опасную борьбу»
.
Однако реформаторы были единодушны во мнении, что в существующих условиях это возрождение маловероятно, если вообще возможно. Каким образом можно ожидать, что крестьянин в Бранденбурге будет вести себя как ответственный гражданин, пока он продолжает оставаться в наследственной кабале у местного землевладельца? Каким образом можно ожидать, что городская буржуазия признает свои обязанности перед государством, если ей запрещено какое-либо участие в местном самоуправлении? И каким образом, в первую очередь, можно ожидать, что призванные под знамена прусские подданные будут верно и храбро сражаться в армии, которая не выказывала уважения к их личному моральному достоинству, которая не давала им возможности для продвижения по службе и относилась к ним без уважения, не как к гражданам, а как к пушечному мясу?
Безусловно, предпосылками возрождения, необходимого для освобождения Пруссии от французского господства, было облегчение бремени прошлого и предоставление основных социальных и политических привилегий всем прусским подданным. И поскольку реформаторы считали это истиной, они не могли удовлетвориться той поверхностной реформой, которую полагали адекватной более консервативные представители правящего класса. Штейн приступил к реализации программы, должной привести к отмене наследственного крепостного права в октябре 1807 года и учреждению местного самоуправления в городах в ноябре 1808 года и, как он надеялся, увенчаться основательной реформой центрального правительства и установлением некоей формы народного представительства, которая «гармонизирует дух нации и дух государственных учреждений»
. Шарнхорст и его коллеги из Военно-реорганизационной комиссии намеревались не только исправить выявленные в Йене недостатки, но и, по словам Шарнхорста, «поднять и воспламенить дух армии, сплотить армию и народ в более тесный союз и подвести его к особой и возвышенной судьбе»
.
Однако прежде рассмотрения всех этих далекоидущих планов комиссии требовалось посвятить свою энергию тому предмету, который представлял наибольший интерес для короля, а именно наказанию офицеров, нарушивших в недавней кампании прусский кодекс чести, капитулировав перед врагом без причины или без должного сопротивления. Дело это обещало быть мучительным и сложным, и комиссия, ввиду других стоявших перед ней задач, старалась в него не ввязываться. В этом она преуспела. После того как ее члены официально выступили за строгое наказание всех офицеров, признанных виновными в бесчестном поведении, король поручил анализ причин неудачи в Йенской кампании отдельной комиссии по расследованию. Работа этого органа затянулась до 1814 года, отчасти из-за трудностей с поиском свидетелей, отчасти из-за потери в ходе отступления армейских планов и документов. В конце концов, всего 208 офицеров были признаны виновными, в том числе все те, кто сдал крепости, за исключением Блюхера, капитулировавшего в Любеке только после того, как у него подошли к концу запасы продовольствия и боеприпасов. Кроме того, чистка недееспособных и отставных офицеров, о которой горячо писала печать сразу после поражения, была гораздо менее масштабной, чем нередко считается, и многим из обвиняемых в дезертирстве в 1806 и 1807 годах позволили восстановить репутацию в войне 1813 года
.
Реформаторы в комиссии были очень довольны тем, что избавились от этого аспекта военной реорганизации, поскольку их главный интерес заключался не в вынесении суждений об офицерском корпусе прошлого, а в улучшении качества офицеров будущего. Партия реформ в целом считала, что лучший способ добиться этого – положить конец аристократической монополии офицерского корпуса. Шарнхорст указывал, что прусское дворянство в прошлом не отличалось образовательным рвением или интересом к повышению военного мастерства, и подвергал критике теорию, упорными приверженцами которой были такие офицеры, как Йорк и Марвиц
, о том, что средний класс по темпераменту непригоден к военному делу
. Еще откровеннее своего начальника был Грольман. «Чтобы воевать, – писал он, – не обязательно принадлежать к особому классу. Меланхолическая вера в необходимость для защиты родины принадлежать к особому классу многое сделала для того, чтобы погрузить ее в нынешнюю бездну, и только противоположное начало может вновь ее вытащить»
. С этими взглядами был полностью согласен Штейн. Конечно, Пруссию из ее нынешнего крайне тяжелого положения спасет не класс юнкеров. «Чего можно ожидать, – писал министр, – от обитателей этих песчаных степей, от этих хитрых, бессердечных, заскорузлых, недоучившихся людей, на самом деле способных стать только капралами или счетоводами?»
