скачать книгу бесплатно
– Ляля? – Слух отменный, ничего не скажешь. – Вот и познакомились. И сколько тебе, Ляля, лет?
Послушно отстучала шестнадцать раз. Кокетничать и скрывать возраст как-то не пришло в голову.
– Отлично! И уже домушница.
Да что он себе выдумал! Пусть своей матери выговаривает, чтобы двери закрывала!
Но возмущение погасло, когда девушка заметила, что Глеб уже не криво улыбается, а вполне себе открыто смеется.
Она казалась забавной. Глеб чувствовал, что ему, пожалуй, впервые после аварии с кем-то легко и интересно. Разумеется, он не думал серьезно, что эта «Ляля» вскрыла его квартиру с целью обчистить или нафоткать и выложить в интернет снимки безвременно закатившейся звезды. Скорее, мать по привычке толкнула дверь с внешней стороны. А в этой квартире замки были другие, без защелки. Но девчонка-то этого не знает. И можно ее немного потроллить.
– Скажите, мисс воровка, работаете одна или на пару с кем-то?
Она забарабанила, что, видно, означало неоднократное отрицание. Вот ведь усмешка судьбы. Сидят и общаются слепой и немой. Порой жизненные пути пересекаются более причудливо, чем капли дождя на стекле.
– Я тебя не знаю? Мы ведь не знакомы?
Он дотронулся рукой до ее щеки, скользнул пальцами по губам, так же как прежде по клавишам. Ляля напряглась, но не отшатнулась. Видно, сработал вбитый культурный стереотип, что слепым обязательно надо потискать тебя, чтобы познакомиться. Глеб прислушался к своим ощущениям – полными их не назовешь. Приятными, пожалуй. Но ощупывать старуху ему бы точно не захотелось. Или у него стаж слепоты еще слишком мал, чтобы сразу угадать возраст? Он явственно слышал мелодию – тихую и лиричную. Сесть бы, записать, пока не забылась. Только как это будет выглядеть со стороны?
– Или знакомы? – продолжал он. – Ты девушка из квартиры над нами? Так? Спустилась, чтобы заткнуть мою музыку, толкнула дверь, она открылась, ты зашла в надежде меня придушить…
Гостья, прежде словно завороженная, отпрянула от него и забарабанила по крышке пианино.
Глеб больше не мог сдерживаться и заржал, как сумасшедший. Аж скулы свело и живот заболел.
Придурок! А еще понравился ей сначала! Если сейчас выяснится, что он ее развел, чтобы полапать, и на самом деле все видит, точно пристукнет первым попавшимся предметом!
Девушка даже огляделась вокруг, выбирая оружие. Взгляд сам собой наткнулся на диски, аккуратной стопочкой лежащие на столе. На них был Глеб собственной персоной, рояль и название альбома. Так он – звезда? Понятно тогда, почему он так классно играет.
Лиля подошла к столу, взяла верхний диск. Глеб Аронов. «Отражение». Сборник классической музыки. Фото явно старое, тут он совсем мальчишка. «Лауреат конкурса» – и дальше перечислены все, наверное, самые известные, где может засветиться юный талант. В его случае – талантище.
Оглянулась на парня. Он больше не хохотал. Сидел нахохлившись, будто замерзший воробей. Услышал, что гостья трогает диски, не иначе. И похоже, это ему не понравилось. Так-то, не будет подшучивать над ней!
Лиля вернулась к Глебу. Не зная, как спросить иначе, взяла его руку и положила на диск.
– «Дела давно минувших дней», – сквозь зубы процитировал парень. – Теперь я не выступаю. Совсем.
Она провела пальцем по шраму.
– Авария.
Кажется, их общение перешло на иную ступень.
Глеб был лаконичен. Лиля любопытна, но в меру. И странно, ей вдруг показалось, что с этим человеком она бы точно не устала говорить, если бы имела голос.
А парень нащупал рядом тяжелые профессиональные наушники и натянул на девушку, щелкнул кнопкой плеера. Полилась музыка. Красивая. И говорящая гораздо больше, чем услышала Лиля или мог поведать Глеб.
Старый учитель рисования сидел на скамейке, пользуясь теплым солнечным днем осени. На мольберте рождался новый мир: изломанные перекладины, горка с дырой, печально раскинувшийся грязный мишка. И черные нависающие многоэтажки.
