скачать книгу бесплатно
– Само собой. А барышня одна пишет про своих любовников, только в виде фантастических существ.
– Хм… бык и Европа?
– Скорее Даная под золотым дождем, – расхохоталась Сашка, – там такие подробности!
Алена тем временем сидела тихонько, глядела в окно. Когда они с дочерью поднялись в кабинет, вроде как по делу, Сашка прямо сказала:
– Пап, она не очень для тебя простенькая? Не пойму, что ты в ней нашел?
Максим подумал, что не рассматривал Алену с этой точки зрения. Она была красивая, заботливая, добродушная. В шкафу всегда ждали его отглаженные рубашки, по вечерам ужин стоял на столе. На сложных он достаточно на работе насмотрелся, знал, чем чреваты рефлексия и быстрый ум.
Он пожал плечами и ничего Сашке не ответил. Но после того вечера старался встречаться с дочерью отдельно, не дома. Приглашал поужинать или сам заезжал к ней. Анне Ивановне, ее матери, четко дал понять, что больше денег она от него не дождется. Трешку еще до брака переоформил Сашке в собственность.
С приближением лета зашел разговор о поездке в Италию, к Алениной родне. Максим не был уверен, что в клинике удастся освободиться, но партнеры отпустили, благословив: почти что свадебное путешествие. Они планировали оставить Артема с бабушкой, а самим погулять немного, посмотреть город. В Генуе был свой маленький аэропорт, туда и полетели. Вылезли из самолета, оглушенные жарой, забрали багаж и сразу их встретила Аленина мать, схватила внука в объятия. Ее муж – конечно же, Джованни – с улыбкой переминался с ноги на ногу в сторонке, ждал, пока очередь дойдет до него.
Поехали на их машине в пригород, где те жили в старенькой «трилокале» – по-нашему, той же двушке, потому что кухня была прямо в гостиной, а к ней примыкало две спаленки. Ночевать у бабушки оставался только Артем, Максим с Аленой арендовали квартиру ближе к центру, чтобы отдохнуть в свое удовольствие. Поужинали пастой с жидким томатным соусом, которую приготовил Джованни, – мать Алены нахваливала мужнину стряпню, но внуку на всякий случай подсыпала тертого сыра, чтобы было сытнее. Распрощались уже в сумерках, отправились к себе на такси.
Машина нырнула в узкий переулок, под знак «ограничение движения». То есть не всякий транспорт туда проедет, надо учитывать габариты. Высадились у подъезда с тяжелой скрипучей дверью, прошли в коридор, напоминающий больничный подвал – с плиткой на полу и крашеными стенами. На лесенке, ведущей к лифту, Максим споткнулся о нижнюю ступень, чуть не упал. В лифт тоже поместился с трудом, пришлось пригибать голову.
В квартире их дожидалась хозяйка; она быстро передала ключи, показала, как запирается замок, и убежала. Максим скептическим взглядом окинул временное жилье: какие-то тряпки на окнах вместо штор, старенькая мебель, видавшая виды ванная. На фотографиях в интернете все это выглядело винтажным и оригинальным, а в жизни оказалось убогим, бедным. Хорошо еще постели были чистые, тут хозяйка не подвела. Жалеть он не жалел, но первое разочарование показалось отчасти пророческим. Вряд ли Италия ему сильно понравится.
После пасты Джованни Максиму все еще хотелось есть, но холодильник был пуст, магазины давно закрылись. Он вспомнил, что в том же доме, на первом этаже, есть пиццерия – вдруг она работает?
– Я голодный, – сказал Алене, – спустишься в пиццерию со мной?
– Это обратно переодеваться, – протянула она утомленно, – иди один.
Максим сбежал по лестнице, чтобы не лезть в микроскопический лифт, вышел на улицу. За шаткими деревянными столиками сидели люди, ели и болтали. Он присел тоже, попросил меню. Заказал навынос две пиццы и просчитался – одной и то было многовато. Пиццы оказались огромные, как колеса у телеги, с жирными жареными баклажанами и кусками творожного сыра. Держа перед собой коробки, он осторожно вскарабкался наверх, выставил их на стол, открыл. Алена ухватила себе кусок.
