скачать книгу бесплатно
Завтра день похорон. Девочки взяли на себя организацию погребения, а я поминки. Купив фотоальбом с видами Москвы и большой красивый бокал для чая с блюдцем с картинкой Кремля и Красной площади для Мишиного отца, я поехала в кафе договариваться о проведении поминок.
Глава 6
В новый высотный дом я въехала сравнительно недавно. До этого мы жили с сыном, а потом и с невесткой в квартире, из которой выпорхнул мой муж. Но, подкопив кое-какие средства и получив от Олега недостающую валюту, я купила небольшую двухкомнатную квартиру в новом доме на двадцать втором этаже, о чем ни разу не пожалела. Прекрасный вид на всю Москву. Недалеко улица, где раньше жила я, а теперь семейство моего сына.
– Как мне не хочется никуда идти. Отказаться неудобно, – размышляла я, разглядывая своё вечернее платье, купленное для таких случаев.
Тёмно-зелёный цвет скрывает все мои появившиеся со временем недостатки, а длинный прозрачный воздушный шарф такого же цвета придаёт платью нарядность. На месте сумочка, туфли, рубиновая капелька, подаренная Мишкой, который всегда пристально смотрит на неё, когда я убираю воздушный шарф и открываю его взору своё декольте.
– Ну да! Прямо на капельку и смотрит! На декольте облизывается, паразит! – пробурчала я, – совсем настроения нет. А браслет? Господи, неужели я забыла браслет? – открыв сумку, я вынула брошюрку с портретом Никанора и коробочку с Мишиным подарком.
– Как человеку с таким лицом можно доверять? Я понимаю, если мошенник притягивает к себе простаков своей доверительной внешностью. А этот паук настоящий. Интересно, какие сети он раскинул? Чем приманивает или запугивает своих жертв? Компромат? Неужели у соседей по даче такая жизнь интересная была, что теперь их так легко можно скомпрометировать? Или что с испугу они свои участки с домами подарили этому упырю? Надо их родственников расспросить, почему они не боролись с этим толстячком. Кто же ты такой Никанор? Может, мне уже всюду убийцы да преступники кажутся? Подожди! Ты у меня ещё попрыгаешь! – показав портрету кулак, я вытащила коробочку с браслетом. Рубиновая капля засверкала, словно перекликаясь с колье на моей груди.
Подготовив свой наряд и сварив кофе, я открыла коробку с бумагами Людмилы. Очень интересно посмотреть, что в ней находится. До прихода Миши у меня осталось некоторое время, и я освободила свёрток, оставленный мне Людой, от прозрачной плёнки. В нём был старенький потрёпанный семейный фотоальбом. На первой странице красовался портрет миловидной женщины со строгим лицом.
– Наверное, мать Людмилы. Вроде как ничего женщина. На учительницу или директрису школы похожа, – подумала я. Здесь были фотографии каких-то людей.
– Ой! Какой маленький пупсик! Люда, наверное, – на фото в профиль был снят молодой мужчина, держащий в поднятых руках маленькую девочку в кружевном чепчике и белой лёгкой распашонке.
– Отец, наверное.
Дальше лежали разные фотографии взросления Людмилы. Вот первые её шажки, вот ей годик. Всё как у всех. Только что-то меня настораживало в этом альбоме. Почему она его так тщательно хранила, что даже отнесла на работу и держала взаперти в сейфе? Что может быть необычного в нём? И главный вопрос: почему она оставила его мне?
Послышался звук домофона. Это за мной приехал Миша. Я открыла дверь и удалилась в свою комнату, чтобы надеть приготовленный наряд. Выйдя при полном параде из комнаты, по лицу Михаила я поняла, что он очень доволен моим внешним видом. Я накинула на плечи меховое пончо, взяла кавалера под руку, и мы вышли из квартиры.
Этот ресторан мы с Мишей ещё не посещали. Каждый раз, когда он прилетает в Москву по своим делам, мы отмечаем его приезд посещением одного из театров. А перед отъездом он ведёт меня в ресторан, выбирая его на своё усмотрение. Этот его незапланированный приезд совпал с моим торжеством по случаю вступления в пенсионный возраст и женским днём. Но сейчас у меня было совсем не театральное настроение.
