banner banner banner
Берегиня
Берегиня
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Берегиня

скачать книгу бесплатно


– У меня есть выбор?

– Выбор есть всегда. Так ты будешь отвечать или мы напрасно тратим время?

– Спрашивай.

– Два дня назад в одиннадцати километрах юго-западнее Шали ты и твои подельники сбили вертолёт федеральных сил. Нас интересует личность эмиссара, который был в этом вертолёте: кто он, откуда, цель его заброски на территорию республики?

Куркаев поднял глаза и презрительно посмотрел на собеседника.

– Я маленький человек, честно делаю то, что мне поручают. Нам была поставлена конкретная задача, и мы её выполнили. Мне нет никакого дела до эмиссара. Главное, что он не достался вам, да благословит Аллах его душу.

– Когда вертолёт упал, вы забрали тело эмиссара и добили наших раненых ребят! Так? – повысив голос, спросил Замятин, сжав кулаки до хруста костяшек.

– Вас сюда никто не звал.

– Старая песня! – махнул рукой Замятин.

– А мне плевать! – Куркаев сардонически ухмыльнулся.

– А груз, что был с эмиссаром, вы его нашли? – поинтересовался майор Скворцов.

– Нет. Возле вертолёта мы обнаружили след волочения. Предположив, что одному из ваших посчастливилось выжить и уползти, я решил взять одного из братьев в помощь и пойти вместе с ним по этому следу. Остальных отправил прочесать местность вверх по склону. – Куркаев закрыл лицо трясущимися руками, его голос дрогнул. – Ч-через пятьдесят м-метров мы подошли к зарослям т-терновника… я не видел… сильный удар в грудь. Она сбила м-меня с ног и вцепилась в горло напарнику.

– Кто «она»? – Замятин переглянулся со Скворцовым и со следователем. («Я же вам говорил», – прошептал последний.)

– Б-большая волчица. Я т-таких огромных в-волков в жизни не видел.

– Ты можешь описать, как она выглядела?

Услышав вопрос Замятина, Павлов страдальчески закатил глаза: и этот туда же!

– Размером с телёнка, мощные сильные лапы, большие острые клыки. Шерсть в крови. А ещё глаза… они светились холодным зелёным огнём.

– Всё? Или ещё что-то запомнилось?

– У неё на шее висел амулет – м-медвежий коготь.

– Как ты определил, что это волчица? Она дала у себя под хвостом посмотреть? – с издёвкой в голосе поинтересовался Павлов, но тотчас осёкся, встретив недовольный взгляд разведчика.

– Разодрав г-горло напарнику, она подошла ко мне… а я… как парализованный, ничего не мог сделать.

– Ты не ответил на вопрос! – рявкнул Замятин.

– Она приказала встать и идти вперёд.

– Как она это сделала?

– Я услышал её голос у себя в голове.

Разведчик взял с тумбочки свою кожаную папку для документов, достал из неё фотографию. Закрыв указательным пальцем лицо человека, запечатлённого на снимке, встал, подошёл к Куркаеву и показал ему фотографию.

– Эту волчицу ты видел?

Едва взглянув на фото, Куркаев, сделавшись белее мела, вскочил на ноги и бросился было к двери, но, встретив на своём пути преграду в виде увесистого кулака разведчика, кубарем укатился к окну и, обхватив голову руками, по-собачьи завыл, повторяя: «Это шайтан, шайтан!» Услышав шум, в кабинет вломились конвоиры, скрутили бьющегося в припадке Куркаева и выволокли в коридор.

– Он реально до смерти напуган, – Замятин с довольным видом потёр руки (ему всё же удалось отвести душу), – а вы его в умалишённые записали. Не сам же он решил вытащить нашего офицера и сдаться в плен. Его явно кто-то принудил.

– Разрешите? – Рука Павлова самопроизвольно потянулась к фотографии.

– Да ради бога! – Не открывая лицо человека, разведчик показал снимок следователю. – Фотографию мы нашли в личных вещах этого парня. Он был лучшим из лучших. Ладно, того, что было, уже не вернёшь. А жаль.

– Он умер?

– Типун тебе на язык! В тяжёлом состоянии, врачи борются за его жизнь. А вот ребят не вернёшь – вот трагедия. И это за неделю до замены.

– Соболезную. А где сделана эта фотография?

– А вот это вам знать не обязательно! Ясно? – не понравилась Замятину излишняя любознательность следователя, а ведь казался не глупым.

– Я в том смысле, что очень уж похоже на фотомонтаж. Ну право же, таких огромных волков не бывает.