Пришло время, утверждали он и другие реформаторы, открыть офицерский корпус для талантливых представителей среднего класса и сделать образовательный ценз решающим фактором для получения офицерского звания.
Несмотря на свою естественную антипатию к смелым нововведениям, в этом вопросе прямых препятствий на пути реформаторов король не ставил. Возможно, правда, тут сказалась его обида на поведение аристократии, в особенности офицерского корпуса, заставившая его отнеситесь к среднему классу с большей симпатией, чем можно было ожидать
. Грольману было предложено проработать детали новой системы отбора офицеров, и его усилия привели к приказу от 6 августа 1808 года, в котором говорилось: «Отныне притязание на должность офицера должно подтверждаться в мирное время знаниями и образованием, в военное время исключительной храбростью и сметливостью. Таким образом, из всего народа все лица, обладающие этими качествами, могут претендовать на самые высокие почетные должности в военных структурах. Все социальные предпочтения, существовавшие в военных структурах прежде, отменяются, и всякий, независимо от происхождения, имеет равные обязанности и равные права»
.
Чтобы претворить в жизнь эту радикальную декларацию, были изданы уставы, положившие конец системе, по которой юнкерам в возрасте 12 и 13 лет разрешалось служить капралами до тех пор, пока они не получали право на производство в офицеры. Отныне любой юноша, достигший 17 лет и прослуживший в строю три месяца, мог сдавать полковые экзамены на звание корнета (Portepeefahnrich), на каждый пехотный полк таковых полагались четырнадцать, а на каждый кавалерийский полк – восемь. Новая экзаменационная система применялась и для продвижения в более высокие чины. Прежде чем корнетов допускали к званию лейтенанта, им требовалось пройти повторный экзамен перед комиссией в Берлине, и предполагалось, – по крайней мере, первоначально – что все офицеры должны сдать экзамены перед повышением в звании
.
Офицеры старой закалки восприняли эти новшества с ужасом. Допуск буржуазии в офицерский корпус они расценивали как наступление на свой собственный класс и несправедливое лишение принадлежащих ему привилегий. Говорят, что, когда принц Вильгельм попытался защитить новые уставы, генерал Йорк вспылил и мелодраматично воскликнул: «Если ваше королевское высочество лишает наших прав меня и моих детей, какое основание остается для ваших собственных?»
Консерваторы, в том числе такие члены или бывшие члены комиссии, как Лоттум и Борстель
, считали, что упор на книжное обучение сделан опрометчиво, ибо «слишком много знаний убивает характер»
, и они, не колеблясь, намекнули королю, что сложная система экзаменационных комиссий разрушит тесные узы, которые всегда связывали государя и его офицеров. Эти доводы не остались без внимания, и уже в самом начале новой системы были сделаны важные оговорки. В инструкциях экзаменационным комиссиям указывалось, что «знания и ученость – не единственные качества, отличающие хорошего офицера, присутствие духа, быстрота восприятия, аккуратность, строгость в исполнении своих обязанностей и корректность в поведении – основные качества, которыми должен обладать каждый офицер»
. Несомненно, это была разумная мера защиты от чрезмерного акцента на знании книг, но она, безусловно, открывала возможности для злоупотреблений со стороны предвзятых экзаменаторов. Кроме того, королевский указ от марта 1809 года подтвердил право короля назначать командующих офицеров по своему усмотрению – напоминание реформаторам о том, что он не допустит уничтожения своих королевских прав
.
