Илиада

Песнь девятнадцатая

Отречение от гнева

В платье шафранном Заря поднялася из струй Океана,Чтобы свой свет принести бессмертным и смертным. Фетида,Дар от бога неся, корабельного стана достигла.Там она сына нашла. Над патрокловым телом простершись,Громко рыдал он. Вокруг и товарищи, стоя у тела,Плакали. Стала меж ними богиня богинь, АхиллесаЗа руку нежно взяла, называла и так говорила:«Этого, сын мой, оставим его мы лежать, как бы ни было горькоНашему сердцу: по воле богов всемогущих погиб он.Ты ж поднимись и прими гефестов доспех достославный,Дивный, какой никогда не сиял на плечах человека».Так говорила она и доспех принесенный сложилаПред Ахиллесом. И весь зазвенел он, сработанный дивно.Вздрогнули все мирмидонцы, не мог ни один на доспех тотПрямо взглянуть. Трепетали они. Ахиллеса ж сильнееГнев объял при виде доспеха. И заревом яркимВспыхнули страшно глаза из-под век. За доспех он схватилсяИ любовался в восторге подарком сияющим бога.После того же, как всласть на изделье Пелид нагляделся,Быстро слова окрыленные он своей матери молвил:«Мать моя, это оружье – от бога! Лишь делом бессмертныхБыть оно может, не делом руки человека. Сейчас жеЯ облекаюсь в него! Но ужасно меня беспокоит,Как бы тем временем мухи, проникнув в глубокие раны,Медью пробитые в теле Менетьева мощного сына,Не народили червей. Они изуродуют тело:Вырвана жизнь из него! И станет оно разлагаться».Сереброногая тотчас ему отвечала Фетида:«Можешь, сын, совсем не заботиться больше об этом.Я от него отогнать постараюсь свирепые стаиМух, поедающих трупы мужей, умерщвленных в сраженьях.Если бы даже лежал он в течение целого года,Не изменилось бы тело и даже прекраснее б стало.Ты ж благородных ахейцев скорей созови на собранье,Всем объяви, что на сына Атрея ты гнев прекращаешь,Вооружайся скорее на битву и силой оденься».Так говорила и дух многодерзостный сыну вдохнула,В ноздри ж Патрокла она амвросии с нектаром краснымКапнула, чтоб невредимым его оставалося тело.Быстро по берегу моря пошел Ахиллес богоравный.Криком, страх наводящим, героев он поднял ахейских.Даже такие, что раньше всегда при судах оставались,Кормчие, что на судах мореходных рулем управляли,Кто продовольствием ведал и был раздавателем пищи, –Все на собранье спешили, узнав, что Пелид быстроногийСнова явился, так долго чуждавшийся горестной битвы.Двое, хромая, брели, – служители бога Ареса, –Сын боестойкий Тидея и царь Одиссей богоравный.Шли, опираясь на копья: их раны еще не зажили.Оба, придя на собранье, в переднем ряду поместились,Самым последним пришел повелитель мужей Агамемнон,Тяжкою раной страдая: и он середь схватки могучейПикою был поражен Антеноровым сыном Кооном.После того же как все на собранье сошлися ахейцы,С места поднявшись, пред ними сказал Ахиллес быстроногий:«Стало ли так уж нам лучше, Атрид Агамемнон, обоим,Мне и тебе, оттого, что за девушку, – пусть и с печалью, –Дух разрушающей распре мы в гневе своем предалися?Пусть бы ее на судах Артемида убила стрелоюВ день, как Лирнесс разоривши, меж пленниц я девушку выбрал!Сколько ахейских мужей земли не глодало б зубами,Пав под руками троянцев, пока я упорствовал в гневе!Гектору лишь и троянцам то было на пользу. АхейцыДолго, я думаю, будут раздор наш губительный помнить!То, что случилось, оставим, однако, как ни было б горько.Пред неизбежностью дух свой в груди укротим поневоле.Гнев свой теперь на тебя прекращаю. Не следует злобыВ сердце упорно питать мне. Но вот что: как можно скорееДлинноволосых ахейцев на бой возбуди жесточайший,Чтобы изведать я мог, с врагами сойдясь, – и теперь лиВозле судов ночевать они думают? Нет, я надеюсь!Радостно каждый из них утомленные склонит колени,Кто избежать нашей пики сумеет средь битвы кровавой!»Радость большая объяла красивопоножных ахейцев,Что, наконец, прекращает свой гнев Ахиллес крепкодушный.Начал тогда говорить повелитель мужей Агамемнон,Не выходя на средину, а только поднявшись на месте:«О дорогие герои данайцы, о слуги Ареса!Вставшего следует слушать в молчанье, и речи словамиНе прерывать: говорить так не смог бы и самый искусный.Можно ль средь громкого шума людского что-либо услышатьИли сказать? Заглушается так ведь и громкий оратор!С сыном Пелеевым я объяснюсь. А вы, остальные,Слушайте слово мое и усвойте его хорошенько.Очень часто ахейцы, сердясь, про меня говорилиИ обвиняли меня. Но не я тут виновен, виновныЗевс и Судьба, и Эриния, в мраке бродящая вечном.Это они на собранье жестоко мой ум ослепилиВ день тот, когда самовластно я взял у Пелида добычу.Что ж бы я сделал? Свои божество ведь преследует цели, –Ата, чтимая Зевсова дочь, которая в силахВсех ослепить. У проклятой нежнейшие ноги. Не ходитИми она по земле, – по людским головам выступает,Ум затемняя людей. Уж один-то из нас ей попался!Сам даже Зевс поддался ослепленью, хотя и сильнейшийОн, говорят, средь мужей и богов; но и Зевса-КронидаГера, хоть слабая, все же коварством своим обманулаНекогда, в день тот, когда предстояло АлкменеСилу Геракла родить в стенами увенчанных Фивах.Зевс говорил, уж заране хвалясь перед всеми богами:«Слушайте слово мое, о боги, и вы, о богини!Слушайте то, что в груди меня дух мой сказать побуждает:Выведет на свет сегодня Илифия, помощь родильниц,Мужа, который над всеми соседями властвовать будет, –Родом из славных мужей, от крови моей происшедших!»В сердце коварство тая, отвечала владычица Гера:«Зевс! Обманешь и к речи своей не приложишь свершенья!Ну-ка, решись, – поклянись, Олимпиец, великою клятвой,Что над соседями всеми и вправду владыкою будетТот из смертных мужей, от крови твоей происшедших,Кто, сегодня родившись, из женских выпадет бедер».Так говорила. Кронион коварства ее не почуял.Клятвой поклялся великой, и часто в том каялся после.Гера же ринулась тотчас с высокой вершины Олимпа.