– Вкусно! – Она облизнула рот и поцеловала Максима в щеку. – Вот ты молодец!
Он наелся, пускай и опасаясь изжоги, встал посмотреть в окно. Внизу, в полутьме, разглядел чьи-то импровизированные терраски с зонтиками и цветами в горшках. Хорошо, наверное, сидеть на такой вечерами семейным кругом, обсуждая прошедший день.
Жарким утром они проснулись, начали собираться в город. Возле порта находился знаменитый океанариум, который Максиму обязательно хотелось посмотреть. Туда стояла очередь, в основном родители с детьми. Максим пожалел, что Артем не с ними, но Алена сказала, что в океанариуме они с бабушкой бывали, и не раз. Внутри оказалось темно, прохладно. Максим загляделся на танцы медуз, которых медленно нес с собой поток воды в аквариумах, повернулся к Алене – нравится? Она смотрела в телефон, что-то быстро листала. Оторвалась от экрана, кивнула в ответ.
Он долго стоял перед дельфинами, проплывавшими за стеклом; сверху их бассейн был открыт, и дрессировщик кидал им мяч. Они мелькали один за другим, ныряли к самому дну, взлетали стремительно на поверхность. Алена отвлеклась на стойку с сувенирами, потом предложила сфотографироваться, чтобы их фото отпечатали на магните или на значке. Максим помотал головой: только этого не хватало!
Они еще побродили, завернули в террариум с ящерицами и змеями, рассмотрели забавных тюленей, которые ловко соскальзывали с камней в зеленоватую воду, прижимались усатыми мордочками к стеклу. Максиму показалось, что в вольере им тесно, стало жалко бедняг. Он предложил уйти, Алена согласилась.
Оказавшись на набережной, они огляделись, заметили рядом большой торговый центр с рестораном на верхнем этаже и решили пообедать пораньше, как итальянцы, которые завтракают одним капучино, и в полдень уже готовы садиться за стол. Ресторан был своеобразный: столики прямо посреди прилавков продуктового магазина. Усевшись между стойками с пастой и соусами, они попросили блюдо дня – ньокки. Итальянского ни Максим, ни Алена не знали, выяснить, что это за еда, не смогли, и когда им принесли по тарелке картофельных клецок с сырным соусом, недовольно переглянулись. Ньокки показались Максиму резиновыми и безвкусными, соус сильно пах козой. Вот тебе и хваленая итальянская кухня!
Кофе решили выпить где-нибудь на набережной, где сплошь тянулись кафе и бары. Они выбрали один, попросили эспрессо. Максим заметил прямо из бара проход в книжный, сразу захотел посмотреть. Конечно, книги на итальянском, но все равно это лучше любого ресторана. Он прогулялся вдоль полок, полистал пару томов. Мелькнула шальная мысль – почему бы не выучить новый язык? Может, и стоит, надо будет подумать. Похоже, в Италию придется ездить часто.
Алена окликнула его из-за столика: кофе принесли, иди! Максим отмахнулся, наслаждаясь любимым запахом резаной бумаги. Алена позвала снова, пришлось возвращаться. Сердитый, он залпом проглотил эспрессо, со звоном поставил на блюдце белую чашку.
– Куда дальше? – спросил, рассчитывая на экскурсию по городу.
Алена предложила пойти по магазинам; ей не помешает новая сумка, какие-нибудь летние вещи. Максим возмутился про себя: мало, что ли, двух чемоданов, которые они с собой привезли? Но пришлось отправляться на центральную улицу, с магазинами и большим театром в самом начале. По обеим сторонам там тянулись галереи, красная мозаика под ногами была похожа на ковровую дорожку. Они зашли в один бутик, в другой – Алена что-то щупала, перебирала вешалки, меряла обувь. Он покупал, что ей хотелось, не спрашивая, сколько стоит и зачем нужно, нес пакеты в руках, чуть ли не каждую минуту поправлял солнечные очки, сползавшие по мокрому от пота носу. Но когда впереди возник огромный супермаркет парфюмерии, Максим сдался и сказал, что внутрь не пойдет, останется в баре рядом.
