
Полная версия:
Не бойся тёмного сна
медлить нельзя. Хватит острых ощущений. Этот железный
диспетчер шутить не умеет.
Он снова включил полный вперед и отсчет тут же
прекратился.
– Счастливого пути, – пожелал «железный диспетчер».
Нефедову от всего этого захотелось просто
присвистнуть.
– Вот теперь можно и пояснить, – сказал Юрий
Евдокимович. – Дело в том, что все мы, независимо от
того, где находимся, незримо подключены к особой
медицинской базе данных, постоянно контролирующей
наше здоровье. Именно она-то и предлагает нам то или
иное меню для пропитания. За пределами Земли этот
контроль еще более жесток. Как видишь, вот наши данные.
И если бы с нами что-то случилось, и мы не среагировали
на отсчет робота, то на помощь к нам никто бы не
помчался, но нас просто «выдернули» бы на базу. Скорость
такого возвращения стремительна. Могли бы даже
возникнуть перегрузки, но перегрузки опять же
контролируемые, не допускающие тотального исхода. Если
же ситуация оказалась бы какой-то крайне необъяснимой,
опасной для жизни, то нас просто, что называется,
законсервировали бы, чтобы потом, получив
«целенькими», благополучно оживить. Для этой
консервации, срабатывающей в доли секунды, здесь есть
все необходимое.
– Ну и ну, – только и проговорил Нефедов.
– Все что касается безопасности для нас свято, –
заключил старший восстановитель, – согласись, что нам
есть что терять.
Не понятно, сколько времени промелькнуло в этой
странной обстановке с непривычными ощущениями, когда
132
Нефедов заметил, что впереди заголубела и стала
увеличиваться одна из звезд, тогда как другие оставались
такими же далекими. Старший восстановитель молчал, и
Нефедову ничего не оставалось, как поинтересоваться что
это такое.
– Это Земля, – спокойно сообщил Юрий Евдокимович.
Как можно было в это поверить, если Земля только что
скрылась за спиной?
– Это Земля Дубль-А, – невинно уточнил старший
восстановитель, заметив, что Нефедов начал озираться,
пытаясь как-то сориентироваться и довольный тем, что
интрига удалась. – Это и есть планета, для воскрешенных
людей. Всего у нас четыре таких, уже готовых
искусственных планеты. Все они на той же орбите, что и
Земля. А вот Дубль-Д и Дубль-Ж – это пока что
коричневые планеты без растительности и атмосферы. Но
сейчас еще напыляется Дубль-Зет. Ей-то сейчас и заняты
почти все планетные инженеры.
– А из чего строят? Где берут материал?
– В космосе. Всюду в окрестностях Солнечной системы
расставлены ловушки, которые захватывают метеориты,
астероиды, пыль, лед и по каким-то сложнейшим
траекториям и специальным коридорам направляют все это
в одну точку. Конечно, это строительство очень сильно
усложняет навигацию в пределах Солнечной системы, но
что поделать. А на Дубль– Зет и вовсе сплошные
камнепады, взрывы, пламя, дым. Приближаться к ней даже
на далекое расстояние запрещено. Планета еще невелика,
но инженеры рассчитывают, что через сотню лет она
созреет: наберет массу Земли. После этого ей подбросят
дрожжей, чтобы все на ней перебродило, прореагировало и
спеклось, как когда-то не Земле со всеми ее вулканами и
землетрясениями. Правда, все это пройдет там в
ускоренном, результативном темпе. Потом, когда планета
будет испечена, уйдет еще сотня-две лет на ее охлаждение,
133
а дальше начнется период освоения. Ну, а Дубль-А, которая
уже давно прошла такой путь, ты увидишь сегодня сам.
Там уже работают исследователи, осваивают ее насколько
это необходимо, хотя желающих жить там оседло, не
находится. Всем хочется быть поближе к цивилизации.
– Все планеты, на которых есть люди, находятся в
пределах Солнечной системы? – спросил Нефедов.