Снова появилась девушка, но в другом окне, в том, откуда прежде неслась музыка. Художник помахал незнакомке. Впрочем, она уже не была незнакомкой, он познакомился с ней, рисуя набросок. Девушка грустно улыбнулась и опять исчезла…
Глава 4
Вопросы – ответы
Когда у Лили щелкнула эсэмэска, она как-то забеспокоилась-засобиралась. Может, родные ищут? Глеб не стал спрашивать и задерживать. Они с девчонкой не друзья, так, случайные знакомые. Просто всучил ей с собой пару своих дисков в качестве извинения, что поиграл на нервах. Хотя кто у кого еще поиграл?
Но, уйдя, гостья осталась в его мыслях. Интересно, как она выглядит? Светленькая или темненькая? Какие глаза? Губы? Страшненькая или симпатичная?
Да какая ему, собственно говоря, разница? Встречаться с ней он не собирается, соседка и соседка. Похоже, любит музыку. Явно разбирается в нотной грамоте, если так с ходу смогла настучать свое имя. Может, в музыкалку ходила? Тогда они могли где-то пересечься в раннем детстве?
Сплошные вопросы без ответов. Только в одном Глеб был абсолютно уверен: прыщей у гостьи нет и толстушкой ее не назовешь.
Ладно, проехали. Слишком много размышлений о мимолетном знакомстве. Сказывалось, что давно не общался с ровесниками. И с противоположным полом. Медсестры-практикантки из больницы не в счет. Оттуда хотелось просто побыстрее смыться. Подальше от боли, страха, чужой показной жалости. Так узник, наверное, стремится избавиться от тяжелых кандалов.
Фанатки после аварии как-то сами собой рассосались. Одноклассницы были только на бумаге – Глеб с восьмого класса числился на домашнем обучении, сдавал экзамены экстерном и в школу не ходил, некогда было. А теперь еще и год пропустил. Второй пошел. Все, кто учился с ним, в мае выпустятся из школы. А у Глеба – аттестат за девять классов, да и тот все никак не мог забрать, времени не хватало. Зато теперь времени – хоть завались. Есть когда задуматься и оценить все, чего он «достиг». Многого. Друзей – нет. Девушки – нет. Образования – нет. Здоровья – нет. Слава – стухла. На велосипеде так и не научился кататься, а теперь и не научится. Как бы не сдохнуть от таких-то «достижений».
Глеб, как всегда в момент раздумий, принялся наигрывать на пианино. Тихо и медленно, не беспокоя соседей, пытаясь вспомнить мелодию, возникшую в уме, когда пальцы скользили по щеке соседки. Ведь тогда явно слышалась музыка. Он будто играл на соседской чужой девчонке, как на музыкальном инструменте. Разве такое бывает?
Мысли плыли по кругу, как резиновые уточки в ванной, невольно возвращаясь к девушке. Имя Ляля казалось слишком детским. Она, конечно, сама так назвалась. Но из «до-ре-ми-фа-соль-ля-си» много вариантов не составишь. Может, просто подобрала что-то похожее? Глеб начал перебирать возможные имена: Лена… Лёля, то бишь Ольга… Лиля… Угадал? Какая-то тяга появилась к риторическим вопросам. Заразился от кого? Или сам заболел? Спрашивал, не получая ответов, и заболел. На всю голову.
Кажется, мать говорила о двух девушках с пятого? Интересно, это та, которая дикая? При случае надо будет сказать, что она просто немая. То-то матушка удивится. Быстренько поднажмет да разузнает о причине немоты: с рождения или в результате жизненных обстоятельств. Пусть проявит свое репортерское рвение, малость поутихшее с момента аварии. Хотя, пожалуй, зря он так о своей родительнице. Не знала же она о его чувствах к Светлане. Светлане… Андреевне, которая приходила к ним домой заниматься с Глебом. Игриво сверкала глазами и улыбками. Пудрила мозги подростку ложными посылами. Или это ему так казалось, что были посылы? Время-то показало совсем другое…
Музыка приобрела жесткий оттенок. Наверное, зря вспомнилось. Совершенно некстати! Глеб захлопнул крышку пианино, словно инструмент оказался в чем-то виноват. Настроение испортилось. Свернулось скользким червяком на праздничном блюде. И опять стало душно.
Лиля погуглила. Поисковик по запросу «Глеб Аронов» выдал массу информации. И картинки, и послушать, и скачать, и СМИ. Немудрено, что парень показался знакомым. Наверное, видела мельком в новостях и невольно запомнила. А под одну его композицию они целую четверть учили танец. Классный, кстати, получился. Жаль, Глебу его не покажешь. И уже тем более – не расскажешь.