Надо сказать, театр я люблю и посещаю с удовольствием. А вот ресторанная обстановка на меня действует угнетающе. Сейчас, конечно, не то, что раньше. В ресторанах тихо, красиво, иногда вкусно. Но Мишу надо уважить. Когда у него получится ещё раз посетить Россию.
Мы зашли в уютный зал. С эстрады неслась приятная мелодия, наигранная пианистом, которая располагала к тихим беседам. Михаил всегда сам просматривает меню, он давно изучил мой вкус, да и хорошо разбирается в названиях блюд. Пока он делал заказ, я осматривала помещение и людей, находившихся в зале. За столиками сидели, ворковали, в основном молодые пары. Моё внимание привлёк толстенький пожилой мужчина, вальяжно развалившийся в полу-кресле одетый в шикарный дорогой костюм.
Его руку обрамлял золотой браслет с элегантными часами, а безымянный палец украшал массивный перстень. Удивляла его причёска. Обычно такой зачёс носят молодые лысеющие мужчины. У старичка блестела лысина с небольшим остатком седых волос и идеально подстриженными висками. На затылке собранный резинкой хвост аккуратно лежал на его плече.
– Опять ты людей гипнотизируешь? – усмехаясь, спросил меня Михаил.
– Если судить по физиогномике, то круглая форма головы говорит о добродушном и покладистом характере мужчины, мягкости и миролюбии. Зачастую эти люди гурманы. Они очень любят комфорт, и бывать в хороших компаниях. Совершенно не карьеристы и не стремятся к славе. Насчёт последнего не знаю, а насчёт комфорта и хорошо покушать, скорее всего, верно, – блеснула я своими познаниями.
К мужчине подошла женщина, на которую он посмотрел масленым взглядом, который словно раздевал девушку донага, выдавая его слабость к красоткам. Лицо старичка изменилось, от чего стало ещё более неприятным.
– И что она в нём нашла? Молодая, красивая, со вкусом одета, – подумала я.
Оценивающе, чтобы она не заметила, я смотрела на чудесно сложенную фигуру спутницы толстячка, на её переливающееся платье с красивым кружевным «фигаро». Чёрно-смоляные волосы, удачно уложенные назад, схвачены жемчужной лентой в хвост.
– Вот фигурка, что надо! – вздохнула я, сожалея об утраченных возможностях собственной фигуры.
– У тебя лучше, – пробормотал Михаил, даже не повернув головы в сторону молодой женщины.
– Не успокаивай меня. Я каждый день смотрюсь в зеркало, – Миша положил свою ладонь на мою руку.
Я отвлеклась от сидящей пары, так как нам подали рыбу с овощами под непонятным, но очень вкусным соусом и белое вино. Рыбы для меня много не бывает. И эта форель таяла во рту, а соус придавал ей необыкновенную пикантность. Глотнув вина, я подняла глаза на пожилого мужчину и тут чуть не уронила бокал на стол. Я поперхнулась от неожиданности и закашляла. Женщина, которая мне так понравилась, смотрела на меня испугано удивлённым взглядом. Только теперь я узнала её. Это была вечная спутница бабы Лизы – Маша, а рядом с ней сидел Никанор. Он держал в руках всю ту же трость с набалдашником в форме головы льва и искоса бросал на окружающих косые взгляды. Как я его сразу не узнала?
– Хвост завязал, хиппи старый, – выскочило у меня, – а эти физиономисты ничего не понимают. Явно он не добродушный старичок, а с каким-то подвохом.
– Ты о ком? – удивлённо спросил Миша.
– Помнишь о сектантах, которые поселились у нас в деревне? – Михаил утвердительно кивнул головой, – вот он, главарь собственной персоной, тоже отдыхает. А рядом с ним его молодая любовница. Знать бы, как их в миру зовут!
Михаил, оглянувшись на пару, стал просить меня не ввязываться в это дело.
– А я и не ввязываюсь. Я хочу, чтобы в нашей деревне был такой же покой, как и раньше. Приеду на дачу, разыщу участкового или кто там должен у нас следить за порядком. И вообще, мне кажется, смерть Люды произошла не без участия этого хвостатого Никанора.
Красиво сконструированное, по-другому не скажешь мороженное со свежими фруктами, воздушной конструкцией из карамели и шоколада, с бокалом шампанского охладило мой пыл. Но к принесённому горячему кофе я опять вспомнила весь сегодняшний день и лишь чуть попробовала поданное маленькое пирожное причудливой формы.