Алена убежала, а он рухнул на стул и заказал себе «лемон-соду». К аперитиву ему принесли стеклянную тарелочку с орешками и чипсами, но Максим побоялся их есть, предполагая, что тарелочка переходила от одного клиента к другому, и все совали туда грязные пальцы. Ледяная газировка немного его освежила: она была не слишком сладкой, хотя и не горчила, как тоник. Он вытер бумажной салфеткой лицо, повертел головой, разглядывая соседей. Те заказывали в основном апероль-шприц или пиво, ели, не брезгуя, свои чипсы. В глубине души ему тоже хотелось алкоголя, тянуло закурить, но он гнал от себя эти мысли, решительно настроенный больше к дурным привычкам не возвращаться.
Посмотрел в телефоне сайт театра, мимо которого они проходили только что: оперный, черт! С классической музыкой у Максима отношения с детства не складывались, хоть мать и водила периодически в филармонию. Нет, джаз – его предел. И чем теперь вечером заниматься? Сидеть в ресторане? Вообще-то скучно! Долгой беседы с Ленкой не получится, у нее сейчас все мысли заняты косметикой и тряпьем. Секс – развлечение минут на двадцать, а потом что?
Максим почувствовал, как подступает раздражение, скомандовал себе угомониться. Можно, в конце концов, так же в баре засесть, почитать книгу. Где-то в Генуе есть художественный музей, надо бы заглянуть. Алена, выскочив из магазина, начала показывать покупки: крем, крем, еще крем, помада. Две коробки с духами, одна матери.
– Хочешь вечером в театр пойти? – перебил ее Максим, плюнув на нелюбовь к опере. – Я посмотрел на сайте, билеты еще есть.
– Там же на итальянском! Как мы поймем?
– Это оперный театр, они петь будут. Поймем как-нибудь. Почитаем, на худой конец, либретто в интернете.
– Оперный? – Алена наморщила лоб. – Не, не пойду. Я была в Москве в Большом, чуть не заснула. Хочешь, иди один. Я дома отдохну. Ноги устали, ужас!
Максим подумал, что и правда не против сходить один, посидеть в темноте и прохладе – если, конечно, в театре работает кондиционер. Они снова пошли через галерею, рассматривая мозаичные узоры под ногами. Сверху свисали на цепях большие фонари, и Максим уже представлял, как красиво тут будет ближе к ночи, в темноте.
Добравшись до театра, он оставил Алену ждать на улице, а сам купил билет на вечерний спектакль, какую-то «Тоску». Название заранее не радовало, но выбора не оставалось. По дороге домой они набрали в магазинчике продуктов, Алена попросила бутылку «Ламбруско», объяснив, что вино легонькое, как компот. Пока она что-то готовила на скорую руку, Максим принял душ, переоделся в чистую рубашку и джинсы – парадных вещей он с собой не взял. Они перекусили вместе, и он вышел пораньше с тем расчетом, чтобы перед спектаклем выпить кофе в баре.
Пока сидел за деревянным столиком под зонтом, рассматривал итальянских женщин: все темноволосые, в черном, с массивными золотыми украшениями. Многие курили, и даже не сигареты, а коричневые сигариллы; в воздухе витал ароматный дым. Одна поглядывала на него заинтересованно, но Максим, даже будь у него желание, заговорить бы не смог – знал только английский, и то немного. Заказал себе после кофе воду со льдом, расплатился за стойкой и двинулся в сторону театра.
Перед зданием с колоннами стоял бронзовый, покрытый патиной памятник: Джузеппе Гарибальди – с бородой и в картузе – на тонконогом изящном коне. Максим обошел его по кругу, прежде чем нырнуть в двери, куда уже стекалась публика. Зрительный зал ему понравился: стены там были похожи на улицу итальянского городка, с окнами и балкончиками. Когда дали третий звонок и начал гаснуть свет, Максим заметил, что еще немало мест свободно – видимо, туристы в оперу не спешили.