В Аргос ахейский примчалась; как было ей раньше известно,Мощная там находилась жена Персеида Сфенела,Милого сына во чреве седьмой лишь носившая месяц.Вывела на свет младенца, хотя и незрелого, Гера,Роды Алкмены замедлив и к ней не пустивши Илифий.С вестью об этом сама к Громовержцу пришла и сказала:«Зевс, отец яркомолненный! Слово вложу тебе в сердце:Муж родился благородный, аргосцами будет он править.То Еврисфей, Сфенелом рожденный, Персеевым сыном. –Племя твое; не будет он Аргосу царь недостойный».Острое горе глубоко проникло Крониону в сердце.Ату немедля схватил он за голову в косах блестящих,Злобою в сердце пылая, и крепкою клятвой поклялся,Что никогда с этих пор на Олимп и на звездное небоК ним не воротится Ата, которая всех ослепляет –Так он сказал и, рукой размахнувшись, со звездного небаБросил ее. И упала она на работы людские.[74]Из-за нее-то всегда он вздыхал, наблюдая, как деломНеподобающим был отягчен его сын Еврисфеем.Так же и я вот: когда шлемоблещущий Гектор великийПеред кормами судов истреблял беспощадно ахейцев,Я забыть ослепленья не мог, овладевшего мною.Раз же я был ослеплен, и Кронион мой разум похитил,Дело хочу я исправить, бесчисленный дав тебе выкуп.Но поднимайся на бой и других подними за собою.Я же всегда предоставить готов те подарки, какиеВ ставке твоей перечислил вчера Одиссей богоравный.Если желаешь, сейчас подожди, хоть и рвешься в сраженье.От корабля моего посланцы, доставши подарки,Их принесут, чтоб увидел ты сам, как подарки те ценны».Сыну Атрея в ответ сказал Ахиллес быстроногий:«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!Если желаешь, то, как подобало бы, дай мне подарки,Иль удержи. Это дело твое. А теперь мы о битвеВспомним скорее! И нечего тут разговаривать долго!Несовершенным еще остается великое дело!Снова в передних рядах увидите вы Ахиллеса,Пикой крушащего медной густые фаланги троянцев.Пусть же и каждый из вас с троянцами встречными бьется!»Сыну Пелея тогда сказал Одиссей хитроумный:«Доблестен ты, Ахиллес, небожителям равный, однакоНе посылай к Илиону ахейцев на тощий желудокПротив троянцев сражаться. На очень немалое времяСеча завяжется, раз уж взаимно сшибутся фалангиВоинов, если исполнит их бог одинаковой силой.Нет! Прикажи-ка ахейцам вблизи кораблей подкрепитьсяПищей, вином: ведь от них человеку и сила, и храбрость.Кто бы смог из мужей, не поевши, сражаться с врагамиЦелый день напролет, пока не закатится солнце?Если бы даже он духом упорно стремился сражаться,Все ж незаметно все члены его отягчит и захватитЖажда и голод, и станут, лишь двинется, слабы колени.Тот же, кто силы свои укрепил и вином, и едоюДень напролет со врагами сражаться готов непрерывно.Сердце отважно в груди у него, и усталости членыНе ощущают. И бой он последним из всех покидает.Так распусти же народ, Ахиллес, и вели им готовитьПищу, подарки ж свои повелитель мужей АгамемнонПусть в середину собранья доставит, чтоб все там ахейцыИх увидали глазами, а ты веселился бы сердцем.Пусть он поднимется здесь на собранье и даст тебе клятву,Что на постель не всходил с Брисеидой и с ней не сближалсяКак установлен, владыка, закон для мужчин и для женщин.Ты же дух свой в груди преклони, Ахиллес, к милосердью.А Агамемнон тебя пусть почествует пиром обильнымВ ставках, чтоб все ты имел, что тебе подобает по праву.Ты, Атрид, и в глазах у других после этого станешьЛишь справедливее. Нет для царя никакого позора,Если он с мужем мирится, которого первый обидел».Тотчас ответил ему повелитель мужей Агамемнон:«Радуюсь я, Лаэртид, внимая речам твоим мудрым.Все разобрал и о всем рассудил ты вполне справедливо.Клятву дать я готов, и зовет меня к этому дух мой.Ложно пред богом я клясться не буду. Прошу Ахиллеса:Как бы он в бой ни спешил, пускай подождет здесь немного;Все подождите и вы, остальные, покамест из ставкиК нам не прибудут дары, и клятв не заверим мы жертвой.Дело я это тебе самому, Одиссей, поручаю.В спутники юношей выбрав, знатнейших среди все ахейцев,С ними дары, что вчера обещали мы дать Ахиллесу,Сам принеси с корабля моего и жен приведи к нам.Ты же, Талфибий, скорей по пространному стану ахейцевМне кабана разыщи, чтоб зарезать Зевесу и Солнцу».Сыну Атрея в ответ сказал Ахиллес быстроногий:«О многославный Атрид, повелитель мужей Агамемнон!Можно об этом о всем позаботиться будет и позже,После того как настанет в кровавом бою передышка,И бушевать не такая уж ярость в груди моей будет.В поле, пронзенные медью, лежат еще мужи, которыхГектор смирил Приамид, как Зевс даровал ему славу, –Вы же нас оба зовете обедать! Иначе б я сделал:Я приказал бы ахейским сынам натощак, не поевши,Прямо в битву идти, а потом, с закатившимся солнцем,Ужин богатый сготовить, когда отомстим за позор наш.Прежде того никакая еда и питье никакоеВ глотку мою не пойдут, перед телом убитого друга!В ставке он у меня посредине, истерзанный медью,К двери ногами лежит распростертый; его окружая,Плачут товарищи. Нет! У меня в помышленьях не пища,А лишь убийство да кровь, и врагов умирающих стоны!»Сыну Пелея в ответ сказал Одиссей хитроумный:«Сын благородный Пелея, храбрейший меж всеми ахеец!Много меня ты храбрее и много меня превосходишьВ битве копьем; но, с другой стороны, я тебя превзошел быМыслью намного: я раньше родился и опытен больше.Сердце терпеньем наполни и выслушай все, что скажу я.Скоро сердца у людей пресыщаются битвой кровавой,Если стеблей большинство уж разбросано медью по пашне,Сбор же становится скудным, как только весы наклоняетЗевс-Эгиох, войн неизменный вершитель.Нет, не желудком должны сокрушаться о мертвых ахейцы:Слишком много мужей ежедневно, одни за другими,Гибнут. Ну, кто и когда бы успел отдохнуть от печали?Должно земле предавать испустившего дух человека,Твердость в душе сохраняя, поплакавши день над умершим.