– Нет, у нас есть заселенные планеты, которые
находятся на расстоянии тридцати-тридцати пяти лет
полета. На одной такой планете, которую когда-то с
большой надеждой окрестили Гея, более тридцати лет
назад произошла катастрофа: погибло все ее население.
– Да, – тут же вспомнил Нефедов, – так этот художник
Андрей Болотов, о котором сегодня говорил Григорий
Иванович тоже погиб?
– Разумеется. И попозже тебе стоит узнать о нем
подробней. Так вот, – продолжил он свою мысль, –
конечно, и у вас тонули лайнеры, унося жизни тысяч
людей, погибали города вроде Помпеи или Хиросимы, но у
нас погибло население целой планеты, исчезла, по сути,
отдельная развитая цивилизация. Таких катастроф вы
просто не могли знать.
– Но тут одна тонкость, – грустно кивнув головой в знак
согласия, все же заметил Нефедов, – мы-то умирали по-
настоящему, навсегда и воспринимали смерть не так, как
воспринимаете ее вы …
– А знаешь, ведь мы и сейчас, даже зная о бессмертии и
воскрешении, боимся ее, – сказал Юрий Евдокимович. –
Может быть, это какой-то рудимент, но воспринимать
смерть легко мы так и не научились. Тот факт, что люди не
потеряли ощущения трагизма смерти, наш Великий Старец
Сай Ши, истолковывает как одно из доказательств
противоестественности бессмертия и воскрешения. Он
утверждает, что человеку в эту сферу вторгаться не следует.
А, кстати, интересно, что бы он сказал, если бы встретился
134
и поговорил с тобой – первым воскрешенным? Думаю, что
эта встреча поколебала бы его взгляды. Мы потом к нему
съездим, хорошо? Философию Сай Ши воспринимают
сейчас не более чем экзотику, но факт остается фактом –
трагичность восприятия смерти мы почему-то не утратили.
И потому гибель планеты Гея для нас шок, от которого мы
еще не оправились. И самое страшное в этом то, что мы
еще не поняли причину гибели. Единственно, что мы
перестали делать – это заселять сомнительные планеты.
Мы решили, что планеты лучше строить с ноля. Но где
гарантия, что нечто вроде того, что произошло на Гее, не
случится в масштабах всей цивилизации? Ведь тогда и
воскрешать нас будет некому… Так что смерть остается
для нас еще вполне реальной и трагичность ее восприятия
не должна исчезать. Успокаиваться нам еще рано.
Выход за пределы Солнечной системы оказался
драматичен и сам по себе. С первой же экспедицией, цель
которой была всего лишь выйти за Систему и вернуться
назад, произошло нечто странное: все люди, находившиеся
на корабле, словно испарились. В свое время это тоже
было потрясающей загадкой.
С корабля исчезли и пятьдесят человек экипажа, и
животные, и растения, и некоторые материалы
органического происхождения. Корабль стал простой
металлической болванкой, в которой выгорело все, что,
могло выгореть и осталось лишь то, что могло оставаться
неистребимым в космосе. Астрономы еще несколько лет
после этого по привычке наблюдали за уходом этого куска
металла в дальний космос, но эти наблюдения были уже
бессмысленны.
Объяснений случившемуся не было. Долгое время
самым достоверным предположением было то, что за
пределами Солнечной системы существует космическое
излучение неизвестной природы, обнаружить, которое
могут лишь инструменты, созданными кем-то способным
135
существовать в сфере этого излучения. Это было
настоящим тупиком. Истина же, оказалось куда проще, но
не менее печальной. Никакого уникального излучения в
космосе не было. Просто там уже не было нашего Солнца.
Там не было его влияния и все, что было обязано своим
появлением Солнцу в результате фотосинтеза, там просто
таяло, растворялось в космосе точно так же как горячая
капля воды раствориться в холодном океане. Иначе говоря,
выяснилось, что люди в самом прямом смысле дети
Солнца и без его сложного постоянного воздействия
существовать не могут. В общем, знакомая история: люди
недооценивали для себя значение Солнца, как
недооценивают обычно воздух, которым дышат.