Элла заглянула через плечо. Ткнула в экран наманикюренным пальчиком, бросив небрежно:
– На нашего соседа похож, – и ушла в свою комнату.
Уже оттуда поинтересовалась, когда Лиля поможет ей с английским.
И зачем Элка ходит на допзанятия? Чтобы при случае ввернуть в разговор? Или в качестве благотворительности голодающему преподавателю? В своем десятом классе Лиля понимает в инязе больше, чем Элла на третьем курсе.
Попыхтев час, Лиля сделала довольно сносный перевод, выполнила парочку упражнений, составила топик. Сестре осталось только все выучить и сдать. Должна справиться. Фраза: «Элла у нас красивая, а Лиля – умная, вот и поможет», неоднократно произносимая и отцом, и бабушкой, уже стала семейной фишкой. А ведь между сестрами больше четырех лет разницы. И младшая еще школьница.
Кстати, про школу… Совсем некстати. Лиля полистала конспекты. Память у нее была отменная. Зрительная, что очень удобно, когда тебя все время спрашивают не устно, а письменно.
Однако даже такая легкомысленная подготовка домашнего задания утомила. Чтобы расслабиться, Лиля нацепила наушники и загрузила один из дисков. Под музыкальное сопровождение просмотрела пару сайтов, где ушлые журналисты смаковали подробности аварии и того, что ей предшествовало. Писали, что юный музыкант по уши влюбился в свою учительницу по английскому (опять английский!). Она была старше парня на десять лет и играла с ним, как кошка с мышью. А потом вдруг бортанула мальчишку и улетела во Францию с новоиспеченным женихом, каким-то банкиром, годившимся ей в отцы. Узнав, что Светлана улетает, юный талант сел в родительскую машину и погнал в аэропорт. Не справился с нервами. И с управлением. Пострадавших, кроме него, нет. А особа, из-за которой все произошло, от комментариев отказалась, но жеманно попозировала папарацци. Прилагались фото. Англичанка – Светлана – была стройная, высокая, шикарная особа. Рядом с ней – приземистый лысый загорелый толстячок. И фото Глеба до аварии – и после. Еще с синяками, в бинтах и гипсе.
Зная СМИ, они и приврут – недорого возьмут, лишь бы сделать сенсацию. Но дыма без огня тоже не бывает.
Лиля невольно вспомнила шрамы. Наверное, в душе парня их гораздо больше, чем на теле. Это как раз очень знакомо. Девушка ощутила какую-то сопричастность, схожесть со своим соседом. Его стало жаль.
А вот незнакомка Светлана разозлила своим пофигизмом по отношению к чужим чувствам. Любила ли она Глеба? Вряд ли. Любит сейчас мужа? Ответ аналогичный. Просто избалованная красотка, в совершенстве владеющая иностранным языком. И то не факт. Может, просто болтает на уровне средней школы (почему-то очень хотелось думать именно так).
Лиля захлопнула ноут. В ушах рыдала и смеялась музыка. А перед глазами все стояло лицо нового соседа. Его неподвижные, потухшие глаза. В ушах бабочкой билась фраза, что теперь он не выступает, совсем. Надо думать. Для Лили-то как раз творчество – это попытка выплеска, а для него – топтание на одном месте. На первый взгляд. На второй – он просто боится жалости. Ему бы изменить все кардинально, а не сидеть дома, поигрывая на пианино.
Девушка вновь обратилась к всезнающему Гуглу. Закончил ли Глеб школу? Об этом нигде не писали. Но надомное обучение он может и сейчас получать. Суперски было бы учиться с соседом в одном классе. А вот потом… «Какое образование может получить слепой?» Лиля и не думала, что будет такое количество ответов. И адвокат тебе, и учитель, и программист, и куча еще всего. Пожалуй, только медик исключается. И часовщик. Сплошная инклюзия в образовании. Только вот загвоздка: учебников со шрифтом Брайля практически нет. Да и умеет ли Глеб читать на ощупь? Вряд ли. Правда, сейчас уйма сайтов, где можно информацию не читать, а слушать. И диктофоном пользоваться никто не запрещает.
– Лялька, в какие дебри тебя потянуло?
Она даже не заметила, как сестра снова очутилась за спиной. Лиля постаралась придать лицу как можно более бесстрастное выражение и пожала плечами.
