скачать книгу бесплатно
Мать много всякой еды принесла ей в плетёной корзине,
Мех, что из шкуры козы, с благородным вином подала ей,
Сладостей разных дала. И царевна взошла на повозку.
Мать ей дала и сосуд золотой с благовонным елеем,
[80] После купания чтоб натереться и ей, и служанкам.
Вот Навсикая взяла гибкий бич и блестящие вожжи,
Мулов стегнула бичом и, зацокав, они побежали
Рысью проворной, везя и царевну к реке, и одежду.
Вслед за повозкой, спеша, и служанки пошли молодые.
[85] Скоро достигли они устья дивной реки многоводной.
Были устроены там водоемы: вода в них обильно
Светлым потоком текла и нечистое всё отмывала.
При?были к месту когда, распрягли утомившихся мулов,
И отпустили пастись у реки: на зеленых просторах
[90] Сочно-медвяной травой насыщаться. Потом уж с повозки
Сняли они всё бельё, побросали на дно водоёма,
Долго топтали его, соревнуясь в проворстве друг с другом.
Так грязь с белья удалив, его мыли, потом полоскали,
И ряд за рядом затем на камнях на сухих расстилали
[95] Там, где морская волна камни берега вымыла чисто.
Кончив работу, они искупались, натёрлись елеем,
Сели на мягкой траве у реки, веселясь, за обед свой.
Ну а бельё всё сушить предоставили яркому солнцу.
Вот, насладившись едой, со служанками вместе царевна
[100] В мяч захотела играть. Сняли все головные уборы;
И Навсикая пошла впереди белорукая с песней.
Ловлей в горах веселясь, стрелоносная так Артемида
Многовершинный Тайгет и крутой Ериманф обегает,
Радуясь вепрям лесным и пугливым, но быстрым оленям;
[105] Следом и нимфы полей, вечно юные дочери Зевса,
Всюду за нею спешат. Лета с радостью смотрит на это:
Дочь её выше их всех и прекрасней; легко между ними, –
Сколь ни прекрасны и те, – распознать в ней богиню Олимпа.
Так же своей красотой всех подруг затмевала царевна.
[110] Стали они, наконец, собираться домой: сытных мулов
Снова к ярму подвели; всю собрали сухую одежду.
Новая мысль тут пришла светлоокой богине Афине:
Как Одиссея поднять ото сна, чтоб царевну увидел,
И чтобы в город она проводила его, к феакийцам.
[115] Вот мяч упругий в броске послала Навсикая служанке,
Но промахнулась, и мяч улетел прямо в омут глубокий.
Громко все вскрикнули. Тут Одиссей боговидный проснулся.
Быстро поднявшись, он стал размышлять и рассудком, и сердцем:
«Горе! В какую страну, и к какому народу попал я?
[120] К диким, лихим племенам, что надменны и правды не знают?
К богобоязненным ли, что приветливо гостеприимны?
Кажется, девичий мне громкий голос послышался близко.
Нимфы ли это шалят здесь, владелицы гор крутоглавых,
Влажных, душистых лугов и истоков речных потаённых?
[125] Или же я, наконец, человеческий голос услышал?
Впрочем, пойду-ка я сам, посмотрю, и тогда уж узнаю».
Это сказав, из кустов Одиссей несравненный поднялся.
Вот мускулистой рукой наломал он себе свежих веток,
Густо покрытых листвой, и прикрыл части тела срамные.
[130] Вышел он. Так же в горах обитающий лев, гордый силой,
В ветер выходит, и дождь на охоту, сверкая глазами,
И на быков и овец он бросается в поле, или же
Ловит оленей в лесу, или голод его заставляет
Малых ягнят похищать или даже врываться в жилища.
[135] Так Одиссей из кустов вышел голым почти. Принуждён был
В виде таком подойти к девам он, заплетённым красиво.
Был он ужасен: покрыт весь морскою засохшею тиной.
В страхе все бросились прочь, вверх по берегу, спрятаться в скалах.
Но Алкиноева дочь не покинула места: ей в сердце
[140] Смелость Афина влила, уничтожив в нём робость и трепет.
Встала она перед ним. Одиссей же не знал, что приличней:
Пасть и колени обнять юной деве прекрасной с мольбою;
Иль, на почтительном встав расстоянье, молить, чтобы дева,
Сжалясь, одежду дала и сказала, какой рядом город?
[145] Так размышляя, решил, наконец, он, что будет приличней
Ласково, кротко молить, на почтительном встав расстоянье,
Чтоб не обидеть её, вдруг припав к её стройным коленям.
Тут обратился он к ней с мягким, кротким, рассчитанным словом:
«Ноги твои, госпожа, обнимаю, богиня ты, нет ли!
[150] Если же ты из богинь, из владычиц огромного неба,
То с Артемидой тебя, с меткой дочерью Зевса великой
Только и можно сравнить станом стройным и ликом прекрасным…
Если ж из смертных ты жён, чья судьба на земле жить до срока,
То, значит, трижды блажен твой отец, также мать твоя – трижды,
[155] Также – и братья твои! Ведь с каким наслажденьем и счастьем
Видят они каждый день как ты дома цветёшь перед ними,
И восхищённо глядят, как, смеясь, ты идёшь в хороводах.
Будет блаженнее всех тот из смертных, который сумеет
В дом тебя свой привести, превзойдя конкурентов дарами.
[160] Я никогда не встречал никого среди смертных, кто был бы
Столь же прекрасен, как ты. Я смотрю на тебя с изумленьем.
В Делосе только лишь, там, где алтарь Аполлона воздвигнут,
Видел такую же я молодую и стройную пальму.
В храме я случаем был, в окружении спутников верных,
[165] Лишь по пути. Путь же тот мне принёс много бед и лишений.
Долго стоял я тогда, изумляясь, ту пальму увидев,
Так как такой красоты я ещё не встречал у деревьев.
Так изумляюсь тебе! Но, любуясь тобой, не решаюсь
Тронуть колени твои. Несказанной бедой я постигнут.
[170] Только вчера удалось, на двадцатый лишь день, избежать мне
Моря бушующих волн: долго так мною бури играли,
Гнали меня день и ночь от Огигии острова. Здесь же
Брошен я был, наконец, богом к новым несчастьям: не скоро,
Верно, конец им придёт; много мне их назначили боги.
[175] Сжалься, прошу, госпожа! Испытавший немало несчастий,