Когда эта гипотеза была экспериментально
подтверждена, то у науки на какое-то время опустились
руки. А ведь были уже созданы корабли, приборы и
вспомогательные механизмы для преодоления
неимоверных расстояний, все пространство в окрестностях
Солнечной системы было уже досконально изучено и
расписано маршрутами сотен дальних космических
экспедиций, и вдруг оказывается, что мы, в некотором
смысле, пленники Солнца, от которого нам нельзя
отрываться. Дальние пределы, оказывается, предназначены
лишь роботам, в которых не должно быть ни одного
органического элемента. Кстати, тогда же, попутно
объяснился и тот простой факт, почему никаких
инопланетян, за всю историю цивилизации мы не
дождались. Видимо любой инопланетянин, не житель
Солнечной системы, так же не мог оторваться от
собственного уникального светила.
– Но ведь человечество-то все-таки оторвалось, –
заметил Нефедов.
– Да, в отличие от каких-то пока еще не обнаруженных
инопланетян, выход мы нашли. Более того, вскоре после
этого были заселены планеты Гея и Тантал, относящиеся к
136
двум разным системам. Собственно, выход увиделся сразу,
лишь только проблема оказалась очеркнутой: на корабле
требовалось иметь собственное солнце, или, точнее,
имитацию его полного воздействия. Конечно, корабли
после этого пришлось строить заново. Они значительно
увеличились в размерах. Обычно их монтируют в космосе,
а по величине они равны городам со стотысячным
населением.
– Кошмар! – невольно воскликнул Василий Семенович.
– Но сейчас у нас хватает космонавтов для
формирования таких команд, – любуясь его
непосредственным восторгом, сказал старший
восстановитель.
Посадка на планету Земля Дубль-А была, пожалуй,
лишь чуть-чуть медленнее взлета. Уже на небольшой
высоте, после резкого снижения, корабль завис над
поверхностью и Василий Семенович сидел, отходя от
этого сумасшедшего падения. Старший восстановитель
объяснил, что точка снижения приблизительно
соответствует координатам их города на Земле. Но только
здесь была непроходимая тайга, простирающаяся до
горизонтов, где лишь в одной стороне на западе
начиналась горная страна, с острыми, молодыми
вершинами.
– Могу ошибиться, но, по-моему, этот пейзаж
соответствует примерно началу нашего летоисчисления, –
сказал старший восстановитель, – так что мы, можно
сказать, в прошлом.
Юрий Евдокимович направил корабль по стрелке,
появившейся на экране пульта, и скоро путешественники
увидели космодром с одним трамплином, на вершину
которого они и опустились. Здесь их ожидало человек
восемь женщин и бородатых мужчин. Они вручили
Нефедову букет душистых таежных цветов, в которых
особенно ярко выделялись темно-желтые жарки. Потом,
137
обнаружив, что гость уже не справляется с цветами,
встречающие со смехом забрали всю эту охапку обратно.
Нефедова, конечно, уже не надо было представлять, но
старшему восстановителю захотелось хотя бы здесь
выдержать торжественность встречи.
– Вот, – сказал он, – перед вами представитель
новоселов. Покажите ему весь этот большой дом, который
вы готовите для его друзей и близких, для всех людей его
времени.
– Покажем, все покажем, – с готовностью поддерживая
его торжественность, обещали хозяева.
После встречи все спустились в одно из таких же
современных, как и на Земле, строений. Воздух, которым
тянуло снизу, был напитан ароматом дикого леса,
пронзительными запахами хвои и брусничника. На стене
большой светлой комнаты висело несколько медвежьих и
тигриных шкур. Нефедов подошел и погладил их: шкуры
были настоящими. Хозяева пояснили, что в окрестностях
космодрома видимо-невидимо зверья, которое приходится
отпугивать, но с этими, особенно настырными
экземплярами, пришлось покончить. Василию Семеновичу
даже представили бородача, сделавшему это, однако тот уж
как-то слишком старательно опускал глаза, так что,
кажется, дело было не в отпугивании, а в охотничьем
азарте, проснувшемся в этом человеке.