– За шоколадкой не сбегаешь?
За окном уже смеркалось, опять моросил дождь. Ну конечно. Иначе Элла прогулялась бы сама. Лиля поморщилась и кивнула на тетради и учебники.
– Ну пожалуйста! А то я не знаю, как ты уроки делаешь. Вон сейчас лазила по посторонним сайтам.
Лиля вздохнула.
– Я буду такой лапочкой-лапочкой, – скорчила моську сестра.
«И получишь тапочкой-тапочкой», – подумала девушка.
Но начала собираться. В конце концов, проветриться не мешает. Заодно проверить, закрыта ли дверь у Глеба.
Глеб сидел в темноте. Родители еще не вернулись из гостей. А ему – что со светом, что без него… – сплошная экономия электричества. А вот в больнице он лежал на одном этаже с дедом, который потерял зрение уже лет десять назад, но все эти годы в сумерках зажигал свет. Говорил, что без него душно. Привычка – странная штука.
Процокали каблучки наверху. Наверняка не его новая знакомая, а ее сестра. Вон даже замурлыкала что-то громко и фальшиво. Попсовая песенка без смысла и мотива. К черту идеальный слух.
Прислушался, пытаясь уловить присутствие в квартире сверху еще одного человека. Ляля, как он мог убедиться, перемещалась почти бесшумно, разумеется, если не спотыкалась о коробки. Но ведь может скрипнуть пол. Или зазвучит композиция с его диска.
Однако было слышно только одну из девушек. Она прохаживалась туда-сюда, наслаждаясь собственным пением. Похоже, в наушниках. И пусть ей не хватало не только слуха, но и грации, все же звуки, производимые Лялиной сестрой, доказывали, что жизнь продолжается.
Даже стало немного досадно, когда где-то со стороны включились почти одновременно дрель и пылесос. Звукоизоляция на грани фантастики!
Надев наушники, попытался расслабиться под «Mozart L'Opera Rock», не себя же слушать. Откинулся в кресле и прикрыл глаза. Можно не прикрывать, конечно. Но так возникало ощущение, что все по-старому. И мелькающие в воображении картинки – не давние воспоминания, а сегодняшние или вчерашние видения.
Возвращаясь из супермаркета, Лиля остановилась на мосту. Сумерки постепенно поглощали город. Вместо привычных глазу зданий из темноты выступали светляками зажженные фонари и разноликие окна. Сказочным зверем прополз внизу желтоглазый поезд. Пассажиры, наверное, спешили домой.
Лиля никуда не торопилась. Она перегнулась через перила и смотрела вниз, в седую, мутную зыбь, вслед едва поблескивающим рельсовым дорожкам… Прямо перед глазами пронесся желтый, усохший по краям лист. Откуда он залетел сюда? Каким ветром его принесло?
Лист – это она, Лиля. Свободная и зависимая одновременно. Летит, но только туда, куда несет ветер. Выражающая в танце свои мысли, но не способная произнести хотя бы пару слов. Потому что все слова оборвались с нечаянным полетом, завершившимся на асфальте. Мама мыла раму. Рама сломала маму.
Лист исчез в пелене дождя под мостом. Звякнула эсэмэска. Отец. «Что решили насчет дня рождения Регины?» Ничего. Даже не вспомнили. Но хорошо, что в этот раз обошлось без «мамы». Девушка зябко поежилась и, накинув капюшон, пошла домой.
У подъезда Лиля вскинула голову кверху. Окна Глеба были темны и молчаливы. Наверное, лег спать. С другой стороны, что он, маленький мальчик, в это время спать? Она же не спит – бродит по улицам в компании двух шоколадок и собственных мыслей.
А Глеб, наверное, сидит в темноте. Слушает любимые композиции или аудиокниги. Интересно, что ему нравится? Прикольно будет обменяться.
Свет фар подъезжающей машины на миг ослепил девушку и заставил отпрянуть. Из автомобиля вышли новая соседка и высокий, статный мужчина, которого слегка пошатывало, пока он расплачивался с таксистом. Они, так же как Лиля, задрали головы и посмотрели на окна. Девушке показалось, что женщина тут же помрачнела, словно одним ловким движением стерла с лица приевшийся грим. А мужчина принялся ей за это выговаривать. Или за что-то другое, неприлично же подслушивать.
Родители Глеба? Девушка скупо кивнула им и забежала в подъезд. Вызвала лифт, надеясь, что они задержатся на улице. Ей бы со своим папочкой разобраться. Чужие родные с их проблемами и вопросами пусть остаются за стеной Лилиного молчания.