– Тебе не понравился десерт? – удивлённо спросил Михаил.
– Нет, я что думаю! Ой, Миш, прости! Понравился, всё вкусно, красиво, и главное, познавательно. Молодец что ты выбрал именно эту ресторацию. Ты послушай, что я скажу. Я сегодня, когда разговаривала с консьержкой, она что сказала? Она произнесла такую фразу: «так всё-таки её убили!» Представляешь? Как я сразу не придала её словам значения? «Её всё-таки убили». Ты понял?
– Нет!
– Ну и ладно! И не надо тебе ничего понимать. Ты такси заказал?
– Будет через полчаса, – ничего не понимая, ответил Михаил.
– Миш, сначала заедем на Кутузовский? Миша, пять минут, и я буду спать спокойно! Давай выйдем на улицу, подождём такси там, а то эти физиономии меня жутко раздражают. Ещё чуть и я не сдержусь.
Пока Миша расплачивался с официантом, у меня зазвонил телефон. Это была Алевтина.
– Маргарита Сергеевна, вы простите, что так поздно, но я никак не могу дозвониться к Никите в Питер. Гудки шли, а теперь и их нет.
– Может, он в очередном запое? Люда как-то сказала, что он иногда не в меру употребляет. Что поделать, теперь он в любом случае не успеет приехать на похороны. Потом я сама ему позвоню и всё расскажу.
Простившись с Алевтиной, я села в подошедшее такси.
– Марго дорогая! Скажи, куда мы едем и зачем?
– Я тебе объясняла за ужином, если ты не понял, всё потом объясню. Миш, не доставай меня сейчас!
– Что такое не доставай тебя? Ваши непереводимые обороты я никак не понимаю! – начал сердится всегда сдержанный Михаил.
Пока он возмущался, мы доехали до нужного дома.
Глубокая ночь. Но на Кутузовском шум и гул современных красивых и дорогих машин. Это соревнования дрегрейсинга. Соревнования на скорость. Модное новшество для богатой молодёжи.
– Да, наступило времечко. Во времена Союза такое разве могло происходить? Чтобы на правительственной трассе! Прямо перед такими домами! Пусть даже бывшие члены ЦК партии и правительства в них живут! Чтобы по ночам стоял такой дикий шум и рёв автомобилей без глушителей! – Произнёс шофёр, отвлекая Михаила своими сравнениями о прежней и нынешней жизни.
В глубине двора дома, стоявшего большой буквой «П» стало намного тише. Поглотителем шума здесь являлось обилие зелёных насаждений. Я подошла к нужному подъезду и нажала на кнопку домофона для вызова консьержки.
– Дама, что вы хотели? Вы к кому? – услышала я женский голос. Не зная, где расположена камера видеонаблюдения, я проговорила в микрофон:
– Я подруга Людмилы Соколовой из девяносто пятой, мне нужна дежурная, которая сегодня днём работала.
– А это вы! Проходите, что так поздно? Что случилось? – стала спрашивать меня заспанным голосом женщина.
– Как хорошо, что я не ошиблась, и вы не сменились, – обрадовалась я, увидев знакомое лицо дежурной, с которой сегодня вела шумную беседу.
– Ой, какая вы нарядная! Я бы вас и не узнала, – залепетала она, выходя из своего закутка, скорее похожего на комнату.
– Вы меня извините, я бы не заснула спокойно, пока у вас извинения не попросила! Мне так неудобно перед вами, наорала на всех! Перепугала! Но достала меня наша милиция, тьфу, как она теперь полиция подругу убили, а они, – женщина слушала в знак согласия, кивая мне головой.
– Не говорите. Но сегодня забегались, скажу я вам, все перепугались до смерти. Вызывали бригаду в каких-то балахонах. Они целый день там колдовали. Вы не переживайте, они взять из квартиры ничего не смогут. Всё описано, переписано. Дом у нас серьёзный.
Худощавая, с добрыми глазами старушка, успокаивая меня, положила свою тонкую сухую ладошку на мою руку.
– Да не в барахле дело, человека жаль, убили ведь отравой этой!