Эти поправки не могли, однако, изменить того факта, что реформаторы пробили в старой системе серьезную брешь. Открытие офицерского корпуса для среднего класса и новый акцент на образовательном цензе дополнили начатые Штейном реформы по снижению классовых барьеров и устранению социального неравенства. Консерваторы в то время были бессильны внести в новые уставы значительные изменения, поскольку память о Йене была еще остра, а потребность в умных офицерах очевидна. Таким образом, Шарнхорст сумел продолжить свои преобразования и дополнить августовский приказ 1808 года основательной реорганизацией военно-учебных заведений. К середине 1810 года все основные старые училища, за исключением кадетских училищ (Kadettenhauser) в Берлине и Потсдаме, были распущены. Вместо них в Берлине, Кёнигсберге и Бреслау были созданы новые военные училища с девятимесячным курсом для подготовки кандидатов в офицеры, предлагавшие «все, что требуется от тех, кто хочет быть офицером». Для «духовного совершенствования» офицеров в целом в Берлине была основана высшая военная академия – зародыш позднейшей Прусской военной академии, где небольшие группы избранных офицеров проходили трехгодичный курс обучения военным специальностям, включая математику, тактику, стратегию, артиллерию, военную географию, французский и немецкий языки, физику, химию, уход за лошадьми и управление столовой
. Старшие классы этой академии стали основным местом набора кадров для Генерального штаба, и именно в учебных подразделениях для будущих штабных офицеров впервые приобрели всеармейскую известность воспитанники Шарнхорста Клаузевиц и Тикдеман
. Эффект от этих изменений был не немедленным, но существенным. Надлежащему соотношению между книжной ученостью и воинскими качествами предстояло стать предметом горячих споров до конца века, тем не менее не может быть никаких сомнений в том, что реформы Шарнхорста значительно увеличили число хорошо образованных и культурных офицеров, и теперь стало не так модно подражать манерам Старого дессауеца.
Реформа офицерского корпуса была едва ли не самым успешным аспектом работы Военно-реорганизационной комиссии. Прогресс реформаторов в реорганизацию в эффективную боевую силу всей армии в целом продвигался медленнее, а их достижения впечатляли куда меньше. Разумеется, на то имелась веская причина. Структуру армии и механизм призыва пришлось полностью пересмотреть, поскольку вследствие фактического контроля Наполеона над континентом набор иностранцев стал невозможным, и Пруссия со значительно уменьшившейся территорией была вынуждена полностью полагаться на местные силы. Кроме того, было трудно установить предел численности постоянной армии, не зная, сколько разрешит Наполеон и сколько выдержит расшатанное финансовое положение государства. На протяжении 1807 и 1808 годов комиссия была вынуждена думать не о расширении, а о сокращении и действовала исходя из предположения, что страна может содержать армию из шести дивизий всех родов войск, а ряд приказов кабинета министров установил новые ограничения для пехотных, кавалерийских и артиллерийских частей. Однако эти планы изменили почти так же быстро, как составили, и новые штатные расписания пришлось полностью переработать в сентябре 1808 года, когда Наполеон по Парижскому договору установил для прусской армии общее ограничение в 42 000 человек. В результате от запланированной армии из шести дивизий пришлось отказаться в пользу состоящей из шести сводных бригад, в каждой из которых было семь-восемь батальонов пехоты, двенадцать кавалерийских эскадронов и три артиллерийские бригады
.
