
Полная версия:
Квантовые отношения

Гордей Егоров
Квантовые отношения
Саша
и волшебный способ решения всех проблем
Когда Саше только исполнилось пять, она лежала на полу в луже солёных слёз, всхлипывала, подвывала и странно шевелила рукой.
Мир вокруг расплылся за поволокой безысходного страдания и померк… Сашиному горю не было предела: у неё не получалось нарисовать кота. Сашин папа вошёл в комнату и сел на диван недалеко от неё. Он был огромный, крепкий и работал бригадиром на стройке.
Ожидая, что её сейчас будут жалеть Саша стала подвывать чуть громче, но за несколько минут этого так и не случилось – папа сидел совершенно спокойно. Саша ждала сколько могла и всё же не выдержала. Она подняла на него серьёзное заплаканное личико и всхлипывая проговорила:
– Папа! Ты что, не видишь? Я же плачу!
– Я вижу, – спокойно ответил папа.
Этот ответ её очень удивил. Она открыла рот, но так и не нашла что сказать. Подумав пару секунд она снова уронила голову на промокшие рукава платьица и зарыдала сильнее прежнего. Несколько минут отчаянного и надо признать профессионального плача пятилетней девочки не произвели решительно никакого действия. Папа сидел. Саша рыдала. Наконец она решительно поднялась с пола, подошла к нему, схватила его за тяжелую крепкую руку своими белыми пальчиками и треся её прокричала ему прямо в лицо:
– Ну паааа-паааа!
– Что, доча? – спокойно ответил он.
Она прекратила трясти руку и задумалась: а правда, что?
– У меня не получается!
– Что не получается?
– Нарисовать кота…
– Понятно. Ты только из-за этого плачешь?
– Нет… – она помедлила и опустила глаза, – Ещё я хочу чтобы ты меня пожалел…
– Я тебя пожалею, – он повернул ее личико к себе и заглянул ей в глаза, – Но только скажи честно: чего ты хочешь больше?
Этот вопрос её удивил. Саша забыла о своих слезах и задумалась буквально на пару секунд.
– Больше я хочу… кота нарисовать…
– Хорошо. Чтобы нарисовать кота нужно не ныть, а рисовать. Согласна?
Саша молчала. Папа взял покусанный кохиноровский карандаш и нацарапал на листе самодовольно ухмыляющегося уличного кота-пройдоху.
– Я хотела не такого! – заявила Саша.
– Ты получишь именно такого какого хочешь, когда нарисуешь его сама.
– Но у меня не получа-а-ается… – протянула дочь снова начиная всхлипывать.
– Потому что ты не рисуешь, а плачешь. Знаешь что нужно сделать чтобы точно получилось?
– Что? – Саша смотрела недоверчиво, исподлобья.
– Есть один волшебный способ. Я всегда им пользуюсь когда у меня не получается…
– А у тебя тоже не получается? – все недоверие мигом улетучилось. Саша смотрела на папу широко раскрытыми глазами. Неужели у этого всемогущего гиганта что-то может не получаться?
– Конечно. Постоянно. И я тоже… если между нами… – папа заговорщически покосился на дверь, – Я тоже от этого бывает немного плачу…
Саша расхохоталась.
– Если обещаешь никому не говорить, открою тебе этот волшебный способ!
– Саша расплылась в хитрой улыбке и быстро закивала:
– Да, папа! Я обещаю! – прошептала она.
– Тогда запоминай! Немножко поплакать можно. Но когда чуть поплакала берёшь кулак, – папа поднес к Саширому лицу свой кулачище размером с её голову, – Наматываешь на него свои сопли! – и он смешно показал как накручивает на него воображаемую соплю. Саша снова засмеялась, – А потом со всей силы бьёшь этим кулаком по столу! И говоришь: «А фиг я сдамся!» – с этими словами папа так врезал кулаком по старому дивану, что из него поднялись клубы пыли. Саша закатилась в радостной истерике.
– А после этого берёшь и делаешь все сначала! Пока не получиться!
Саша хохотала. Так вышло, что именно этот способ решить любую проблему она усвоила на всю жизнь.