Те же, которые живы от гибельных битв остаются,Помнить должны о питье и еде, чтобы с большею силой,Не уставая, могли мы все время сражаться с врагами,Медью сияющей тело облекши. Пускай же не медлитБольше никто из бойцов, дожидаясь другого приказа!Вот вам приказ: кто останется здесь, при судах мореходных.Плохо придется тому! Сомкнувши фаланги, ударимНа конеборных троянцев, возбудим жестокую сечу!»Так сказал он и в спутники взял себе двух Несторидов.Сына Филея Мегета, вождя Мериона, Фоанта,И Ликомеда, Креонтом рожденного, и Меланиппа.Быстро пошли они к ставке владыки, Атреева сына.Было сказано слово, и тотчас сделано дело.Семь обещанных взяли из ставки треножников, двадцатьЯрко блестящих котлов, двенадцать коней легконогих,Семь также вывели женщин, искусных в прекрасных работахВывели и Брисеиду, румяную деву, восьмою.Шел впереди Одиссей, отвесивший десять талантовЗолота, следом же юноши шли с остальными дарами.Все в середине они разместили на площади. ТотчасВстал Агамемнон. Талфибий, подобный по голосу богу,С вепрем в руках подошел к владыке народов Атриду.Вытащил быстро тогда Агамемнон свой ножик, которыйПодле меча на огромных ножнах он носил постоянно,С вепря щетины отсек для начатков и, руки воздевши,Зевсу владыке молился. В молчанье сидели ахейцыЧинно все на местах и царское слушали слово.Глядя в широкое небо, сказал Агамемнон моляся:«Будь мне свидетели Зевс, из богов высочайший и лучший,Солнце, Земля и богини Эринии, что под землеюСтрашно карают людей, клянущихся ложною клятвой!Нет, не накладывал рук я на девушку, дочерь Брисея,К ложу ль со мною ее принуждая, к чему ли другому.В ставке моей оставалась не тронута мной Брисеида.Если же ложною клятвой клянусь я, пусть боги дадут мнеМного страданий, которые шлют они клятвопреступным».Кончив, по глотке резнул кабана он безжалостной медью.Тушу Талфибий в пучину глубокую моря седогоБыстро швырнул, раскачав, на съедение рыбам. Пелид же,С места поднявшись, к ахейцам воинственным так обратился:«Зевс, ослепленье великое ты на людей посылаешь!Нет, никогда бы мне духа в груди не сумел АгамемнонТак глубоко взволновать, и не смог бы он девушку силой,Воле моей вопреки, увести! Наверно, КронионСам захотел, чтобы многих ахейцев погибель настигла!Сядьте теперь за обед, а после завяжем сраженье!»Так сказав, распустил он собранье короткое. БыстроВсе остальные ахейцы к своим кораблям разошлися,А мирмидонцы, отважные духом, забрали подарки,Их отнесли к кораблям Ахиллеса, подобного богу,В ставке просторной сложили и жен на места усадили.А лошадей к табуну товарищи в поле погнали.Дочь же Брисея, златой Афродите подобная видом,Как увидала Патрокла, пронзенного острою медью,К телу припала его, завопила и стала царапатьНежную шею себе, и грудь, и прекрасные щеки.И говорила рыдая, подобная вечным богиням:«Всех тебя больше, Патрокл, я, несчастная, здесь полюбила!Я из ставки ушла, тебя оставляя живого,Нынче же мертвым тебя нахожу, повелитель народов,В ставку вернувшись. Беду за бедой получаю я вечно!Мужа, которого мне родители милые дали,Я увидала пронзенным пред городом острою медью,Видела братьев троих, рожденных мне матерью общей,Милых сердцу, – и всех погибельный день их настигнул.Ты унимал мои слезы, когда Ахиллес быстроногийМужа убил моего и город Минета разрушил.Ты обещал меня сделать законной супругой Пелида,Равного богу, во Фтию отвезть в кораблях чернобоких,Чтобы отпраздновать свадебный пир наш среди мирмидонцев.Умер ты, ласковый! Вот почему безутешно я плачу!»Так говорила, рыдая. И плакали женщины с нею, –С виду о мертвом, а вправду – о собственном каждая горе.Вкруг самого ж Ахиллеса старейшины войск собралисяИ умоляли поесть. Но, стеная, Пелид уклонялся:«Я вас молю, если кто из друзей меня слушаться хочет,Не заставляйте покамест меня насыщать себе сердцеПищею или питьем: сражен я ужаснейшим горем.Солнце пока не зайдет, – все равно буду ждать и терпеть я».Так произнесши, царей остальных от себя отпустил он.Два лишь Атрида остались и царь Одиссей богоравный,Нестор, Идоменей и Феникс, наездник маститый.Все рассеять старались скорбевшего. Но безутешенБыл он, покуда не ринулся в пасть кровожадного боя.Он говорил, вспоминая о прошлом и тяжко вздыхая:«Милый, бессчастный мой друг! Было некогда время, как сам тыВ ставке моей так проворно и в надобный срок предо мноюВкусную ставил еду, когда поспешали ахейцыНа конеборных троянцев идти с многослезною битвой.Нынче лежишь ты, пронзенный. И сердце мое уж не хочетПищи, не хочет питья, хоть они и стоят предо мною.Только тебя я хочу! Мне большего не было б горя,Если бы даже о смерти отца моего я услышал,Старца, что нежные слезы, наверно, во Фтии роняет,С сыном таким разлученный; а сын тут в стране чужедальнейИз-за ужасной Елены с сынами троянскими бьется!Или что умер мой сын, растимый на Скиросе дальнем,Неоптолем боговидный, коль жив еще мальчик мой милый.Прежнее время в груди мой дух укреплялся надеждой,Что на троянской земле я один лишь погибну, далекоОт многоконного Аргоса. Ты ж возвратишься во Фтию.Ты мне из Скироса сына, надеялся я, в быстроходномСудне домой привезешь и все ему дома покажешь, –Наше владенье, рабов и с высокою кровлею дом наш;Сам же отец мой, Пелей, я думаю, или уж умер,Или, едва лишь живой, угнетаемый старостью грозной,Век свой проводит в глубокой печали и ждет одного лишь, –Горестной вести: когда о погибели сына услышит».Так говорил он, рыдая. Старейшины рядом вздыхали,Каждый о том вспоминая, что дома в чертогах оставил.Видя их в горе таком, почувствовал жалость Кронион.Быстро Афине-Палладе слова он крылатые молвил:«Дочь моя, ты ведь совсем отступилась от храброго мужаИли тебя Ахиллес уж больше теперь не заботит?Вон он – видишь? – сидит впереди кораблей пряморогих,Горько печалясь о милом товарище. Все остальныеСели обедать; один Ахиллес не касается пищи.