Парижский договор не только накладывал ограничения на численность постоянной армии, но и запрещал принятие чрезвычайных мер для национальной обороны или формирование гражданской гвардии
. Последнее условие ударило по реформаторам серьезнее, чем первое, и Шарнхорст, Гнейзенау и Грольман тщетно пытались склонить короля отказаться его принять, поскольку оно грозило сделать невозможным осуществление их планов по полной реформе системы призыва и созданию подлинно национальной армии. Гнейзенау, в частности, опасался, что договор усилит естественную робость короля и убедит его довольствоваться простой реорганизацией постоянной армии старого образца, той армии, которая, как он пренебрежительно писал, «внесла больше всего вклада в ослабление и вырождение народа, разрушение воинственного духа нации и чувства ее сплоченности, освободив другие слои общества от обязанности прямой защиты государства»
. Хотя в первые месяцы работы некоторые члены комиссии говорили о сохранении старой системы кантонов со всеми ее изъятиями, партия реформ – как члены комиссии, так и занимавшиеся гражданскими делами Штейн и обер-президент Шён, – заявили о необходимости твердо внедрять принцип всеобщей воинской повинности, и всех не призванных в постоянную армию молодых людей надо привлекать к службе в некоем народном ополчении. В меморандуме королю от 15 марта 1808 года комиссия единогласно рекомендовала применение принципа всеобщей воинской повинности, и в декабре того же года они разработали это предложение, рекомендуя всеобщую воинскую повинность для всех мужчин в возрасте от 20 до 35 лет. Они также рекомендовали не допускать никаких исключений любого рода, призыв в регулярную армию должен производиться по жребию, а также следует разработать планы создания действующего совместно с регулярной армией ополченческого резерва
.
Невозможно переоценить значение, придаваемое реформаторами этому аспекту своей работы. В письме, написанном после своего второго увольнения с должности, Штейн настаивал на том, что только союз постоянной армии и национального ополчения придаст актуальность «всеобщей ответственности за службу на войне, обязательной для всех слоев гражданского общества», и добавлял: «Только таким образом удастся воспитать гордый и воинственный национальный характер, вести изнурительные дальние завоевания и национальной войной противостоять сокрушительному нападению врага»
. Взгляды Штейна разделял Герман фон Бойен, корнетом слушавший лекции Канта в Кёнигсберге и впоследствии серьезно изучавший его философию
. Действительно, Бойену национальная армия представлялась «школой нации» будущего, обучающей служивших в ней граждан понятию долга и готовящей их к разумному участию в общественной жизни
. Для того чтобы этого добиться, Бойен уже давно доказывал необходимость отмены жестокой дисциплины в старой армии, и в первую очередь благодаря его влиянию и влиянию Гнейзенау в новых Военных уставах, опубликованных 3 августа 1808 года, отменялись телесные наказания за мелкие дисциплинарные нарушения и создавалась система военной юстиции, защищавшая отдельного солдата от произвола непосредственных начальников
. Новые уставы явно имели целью уменьшить отвращение к военной жизни тех классов, которые в прошлом были освобождены от воинской повинности, но теперь – в случае реформы – служили бы либо в постоянной армии, либо в национальном ополчении. Показательно, что в уставах прямо провозглашалось, что «в будущем каждый подданный государства, независимо от происхождения, будет обязан нести военную службу на условиях, которые еще предстоит определить»
.
Однако короля было легче уговорить подписать столь принципиальные декларации, чем побудить его претворить их в жизнь. В декабре 1808 года, когда комиссия, как уже говорилось, рекомендовала ввести всеобщую воинскую повинность, король не предпринял никаких действий. Фридрих Вильгельм не хотел, чтобы профессиональную армию заменила преимущественно состоящая из народа, и его несогласие поддерживали его финансовые советники, говорившие ему, что это разрушит государство. Нибур, например, выступал против из религиозных соображений, а провинциальные власти считали инициативу опасной французской идеей
. Что до планов национального ополчения, то король с самого начала относился к ним неодобрительно. История Англии и Франции убеждала его в том, что ополчение враждебно королевской власти, а кроме того, он опасался, что создание второй силы снизит престиж и в итоге эффективность постоянной армии. Парижский договор был ударом по реформаторам, поскольку давал королю дополнительный предлог для отказа следовать их программе, еще более серьезный удар их делу был нанесен в ноябре 1808 года, когда Наполеон снова вмешался в дела Пруссии и заставил отстранить от должности Штейна. Падение этого неукротимого борца за основные реформы обрадовало сердца консерваторов, таких как Йорк, который написал: «Одна безумная голова уже отрублена, оставшийся змеиный клубок (NatterngeschmeiB) умрет от собственного яда»
. Пророчество оказалось преждевременным, однако влияние реформаторов действительно пошло на убыль. Они и вправду не добились немедленного прогресса в реализации своих планов по внедрению всеобщей воинской повинности или национального ополчения. До 1813 года оставалась в силе старая кантональная система со всеми традиционными недостатками, а для создания дополнительных народных формирований никаких шагов не предприняли.