Нефедову, которого и впрямь воспринимали, как
представителя новоселов, очень долго и обстоятельно
рассказывали о новой планете. Если сравнивать ее с
Землей, то тут, оказывается, все было не так, здесь была
совершенно иная ситуация и с полезными ископаемыми, и
с радиационной обстановкой, и с климатическими
сюрпризами. Однако, как бы там ни было, но жить здесь
можно было вполне. На планете строилась подземная
энергостанция, первая очередь которой уже работала,
обеспечивая в основном энергетический поток
138
космодрома. Кое-где на полях выращивали пшеницу и
овощи.
Встреча закончилась обедом, после которого гостей на
пятиместном экспедиционном леттраме прокатили по
новой планете с остановками сначала на берегу озера,
кипящего рыбой, а потом на берегу широкой реки с
синевато-хрустальной водой и длинным песчаным пляжем.
Сидя на песке, Нефедову было удивительно видеть
гигантское количество свободно и, как подумалось,
бесполезно текущей воды. Здесь по всем древним
правилам путешественники разожгли костер, быстро
наловили рыбы и сварили уху. Пока она варилась, хозяева
предложили гостям искупаться. Нефедов очень хотелось
окунуться в воду новой планеты, но как купаться, нырять,
фыркать, под этим пристальным наблюдением? Юрий
Евдокимович и охотник все же искупнулись, а Нефедов с
двумя другими бородачами, предпочли наблюдать.
Задумчиво глядя на огонь, на воду, на купающихся людей,
Василий Семенович не мог поверить, что это огонь и вода,
по сути, «построенной» планеты, на которую можно вот
так банально прилететь и любоваться не только зеленью и
водой, но и ее совершенно естественными закатами и
рассветами (получается, что тоже «построенными»); как
поверить, что перед тобой люди другого времени и других
планет? А, взглянув на какой-то уж слишком
«навороченный» карабин, лежащий на всякий случай
расчехленным, рядом с одеждой охотника, Нефедов даже
усмехнулся тому, что ведь, в общем-то, он находится не
только в другом времени, но и в одной из эпох этого
времени. В то время как на Земле воздвигнут
своеобразный шутовской памятник последнему «человеку
с ружьем», здесь люди спокойно живут и стреляют, что ни
для кого не удивительно. Однако и тут в этих далеких
мирах было многое, как было всюду и всегда – тепло
костра и обжигающая горло наваристая уха, с запахом
139
дымка, черного перца и лаврового листа, с куском
настоящего ржаного хлеба, вынутого из походных
рюкзаков…
По пути на Землю после целого дня, проведенного на
Дубль-А, Юрий Евдокимович и Нефедов пытались еще о
чем-то говорить, но от усталости у обоих слипались глаза.
Даже на звезды Василий Семенович смотрел уже без
всякого трепета. В последний час пути он и вовсе клевал
носом, словно ехал на какой-то банальной телеге. Землю
они догнали в тот момент, когда их полушарие уходило в
ночь. Старший восстановитель растормошил Нефедова,
чтобы тот не пропустил восхитительную картину вечерней
Земли. Нефедов глянул и ахнул. Планета была окутана
сплошным разноцветным переливанием. Вот он
блестящий человеческий муравейник, в котором на самом-
то деле не было никакой суеты. Нефедова охватил восторг
от вида живой космической материи, которая теперь уже
постоянным фонтаном била в космос… И в порыве
восхищения он твердо, как только мог, пообещал себе
сделать все возможное, чтобы сживить себя с этой
грандиозной сияющей цивилизацией, сделать все, чтобы
стать ей полезным.