Глава 5
Понедельник – день… недели
Понедельник выдался на редкость длинным и занудным. Накануне родителей познакомили с каким-то медицинским светилом. И оно соблаговолило лично осмотреть Глеба в своем центре – мать не стала тянуть кота за хвост, хоть отец отнесся к нетрезвым излияниям нового знакомца со здоровым скептицизмом, и повезла сына в клинику.
Глеб терпеть не мог этот запах стерильности, эти отдающиеся в длинных коридорах звуки, вкрадчивые расспросы персонала и такие же вкрадчивые шаги в специальных тапочках на резиновой подошве. А самое главное – призрак надежды. Он был страшнее всего. Маму быстро охватывала уверенность, что уж этот-то врач обязательно поможет. Подберет правильное лечение, выпишет чудодейственные лекарства, направит на одни анализы, другие, третьи…
Потом, рано или поздно, но обязательно наступал отходняк, болезненный, труднопереносимый. Мать с энтузиазмом заявляла, что не особенно-то и верила, но попробовать ведь стоило? А потом тихонько плакала, думая, что никто не замечает. В этот раз будет так же, можно спорить на что угодно.
Глеб предпочел бы, чтобы его просто оставили в покое. Прозрение, исцеление, отращивание новой конечности взамен старой, увы, возможно только в сказках для маленьких девочек и мелодрамах. В реальности даже то, что пальцы на руке почти восстановили гибкость и чувствительность, – уже чудо и прорыв. И давать себя вертеть, рассматривать, протыкать иглами – просто глупо.
Глеб лаконично отвечал на задаваемые вопросы: не болит, не тревожит, не хочется, не можется, не-не-не… Потом мать начала подробно вспоминать восстановительный период после аварии, и он просто предпочел уйти в свои мысли. Поэтому не сразу отреагировал, когда опять переключились на него. Светилу пришлось повторить обращение дважды, повысить голос и даже стукнуть по столу.
– Что, простите? Задумался, – пробормотал юноша.
– Я говорю, в карте записано, что была попытка самоубийства. Посещали ли вас снова подобные мысли?
– Меня и в первый раз не посещали подобные мысли, – недобро усмехнулся слепой. – Я просто потерял равновесие.
Ему стало как-то плевать, как это все будет выглядеть. Он встал и, неуверенно передвигаясь, вышел из кабинета. Опустился в кресло, нащупав его справа от двери. Пусть они там побеседуют. Добавят пару новых страниц в медицинскую карту. Но без участия Глеба.
Мать вышла не скоро. Юноша успел позлиться, поскучать, пожалеть, что оставил наушники дома, досчитать до тысячи и начать обратный отсчет.
Присела рядом в соседнее кресло. Вздохнула. Взяла сына за руку, потискала.
– Зачем ты так? – прошелестела, едва перебивая телевизор, что-то бубнящий в просторном холле. – Он ведь хочет помочь.
– Мама, мне уже помогли.
– … Он считает, что у тебя эмоциональная дестабилизация, – продолжала она, не слыша его возражений. – Это мешает выздороветь.
– Я спокоен как никогда.
– Ведь каждое наше заболевание имеет под собой какую-то глубинную подоплеку. Вот ты чего-то не хочешь видеть…
– Да, эти стены, белые халаты и процедурные кабинеты. Я хочу домой. – Юноша постепенно повышал голос.
– И если ты осознаешь эту проблему, то начнешь прозревать…
– У меня повреждено что-то в голове, и поэтому я ничего не вижу, мама! Если тебе обязательно консультироваться с каким-нибудь дорогостоящим шарлатаном, больше не впутывай меня, пожалуйста! Найди у себя болячку и лечи!
Она замолчала. Чьи-то шаги сначала раздались по коридору, а потом стихли. Юноша высвободил свою руку из материнских тисков и встал.
– Дай мне денег на такси! – потребовал громко и четко. Пусть потом жалуется отцу, лишь бы не шелестела тут, как умирающие осенние листья под натиском ветра.
Ну и денечек выдался! Понедельник во всех смыслах. Лиля со вздохом оглядела раздувающуюся прямо на глазах лодыжку. Кроссовка не налезет, это точно.
– Ты как? – Майка присела рядом на скамейку и хлопнула по плечу.
Вопрос был не иначе как риторическим. Или у подруги что-то со зрением.