Когда ей было девять лет она очень захотела стать гимнасткой. Они поехали в другой город в секцию по художественной гимнастике. Первые три занятия все было хорошо, но на четвёртом Сашу посадили на шпагат. Она вышла к папе из зала обливаясь слезами. Он ничего не сказал. Когда они приехали домой он заглянул ей в глаза садясь напротив нее на старую табуретку и спросил:
– Тебе было очень больно?
Саша закивала снова расплываясь в плаксивой гримасе.
– А ты всё еще хочешь сесть на шпагат?
– Да…
– Ты можешь прекратить занятия. Тогда боль пройдет уже завтра. Или ты можешь продолжить занятия. Тогда боль пройдет через пару месяцев и ты научишься делать шпагат. Выбирай.
Саша изменилась в лице. Она вдруг стала серьёзной и… как будто взрослой.
– Папа… – сказала она тихо, – Я не сдамся…
– Уверена?
– Да, – ответила дочь. И шлепнула своим кулачком по столу.
Когда Саша заканчивала десятый класс, сельская директриса вызвала к себе Сашиных маму и папу. Они вошли в ветхий кабинет с жёлтыми стенами и лепниной на потолке и сели на скрипучие деревянные стулья.
– Следующий год крайний, – сказала директриса, – Нужно тянуть на золотую медаль!
– Доча, ты хочешь золотую медаль? – спросил папа у Саши вечером. Она задумалась буквально на пару секунд.
– Нет, папа… золотая медаль будет и так. Нужно придумать что-нибудь поинтереснее.
Они сели вместе и в этот же вечер придумали МГУ.
– Это серьёзная цель, – сказал папа.
– Тогда на бесплатное! – ответила Саша. Папа поднял брови и… кивнул.
– Хорошо, доча. Вперёд!
Сельская директриса нервно ёрзала в кресле пока Сашин папа излагал их идею и спрашивал о том, каких репетиторов она порекомендует. Она тяжело вздохнула и сняла очки:
– Саша хорошая девочка… умненькая. Но даже для неё это слишком амбициозно! Какое МГУ? Вы-то, папаша, в своём уме?
Саша стукнула кулачком по столу. Директриса нервно подпрыгнула на потёртом кресле.
Последний класс Саша доучилась в другой школе. Было тяжело ездить, но она не планировала сдаваться.
В ночь перед сдачей вступительного экзамена по математике Саша самозабвенно рыдала лёжа на математическом анализе Крамера. За этим занятием её и застал папа. Он взял её за плечи своими большими крепкими руками:
– Доча, я хочу чтобы ты знала: мы сможем оплатить твоё обучение, я же не зря подписал этот большущий договор с сушниками? – в его голосе она услышала добрую улыбку.
– Я знаю, папа… я хочу чтобы ты тоже знал: я не сдамся, – она тоже улыбнулась сквозь слёзы.
– Я знаю, доча… знаю…
На третьем курсе Сашу первый раз пригласили на свидание. Точнее приглашали её много раз и до этого. Но в этот раз впервые она не смогла отказать. Артём ездил в универ на белой бмв, одевался в гучи и версачи и просто потрясающе танцевал… последнее вкупе с его природным обаянием и огромным опытом общения с девушками заставило Сашу отвлечься от учёбы на один вечер.
За поглощением шоколадного фондю Артем рассказал Саше о том, что родители его совершенно не понимают и заставляют учиться какой-то фигне. А он всю жизнь мечтает лишь о том, чтобы уехать в штаты в школу какого-то чернокожего танцора, который двигается как бог. Саша слушала это минут десять ковыряя ванильное мороженное, но потом не выдержала. Она хитро улыбнулась:
– Артём, а ты какими прокладками пользуешься?
– Что? – парень совершенно не понял о чём речь.
– Ну прокладки… мои подружки так ноют только во время «этих дней» и перед сессией…
Артём открыл рот, но так и не нашёл что сказать.
– Артём, просто если ты хочешь что-то добиться, то есть лишь один способ это сделать.
И Саша изложила ему способ весь и без купюр: с соплями, столом и всем что требуется.
Конечно второго свидания не было. Но через несколько месяцев Артём прислал Саше в фейсбуке фотки из Нью Йорка. Там он был с какими-то людьми, кажется танцевал, и похоже был счастлив. Фоток было много и всего два слова: «Саша, спасибо»
Саша показала фотки папе.
– Похоже что ты первая в его жизни сказала ему правду. И именно этого маленького пинка ему и не хватало.