Но подойди-ка и нектар с приятной амвросией капниВ грудь Пелеева сына, чтоб голод к нему не явился».То, что сказал он Афине, давно и самой ей желалось.С соколом схожая быстро летающим, звонкоголосым,Ринулась с неба она сквозь эфир. Между тем уж ахейцыВооружаться по стану спешили. Паллада-АфинаКаплями нектар влила с амвросией в грудь Ахиллеса,Чтобы мучительный голод в колени ему не спустился,И воротилась сама во дворец крепкозданный КронидаМощного. Хлынули прочь от судов быстроходных ахейцы.Как без счета несется холодными хлопьями с небаСнег, угоняемый вдаль проясняющим небо Бореем,Так же без счета из быстрых судов выносили ахейцыВ выпуклых бляхах щиты и шлемы, игравшие блеском,Крепкопластинные брони и ясени пик медножальных.Блеск поднимался до неба; вокруг от сияния медиВся смеялась земля, и топот стоял от идущихВоинов. Там, посредине рядов, Ахиллес облачался.Зубы его скрежетали; как огненный отблеск пожара,Ярко горели глаза; а в сердце спускалось все глубжеНевыносимое горе. Гневясь на троянцев, надел онБожий дар, над которым Гефест утомился, работав.Прежде всего по прекрасной поноже на каждую голеньОн наложил, прикрепляя поножу серебряной пряжкой;Следом за этим и грудь защитил себе панцырем крепким,Бросил на плечи свой меч с рукояткой серебряногвоздной,С медным клинком; а потом огромнейший щит некрушимыйВзял. Далеко от него, как от месяца, свет разливался.Так же, как если на море мелькнет пред пловцами блестящийСвет от костра, что горит в одинокой пастушьей стоянкеГде-то высоко в горах; а пловцов против воли уносятВетры прочь от друзей по волнам многорыбного моря.Так от щита Ахиллеса, – прекрасного, дивной работы, –Свет достигал до эфира. На голову шлем он тяжелый,Взявши, надел. И сиял, подобно звезде лучезарной,Шлем этот с гривой густой; развевались вокруг золотыеВолосы, в гребне его укрепленные густо Гефестом.Вооружившись, испытывать стал Ахиллес богоравный,В пору ль доспехи ему и легко ли в них движутся члены.Были доспехи, как крылья, на воздух они поднимали!Вынул потом из футляра отцовскую пику. Тяжел былКрепкий, огромный тот ясень; никто между прочих ахейцевИм не мог потрясать, – лишь один Ахиллес потрясал им, –Ясенем тем пелионским, который с вершин ПелионаДан был в подарок Пелею Хироном, на гибель героям.Автомедонт в это время и Алким коней запрягали,Им ремни надели грудные, прекрасные видом,После того их взнуздали, а вожжи назад натянули,К кузову их прикрепив. Тогда, захвативши блестящийБич, по руке ему бывший, поспешно вскочил в колесницуАвтомедонт, а за ним Ахиллес, облачившийся к бою,Как Гиперион лучистый, доспехами ярко сияя.С грозною речью к отцовским коням Ахиллес обратился:«Ксанф и Балий, Подарги божественной славные дети!Нынче иначе умчать седока постарайтесь из бояВ толпы густые данайцев, когда мы насытимся боем,И, как Патрокла, его там лежать не оставьте убитым!»Из-под ярма Ахиллесу ответствовал конь резвоногийКсанф, головою поникнув бессмертною; длинная грива,Из-под яремной подушки спустившись, касалась дороги.Голос вложила в него человеческий Гера богиня.«Сын могучий Пелид, тебя еще нынче спасем мы.Но приближается день твой последний. Не мы в этом обаБудем повинны, а бог лишь великий с могучей судьбою.И не медлительность наша виною была, и не леность,Если похитили с тела Патрокла доспех твой троянцы.Бог, меж всех наилучший, рожденный Лето пышнокудрой,Сбил его в первых рядах и Гектору славу доставил.Хоть бы бежать наравне мы с дыханием стали Зефира,Ветра, быстрее которого нет, говорят, – но и сам тыДолжен от мощного бога и смертного мужа погибнуть!»Ксанфу на этих словах Эринии голос прервали.Вспыхнувши гневом, коню отвечал Ахиллес быстроногий:«Что ты, Ксанф, пророчишь мне смерть? Не твоя то забота!Знаю я сам хорошо, что судьбой суждено мне погибнутьЗдесь, далеко от отца и от матери. Но не сойду яС боя, доколе войны не вкусят троянцы досыта!»Молвил – и с криком вперед коней своих быстрых погнал он.

Песнь двадцатая

Битва богов

Так вкруг тебя, ненасытный в боях Ахиллес, собиралисьБлиз кораблей изогнутых ахейцы, тогда как троянцыСтали с другой стороны, на возвышенной части равнины.Зевс же с вершины Олимпа, горы, пропастями богатой,Дал приказанье Фемиде бессмертных созвать на собранье.Всюду прошедши, велела сойтись она к зевсову дому.Кроме реки Океана явились все реки, явилисьНимфы бессмертные, жизнь проводящие в рощах прекрасных,Нимфы источников, рек и влажных лугов травянистых.Все собрались во дворце облаков собирателя Зевса,В портике гладком усевшись, который родителю ЗевсуСын его сделал Гефест с великим умом и искусством.Так собрались они в доме Кронида. Земли потрясатель,Тоже послушавшись зова, из моря пришел на собранье.Сел в середине и Зевса о целях расспрашивать начал:«Ты для чего, Молневержец, богов на собранье созвал?Или ты что замышляешь насчет аргивян и троянцев?Бой рукопашный сейчас у них разгорается жаркий!»Зевс, собирающий тучи, на это сказал Посейдону:«Ты угадал, Колебатель земли, что в груди я замыслил,Из-за чего вас собрал: за гибнущих я беспокоюсь.Сам я, однако, сидеть останусь в ущелье Олимпа,Буду отсюда глядеть и дух себе радовать. Вы же,Все остальные, идите в ряды и троян и ахейцев,Тем и другим помогайте, кому сочувствует каждый.Если ж один Ахиллес с троянцами будет сражаться,Очень недолго они быстроногого сдержат Пелида.В трепет они приходили и раньше, его увидавши,Нынче ж, когда он еще за товарища гневом пылает,Сам я боюсь, чтоб, судьбе вопреки, он стены не разрушил».Так сказав, возбудил Громовержец упорную битву.Боги в бой устремились, но цели их разные были.Гера с Палладой-Афиной отправились в стан корабельный,В стан же пошли Посейдон земледержец, колеблющий землю,Также благодавец Гермес, выдающийся хитрым рассудком,С ними вместе побрел и Гефест, гордящийся силой;Шел он хромая, с трудом волоча малосильные ноги.