– А ты Куркаева ещё разок поспрошай, ежели своим глазам не веришь. Ладно, всё, что было нужно, мы узнали. Спасибо за содействие. Появится что-то новенькое – маякни. Куркаева и все материалы по делу заберёт майор Скворцов. Вопрос с вашим ведомством уже согласован.

– Да, и наш тебе совет, майор: забудь про то, что здесь услышал и увидел, – Скворцов подошёл к столу и властно уставился на следователя, – от греха подальше. Вопросы?!

– Нет вопросов!

Попрощавшись с гостями, Павлов закрыл за ними дверь, подошёл к окну, открыл настежь форточку. Прохладный свежий воздух ворвался в кабинет. Павлов с наслаждением вдохнул его полной грудью, и его лицо исказилось довольной ухмылкой.

Глава 1. Беда не приходит одна

Жизнь – хитрая штука. Как только у тебя в руках оказываются все карты,

она вдруг начинает играть в шахматы.

    Неизвестный автор

Главный военный клинический госпитальимени академика Н. Н. Бурденко.

Москва. Июнь, 2000 год

Это сейчас, успокоившись, взвесив все за и против, я принял как данность тот факт, что из госпиталя выпишусь гражданским человеком. А ведь совсем недавно даже слышать не хотел об этом.

«Я здоров! – твердил всякий раз, как заведённый, едва в мои покои заглядывало очередное медицинское светило с обходом и призывало смириться с предстоящей комиссацией из армии. – Руки-ноги на месте, голова варит. Чего вам ещё нужно?»

Глядя на непробиваемое выражение лица посетившего меня эскулапа, хотелось рвать и метать, писать рапорты, доказывать, требовать. На худой конец, хотелось заехать кому-нибудь по физиономии, лишь бы меня услышали, лишь бы отпустило. И меня отпустило. Не сразу, по чуть-чуть, по мере выздоровления. Через капельницу, воткнутую в вену, капля за каплей мой внутренний мир наполнялся лекарственными растворами, приправленными спокойствием и умиротворением, причём последние два ингредиента, судя по всему, поступали в мой организм в лошадиных дозах.

Всё бы ничего, прохлаждайся я в общей палате с такими же страдальцами. Так нет же! Из реанимации меня перевели в «одноместные апартаменты», в четырёх стенах которых я выл от тоски, разглядывая потолок в часы, свободные от процедур и чтения книг из госпитальной библиотеки. Процедуры, в том числе не самые приятные, я ждал как манны небесной, испытывая непреодолимую тягу к простому человеческому общению, особливо с представительницами прекрасной половины человечества, в чьи заботливые руки я и попадал в процедурных кабинетах.

Но не только медикаментозной терапией прививали мне любовь к новой для меня, гражданской жизни. В один из июльских дней, вырвавшись из сладостных объятий Морфея после полуденного сна и с трудом разорвав тяжёлыми веками паутину снов, сплетённую из обрывков яви, я увидел её – единственную и неповторимую подругу дней моих суровых, невесту верную мою. О таком подарке я не смел и мечтать. Рита, присев на краешек кровати, нежно гладила мою руку.

– Привет! – её голос дрогнул от волнения. – Извини, я не хотела тебя будить.

– Разве можно спать в присутствии такой красивой девушки? Ты не представляешь, как я рад тебя видеть! – Аккуратно, не делая резких движений, сажусь (я хоть и хорохорюсь, а движения мне даются с трудом и отдаются невыносимой болью в позвоночнике), сгребаю в объятия и впиваюсь губами в её нежные губы. Она отвечает мне столь же жадно и страстно.

Что может быть прекраснее страстного поцелуя после долгой разлуки двух любящих сердец? Правильно, только его продолжение. Но, к сожалению, не здесь и не сейчас – в моём теперешнем положении любовник из меня тот ещё.

– Ой, Лёшка, что ты со мной делаешь? – томно прошептала Рита, когда мы, задохнувшись, разомкнули наши губы.

– То же, что и ты со мной! – Обнял её, прижав спиной к себе. Она положила голову мне на грудь, а я, зарывшись носом в её волосы, сидел и млел. – Как ты узнала, что я в госпитале?

– Дядя Ваня получил телеграмму. Примчался к нам. Предки посовещались и делегировали гонца. – Она посмотрела на меня, по её щеке катилась слеза. – Лёшка, если бы ты знал, как я испугалась.

– Верю. – Целую её в макушку и обнимаю ещё крепче. – Когда всё это закончится и меня выпишут, первое, что я сделаю, – поведу тебя под венец. Хватит! Сколько можно мучить друг друга!

