скачать книгу бесплатно
– Я от «них» ушла. Я от них сбежала.
– Откуда ты сбежала?
– Из страны рабства и кабалы.
– Где же та страна?
– Вон там! – она указала головой, так как руки у неё были заняты, на восток и на запад.
– Невыносима была жизнь, – она добавила, – невтерпёж. Вечные унижения, вечное порабощение.
– Как, и ты там страдала, ведь, кажется, что женщина там, у них, в большом почёте? Поэты ей песни слагают, скульпторы ей статуи воздвигают, художники ей картины пишут. Там, кажется, господствует культ женщин, не так ли? Все преимущества даются женщинам, первая выходит женщина, дорогу уступают женщине, всё, всё женщине, не так ли? – вопрошал я недоуменно.
Женщина иронически улыбалась. Затем презрительно рассмеялась.
– Но ведь всё это ложь, обман, одурачивание, чтобы женщина не могла отдать себе ясного отчёта в её положении, – ядовито ответила мне женщина.
– Там, у них, господство мужчины. Он абсолютный монарх и повелитель, а я, женщина, только его жалкая рабыня.
На меня надели там тяжёлые цепи морали. Про них, мужчин, законы нравственности не писаны, но про нас они писаны огненным языком. И горе той, которая посмеет их преступить. Всё общество, «приличное», «благонравное» общество, восстанет против неё.
Но суть дела не в этом. Я, женщина, гнусь там, в их цивилизованном, основанном мужчинами обществе, под тремя гнётами. Я рабыня домашнего хозяйства, моя тюрьма – это кухня, мои цепи – это горшки и кастрюли. Я рабыня семейного воспитания. Я должна воспитывать своих детей, которых я никак воспитать не могу. Меня этому не учили! В их школах мне об этом ни слова не сказали, а после, когда я стала матерью, я вдруг стала и педагогом. К тому ещё меня эмансипировали, наделили меня «какими-то правами», и за эти права я плачу обязанностями, тяну лямку национального хозяйства не хуже любого мужчины.
– Неудивительно, что ты такая исхудалая.
– Да у нас, в «культурных» странах, женщина вырождается, в полном смысле слова, она падает под ярмом жизни.
– А куда ты идёшь?
– Куда? Я сама хорошо не знаю. Но я чувствую, что где-то должно быть иначе. Я чувствую, что где-то бьют ключи вольной, свободной жизни, что где-то плетёт смена дней и ночей венок блаженства, что где-то, и очень близко отсюда, солнце восходит и заходит над счастливым человеком, над счастливым сердцем.
– Да, есть такая страна, страна счастья.
Она обрадовалась, в глазах её засверкали слёзы.
– Я знала, я чувствовала, что есть такой край, где солнечный, дневной свет не злорадствует, не смеётся, не издевается над темнотою нашей рабской жизни, над ночью нашего жалкого существования.
– Да, есть такая страна, – уверил её и рабочий.
Женщина вся засияла. Улыбка счастья и веры заиграла на её запёкшихся устах. И в глазах затеплилась звезда радости.
– Есть, есть. И где-то она, эта страна, здесь, поблизости, но дороги хорошо не знаю. Я знаю, что она близка, мне моё сердце это говорит, моё ухо мне это говорит, оно чует песнь вечной радости, доносящейся оттуда; там жизнь поёт свою вечную песню радости бытия; там жизнь ткёт свой зелёный ковёр, вышивая его розовыми лучами предутренней и вечерней зари… Я слышу, я чую!
Она приникает ухом к тишине, стараясь уловить какие-то невидимые и неслышимые токи волн воздушных. По лицу её проходят слабые отсветы её мыслей и чувств. Вдруг лицо озаряется каким-то внутренним светом, и лучи из него исходят кругом; вдруг… темнеет, тухнет, и тень его покрывает. Задумалась.
– А вы куда идёте?
– И мы туда, туда, в страну счастья!
– А вы знаете, где эта страна?
– Мы её ищем, – был наш ответ. – Мы знаем только, что путь надо держать на восток, что та страна – это страна солнца и весны.
– Хорошо, будем искать её вместе, тогда мы её скорей найдём.
– Идёмте вместе.
– Идём, – дружно ответили я и рабочий.
И мы пошли втроём. Мы шли быстро, тень за нами насилу нас догоняла.
Мы все почувствовали, что тяжесть пути становится меньше, путь становится легче.
– Мы тяжесть дороги как бы разделили на три части, и каждый из нас носит только одну треть.
– Да, как будто легче стало ступать.
– Мы не идём, а будто несёмся, бежим.
– Единение – великая сила, – добавил рабочий.
И мы пошли быстро-быстро.
IV. Угнетённая нация
Идём, храним молчание.
О чём же будем разговаривать? Мы жаждем одного – страны счастья, свободы и любви.
Издали виднеется облако пыли. А может, это чёрная грозовая туча, которая так и несётся по земле.
Она приближается.
Мы отличаем людей.
Все они в рваном платье, в худой обуви. Лица исхудалые. Смотреть страшно. Некоторые избиты, искалечены. И какая смесь одежд. Какая рваная пестрота.