– Вот, вот и я говорю. Меня сегодня прямо осенило! Пойдемте, сядем, вот у нас креслица хорошие есть. Мы-то сейчас как работаем? Платят мало, так мы особо не держимся за эту работу. Здоровье есть – выйду, месячишко поработаю всё добавка к бутерброду, да и не скучно, а то телевизор очень уж надоел. Одна я. Если надо, подменю такую же старую курицу, как и я. Нас тут пять старух. Все рядом живём. Вот и меняем друг дружку. Это раньше охрана здесь серьёзная была, а теперь, по нынешним временам жильцам и чоповцы дороги. Да ладно!
В прошлом году, дай Бог памяти, числа какого? Нет, не помню. Летом это было. Я до обеда Семёновну подменяла, ей с утра надо было в поликлинику бежать. Вот уже где-то ближе к обеду я уходить собралась, а тут мужчина такой средних лет. Лицо как в кино у бандюг, серьёзное такое, в таком камуфляжном костюме, с сумкой. Я, говорит, к Соколовой в девяносто пятую. А я ему: Меня не предупреждали вас пускать. А он отвечает:
– Ваше право. Я сантехник. Меня Людмила Викторовна прислала кран починить, течёт у неё в ванной. Она боится, что потоп будет.
Я удивилась. Говорю: У нас свои сантехники имеются. А он мне:
– Надоело мне тут у вас стоять, у меня время, деньги. Я с её работы. Можно сказать, личный сантехник. Ваши слесаря наделают делов, да ещё денег сдерут. Она мне и ключи свои дала! Пошли, мамаша со мной, раз не веришь. Да позвони ей. Номер дать или сама знаешь?
Да и номер мобильного у нас есть. У нас правило такое. Все номера телефонов жильцов в журнал записывать. Мало ли что? Звоню, а у неё аппарат. А он говорит:
– Правильно, она на совещание в мэрию поехала. А я ждать не могу. У меня, – говорит, – работы своей полно. Деньги уплывают из рук, а я тут буду мяться у ваших ворот.
Разошёлся! Я и впустила. А вот в квартире с ним долго не могла находиться. Не имею права пост бросать надолго. Но до квартиры провела, он открыл ключами Люды, я точно знаю. У неё ещё брелок такой заметный. Она его из Земли Обетованной из Израиля привезла. Всем нам такие же брелоки подарила и пакетики с иконкой и землицей, камушками, маслице лечебное всё там, в пакетике есть. Так она такой же брелок при мне на свои ключи повесила. Такой знаете, да вот на моих ключах он. Брелок этот ещё и оберег. Видите, брелок на кисть руки похож и пять разных камушек. Так вот, на брелоке Людочки вот этого последнего зелёного камушка нет. Она, когда стала сувениры доставать, из сумки, он и выпал. Мы с ней так и не нашли его. Она этот брелок себе и забрала. Говорит, пусть у меня будет, а нам всем оставила хорошие, не бракованные. Я по смене всем старухам своим передала её подарки. Вот видишь, на обороте ещё молитва написана на их языке, чтоб, значит, оберегал. Так вот, не уберёг оберег, вот беда!
– А вы ей рассказывали об этом сантехнике?
– Так в том-то и дело, что нет! На следующий день я в больницу загремела. Потом вышла, месяц поработала. А месяц? Сколько там смен выпадает? Если сутки через трое неделя в общей сложности. Но не удалось мне с ней свидеться тогда. Да и забыла, я честно сказать, об этом. Потом в санаторий поехала. Знаешь, хороший такой санаторий.
– А почему вы решили, что Людмилу убили и почему запомнили этого сантехника? – спросила я словоохотливую старушку.
– Лицо у него такое неприятное. Одно слово – бандит. А как узнала о том, что Людмилы не стало, так почему-то сразу о нём вспомнила. Вот сердце мне подсказывает, что без него не обошлась эта трагедия.
– А вы узнали бы этого мужика? – перебила я её, чувствуя, что Миша, глядя на счетчик, наверное, с ума уже сходит со своей английской пунктуальностью, но сидит, терпит. Олег бы уже давно меня вытащил отсюда, – знаете, Анна Васильевна, я вам свою визитку оставлю, вы мне позвоните, если вдруг ещё что-то вспомните. Но смотрите, если увидите и узнаете этого сантехника, вида не подавайте. Вдруг это преступник! Вдруг это он ртуть по квартире рассовал?