Сохранение кантональной системы не только воспрепятствовало реализации главных целей реформаторов, но и сделало невозможным сколько-нибудь заметное увеличение численности армии. После 1807 года, а в особенности после 1809 года предпринимались попытки нарастить численность войск, в первую очередь применяя так называемую систему Крильмпера, по которой каждая рота или эскадрон ежегодно выпускали установленное число обученных людей и заменяли их неподготовленными новобранцами. Вера в то, что эта схема возникла как обход условий договора с Францией и благодаря ей удалось обучить тайную армию численностью 150 000 человек, уже давно разоблачена как патриотическая легенда
. Система Крильмпера, впервые предложенная Шарнхорстом в июле 1807 года, была разработана исключительно для подготовки пополнения к войне, до 1809 года она не применялась ко всей армии, а в 1811 году была свернута, оказавшись гораздо менее эффективной, чем предполагали. К началу войны в 1813 году прусская армия с обученным резервом насчитывала всего 65 675 солдат и офицеров
.
Тем не менее из всего этого не следует делать вывод, что реформаторы ничего не добились. Хотя их желание сформировать подлинно национальные вооруженные силы остановили, им, как минимум, удалось заложить основы, на которых те могли быть созданы в будущем. Более того, такие реформы, как открытие доступа в офицерский корпус буржуазии и ревизия военной юстиции, вдохновленные той же философией, что и штейновские реформы гражданского управления, были благосклонно встречены широкой общественностью и способствовали смягчению народного гнева против государства и армии, сильного, как никогда, после Йены. Реформаторам хватило реализма для понимания того, что теперь им следует ждать дальнейшего развития событий, в надежде, что растущее высокомерие Наполеона и усиливающееся народное недовольство французскими поборами заставят короля отказаться от осторожного курса и снова взяться за оружие. А после этого они были полны решимости убедить его довести до завершения столь успешно начатое в 1807 и 1808 годах дело и создать народную армию, на которую они возлагали такие большие надежды.
Помимо этого, Шарнхорст и его коллеги имели все основания для удовлетворенности, поскольку в существующих вооруженных силах они добились значительных улучшений в области технической эффективности. Критическим взглядом было изучено основное вооружение и снаряжение армии, от обмундирования до боеприпасов. Предпринимались неустанные попытки улучшить снабжение и повысить эффективность стрелкового оружия и артиллерии, удалось создать новые литейные заводы для производства оружия, хотя темпы производства неизменно сильно сдерживало шаткое финансовое положение государства. В области тактики предприняли серьезные усилия для взятия на вооружение французской практики, написали новые учебные пособия, где особое внимание уделялось применению легких войск, тактике колонн и взаимодействию на поле боя всех родов войск. Относительно последнего введенная после французского договора 1808 года бригадная организация позволила пехотным и кавалерийским частям проводить совместные учения и привыкать к взаимодействию в полевых условиях, чего столь явно не хватало в 1806 году, возможной стала также полная реорганизация служб снабжения, а распределение и учет снабжения теперь были централизованы под руководством недавно созданного военного комиссариата с представителями в каждой из шести бригад
.
По общему мнению, самым важным из этих технических нововведений было учреждение в марте 1809 года нового военного министерства. В этом, как и во многих военных реформах, следует отметить влияние Штейна, и новое ведомство в некотором смысле выросло из кампании этого министра против безответственного правительства и разрастания функций государственной администрации. В меморандуме от 23 ноября 1807 года Штейн рекомендовал объединить всю администрацию государства под руководством пяти министерств, ответственные главы которых должны образовать государственное министерство и подчиняться непосредственно королю. Он настаивал, что одним из этих министерств должно быть военное министерство, способное объединить под своим контролем все военные вопросы
. Король, всегда больше откликавшийся на планы реформ, касавшиеся гражданской администрации, чем на проекты, затрагивающие его военные прерогативы, ждал восемь месяцев, прежде чем дать предварительное одобрение этой идеи, и лишь в декабре 1808 года были изданы определенные указы о создании военного министерства.