– Собрался, не подпоясался!

– Не понял?

– Я не могу пойти с тобой под венец, – отвернувшись, сказала она и нарочито долго держала театральную паузу, не озвучивая причину своего отказа, тем самым провоцируя меня на разные неприятные мысли. И у неё это получилось.

– Ты вышла замуж? – У меня аж сердце зашлось от мысли, что я её потерял. – Конечно, кому теперь нужен муж-инвалид?

– Дурак! – взвилась она. – Инвалид ты для врачей, а не для меня! Ну сам подумай: целовалась бы я с тобой, будучи замужней женщиной или засватанной девицей?

– Некоторых это не останавливает.

– Я не некоторые, и ты это прекрасно знаешь!

– Тогда в чём дело?

– Сколько ты тянул с женитьбой? А?! Вот я и решила проучить тебя. Не думала, что ты вот так отреагируешь. Извини. Я не могу пойти с тобой под венец, потому что некрещёная. Ты, кстати, тоже.

Такая вот она у меня. За это и люблю. Наши губы вновь слились воедино.

Заведующий отделением, учитывая тот факт, что лежал я в отдельной палате и Рита хоть и фармацевт, а всё же младший медицинский специалист, разрешил моей ненаглядной круглосуточное пребывание подле меня, выделив раскладушку, чему мы оба были несказанно рады. Две недели вместе – это дорогого стоит.

К концу первой недели её пребывания моё самочувствие значительно улучшилось, появился здоровый румянец на округлившихся щеках, и вообще. А всё потому, что самое лучшее лекарство для человека – это любовь и забота, и Рита справлялась с ролью сестры милосердия на отлично. Одни отвары целебных трав, что готовила она, чего стоили! Благодаря нашим долгим беседам по вечерам я окончательно смирился с досрочным выходом на пенсию. Ну действительно, чего ерепенился? Не с такими увечьями возвращались с войны мужики – и продолжали жить. Вот хотя бы деда моего взять. Ведь живого места на нём не было, когда вернулся с фронта, и ничего. Бабуля замуж за него вышла и выходила. А мы с Ритой чем хуже? Вот и решил я более не гневить бога: живой, и ладно. Руки-ноги целы, голова на месте, и варит к тому же. Да и привлекательностью морды лица бог не обидел. Как там в песне у Высоцкого поётся? «Я вышел ростом и лицом. Спасибо матери с отцом…» Но оставим это для моей ненаглядной. В общем, где наша не пропадала, когда за спиной такой крепкий и надёжный тыл?

За несколько дней до отъезда Риты, едва мы вкусили яства, приготовленные на обед поварами госпиталя, и она понесла грязную посуду в пищеблок, ко мне нагрянул посетитель, видеть которого я был рад не меньше, чем суженую. Я давно порывался связаться с ним: имелся у меня, знаете ли, ряд вопросов, на которые он мог ответить или, воздействуя на рычаги своей власти, мог призвать к ответу других.

– Здравствуй, Алексей! Выглядишь бодрячком! Так держать! – выпалил с порога подполковник Замятин, мой наставник, командир и с некоторых пор друг семьи, поставил на пол принесённую сумку (кстати, очень похожую на мою, оставшуюся в Чечне) и протянул руку для рукопожатия.

– Здравия желаю, Олег Геннадьевич! Рад вас видеть! Какими судьбами?

– Приехал проведать воспитанника и боевого товарища. Поговорить о том о сём. И вообще… – Его взгляд остановился на собранной раскладушке в углу. – А ты, я смотрю, в палате не один?

– Это ко мне невеста приехала.

– Не лукавил, значит, начальник госпиталя, когда обещал оказывать всяческое содействие.

– А-а, так вот оно в чём дело?! Одиночная палата, особый уход, послабления режима…

– А ты как думал? Мы своих в беде не бросаем!

– Спасибо! Мне без Риты в разы тяжелее было бы со своими мыслями справляться.

– Это не та ли русоволосая красавица с толстенной косой и с тарелками в руках, что повстречалась мне в коридоре?

– Она.

– Давно встречаетесь?

– С пелёнок.

– Ничего себе! Молодцы. Ладно, пока она ходит, у нас с тобой есть немного времени, чтобы переговорить с глазу на глаз. – Подполковник выглянул за дверь и, убедившись, что за ней никого нет, сел на край кровати. – Напряги память, Алёша. С ответом не торопись. Когда вам на хвост сели боевики?