– Батюшки мои! – испугалась бедная женщина.
– Скорее всего, этот слесарь был настоящий. Если бы нет, Люда догадалась бы, что дома что-то не так и заявила бы в милицию, то есть полицию, – старалась успокоить я пожилую женщину, – всё, я побежала, а то дождусь, что кавалер сейчас меня убьёт. Представляете, в такси ждет, сидит, терпит!
– Ой, такси! Деньжищ-то сколько проговорили! Беги, беги, милая! – запричитала Анна Васильевна.
Я запрыгнула в машину и, видя обиженную физиономию английского кавалера, расцеловала его в обе щеки. Глядя в зеркало на улыбающегося и довольного от щёлканья счётчика шофёра, я сказала:
– Вот в Англии мужики! Не то, что у нас! Видит человек, что у женщины дела неотложные, и ждёт! Ни слова упрёка, а вы бы, русские, сейчас всю дорогу пели свои песни да сколько можно, да вечно жду! Вот мужики! – Миша сиял. Потом улыбаясь, смущённо произнёс:
– Да ну тебя! – у него это получилось так смешно, что мы с шофёром просто грохнули от смеха.
– И ничего здесь не так смешного, – от смущения он немного забыл русский язык. Не переставая смеяться, я ответила:
– Ваши непереводимые обороты я никак не понимаю! Всё, Мишенька, – сказала я ему, когда автомобиль притормозил у моего подъезда, – завтра похороны, ты время знаешь, если хочешь, подъезжай сразу к кафе.
– К сожалению, нет, дорогая, завтра дел тоже много встретимся в Шереметьево послезавтра. Не забудь, я вылетаю в четырнадцать двадцать по Москве.
– Обязательно приеду и для твоих родителей подарки привезу.
– Сколько тебя просить? Ты меня вечно мучаешь своими пакетами. Маме нельзя так много сладкого.
– Успокойся, твоя мама славянка? А нам, славянам, всё можно. Всё, спасибо тебе за вечер. Ты мне очень помог сегодня.
Ещё раз на радость Михаила, чмокнув его в щеку, я зашла в свой подъезд.
Глава 7
Дома, упаковывая подарки для родителей Михаила, я представила, как обрадуется его мама, получив свои любимые конфеты. Даже странно, моя бывшая свекровь и мать Михаила чем-то были внешне схожи. Мама Миши, чешка по национальности, тоже полная женщина, невысокого роста и такая же сладкоежка. А вот отец – типичный англичанин. Его облик оправдал мои представления об английском мужчине: высокий, стройный, с интеллигентным лицом и сдержанными манерами. Он всегда вежлив, галантен.
Миша похож на своего отца, но в его характере явно присутствует славянская открытость, радушие, простота, доставшаяся от матери. Чем-то он схож с Олегом такой, как и он, высокий. Да нет! Олег красивее, а каким красавцем в молодости был. Неугомонный балабол. Таким и остался. Он и в молодости уболтал меня. И теперь пытается. Понятно, дело к старости идёт. Хочется семейного уюта, постоянства и покоя. А сам, после моего очередного отказа объединиться, находит молоденькую секретаршу, плавно переходящую в его спальню. Думает, воспитает хорошую жену. Только они его начинают на свой манер воспитывать. Их понять можно. Молодость не терпит запретов. Хочется шума, веселья. А бедному Олегу после двух месяцев бурной жизни – покоя и тишины. Тогда и начинает ко мне бегать домашней едой лечить свои нервы. И всё по новой. Нетушки. Всё! Теперь подавитесь. На пенсии я! Сама себе принадлежу. Никаких обязательств, только свобода.
С такими мыслями я добралась до постели, чтобы ранним утром с горячим кофе в красивой любимой чашке наблюдать из окна квартиры рассвет над Москвой. В благостные дни, когда мой город не накрывает армада тёмных туч, а из чёрного плаща ночи сверкает край золотого платья рассвета, я прилипаю к окну для просмотра волшебного представления. Рассвет везде, в любой местности красив. Но когда ты видишь, как золотые сияющие лучи чуть проснувшегося солнца, словно своё дитя, обнимают пространство мегаполиса, одаривая его всеми космическими красками, в душе появляется ощущение счастья, защищённости. В такие минуты мои мысли улетают в детство.