Заиграла музыка, полная женщина в старомодном пышном платье стала звать кого-то: «Марио! Марио!» Оказалось – художника, который писал картину на церковном алтаре. Кое-как Максим прочел на английском либретто, вроде сюжет понял. Но следить за перипетиями на сцене ему было лень, взгляд скользил по головам публики в партере, отвлекался на занавес и музыкантов из оркестра. Только когда художника стали пытать, а потом бородатый злодей набросился на женщину в платье, требуя любви, Максим немного заинтересовался. Кончилась опера плохо: художника расстреляли, а дама – это ее звали Тоской – бросилась со стены замка.
На площади перед театром Максим постоял у фонтана, прошелся по галерее, которая с приходом темноты действительно преобразилась, став совсем волшебной. Итальянцы по домам не спешили, несмотря на поздний час: гуляли с собаками, сидели в барах, шумно обсуждали какие-то свои дела. Магазины уже закрылись, но меньше людей на улице от этого не стало.
Максиму не хотелось возвращаться в чужую неуютную квартиру, но больше податься было некуда. Он подумал о том, чтобы снова купить пиццу возле дома, но вовремя вспомнил, что Алена запасла продукты и ужин наверняка у нее готов. Когда он повернул в замке ключ, дверь почему-то не открылась, пришлось звонить. Долго-долго никто не отвечал, потом щелкнула задвижка. Алена стояла в коридоре, загадочно улыбаясь, и заметно покачивалась. Пьяная? Быть не может!
– Как опера? – поинтересовалась она и тихонько икнула. – Понравилась?
– Так себе, – ответил Максим, – а у тебя тут что?
– Все отлично. Есть хочешь?
Видно было, что она с трудом сдерживается, чтобы не захихикать, и пахло от нее как-то странно, фруктами и спиртом. Ну конечно, «Ламбруско»! Как же он забыл!
– Уже не хочу. Лен, ты выпила, что ли?
– Немножко. Вино вкусное, ты не представляешь! Будешь пробовать?
– Там еще осталось? Судя по тебе, вряд ли…
– Я спускалась еще раз в магазин. Захотелось расслабиться. Попробуй, оно не крепкое!
– Я вижу, какое не крепкое! Ну, надеюсь, ты довольна.
– Ты же не сердишься?
Максим и сам не знал, сердится он или просто ошарашен внезапным «дежавю». Примерно в таком состоянии он регулярно заставал Анну Ивановну перед разводом. Не дай бог, чтобы с Ленкой то же самое началось.
– Сержусь.
– Сильно? – она состроила огорченную гримаску.
– Не очень. Но больше так не делай. Сколько было твоего «Ламбруско»? Две бутылки? Три?
– Ну ты что! Я только вторую открыла. С клубничкой просто сказка. Иди, посидим.
Чтобы не ругаться, Максим сел с ней за стол, попробовал клубнику, рассказал, как побывал в театре. Алена включила музыку, но он попросил сделать потише – соседи, наверное, уже спят. Она забралась к нему на колени, поерзала, намекая на продолжение. Максим хотел было ее остановить, но потом подчинился, дал себя раздеть. Пришлось потрудиться, чтобы она в этом состоянии почувствовала что-то, но ему удалось, и, когда они засыпали, Максим уже не ощущал ни раздражения, ни тревоги – только умиротворенность и сладкую пустоту. Напоследок Алена еще спросила, не против ли он, если они с матерью назавтра поедут вдвоем куда-то за город, в аутлет. Может, ему тоже хочется прокатиться? Максим отказался, но жену отпустил – пусть развлекается. Заснул он на спине, держа руку под ее головой и слушая мерный гул кондиционера.