– А тут и напрягаться нечего. Через час после того, как мы получили из центра добро на выход в точку эвакуации. Только на хвост они нам не садились – они ждали нас на точке эвакуации, поэтому я и перенаправил вертушку на запасную точку.

– Боевики из заброшенного аула могли пойти по вашему следу?

– Исключено. В ауле было семнадцать бармалеев плюс эмиссар. Во время его захвата мы минусовали семерых, предварительно засеяв «озимыми»[12 - Засеять «озимыми» – установить мины ОЗМ-72 (армейский сленг). ОЗМ-72 (осколочная заградительная мина) – противопехотная мина кругового поражения, выпрыгивающая на высоту около 0,6—0,8 метра. Радиус сплошного поражения готовыми поражающими элементами – 25 метров. – Прим. автора.] дворы домов с другими боевиками. Тех, кому посчастливилось уцелеть, «собирая урожай» во дворе, покрошило бы в «зелёнке», увяжись они за нами. Так что вывод напрашивается сам собой – нас слили.

– Контрразведка занимается этим вопросом. К сожалению, пока безрезультатно. Скажи, ты смотрел, что было у эмиссара в рюкзаке?

– Особо не разглядывал, но точно знаю, что были там какие-то документы, кредитки, баксы в банковских упаковках, паспорта, компьютерные диски, аппаратура для спутниковой связи и так, по мелочи – барахло всякое. Всё самое ценное было запаяно в пластиковые пакеты, их мы не вскрывали.

– В чём всё это было и кто из твоих ребят нёс?

– В тактической трёхдневке натовского образца, расцветка – тропический камуфляж. Свой рюкзак я на эмиссара повесил, а этот на себя надел. А что?

– А то, что этот рюкзак пропал сразу после падения вертолёта. На тебе его не было. Чеченца, что тебя вынес, мы допросили. Ни он, ни его подельники рюкзак не видели. Но спустя сутки после трагедии в расположении отряда, возле штабной палатки, дневальный наткнулся на бесхозный рюкзак. Как и когда он там оказался, никто не видел. Сапёр, проверив его, ничего подозрительного не нашёл, разрешил открыть. В нём было всё то, что ты только что перечислил. Документы, что были в рюкзаке, настоящая бомба. Мы передали его содержимое коллегам из ФСБ, и, насколько я знаю, они уже взяли в разработку несколько человек из властных структур и силовых ведомств. В том, что их ждёт дорога в места не столь отдалённые, я даже не сомневаюсь. Меня интересует другой вопрос: что за волчица помогает тебе?

– Какая ещё волчица?!

– А то ты не знаешь?

– Первый раз слышу! – соврал я, и глазом не моргнув. – Вы лучше скажите, что с моими ребятами и что за чеченец меня вынес?

Замятин вкратце рассказал о том, что знал сам, о том, что поведал Гайни Куркаев. В тот злополучный день на перехват нашей группы выдвинулись три группы боевиков. Если от боевиков, ожидавших нас на точке эвакуации, нам удалось отбиться, то две другие группы, узнав об этом, выдвинулись в район запасной точки эвакуации. Олег Геннадьевич быстро, но довольно-таки подробно набросал в блокноте схему местности, обозначил места, откуда боевики вели огонь по вертолёту, и успокоил, сказав, что в наших действиях не было ошибки. В сложившейся ситуации просчитать действия боевиков, у которых на руках были координаты точек эвакуации, мы просто не могли. Зачем он так подробно и со всей основательностью рисовал и рассказывал тактическую обстановку, мне было невдомёк, но перебивать его я не стал. Пересказывая историю с участием волчицы, он наблюдал за моей реакцией, но мысленно я был там, в горах, в «зелёнке», рядом с верной подругой и спасительницей. А ещё он сказал, что я единственный, кому посчастливилось выжить в той мясорубке.

– Вот такие дела, брат ты мой. Так что теперь твоя очередь отвечать на мои вопросы. Имей в виду, вся эта мистика наверх не ушла, иначе нас всех, как Гайни Куркаева (который, кстати, не доехал до следственного изолятора – помер от угрызения совести), запишут в умалишённые. Мне и ещё одному человеку из ФСБ до жути интересно, как вообще всё это возможно.

– А с чего вы взяли, что я знаком с ней?

Страдальчески вздохнув, Замятин дотянулся до принесённой им сумки, достал из бокового кармашка фотографию и, смутившись, подал мне.

– Ты извини, я взял её, когда парни укладывали твои вещи и вещи ребят. Куркаев опознал волчицу по этой фотографии, так что отпираться бессмысленно.