К войску троянцев пошли: Apec, потрясающий шлемом,Феб, не стригущий волос, с Артемидою, сеющей стрелы,Ксанф-река и Лето с Афродитой улыбколюбивой.Долго, пока вдалеке от сражавшихся боги держались,Торжествовали ахейцев ряды, потому что меж нимиВновь Ахиллес появился, так долго чуждавшийся боя.В члены ж троян конеборных спустился ужаснейший трепет.Страх охватил их, когда Ахиллес быстроногий пред нимиВ ярких доспехах предстал, подобный убийце Аресу.Но лишь вмешалися в толпы людей олимпийские боги,Мощная встала Эрида и к бою войска возбудила –Грозно кричала Афина, иль стоя близ рва пред стеною,Или по берегу моря шумящего крик поднимая.Черной буре подобный, завыл и Apec меднобронный,Громко троян возбуждая на бой то с высот Илиона,То пробегая вдоль вод Симоента по Калликолоне.Так, и одних и других возбуждая, блаженные богиВ бой их свели и в сердцах пробудили тяжелую распрю.Страшно вверху загремел родитель бессмертных и смертных.Заколебал и внизу Посейдон, земледержец могучий,Всю беспредельную землю с вершинами гор высочайших.Все затряслось, – основанья и главы богатой ключамиИды, суда меднолатных ахейцев и город троянцев.В ужас пришел под землею Аид, преисподних владыка,В ужасе с трона он спрыгнул и громко вскричал, чтобы сверхуЛона земли не разверз Посейдаон, земли потрясатель,И не открыл пред людьми и богами его обиталищ, –Затхлых, ужасных, которых бессмертные сами боятся.Грохот такой поднялся от богов, сходившихся в битву.Против владыки, земных колебателя недр Посейдона,Выступил Феб-Аполлон, готовя крылатые стрелы;Против Ареса пошла совоокая дева Афина;Гера богиня сошлась с Артемидою, сыплющей стрелы,Шумною, золотострельной, родною сестрой Дальновержца;Выступил против Лето могучий Гермес благодавец;Против Гефеста – поток широчайший, глубокопучинный:Боги зовут его Ксанфом, а смертные люди – Скамандром,Так бессмертные шли на бессмертных. Пелид же отважныйВ толпы стремился ворваться, чтоб где-нибудь Гектора встретить,Сына Приамова. Дух его больше всего порывалсяКровью его утомить бойца-щитоносца Ареса.Но на Пелида поднял Аполлон, возбуждающий к битвам,Сына Анхиза Энея, вдохнувши могучую силу.Стал он голосом схож с Ликаоном, Приамовым сыном;Образ принявши его, Аполлон, сын Зевса, промолвил:«Где же, советник троянцев Эней, твои все угрозы?Или не ты в Илионе, за чашей с царями пируя,Им обещался один на один с Ахиллесом сразиться?»Сын Анхизов Эней, ему отвечая, промолвил:«Что ты меня, Приамид, против воли моей побуждаешьС сыном отважным Пелея в кровавую выступить битву?Нынче не первый уж раз против быстрого я АхиллесаВыступлю: раз уже было, – согнал он копьем меня острымС Иды, когда на коров неожиданно наших нагрянулИ разорил нам Лирнесс и Педас. Но послал мне спасеньеЗевс, у меня возбудивши и силы, и быстрые ноги.Иначе я бы от рук Ахиллеса погиб и Афины:Шла ведь Афина пред ним и победу несла, побуждаяПикою медной его избивать и троян, и лелегов.Вот почему никому невозможно с Пелидом сражаться:Вечно при нем кто-нибудь из богов, кто беду отвращает.И без того уж копье его прямо летит и не слабнет,Прежде чем в тело врага не вонзится. Вот если бы бог намРавным в сражении сделал возможный исход, то меня быОн не легко победил, хоть гордится, что весь он из меди!»Зевсов сын Аполлон на это Энею ответил:«Что же, герой, отчего и тебе не вознесть бы молитвыК вечным богам? Говорят, что ты на свет рожден Афродитой,Дочерью Зевса. Пелид же родился от низшей богини.Мать твоя – дочь Громовержца, а та – только старца морского.Прямо с блестящею медью иди на него, не смущаяДуха себе ни пустою его руготней, ни угрозой!»Молвил – и пастырю войска великую силу вдохнул он.Вышел Эней из рядов, одетый сверкающей медью.От белолокотной Геры, богини великой, не скрылось,Как через толпы мужей к Ахиллесу Эней пробирался.Став посредине богов, она обратилась к ним с речью:«Надобно б было задуматься вам, Посейдон и Афина,В сердце своем, как окончится все, что сейчас тут творится:Этот Элей, облеченный блистающей медью, выходитНа Ахиллеса. Его подстрекнул Дальновержец на это.Надобно было б назад оттеснить нам отсюда Энея,Или чтоб также из нас кто явился на помощь Пелиду,Силу великую дал бы ему и исполнил отваги.Пусть он узнает, что любят его средь богов олимпийскихСамые мощные боги, а те, что доселе троянцамПомощь давали в войне и сраженьях, бессильны и жалки.Все мы с Олимпа спустились сюда, чтоб участие в битвеЭтой принять, чтоб беды не случилось какой с АхиллесомНынче. Потом же претерпит он все, что ему при рожденьеВыпряла с нитью судьба: когда родила его матерь.Если об этом о всем из уст он богов не узнает,То испугается, встретясь в бою с кем-нибудь из бессмертных.Тяжко явление бога, представшего в собственном виде!»Ей отвечал Посейдон, могучий Земли колебатель:«Гера, свирепствуешь ты неразумно. Зачем тебе это?Очень бы мне не хотелось, чтоб боги друг с другом сражались, –Мы и боги другие: намного ведь мы их сильнее!Лучше давайте-ка с поля сраженья сойдем и на вышкеСядем. А смертные пусть о войне позаботятся сами.Если же Феб-Аполлон иль Apec вмешаются в битву,Если удержат Пелида и биться ему помешают,Тотчас тогда против них мы вступим в сраженье и сами.Скоро, я думаю, выйдя из битвы губительной этой,Те против воли своей на Олимп возвратятся, в собраньеПрочих бессмертных богов, рукой укрощенные нашей».Так произнесши, повел Черновласый богов за собоюК кругообразному валу Геракла, подобного богу;Вал тот высокий троянцы совместно с Афиной ГераклуСделали, чтоб от морского чудовища прятаться мог онВ башне, когда на равнину оно устремлялось из моря.Там воссел Посейдон и другие бессмертные боги,Плечи окутав себе неразрывным туманом. НапротивСели враждебные боги над кручами КалликолоныОколо вас, Аполлон и Apec, городов разрушитель!