21. РОБИНЗОН ПЛАНЕТЫ ГЕЯ
Минул месяц, за который Нефедов и старший
восстановитель побывали еще в нескольких экскурсионных
экспедициях: на Луне с ее как бы полуподвальными, или,
точнее, полуподлунными, причудливыми городами с ее,
как уже считалось, коренными жителями, в двух похожих
на сказку, подводных городах Тихого океана с их
обширными морскими заповедниками и плантациями, в
одном из космических городов с восьмимиллионным
населением, а в заключение на окраине Солнечной
системы, чтобы, как пошутил Юрий Евдокимович,
140
подыгрывая Нефедову, взглянуть из-под козырька за
околицу этой «большой деревни». Конечно, люди
заглядывали и дальше, но это было дело кораблей иного
типа. Дальше этого предела был лишь Тантал, заселенный
людьми и далекая печально известная Гея – планета, на
которой с момента гибели ее населения побывала лишь
одна экспедиция. Эта экспедиция, стартовав с Геи, неслась
теперь к Земле, ожидаясь здесь уже через пятнадцать лет.
Старший восстановитель никогда раньше не совершал
таких методичных экскурсий и не раз за это время
взволнованно признавался, что и сам уже, как-то подзабыл
об истинной грандиозности своей цивилизации. Видимо,
отчасти это было потому, что Юрий Евдокимович
поневоле взглянул на все новыми глазами своего
подопечного.
В конце этого насыщенного месяца старший
восстановитель сообщил, что следующая неделя
потребуется ему для своих накопившихся дел, с которыми
Виктор и Толик уже не справляются. Эта отсрочка была
необходима и по другим причинам: во время путешествий
Юрий Евдокимович иногда, как бы в сторону замечал, что
та или иная картина, то или иное впечатление, пережитое
ими вместе, могло бы служить неплохим материалом для
творчества. И аппаратура, позволявшая работать в
современном стиле, появилась в «предбаннике» на другой
же день после поездки к Бергу. Нефедова, как малого
ребенка, пытались увлечь чем-нибудь не только Юрий
Евдокимович, но и Виктор, и Толик, и даже прекрасная
Мида, приходившая однажды вместе с ними.
Помня обещание самому себе стать полезным этому
миру, Василий Семенович несколько дней после
путешествия просидел над машиной, вникая в новый
способ работы, а, вникнув, на том и остыл. Интересных
мыслей и наметок накопилось не мало, но того
писательского зуда, что буквально до самой смерти съедал
141
его в прошлой жизни, не было. Все было под силу
воскрешению, кроме писательской тяги, которая, видимо,
была порождена исключительно страстями его века. Его
почти что законченный роман, и впрямь, остался когда-то в
архиве, так и не произведя в свое время никакой духовной
работы, однако выносить его на публику сейчас казалось
просто нелепым.
Что по-настоящему заинтересовало и увлекло в это
время Василия Семеновича, так это судьба планеты Гея,
которую легко можно было проследить с помощью УПа.
Трагедия людей, заселивших эту планету, заключалась,
кажется, в том, что их деятельность оказалась
неорганичной самой природе планеты и, в конце концов,
Гея, как взбрыкнувшая лошадь, просто сбросила человека
со своей спины. Трагедия эта закончилась одной
любопытнейшей историей, которая глубоко запала в душу
Василия Семеновича.
…Планета Гея предстала пред глазами специальной
экспедиции лишь после тридцатилетнего полета.
Космонавты, увидевшие ее впервые, легко согласились с
тем, что она и впрямь очень сильно напоминала Землю.
Солнце этой планеты давало почти такой же спектр
воздействия, как и Солнце Земли, потому-то земляне и не
удержались в свое время, чтобы не заселить ее. Год на Гее
так же разделялся на лето, осень, зиму и весну, и на все те
же двенадцать месяцев, которые были тут, правда, чуть
длиннее земных, потому, что год планеты, состоял из
четырехсот четырнадцати суток. Масса планеты была чуть
больше земной, и здесь наблюдались другие аномальные
явления, от чего весь животный и растительный мир на Гее
был неожиданно причудливым.