Потом у Саши была первая работа в крупной корпорации, карьерная гонка и первая огромная любовь. За ней последовал первый болезненный разрыв. Саша плакала, но не сдавалась и вскоре была ещё любовь и ещё карьера, потом свадьба, уютная квартира и карьеру она решила сдать в ломбард, а вырученное вложила в семью, которая поглотила ее целиком.
Саша была счастлива до того самого дня, в который муж сообщил ей, что уходит. В этот день она посмотрела в зеркало и увидела там чужого человека. Эта незнакомая женщина была старше Саши, она была странно одета, была больше Саши килограммов на двадцать и самое ужасное что поразило её и заставило отвернуться – это бесцветные потухшие глаза.
Саша отвезла пятилетнего Лёшу к подруге и весь день ходила по пустой квартире, заглядывая во все углы. Ей было не понятно: где и когда она успела себя потерять. А не поняв где она потеряла себя, как она могла себя снова найти?
Мы все хоть однажды бывали в таком состоянии горя и бессилия, что не было сил пошевелиться, а слёзы заволакивали глаза и внешнего мира просто не было: только боль и безысходность.
Именно в таком состоянии застал Сашу телефонный звонок. Саша пыталась не выдать голосом своего состояния. А мама как-то буднично и просто сказала, что у папы обнаружили меланому. После этого она ещё что-то говорила и наверное много, но положив трубку Саша ничего не помнила. Она села на диван и… вдруг поняла, что не плачет.
Она увидела себя пятилетней девочкой в лужице слёз. Слёз которые она всегда проливала из-за глупостей и пустяков. И папу который снова стоит рядом и говорит что сдаваться ещё рано. Папу, который сейчас на пороге смерти, хотя всё такой же огромный и крепкий. Саша намотала свои сопли на кулак, забрала Лёшку и уехала к родителям в этот же день.
Саша перестала читать и положила сценарий на стол. Ещё вчера она думала, что знает этот текст наизусть, но сейчас за пару минут до выступления читая его в сотый, а может и в тысячный раз она плакала. В дверь гримёрки постучали. Саша повернулась к зеркалу и схватив со стола платок быстро промокнула глаза.
– Сейчас! Я почти готова!
– Саша, две минуты до выхода! – раздалось из-за двери.
– Бегу! – ответила она и шумно выдохнула последний раз разглядывая себя в зеркало. Это была она – та самая Саша, значит она все же смогла себя снова найти… Она развернулась и решительно пошла к двери. Дальше был туман. Гримеры, работники сцены, режиссер шумно дыша что-то шепчет в ухо в другое ухо что-то шепчет агент и вот она на сцене.
Зал такой большой что люди на последних рядах это такие маленькие лего-человечки. А Сашино лицо огромное на мониторе позади неё. Она вдохнула и начала:
– Когда Саше только исполнилось пять, она лежала на полу в луже солёных слёз, всхлипывала, подвывала и странно шевелила рукой. Мир вокруг расплылся за поволокой безысходного страдания и померк… Сашиному горю не было предела: у неё не получалось нарисовать кота…
Саша не заметила сказала ли она всю эту огромную речь которую она учила почти месяц правильно… она вообще не понимала что говорит. Было ощущение, что она просто посылает сигналы из своего мозга в головы этих нескольких тысяч человек. Когда она дошла до того места где мама сообщила о болезни отца некоторые мужчины и женщины в передних рядах плакали. Саша замолчала. В зале стояла тишина…
– Конечно Сашин папа излечился от рака… – продолжала она, – А сама Саша нашла себя и следующие пять лет работала с больными людьми по всей России, изучая влияние положительной самомотивации на динамику различных болезней. И поверьте… теперь… всю свою жизнь она посвятит тому, чтобы рассказать людям: любую задачу… любую проблему… можно решить одним волшебным способом…
И она рассказала способ:
Немножко поплакать.
Взять кулак.
Намотать на него свои сопли.
А потом со всей силы этим кулаком по столу!
«А фиг я сдамся!»
– Давайте проделаем вместе! – подытожила Саша.
И несколько тысяч человек ударили кулаками по подлокотникам кресел со словами: «я не сдамся!»
Саша шла за кулисы и не видела ничего перед собой. Потому что глаза застилали слёзы. Она шагала неуверенно пока её не обняли две крепких смуглых руки.