Так, принимая решенья, напротив друг друга сиделиБоги; но бой начинать, приносящий так много страданий,Медлили те и другие. А Зевс с высоты побуждал их.Медью светилась равнина. Заполнили всю ее люди,Кони. Дрожала земля от топота дружно идущихВ битву мужей. Два лучших, храбрейших меж всех человекаНа середине меж ратей сходились, желая сразиться, –Сын Анхиза Эней и Пелид Ахиллес быстроногий.Выступил первым Эней Анхизид с угрожающим взоромШлемом тяжелым кивая; пред грудью широкой держал онБуйный свой щит, а рукою копьем потрясал медноострым.Вышел навстречу ему Ахиллес, со львом плотояднымСхожий, которого страстно хотят деревенские людиВсею деревней убить. Сначала идет он спокойно,Всех презирая; когда же копьем его ранит проворныйЮноша, он приседает, разинувши пасть, меж зубамиПена клубится, в груди же сжимается храброе сердце.Бедра себе и бока бичует хвостом он могучимИ самого возбуждает себя на сраженье с врагами.Прыгает, ярости полный, вперед, засверкавши глазами,Чтобы кого растерзать или в первой же схватке погибнуть.Так увлекали Пелида и сила, и дух его храбрыйБоем навстречу идти отважному сердцем Энею.После того как, идя друг на друга, сошлись они близко,Первым слово Энею сказал Ахиллес быстроногий:«Что ты, Эней, так далеко вперед от товарищей вышелИ предо мною стоишь? Или хочешь сразиться со мною,Веря, что можешь владыкою стать конеборных троянцев,Почестью равным Приаму? Но если б меня и убил ты,Царской власти за то, все равно, не вручит тебе старец:Есть у него сыновья; а сам он разумен и крепок.Или троянцы тебе отвели превосходный участок,С садом прекрасным и пашней, чтоб им ты владел и питался,Если меня умертвишь? Но ведь сделать тебе это трудно!Кажется, как-то тебя я копьем обратил уже в бегство.Вспомни, как, встретив тебя одного, от коровьего стадаГнал я с Иды тебя на проворных ногах, как поспешноТы убегал. Оглянуться и то ты не смел убегая!После того ты в Лирнесс убежал. И туда я добралсяСледом и город разрушил с Афиной, с родителем Зевсом.Множество женщин забрал я и, дней их свободы лишивши,В плен за собою увел. Спасли тебя Зевс и другиеБоги. Теперь уж они не спасут тебя больше, как ждешь тыВ духе своем. Совет тебе дам я: как можно скорееСкройся в толпу, не иди на меня, или плохо придется!Только тогда, как случится беда, дураки ее видят».Громко тогда Ахиллесу Эней, возражая, ответил:«Сын Пелеев! Меня испугать не надейся словами,Словно мальчишку какого: и сам я прекрасно умеюИ посмеяться над всяким, и колкое вымолвить слово.Происхожденье друг друга мы знаем, родителей знаем,Слышали много о них всем известных сказаний от смертных,Но не видал ни моих ты в лицо, ни твоих не видал я.От безупречного ты, говорят, происходишь Пелея,Мать же – Фетида, волнами рожденная, в косах прекрасных.Сыном отважного духом Анхиза себя перед всемиС гордостью я называю, а матерь моя – Афродита.В нынешний день уж иль те, иль другие оплакивать будутМилого сына. Не так же с тобой мы сейчас разойдемся,Лишь обменявшись пустыми словами и в бой не вступивши!Если же хочешь, чтоб знать хорошо, познакомиться такжеС родом нашим, то многим мужам хорошо он известен.Первый, Дардан, рожден был Зевесом, сбирающим тучи.Он основатель Дардании был. Илион же священныйНе был еще на равнине в то время построен, и людиЖили тогда на предгорьях богатой потоками Иды.Сына Дардан породил, царя Эрихтония; этотСделался самым богатым средь смертных людей человеком.Целых три тысячи коней паслось у него по долине, –Быстрых, прекрасных кобыл, жеребятами резвыми гордых.К ним и Борей на лугах вожделеньем не раз загорался.Образ принявши коня черногривого, их покрывал он.И, забрюхатев, двенадцать они жеребят народили.Если скакали те кони Борея по зреющей ниве,То по вершинам колосьев неслись, и их не ломали;Если ж скакали они по хребту широчайшему моря,То пробегали по самым верхушкам седого прибоя.Царь Эрихфоний родил владыку троянского Троса,Трое сынов родилося у Троса, во всем безупречных, –Ил, Ассарак и подобный богам Ганимед, – между всемиСмертными он выдавался людьми красотой несравненной.Боги его унесли вино разливать для КронидаИз-за его красоты, чтобы жил он в собранье бессмертных.Ил же сына родил, безупречного Лаомедонта,Лаомедонт – повелитель Тифона родил и Приама,Клития, Гикетаона, аресову отрасль, и Лампа.Капий рожден Ассараком, а сам родил он Анхиза.Я же Анхизом рожден, а божественный Гектор – Приамом.Вот и порода, и кровь, какими хвалюсь пред тобою.Доблесть же смертных Кронид то уменьшит, а то увеличит,Как пожелается сердцу его: могучее всех он.Будет, однако, болтать нам с тобою, как малым ребятам,В самой средине сраженья кипящего стоя без дела!Можем мы очень легко насказать оскорблений друг другуСтолько, что тяжести их не поднимет корабль стоскамейный.Гибок у смертных язык, и много речей всевозможныхНа языке их; слова же широко пасутся повсюду.Слово какое ты скажешь, такое в ответ и услышишь.Нам же какая нужда оскорбленья и колкие речиЯростно сыпать один на другого, как делают женыВ дух разъедающей ссоре, когда, разозлись друг на друга,Между собою бранятся, на улицу выскочив, многоПравды и лжи говоря: ведь гнев и ко лжи побуждает!Ты от желанного боя словами меня не отклонишь,Прежде чем медью со мной не сразишься. Начнем же скорее,Силы один у другого на медных испробуем копьях!»Молвил – и пикой могучей ударил он в страх наводящийЩит Ахиллеса ужасный; вокруг острия затрещал он.Щит отстранил от себя Ахиллес мускулистой рукою,Страхом объятый; он думал – своей длиннотенною пикойЩит пробьет без труда Эней, воеватель отважный.Глупый! О том Ахиллес не подумал рассудком и духом,Что нелегко многославный подарок богов олимпийскихСмертно рожденному мужу пробить иль заставить податься.Так не пробила щита и тяжелая пика Знея:Золотом, божьим подарком, была остановлена пика:Две полосы на щите пронизала, а там еще былоТри, потому что всего поставил их пять Колченогий;Две наружных – из меди, и внутренних две – оловянных,И золотая в средине: она-то копье и сдержала.