Сам полет для космонавтов, участвующих в экспедиции,
был той же жизнью, какой она была и на Земле, если не
считать некоторых возможностей, которые были доступны
142
только дома. Семь человек команды провели эти годы в
анабиозе. Это состояние не противоречило условием
экспедиции, хотя анабиоз для бессмертных был нелеп.
Семерка решилась на эту долгую спячку лишь потому, что
ранее не испытывала ее. За месяц до приближения к Гее
они были разбужены и, теперь отличались от других разве
что тем, что ничего не знали о жизни экспедиции без них.
За время полета число участников экспедиции увеличилось
на пятнадцать человек. Это были люди, родившиеся в
пути. Самому старшему из них было уже двадцать восемь
лет, и безжизненная планета была первой твердью,
которую ощутит его нога…
С тех пор как земляне стали обживаться вне Земли такое
качество, как «патриотизм» несколько поблекло. Люди
поневоле уходили в жизнь своей планеты или
космического поселения и уже от гордости за место своего
обитания считали себя самодостаточными. К моменту,
когда жизнь на Гее окончательно определилась, как
самостоятельная, философы на Земле заговорили о том,
что цивилизация невольно дробиться на разные рукава, со
своими отдельными направлениями, хотя ни в одном из
этих направлений не отрицалась идея всеобщего
воскрешения.
Во время невиданной эпидемии на Гее, люди умирали
тысячами, и миллионами в одно мгновение. Причина была
кратковременной, вроде какого-то импульсного излучения.
В течение трех недель погибло все население планеты в
три миллиарда семьсот миллионов триста двадцать шесть
тысяч двести пятьдесят четыре человека. Трагедии такой
величины человеческая история еще не знала. Люди при
этом не болели и не страдали. Просто жизнь отскакивала
от них как резиновый мячик и все. На Землю, как на
планету-праматерь неслись трагические репортажи,
послания и мольба о помощи. На Земле видели картины
этого жуткого мора, но чем можно было помочь на таком
143
безумном расстоянии, да еще не понимая причины
происходящего? Все, у кого была возможность, бросились
в космические корабли и пытались бежать с планеты, но
смерть настигала их и в космосе. Единственно, что могли
сделать тогда земляне, кроме различных, бесполезных
рекомендаций – это собрать специальную спасательную
экспедицию на Гею.
Теперь, три десятка лет спустя, экипаж корабля,
достигшего цели, ясно понимал, что они здесь уже не для
спасения людей, а для того, чтобы хоть что-то понять в их
ужасной гибели. За эти годы было уже много
перетолковано о случившемся. Ученые склонялись к тому,
что в дальнейшем Гея может быть пригодна лишь как
материал для строительства новых планет, и что, вообще,
видимо, не следовало в освоении космоса идти по легкому
пути, обживая готовые планеты, которые все равно не
могут быть точной копией планеты-праматери, так
привычной людям. Безопасней было строить новые
планеты, как можно жестче следуя эталону Земли. Теперь,
пожалуй, следовало насторожиться и пристальней изучить
планету Тантал, которая была отыскана в космосе и так же
заселена без всякой спец переработки.
Посадка произошла на обветшавшем космодроме.
Пробы воздуха и почвы показали, что на Гее все
нормально. На сегодняшний день планета снова была
безопасна и страха у экспедиции, численностью сто
шестьдесят шесть человек, включая и всех родившихся в
пути, не было, тем более что это была команда
высококлассных профессионалов. Все уже спокойно знали,
что это поход в пустыню, где сохранилось все, кроме
людей.
Весь космодром зарос буйной зеленью: травой и
деревьями. Всюду пели птицы, мелькали насекомые: вся
живность планеты, издревле существующая на планете, не
пострадала, пострадавшими были только пришельцы. Все
144
это, в сущности, казалось раем, который когда-то освоили
люди, и который теперь, уже в течение тридцати лет,
стирал всякое упоминание о них. Видя прежнее буйство