Глава 3
Наутро, оставшись один, Максим решил посмотреть наконец город как следует. Надел кеды, захватил бейсболку с козырьком и бутылку воды, загрузил в телефон карту и отправился. Ноги сами понесли к порту, но там, на набережной, устроили детский спортивный фестиваль. Максима это совсем не обрадовало, и он сбежал в путаницу переулков, где ювелирные лавки чередовались с продуктовыми, бродили неприглядного вида мигранты, а туристы, опасливо озираясь, ускоряли шаг. В одном таком переулке он натолкнулся на церковку, в подвальном этаже которой торговали прессой и сигаретами. Казалось, церковь стесняется такого соседства, мечтает оторваться от земли и взлететь – ее шпиль был устремлен в небо, а чтобы рассмотреть фасад, приходилось запрокидывать голову.
Чуть дальше на стене ему попались яркие граффити, которые так и просились в кадр; он сфотографировал их отдельно, а потом себя на их фоне. Подумал, что с его работой рисунок в тему: граффити изображали мозг с глазами, русалку со щупальцами и мартышек, катающихся с детской горки. Что-то в этом роде ему регулярно описывали пациенты, пересказывая свои галлюцинации.
Кеды начали нещадно натирать ноги; он и забыл, что они неудачные, привез с собой. Поколебавшись, Максим зашел в обувной магазин, попросил первые попавшиеся кроссовки, примерил, но отверг. Продавец, лопоча по-итальянски, стал предлагать другие, но разговора у них не вышло, Максим ни слова не понимал. Пришлось тыкать пальцем, выбирать наобум. Тем не менее он купил подходящие – белые, с удобной пружинящей подошвой. Там же, в магазине, надел их, а кеды выбросил в мусорное ведро.
Идти стало легче, прогулка уже доставляла удовольствие, и скоро он оказался на широкой мощеной улице с разноцветными особняками по обеим сторонам, исключительно пешеходной. Он брел не спеша, разглядывая причудливые лепные орнаменты на стенах: мрачных котов (наверное, это были львы), ушастых чертей и мускулистых атлантов с отколотыми носами. На приметном доме из темно-красного кирпича ему бросились в глаза афиши, приглашающие осмотреть выставку картин и интерьеров; Максим заплатил в кассе шесть евро за билет, поднялся по беломраморной лестнице в зал на первом этаже. Из интересного там был только потолок, весь расписной, в амурах и мадоннах. Из-за ярких красок он казался новоделом, как и люстры, и обивка на мебели.
Естественно, это некогда был дворец, принадлежавший семье аристократов, и Максим осмотрел еще спальню, тоже разрисованную фресками, с маленькой кроваткой под пологом и картинами на стенах. Рядом с ним кто-то сказал по-английски, что на крыше есть смотровая площадка, и Максим, отыскав лестницу, потопал наверх. Подниматься пришлось долго, но оно того стоило: с крыши распахивался во все стороны вид на город, древний маяк – самый высокий в Европе – и море, бьющее в глаза своей синевой. Максиму стало жаль, что Алены нет рядом; хотелось взять ее за руку, обнять, постоять бок о бок. Глядя на Геную сверху, поискать их дом, площадь перед ним, театр, памятник – да хоть бы и ее парфюмерный магазин.
Загрустив, он решил возвращаться домой, но по пути попалась остановка фуникулера, на котором можно было забраться в самую высокую часть города. Он сел в зеленый вагончик, кондуктор дал звонок, и начался подъем. Сверху Максим рассматривал дворики, провода, крыши домов; постепенно пейзаж из городского становился деревенским, под ним проплывали мощеные патио, крошечные бассейны, арки, увитые виноградом. Конечную остановку фуникулер делал в парке на холме. Там было безлюдно, видимо из-за жары, хотя и попадались периодически упорные итальянские бегуны, жилистые и загорелые, в полной амуниции и с фитнес-браслетами на запястьях. За одним из таких семенил, вывалив набок розовый язык, пятнистый бульдог с торчащими ушами.
Максим выбрал тенистый уголок, сел на траву. В телефоне накопились сообщения, в основном от коллег, хоть те и обещали не беспокоить. Что с бюджетом на следующий квартал – нужны еще деньги на ремонт в новом здании. Или пока его заморозить? Максим возмутился, сразу ответил, что деньги будут, ремонт надо продолжать. Он в глубине души очень рассчитывал заниматься санаторием за городом, а не торчать в клинике каждый день. Ленка ничего не писала и фотографий не сбрасывала. Надо думать, увлеклась шопингом.