Там, в нашей маленькой квартирке, на рассвете нас с братом поднимала с постели мама, и мы стояли с ней, обнявшись, у балконной двери и слушали заливистую трель соловья из соседней рощи. В глазах мамы сверкал отблеск рассвета. Её тепло сливалось с теплом первых лучей солнца, от чего счастье заполняло всё моё, ещё не знавшее тревог сердце.
Наверное, это и есть миссия женщины наполнять свою душу теплом, которое даёт ей природа, для того, чтобы потом отдать это тепло своему ребёнку. Моё мнение: женщина – аккумулятор. Она создана Богом для принятия, переварку, переработку в себе всех негативов, накапливающихся в близких: мужей, родителей, детей, чтобы потом заряжать их космической энергией, гармонией. Отдавать им тепло солнечных лучей, дарить улыбку красочного рассвета и всё для того, что бы все вокруг чувствовали себя счастливыми. Потому что только понимание гармонии, полученной в детстве от матери, делает человека счастливым.
Зрелище с завораживающими картинами утреннего и вечернего неба, как и собирание фарфора – мой «пунктик». Он тоже из моего детства. Да что говорить, как сказал кто-то из умных и знаменитых: все мы родом из детства.
В нашем доме практиковались совместные обеды. Обязательно в большой комнате, за большим круглым, правильно сервированным столом, покрытым красивой белой, с маминой вышивкой по кругу скатертью, с такими же вышитыми салфетками, со старинным старым супником. Родители с определённого возраста учили нас правильно употреблять вино, ликёр, коньяк. Благо, тогда в стране были прекрасные крымские, молдавские, армянские, да и ростовские вина. Поэтому, попав в семью мужа, я удивлялась, почему надо второе блюдо есть из тарелки, предназначенной для первого, споласкивая её для этого под краном.
Так что второй мой пунктик я передала и своим детям. И в их семьях правило – употреблять пищу из изящных тарелок, чашек, супниц. Они привозят со всех стран, где бывают, и дарят мне необычные красивые штучки для сервировки стола. И этой всей красотой мы пользуемся, а не просто собираем. Все родные и близкие знают, что я могу простить любую оплошность, не заметить испорченного крана или поломанных очков, но моя нервная система не выдержит, если на моих глазах разобьется красивая фарфоровая вещица. Я могу реветь часами и разбитую драгоценность не забуду никогда.
Вот эту чашку из Стаффордширского фаянса преподнёс мне в подарок отец Миши. Вторая такая же у меня на даче. Они сделаны на частном английском заводике. Много любимых и дорогих моему сердцу фарфоровых штучек стоит в красивых горках на даче. Но и здесь, в московской квартире, есть на что посмотреть.
Сегодня из-за серых плотных облаков солнышко не показалось. Одевшись соответственно похоронам, я поспешила к моргу. Вместо венка с лентой, с написанным на ней стандартным набором слов, я купила большую охапку тюльпанов, которые очень любила Люда.
Март в Москве – это ещё не совсем весна. И хотя нас природа порадовала тёплой погодой, на международный женский день, сегодня, одиннадцатого марта, пошёл снег. Пушистый, мягкий снежок. Хорошо, что не дождь со снегом и ветром, как это всегда бывает, когда нужна, просто необходима хорошая, умеренная погода.
Похоронили мы Людочку на Митинском кладбище. Приехал весь коллектив её салона. Из мужчин был только мой Олег. Он принёс красивую корзину с цветами. Бросив ком земли на опускающийся гроб Люды, закуривая сигарету, он пошел к автобусу. Свежий холмик я обсыпала чуть распустившимися тюльпанами. Девочки установили фотографию Люды, на которой она была молодой, красивой, с пышными, чуть волнистыми волосами. Постояв ещё немного, мы заплаканные и расстроенные двинулись по направлению к автобусу.
Отойдя на приличное расстояние от места захоронения, я обернулась и с удивлением заметила, что около обсыпанного цветами холмика стоит мужчина, в его руках алели две гвоздики. Постояв, он положил их около фотографии Людмилы. Я быстро отвернулась, решив, что это Никита. Он каким-то образом узнал об её смерти и приехал проводить в последний путь.
– Что такого? Я тоже узнала о гибели подруги из передачи по телевизору.
– Что вы сказали? – обратилась ко мне Алевтина, рядом с которой я шла.