После того Ахиллес послал длиннотенную пику.Ею в энеев ударил он щит, во все стороны равный,Близко от края щита, где тончайшая медь пробегала,Где всего тоньше была и кожа воловья: насквозь ихЯсень прорвал пелионский. И щит взревел под ударом.Съежась, нагнулся Эней и испуганно щит над собоюКверху поднял. Пронеслась над спиною энеевой пика,В землю вонзилась и стала, насквозь пролетев через обаСлоя большого щита. Ускользнувши от пики огромной,Остановился Эней. Глаза залилися смущеньем.В ужас пришел он, как близко вонзилася пика. Пелид же,Выхватив острый свой меч, на него устремился свирепоС криком ужасным. И камень Эней ухватил, наклонившись, –Тяжесть великую! Двое тот камень снести не смогли быНыне живущих людей. Но легко и один он махал им.Камнем попал бы Эней набегавшему сыну ПелеяВ шлем или щит; но они от того отразили бы гибель.Сын же Пелеев мечом у Энея исторгнул бы душу,Если бы зорко всего Посейдон не приметил владыка.Тотчас к бессмертным богам обратился с такою он речью:«Горе! Печаль у меня о возвышенном духом Энее!Скоро, Пелеевым сыном смирённый, сойдет он к Аиду,Внявши советам пустым дальнострельного Феба, которыйСам, безрассудный, его не избавит от гибели грозной!Но для чего же, безвинный, страдания будет терпеть онИз-за чужих огорчений? Всегда он приятные жертвыРад богам приносить, владеющим небом широким.Выведем, боги, Энея из смерти. И сам ГромовержецБудет навряд ли доволен, я думаю, если ЭнеяСын Пелея убьет. Спастись суждено ему роком,Чтоб без потомства, следа не оставив, порода ДарданаНе прекратилась. Он был наиболее мил ГромовержцуМежду его сыновей, от смертных родившихся женщин.Род же Приама царя Крониду уж стал ненавистен.Будет править отныне троянцами сила Энея,Также и дети детей, которые позже родятся».Так отвечала ему волоокая Гера богиня:«Сам, Земледержец, подумай в уме своем, что тебе делать:Вырвать Энея из битвы убийственной иль предоставитьСыну Пелея его укротить, как бы ни был могуч он.Мы же с нею вдвоем не однажды уж клятвы давалиПеред бессмертными всеми, – и я, и Паллада-Афина, –Не отвращать никогда погибельных дней от троянцев,Даже когда Илион пожирающим пламенем вспыхнетИ запылает в пожаре, зажженном сынами ахейцев!»Слово такое услышав, могучий Земли колебательДвинулся быстро сквозь сечу, сквозь всюду нависшие копья.К месту пришел, где Эней находился с Пелеевым сыном.Тотчас глаза Ахиллесу окутал глубокою мглою,Ясень могучий его, заостренный сияющей медью,Вытащил вон из щита высокого духом ЭнеяИ положил пред ногами Пелида. Рукою могучейПоднял с равнины Энея на воздух и бросил с размаха.Воинских много рядов и много рядов лошадиныхПерелетел Анхизид, рукою закинутый бога,И очутился на самом краю многошумного боя,Где облекались оружьем кавконы, на бой снаряжаясь.Близко к нему подошел Посейдон, сотрясающий землю,И со словами к нему окрыленными так обратился:«Кто тебя так ослепил из бессмертных, Эней, что готов тыПротив бесстрашного сына Пелеева выступить в битву?Он тебя много сильнее и много милее бессмертным.Тотчас назад отступай, едва с Ахиллесом сойдешься,Чтоб, и судьбе вопреки, не спуститься в жилище Аида.После того же как смерть и судьба Ахиллеса настигнут,Смело сражайся в передних рядах. Средь прочих ахейцевНи одного не найдется, кто с плеч твоих снимет доспехи».Все разъяснивши Энею, его он на месте оставил,Быстро чудесную мглу пред глазами Пелида рассеял, –И в изумленье великом кругом Ахиллес огляделся,Тяжко вздохнул и сказал своему благородному сердцу:«Боги! Великое чудо своими глазами я вижу!Пика моя предо мною лежит, но нет пред глазамиМужа, в которого я ее бросил, убить собираясь!Мил, как я вижу теперь, и Эней божествам олимпийским.Мне же казалось, что он только попусту хвалится этим.Пусть убирается! Больше со мною пытаться сразитьсяОн не захочет, – уж тем он доволен, что спасся от смерти.Ну, а теперь я, призвавши данайцев воинственных к битве,Выйду навстречу врагам и других испытаю троянцев!»Молвил, пошел по рядам и приказывал каждому мужу:«Нынче вдали от троянцев не стойте, герои ахейцы!Муж против мужа иди и яростно бейся с врагами!Как бы и ни был силен, но все ж одному тяжело мнеРазом преследовать столько бегущих и биться со всеми.Сам бы Apec, хоть и бог он бессмертный, сама бы АфинаОстановились бессильно пред пастью подобного боя.Сколько однако могу я руками, ногами и силой, –Не уклонюсь ни на миг я от битвы, – ни даже на мало!В гущу троянских рядов я ворвусь, и не радость троянецТот испытает, который под пику мою подвернется!»Так возбуждал их Пелид. А троянцев блистательный ГекторГромко звал за собой и грозился пойти на Пелида:«Гордые Трои сыны! Не бойтесь Пелеева сына!Я на словах и с самими бессмертными мог бы сражаться,А вот копьеца – тяжело, ибо много сильнее нас боги.И Ахиллес ведь же все же слова свои выполнить может:Сбудется кое-какое, другое в дороге споткнется!Я на Пелида иду, хоть огню его руки подобны, –Руки подобны огню и железу блестящему – сила».Так возбуждал он троянцев. И подняли копья фаланги.Сила столкнулась врагов, по рядам покатилися крики.Вдруг перед Гектором Феб-Аполлон появился и молвил:«Гектор, смотри, не сражайся пока впереди с Ахиллесом!Скройся в толпе, во всеобщей лишь свалке сходись с ним, чтоб пикойОн не ударил в тебя иль мечом изблизи не сразил бы».Так говорил Аполлон. И трепет почувствовал Гектор,Голос бога услышав, и снова в толпу погрузился.Пылом горя боевым, Ахиллес налетел на троянцевС яростным криком. И первым убил он тут Ифитиона,Славного Отринтеида, племен предводителя многих.Нимфа наяда его родила Отринтею героюВ Гиде, округе цветущей, лежащей у снежного Тмола.На Ахиллеса он прямо бежал. Ахиллес ОтринтидаВ голову пикой сразил, голова пополам раскололась.