В этих указах говорилось, что новое министерство будет иметь полномочия «надо всем, что относится к вооруженным силам и их структуре, созданию и содержанию и… всем, что до сих пор входило в юрисдикцию Высшей военной коллегии, Военного департамента Генеральной директории, провинциальных военных складов Силезии и Пруссии, а также Генерал-интендантства…»
. Новое министерство делилось на два департамента: общий военный департамент (Allgemeine Kriegsdepartement) и военно-экономический департамент (Militar Okonomiedepartement). Первый департамент, призванный заниматься всеми вопросами управления и командования, состоял из трех отделов, первый занимался вопросами личного состава, включая продвижение по службе, оплату, награды, правосудие и увольнение, второй – обучением, образованием, военными планами и мобилизацией, а третий – надзором за артиллерией, инженерным делом, укреплениями, артиллерийским вооружением и испытанием изобретений. Военно-экономический департамент с четырьмя отделами должен был заниматься всеми вопросами финансов и снабжения
.
Характерно, что, дав добро, король отказался от необходимого для завершения реформы последнего шага. Несомненно опасаясь предоставить слишком большую власть в военных делах какому-либо одному лицу
, он отказался назначить военного министра. Вместо этого Шарнхорст был назначен главой общего военного департамента (Allgemeines Kriegsdepartement), с дополнительной должностью начальника Генерального штаба, а консерватор граф Лоттум – начальником военно-экономического департамента (Militar Okonomiedepartement). Обоим офицерам было предоставлено право совещаний непосредственно с королем и общения, когда это необходимо, с другими министерствами и главами ведомств.
Хотя до 1814 года военное министерство не было объединено под руководством одного министра, осторожность короля большого вреда не нанесла. После того как в марте 1809 года министерство начало функционировать, в нем доминировала личность Шарнхорста, и два ведомства, похоже, дружно работали вместе. Естественно, что командующие генералы, в мирное время находившиеся в подчинении министерства, возмущались новым учреждением
, и, действительно, на протяжении всей своей долгой истории до 1918 года военное министерство вынуждено было, не всегда с успехом, бороться за свои полномочия и самое свое существование. Однако в рассматриваемый период его позиции не подвергались серьезному сомнению, и ему было дозволено придать военной структуре такую степень единства, которая была неведома при старом режиме. Конкурирующие ведомства, чьи раздоры прямо способствовали хаосу в Йене, исчезли или были подчинены новому министерству. Таким образом, функции всемогущего генерал-адъютанта были переданы первому отделу Главного военного ведомства во главе с Грольманом, старый штаб генерал-квартирмейстера передал свои обязанности второму отделу этого департамента, первым начальником этого отдела был Бойен, а Высшая военная коллегия и Военный департамент полностью исчезли
. Эта централизация сама по себе была обнадеживающим предзнаменованием будущего. Тем более что по условиям учреждения новое министерство должно было работать в постоянном взаимодействии с остальными четырьмя министерствами, а его министр должен был входить в состав центрального государственного министерства. При правильном подходе это означало, что военное дело больше не будет отдельной сферой, изолированной от других сторон государственного управления. Реформаторы считали, что это также ускорит наступление дня, когда будет преодолена пропасть между армией и гражданским обществом.