– Доча, ты у меня умница!
Про утренние автобусы
Я ненавижу автобусы. Честно. Нет ничего хуже утренних автобусов. Но сегодня так вышло, что выбора у меня не было.
За выходные мне не успели отремонтировать машину – снимая что-то там в подвеске ребята-слесаря разворотили нечто дополнительное, это дополнительное пришлось заказывать и в итоге сегодня утром я встал на час раньше обычного и в шесть пятьдесят пять уже маршировал по заснеженной платформе.
Через сорок минут я выскочил из вагона, активно выдыхая влажный пар в морозный воздух, пропрыгал к турникетам и вот я уже сижу в холодном дребезжащем ПАЗике на сиденье с печкой, а он тем временем под завязку набивается сонным дрожащим от холода народом.
Кто часто ездит так, тот знает – чтобы сесть на место с печкой нужно выйти из первого вагона (поближе к переходу), хорошенько поработать локтями у турникетов и быстро пробежать по пешеходному мосту – только тогда можно быть в числе первых и сесть на хорошее место.
Правда потом всю дорогу нужно будет смотреть в окно или делать вид, что спишь, чтобы не ловить укоризненные взгляды тех, кто считает, будто ты должен уступить им место.
Мне в этот раз не очень повезло – я сел на сиденье с печкой, но не у окна и потому, когда через две остановки рядом со мной встала неловко держась за поручень молоденькая беременная девочка я не выдержал и с подавляемым тяжелым вздохом уступил ей место. Она мило улыбнулась, а я выругался внутри… тоже мило улыбнувшись ей в ответ.
А ещё через две остановки зашёл он – я сразу заприметил знакомое лицо. Я вот не люблю такие встречи. Я вообще терпеть не могу автобусы, а встречать в них старых знакомых – это просто фигня какая-то. Каждый сразу чувствует острую необходимость оправдаться почему он воспользовался общественным транспортом и при этом каждый делает это каким то извиняющимся тоном, как бы говоря: это я сейчас такой скользкий и зелёный, я просто болею, а обычно я белый и пушистый!
Я решил сделать вид, что не замечаю его. Он протискивался между недовольных пассажиров, я упорно смотрел в окно, стараясь к нему не поворачиваться, в автобусе гундела бесячая слюнявая попсятина, на улице было холодно. Настроеньице: сами понимаете… но вот мой знакомый добрался до меня, встал рядом:
– О, Илюха! Здорово!
Я снова выругался про себя, сделал милую улыбку и повернувшись к нему изобразил удивление:
– Ого! Здорова! – я смотрел в его светящиеся искорками глаза и эти искорки меня слегка подбешивали.
Мне не нравилось, что он так громко говорит, мне не нравилось, что он тоже не сделал вид, что не узнал меня и самое главное… он назвал меня по имени, а вот я хоть убей не мог вспомнить как его зовут.
У меня такое бывает – лицо знакомое, наверное в институте вместе учились, или тусовались в одной компании в студенческие годы… обсуждаем общих знакомых, помним одни и те же ситуации, но имя… не могу вспомнить. Он протянул мне свою руку. Автобус трясло и мотало, я неловко улыбнувшись перехватился другой рукой за поручень и пожал её. Рука его была тёплой, почти горячей и крепкой. Он тряс мою руку и смотрел в глаза.
– Илюха, тыщу лет… как сам?
– Да вот видишь, – кивнул я, – Машина в ремонте, а на работу надо…
– А-а-а… а что там у тебя?
– Да подвеска чот… взялись делать в выходные, а деталей каких-то там не дозаказали. Вот и не успели…
– А! Ну так это ерунда! Починят и будешь ездить! – он вдруг улыбнулся и подмигнул, – Я то вон свою ваще разбил!
– Да ладно! – говорю.
– Да! Совсем! Вдребезги!
– Обалдеть! И чо она?
– Не подлежит восстановлению типа!
– Жесть! А ты то сам как?
– Да я в норме, как видишь! Упрятали меня сначала в больничку, в общем. Говорят, типа: состояние нестабильное, тяжелое, возможны там типа повреждения внутренних органов… в общем, чудики они. А у меня сегодня у дочки день рождения! Я ей обещал приехать.