С шумом на землю он пал, и вскричал Ахиллес торжествуя:«Вот ты лежишь, Отринтид, ужаснейший между мужами!Здесь нашла тебя смерть, далеко от отчизны, где дом твойВозле Гигейского озера вместе с отцовским наделомБлиз многорыбного Гилла и водоворотного Герма!»Так он хвалился. Глаза же сраженного тьмою покрылись.Кони ахейских бойцов давили колесами тело,В первых рядах проносясь. Потом Антенорова сынаДемолеонта, врагов отразителя, храброго духом,Пикой ударил в висок Ахиллес сквозь шлем меднощечный.Шлемная медь не сдержала удара. Насквозь пролетелаМедная пика, и череп его пронизала, и мозг в немПеремешала внутри, усмиривши его в нападенье –Гипподаманта потом, с лошадей соскочившего наземьИ побежавшего прочь, он пикою в спину ударил.Тот заревел, умирая, как бык, которого тащатВ жертву вокруг алтаря Посейдона, владыки Гелики,Юноши; глядя на них, веселится Земли колебатель.Так заревел умиравший, и дух его кости оставил.На Полидора Пелид устремился, подобного богуСына Приама. Отец ни за что не пускал его в битву.Самый он был молодой между всех сыновей и ПриамомБыл наиболе любим, ногами же всех побеждал он.Детским желаньем горя добродетелью ног похвалиться,Рыскал он в первых рядах, пока не сгубил себе духа.Сзади в спину его поразил Ахиллес быстроногийОстрою пикой, – туда, где, сходясь, золотые застежкиС панцырем пояс смыкают, двойную броню образуя.Вышла, тело пронзив, у пупка его пика наружу.С воплем он пал на колени, туман его черный окутал,И, прижимая кишки выпадавшие, наземь он рухнул.Гектор, едва лишь увидел, как брат Полидор, захватившиВ руки ползущие раной кишки, повалился на землю,Скорбь у него разлилася в глазах. Уж больше не смог онВ дальних рядах оставаться. Пошел он навстречу Пелиду,Острым копьем потрясая, подобный огню. Ахиллес же,Только увидел его, – подскочил и сказал, торжествуя:«Вот приближается муж, всех больше мне сердце пронзивший,Самого мне дорогого убивший товарища! БольшеМы друг от друга уж бегать не будем по полю сраженья!»К Гектору он обратился, свирепо его оглядевши:«Ближе иди, чтоб скорее предела ты смерти достигнул!»Не испугавшись, ответил ему шлемоблещущий Гектор:«Сын Пелеев! Меня испугать не надейся словами,Словно мальчишку какого: и сам я прекрасно умеюИ посмеяться над всяким, и колкое вымолвить слово.Знаю я, как ты могуч, и насколько тебя я слабее!Впрочем, ведь все еще это лежит у богов на коленях.Может быть, также и я, хоть и более слабый, исторгнуДух твой, ударив копьем: у меня оно тоже не тупо!»Так он сказал, размахнулся и бросил копье, но АфинаПрочь от Пелеева сына дыханьем копье отклонила,Дунувши слабо. Назад оно к сыну Приама вернулосьИ пред ногами упало его. Ахиллес же немедляРинулся с яростным криком вперед, порываяся жадноГектора смерти предать. Но, как бог, без труда ДальновержецГектора вырвал из боя, окутав густейшим туманом.Трижды вперед устремлялся герой Ахиллес быстроногийС медною пикой, и трижды лишь воздух она пробивала.Но и в четвертый он раз устремился, похожий на бога,Голосом страшным вскричал и слова окрыленные молвил:«Снова, собака, ты смерти избег! А совсем уже близкоБыл ты от гибели! Феб-Аполлон защитил тебя снова:В грохот копейный вступая, молиться ты рад Аполлону!Скоро, однако, с тобой я покончу, сошедшись позднее,Если какой-нибудь есть помощник и мне средь бессмертных.Нынче ж пойду на других и повергну, которых настигну!»Молвил – и пикой ударил Дриона в средину затылка.Перед ногами Пелида упал он. Его он оставилИ Филеторова сына Демуха, могучего мужа,Пикой колено пронзив, задержал. И сейчас же за этим,Острым огромным ударив мечом, лишил его жизни.После того Лаогона с Дарданом, рожденных Биантом,Сбил Ахиллес с колесницы на землю, напав на обоих,Первого пикой, второго мечом изблизи поразивши.Трос же, Аласторов сын, к коленям припал Ахиллеса, –Не пощадит ли его и в плен не возьмет ли живого.Может быть, думал, его не убьет, над ровесником сжалясь.Глупый. Не знал он, что мужа того убедить не удастся!Не благодушный был муж перед Тросом, не мягкосердечный, –Муж беспощадный! Колени руками ему охвативши,Трос собирался молить. Ахиллес же вонзил ему в печеньМеч свой, и выпала печень, и черная кровь побежала,Складки хитона заполнив; глаза его тьмою покрылись,Дух отлетел. Ахиллес же, на Мулия ринувшись, в ухоПикой ударил его, и мгновенно сквозь ухо другоеВышло ее острие. Агенорова сына ЕхеклаПо голове поразил он мечом с рукояткой красивой;Меч разогрелся от крови до ручки. Глаза же ЕхеклуБыстро смежила багровая смерть с могучей судьбою.Девкалиону за этим, на месте, где сходятся в локтеМышц сухожилья, пронзил Ахиллес мускулистую рукуМедною пикой. Остался стоять он с повисшей рукою,Видя смерть пред собой. Мечом Ахиллес размахнувшись,Голову вместе со шлемом срубил и далеко отбросил.Брызнул мозг позвонков. На земле распростерлося тело.Тот же немедля пошел на бесстрашного сына Пейроя,Ригма, который пришел из фракийской страны плодородной.Пику он бросил в него, и в живот ему медь угодила.Ригм с колесницы упал. Тот пикою в спину ударилАреифоя возницу, когда он сворачивал коней.Сшиб и его с колесницы. И кони забились в испуге.Так же, как бурный пожар по глубоким свирепствует дебрямГорного леса сухого. Вся чаща лесная пылает.Ветер гонит огонь пред собою, повсюду бушуя.Так повсюду он пикой свирепствовал, богу подобный,И избивал убегавших; земля струилася кровью.Так же, как если лобастых волов запряжет земледелецБелый ячмень молотить на току, хорошо уравненном,И под ногами мычащих волов высыпаются зерна, –Так же совсем ахиллесовы однокопытные кониТрупы топтали, щиты. Оросилися черною кровьюПонизу медная ось и ручки вокруг колесницы.В них и от конских копыт, и от шин колесничных все времяБрызги хлестали. Вперед порывался Пелид, добываяСлавы, и черною кровью багрил необорные руки.