Победа над Наполеоном
В апреле 1809 года давно копившиеся разногласия между Австрией и Францией достигли апогея, австрийские войска ворвались в Баварию, а их командующий, эрцгерцог Карл, призвал всех немцев поднять знамя свободы и отбросить французского императора за Рейн
. Реакция в Пруссии была немедленной и страстной, и если искать первый ощутимый результат программы реформ 1807–1809 годов, то его, вероятнее всего, можно обнаружить в проявившемся теперь желании войны. От равнодушной пассивности, которой были отмечены последствия йенской катастрофы, практически не осталось и следа. В самой армии как реформаторы, так и крайние консерваторы считали, что Пруссия, несмотря на все еще существующие в армии недостатки, должна воспользоваться этой возможностью. Такие в прошлом противники реформ, как Калькройт и Борстель, открыто призывали к интервенции, а Марвиц и Кнезебек предлагали свои услуги Австрии
. Стремление к войне не ограничивалось армейскими кругами. Те патриоты, кто подобно Арндту и Фихте
обращались с воззваниями к широкой публике, были встречены с энтузиазмом, и, когда майор фон Шилль по собственной инициативе повел отряд из ста гусар с берлинского парадного плаца для атаки на Вестфальское королевство
, его обреченная на поражение экспедиция вызвала такую бурю эмоций, что Борстель предупредил короля, что наказание непокорного офицера вполне может вызвать революцию в Берлине
.
Лидеры партии реформ пытались убедить короля воспользоваться состоянием общественного мнения. Шарнхорст не только настаивал на немедленном союзе с Австрией, но и предложил новый план введения принципа всеобщей воинской повинности – план, по которому будут предприняты немедленные шаги для пополнения постоянной армии подготовленным резервом, состоящим из бывших солдат, и ряда добровольческих егерских батальонов, сформированных из представителей имущих классов, способных экипироваться самостоятельно
. Однако Фридрих Вильгельм к подвигам не стремился. Вердикт Лемана содержит немалую долю правды о том, что в этом кризисе в судьбе своей страны король действовал как человек, «полностью убежденный в превосходстве противника, испорченности своего народа и некомпетентности своих советников и командиров»
. Он вступил в сношения с австрийским правительством и, видимо, давал обещания поддержки, но они всегда зависели от гарантий, которых в 1809 году никто дать не мог. Король хотел убедиться, что Россия не будет возражать против прусской интервенции, что Британия эффективно поддержит это предприятие, а Австрия и Пруссия действительно смогут победить Наполеона. В глубине души он ни во что из этого не верил, а потому не собирался ни вступать в войну, ни реализовывать какие-либо планы Шарнхорста. Даже неудача Наполеона в Асперне не смогла вывести его из страшного оцепенения, а когда Ваграм положил конец всем большим надеждам 1809 года, реакция Фридриха Вильгельма была ближе к удовлетворенности собой, чем к замешательству. Однако патриотов исход войны потряс и обескуражил. Старый Блюхер, защитник Любека, пообещавший королю, что с 30 000 солдат изгонит французов из Германии, в гневе удалился в свой штаб в Штаргаарде, и вскоре распространились тревожные слухи о том, что старый воин помешался рассудком и считал себя беременной слонихой
. Гнейзенау ушел из армии, хотя продолжал служить государству в качестве тайного агента и совершал миссии в Лондоне и Петербурге. Грольман, во время короткой кампании служивший в австрийской армии штабным офицером, отправился в Англию, а весной 1810 года вступил в недавно сформированный иностранный легион в Испании, где прослужил с отличием до 1812 года
.
Это разочарование усилилось в 1810 и 1811 годах, когда Наполеон, оказывая давление в других сферах, принялся увеличивать поборы в Пруссии. В январе 1810 года император категорично потребовал выплаты контрибуции по договору от 8 сентября 1808 года. Он заявил, что если прусское правительство не желает взамен контрибуции уступить провинцию Силезия, то ему лучше быть готовым собрать деньги, сократив прусскую армию до королевской гвардии в 6000 человек. Последовавший за этим кризис привел к падению министерства, выступившего – благодаря энергичной борьбе Шарнхорста – с предложением о том, что уступка хотя бы части Силезии предпочтительнее полного уничтожения армии, а в итоге Силезию тоже удалось отстоять, когда назначенный в июне канцлером Гарденберг сумел убедить представителя императора, что необходимые деньги соберут без промедления
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