– Ну да, – говорю, – К дочке нужно вырваться!
– Нужно конечно! Она очень пони любит, а я заказал пони плюшевого, здорового такого, его вчера должны были привезти сюда в магазинчик – он в девять открывается. Сейчас вот пойду забирать.
– Ну так значит отпустили тебя доктора-то?
– Да ваще не в какую не хотели! Я говорю: под мою ответственность, а они мне: какая у тебя там ответственность – машину расхреначил, себя покалечил, хорошо хоть людям не навредил! – и он громко засмеялся, а я улыбнулся в ответ и подумал: как хорошо, что я его сегодня встретил.
– И что ты, убежал что ли?
– Да не… дошёл до главврача. Михаил не помню как по батюшке – сложное какое-то отчество, вот такой мужик! Ну к дочке говорит езжай, чтобы завтра вечером как штык тут! Я говорю: принято, спасибо, с меня коньячок хороший. А он отвечает: лучше цветов дочери купи и ей спасибо скажи, а я коньяк и не пью даже. Вот такие люди у нас в медицине есть! А мы всё жалуемся да ругаемся!
Я улыбался и кивал. Он на прощанье пожал мне руку сверкая искрами глаз и спрыгнул со ступеньки автобуса на остановке «рынок». Пока автобус пыхтел горячим выхлопом ожидая пару спешащих пассажиров я смотрел, как продавщица за стеклом цветочной палатки показывает ему белые кустовые розы. В этот день я приехал на работу в превосходном расположении духа и даже не вспоминал о случившемся.
На следующий день я как всегда задержался на работе и перед уходом заскочил в магазин. В молочном отделе как встретил Славку с моего курса. Я частенько его вижу в этом магазине.
Он рядом живёт, я рядом работаю. Наш разговор всегда состоит из одних и тех же дежурных фраз: привет, как что, работа, машина… он всегда приглашает меня к себе попить пивка или в баню и я всегда обещаю что обязательно приду. И мы оба прекрасно знаем, что это никогда не случиться. И в этот раз я тоже дежурно улыбнулся:
– О, Слава! Здорова, как чо? – но он почему-то не ответил мне привычного и заученного за годы: «все норм, как сам?» Он неспешно пожал мою руку, и серьёзно глядя в глаза проговорил:
– А ты Макса Васильева помнишь? – и тут я вспомнил: искры в смеющихся глазах и горячую крепкую руку.
– Да, – говорю невольно улыбаясь, – Вот встретил его тут на днях…
– Да хрен ты мог его на днях встретить, – отвечает Слава серьёзно, – Он умер вчера! – улыбка застыла на моём лице.
– Как умер?
– Да в аварию попал дня три-четыре назад. Машина ваще всмятку, сам в реанимацию. Врачи чот пытались там… в общем в кому он впал. И не приходя в себя вчера вечером умер.
– Блин, не может быть… – я растерянно смотрел перед собой, – Слава… хз, но я вот встречал его…
– Илюх, да не гони – не мог ты его встретить. Он два года назад развёлся и уехал из города. Так с женой поругался, что та даже с дочерью встретиться ему не давала, а он дочку любил ваще… очень сильно любил… и вот умер. Не приезжал он в город точно. Иначе он позвонил бы мне, точняк прям! – я поднял взгляд на Славу. У него в глазах кажется блестели слёзы.
– Слав, мож по пиву… такое дело блин…
– Не, Илюх… не… нафиг. Я бросил эту тему. Ты звони если чо… ну там если помощь какая нужна будет…мне вот Макс звонил как то… когда еще тут был – просил помочь тачку выдернуть, застрял в сугробе… а я бухой был и не помог ему. А вчера он умер. Нафиг, понимаешь? Нафиг…
– Да. Понимаю.
– Ты в общем давай, до встречи… – Слава развернулся и пошёл в сторону касс с пустой корзинкой.
А я увидел недалеко стеллаж со свежими цветами и в нём белые кустовые розы. Через пять минут я спешил домой с цветами и плюшевым пони. Я пока не знаю, любит ли моя дочь плюшевых пони – за суетой и работой не было времени спросить, да и наверное я просто не считал это важным. Но сегодня я обязательно спрошу.
Обязательно!