Они подходят ближе. Слышим: будто говорят. Какая смесь языков и наречий.
Как всё это странно.
– Что это такое? – спрашиваем мы все трое разом, спрашиваем у себя, друг у друга, и ответа не получаем.
Они подходят ближе.
Облако пыли впереди них, а сзади – будто бы красные следы.
Неужто это кровь, которая сочится из их незаживших ран, из их искалеченных ног?!
Их собственная кровь чертит ими же пройденный путь.
Они подходят ещё ближе.
Я всматриваюсь в это странное зрелище.
Предо мной будто один человек.
Но какой он странный и какой он страшный.
Он жалок и грозен.
Он – нищий и он – величественный.
Он – маленький и он – такой великий.
Кто предо мною? – силюсь припомнить. – Я его где-то встречал, где-то видал.
Да, это Агасфер.
Вечный странник предо мною. Вот его горящие глаза, в них горит факел жажды неутолённого искания, в них и презрение, в них и вечное прощение, в них – и безбрежная, нездешняя любовь ко всему живущему и страждущему, в них – и великое достоинство и гениальное высокомерие, в них – и самоунижение и бездонное самоуничтожение.
Да, это он.
Вот его всклокоченные волосы, которые омывали и буйные грозные ливни, и тихая вечерняя роса, которые осыпали и лепестки цветущих деревьев, и снега дикой, бушующей, крутящейся, как колесо рока, лютозимней вьюги и метелицы, и пепел разрушенных городов, сёл, храмов и храмин.
Да, это он.
Нет, это не он. Тут вообще не один, а какое-то множество, какое-то многообразие и лиц, и черт, и языков.
Пристально всматриваюсь. Все трое мы стоим перед этим таинственным зрелищем, которое всё ближе и ближе подходит к нам.
Будто бы один, будто бы многие. Не рассмотришь, не разглядишь, ни отличишь.
– Кто вы? – спросил я, когда они подошли уж очень близко.
Мой вопрос их, видимо, смутил. Они остановились. Заметили нас. Слегка испугались. Затем, видя, что перед ними я, рабочий и женщина, пришли в себя и ответили.
Тут я заметил, что передо мной, в сущности, стоит один человек, но как в костюме, так и в чертах лица он носит частицы богатого разнообразия разных стран и народов.
– Кто я? кто я? – он переспрашивал и тихо ответил:
– Угнетённая нация.
– Почему за вами такой след?
– Потому что меня всюду бьют, избивают, громят, калечат, увечат, и кровь наших ран пишет безжалостному миру летопись наших странствий и страданий.
– Где тебя бьют, избивают?
– Везде и повсюду. Меня всюду преследуют. Пытают. Вырывают у меня язык, отрезывают уши, выкалывают глаза.
– Где, в каких странах?
– Везде, где только есть государство, держава, там меня гонят, мучат, преследуют законом и беззаконно, сверхзаконно. Преследуют во всех странах Европы, Азии и Америки.
– А кто ты такой будешь?
– Ведь я сказал: угнетённая нация.
– А что сие означает?
– Сие означает – нация угнетённая, преследуемая, истекающая кровью от своих насильников, наций-разбойников, которые грабят, обирают её, и в конце концов доводят до вырождения или убивают насильственно.
– Да какая же ты нация?
– Да я же сказал: угнетённая. Нация, у которой нет своей территории, своей награбленной, разбоем и войнами взятой страны. И меня терзают, отнимают у меня моих детей, моих сыновей и дочерей, мои богатства, мою культуру, моё человеческое достоинство народы-хищники, насильники, территориалисты, народы державные.
– А какой же нацией ты будешь?
– Всякой, но только угнетённой. Я и армянин, и индус, и латыш, и литовец, и белорус, и еврей, и цыган и чёрный негр, я – угнетённая нация.
– Откуда идёшь?
– Я не иду, а бегу, я спасся от погрома, от разгрома, меня хотят там уничтожить, переварить в большом-большом котле великодержавия, так что и помину не останется, а кости мои перемолоть, и унаваживать ими их культурные поля и нивы… Я спасся бегством.
– Куда бежишь?
– Куда глаза смотрят.
– Всё же куда?
– Ищу другой страны, другого края, ищу убежища, где можно будет голову преклонить, где можно будет жить, не боясь вечно вечной смерти; ищу страны, где люди живут без держав, без мечей, без штыков, без войн, без бойнь, ищу страны счастья!
– А почему ты идёшь в противоположную сторону? Почему ты направляешь свои стопы на запад? Ведь страна счастья лежит на восток.
– А куда вы идёте? – спрашивает он нас.
– Мы идём в страну счастья, свободы и любви!
– И я туда иду.
– А почему ты идёшь в противоположную сторону, почему не идёшь вместе с нами?
Угнетённая нация останавливается в недоумении, нерешительности.
– Почему ты не идёшь с нами, а в противоположную сторону? Ведь мы ищем одного: счастья, свободы и братства!
– Да я с горя, с мук сбился с пути, потерял настоящее направление.