Он посидел, зажмурив глаза, минут десять, едва не задремал. Хотелось есть – обед он пропустил, а время уже перевалило за четыре. В рюкзаке нашелся завалявшийся с Москвы протеиновый батончик, но голода тот не утолил, надо было спускаться назад, в город, искать какое-нибудь симпатичное местечко, чтобы перекусить. Максиму запомнился бар возле театра; там вроде кормили весь день, а не только в обед и ужин, как в большинстве итальянских ресторанов. Туда он и направился, сойдя с фуникулера, заказал себе пасту, ориентируясь по фотографиям в меню, и лемон-соду, которую успел полюбить.
Паста была получше, чем у экономного Джованни: вся купалась в сыре и вкусно пахла свежемолотым черным перцем. Официант, ставя перед ним тарелку, громко озвучил название – «качио э пепе». Получается, «пепе» – это перец? А «качио» что? Спросить бы, да не у кого. За соседним столиком сидела девушка с книгой и пивным бокалом. Заметив, что Максим смотрит в ее сторону, она показала сигарету и вопросительно подняла брови: зажигалки не будет? Максим помотал головой, улыбнулся, словно извиняясь. Зажигалку девушке подал официант, хоть это и не входило в его обязанности. Наверное, просто понравилась.
Максим понял, что скучает по такому общению, случайным знакомствам. С этой итальянкой он не против был бы заговорить. Резкая, сухая, с длинными тонкими пальцами, девушка отпивала свое пиво, перелистывала нетерпеливо страницы книги. Максим наклонил голову, как будто пытается разглядеть название. Она показала обложку: «Tender is the Night». Надо же, на английском! Да еще и Фицджеральд; «Ночь нежна» – один из любимых его романов.
– Говорите по-английски? – спросила его девушка с итальянским акцентом, и Максим кивнул, предлагая ей пересесть ближе.
Девушка засмеялась, захлопнула книгу и переставила бокал к нему на стол. Затянулась, кольцами выпустила дым.
– Откуда вы?
– Из России, – ответил Максим, – Москва.
– О, русский! – воскликнула девушка оживленно.
– Как вас зовут? Я Максим, – пока он использовал самые избитые, вертевшиеся на языке вопросы и фразы.
– Маддалена, – девушка протянула ему узкую ладонь.
– Живете здесь?
– Нет, в Пизе. Учусь в университете. Приехала на один день. А вы?
– Моя теща… мать моей жены… мы приехали в отпуск.
– Ваша жена итальянка?
– Нет, русская.
Максим понял, что так ничего не объяснит, добавил:
– Мать моей жены замужем. Ее муж живет в Италии. Он итальянец.
Девушка покивала: ясно.
– Любите Фицджеральда? – Максим решил переходить к теме поинтереснее.
– Не знаю. Я только что купила книгу.
– Но начало вам нравится?
– Нравится герой. Но героиня – нет. Она наивная.
– Она очень молода. Жена героя взрослая, она интереснее. Она сумасшедшая.
– Давверо? – это девушка спросила по-итальянски, соскочив с английского, но Максим все равно понял: серьезно?
– Да. У нее шизофрения. Главный герой, ее муж, – врач.
– Он ее лечит?
– Нет, так нельзя. Врач не может жениться на пациентке.
– Почему? Я знаю врача, хирурга, он женился на женщине, которой делал операцию.
– Главный герой психиатр. Психиатры на пациентках не женятся.
– Это несправедливо. А откуда вы знаете, что не женятся? Вы психиатр?
Максим закрыл лицо ладонью:
– Да!
Девушка присмотрелась к нему повнимательнее:
– Вы похожи на психиатра.
– Давверо? – повторил Максим ее слово.
– У вас такой взгляд… Вы все знаете про человека.
Ее слова польстили ему, хоть и не были правдой.