Ночные кафешки, коты и квантовые отношения
Нет ничего лучше пустых кафешек на заправках больших трасс. Особенно ночью. Я вообще обожаю ездить ночью. А ехать ночью и не попить кофе на заправке за столиком видавшим сотни тысяч одиноких глаз, холодных рук, бегущих неизвестно отчего или может зачем сердец… я не могу от этого удержаться… Это мои места силы. Это причалы блуждающих судеб…
Так случилось в тот раз… я спешил и не спешил одновременно. С одной стороны я понимал, что не высплюсь перед завтрашней встречей если не потороплюсь, но с другой… я ехал уже часов шесть и достиг того состояния дорожного транса, в котором мыслей уже нет – только обнажённое Я, Дорога и Луна в ветвях деревьев, летящая надо мной.
Я заехал заправиться и… эти столики сразу понравились мне. Хотя как они могли мне понравиться? Столики то были ужасные – обшарпанные и грязноватые честно сказать, но они притягивали мое существо – я чувствовал это.
– Только заправка? Может кофе? – улыбнулась сонная девочка за кассой.
– Да, – улыбнулся я в ответ, – Капучино большой, два сахара и корицу… – и подумал почему-то, что ей наверное лет девятнадцать и другой работы кроме этой заправки не найдёшь километров на двадцать вокруг…
– Корицы, к сожалению, нет, скажите спасибо, что есть молоко! – и она подмигнула. Это показалось мне немного странным, но всё же забавным.
Я взял свой кофе без корицы, шоколадку и пошёл к двум обшарпанным столикам.
При ближайшем рассмотрении они показались мне ещё более грязными и убогими чем сначала. Возле правого столика на стульях красовались отпечатки грязных ботинок – судя по всему на них вставали чтобы вкрутить лампочку и забыли вытереть, хотя… зачем было вставать сразу на два стула?
Я озадаченно постоял возле них раздумывая, стоит ли сообщить сонной подмигивающей девушке о состоянии ее стульев и всё же решил не сообщать.
Я плюхнулся за левый столик и развернул шоколадку – она была белёсой, а значит хранилась на этой витрине не один месяц. Что ж, – подумал я, – Это часть романтики придорожных кафешек: грязные стулья и шоколадки из прошлого десятилетия.
Три старых жёлтых фонаря за окном выдергивали из мрака весенней ночи кусок пустынной трассы и два заправочных столба под жёлтым навесом. И когда я смотрел на это из окна было ощущение, что другого мира и вовсе не существует… только кусочек трассы, заправка, девушка за кассой и капучино со старой шоколадкой… а вокруг бескрайний пустой космос… Эти мысли заставили меня поёжиться. Я хотел было отвернуться, но не смог, потому что в черноте этого космоса появились две фары.
Они именно появились, как если бы машина стояла там давно, но только сейчас водитель завел её и включил дальний свет. Два огонька ползли и постепенно увеличивались и я почему-то не сомневался, что машина едет именно сюда, на эту заправку. Так и случилось.
Через пару минут автомобиль въехал в жёлтое царство старых фонарей, повернул перед указателем заправки и встал у заправочного столба. Это был какой-то внедорожник: огромный, черный, старый и очень грязный. Из-за руля вышла женщина, а с пассажирского сидения мужчина. За моей спиной открылась дверь и звякнул колокольчик.
– Доброй ночи! – пропела им девушка за кассой.
Я не хотел слушать что они говорят. Они ворвались на своём внедорожнике в мою весеннюю ночь, на мою таинственную заправку и вот-вот разрушат всё волшебство…
– Ну конечно мы будем кофе, – сказал мужчина позади меня, – Ночные кафешки на таких пустынных трассах это же причалы блуждающих душ!
– Да это ооочень романтично, – поддержала его женщина.
Я чуть не поперхнулся своим кофе и не удержавшись повернулся к ним.
– Привет! – сказала мне женщина которая будто ждала, что я повернусь.
Это была симпатичная блондинка лет тридцати-тридцати пяти. Она ужасно заразительно улыбалась и потому я тоже ей улыбнулся и сразу вернулся к своему кофе немного смутившись.
Они тоже хотели капучино с корицей и девушка за кассой выдала им ту же фразу что и мне и видимо так же подмигнула!
Спиной я чувствовал, что они идут в мою сторону и уже видят отпечатки грязных ног на стульях у второго столика.