скачать книгу бесплатно
– Да он уже.
– Что, Санек, «уже»?
– Обналичил. А что это ты так запнулся, когда правильное слово хотел ска-зать?
– А это, Санек, в память нашему Красному командиру: он сам матом не ру-гался и нам не давал.
– А, а я уж подумал, что ты вступил в какую-то секту.
Глава четвертая
– Коломбо, ты нас уже достал, – зевал полным ртом Райкин на посту главного наблюдающего аэропорта. – «Вырежи то, вырежи это!» Отстань от мальчонки, у него уже сахар в крови упал. Пять часов туда-сюда гоняем порожники. Везде он в маске, хрен поймешь, он это или не он.
– А вот поймешь, – не унимался «Коломбо». – А мы все камеры просмотрели или не все? А в санузле их нет?
– В санузле их нет! – чуть ли не навзрыд отвечал измученный айтишник. – Там их ставить не разрешили из этических соображений.
– Ну, а на паспортном контроле? Вы же должны там снимать всех, кого идентифицируют по паспорту.
– Должны. Но ничего не увидите. Там освещение так сделано, что лица в зайчиках получаются.
– Тоже из этических соображений?
– Может быть, их еще до меня ставили, а мне не доложили. Ничего не увидете.
– Нет, давайте посмотрим.
– Ладно, сейчас поищу, – айтишник куда-то вышел, где-то порылся и вернулся с пустыми руками. – Не нашел.
– Да тебе что, пацан, работа здесь надоела? Так я тебе сейчас устрою каникулы за потерю государственно важной информации! – взревел Санек, обеспечивающий доступ к секретным материалам.
– Да ладно, Санек, не кипятись, пусть лучше покажет, как там оно сейчас, – заступился Райкин.
Показал. Действительно ничего не понятно – лица, как Ангелиненские блинчики с вареньем, только немного неодинаковых размеров.
– А вот я что хотел сказать… А вот ты можешь по компьютеру отсюда лицо этого Бреха, как там у вас, почистить, да? А потом сравнить с фотографией реального Бреха.
– Константин Сергеич! Да на этих блинах любой комп заглючит так, что все программы полетят.
– Ну, а если обнажить лицо от маски?
– Неужели вы думаете, что наша техника имеет такие возможности, как по-казывают в фильмах? Но попробовать, конечно, можно.
Целый час айтишник пытался «обнажить лицо Бреха», но бесполезно.
– А ты попробуй на других, – не унимался Константин.
Айтишник снова ушел в свой комп, бегая мышкой по экрану.
– О, а это получилось, – ткнул он в монитор белым худосочным пальчиком. – Вот чел в маске, а вот мы с него сняли. Ой, а у него под носом шрам. Наверное, от удара ножом.
– Это заячья губа, недоросль. А давай еще кого-нибудь. Штук десять, для статистики.
Опять получилось. Еще и еще, еще и еще. Опять «Бреха».
– Не понял, пацан, ты издеваешься над нами? Почему всех ты можешь раздеть, а нашего нет? Он что, заколдован?
Запуганный юноша пожал узкими плечиками:
– Не знаю.
– Зато я знаю, – откашлялся Константин. – У меня первое образование по электронике. Еще тогда можно было создать устройства, которые электронная техника не читает. В маску этого хрена вмонтировано что-то наподобие антирадара. Это, конечно, версия, но имеет место быть. Но у меня есть еще две. Александр, а можно сейчас к Мерзавкину поехать и показать ему эту флешку, на которую куски видеонаблюдений перебросили?
– Да почему нет?
Мерзликин, покусывая толстые губы, тупо пялился в видеозапись, не понимая, чего от него хотят.
– Но ведь он же везде в маске, – простонал он тоненьким, не подходящим под стан, голосочком, – а по глазам ни хрена не поймешь, он же в очках!
– А очки он всегда носил?
– Конечно, нет. В бане снимал…
– А маску? – пытал «Коломбо».
– Ну, в общественных местах, наверное, всегда. Во всяком случае, нарушений масочного режима за ним я не замечал.
– А как он носил маску? Может, как-то по-особенному?
– Да нет, как все – на подбородке.
– Вот! – просиял Константин. – Вот именно. А здесь он везде упакован в маску под самые очки, а уши затянул под шапочку. Он шапочку часто носил?
– Да нет. Не знаю, мы с ним больше в помещениях общались, а до машины он шел с непокрытой головой. Но ведь он же бежал от правосудия, поэтому и мог гриммироваться.
– Допустим. А походка? Походку он тоже сменил для конспирации? Как он ходил, вы это помните?
– Да никак.
– Что, совсем не ходил?
– Да не знаю, я не обращал внимание.
– А записи с ваших камер с ним сохранились?
– Ну да.
– Давайте посмотрим.
Мерзликин гаркнул секретутке принести материал.
– Вот, – принесла через час заказ классическая блондинка.
Райкин с нетерпением воткнул в нужное место флешку, и все замерли в ожидании чуда. Вот Штрехтенбрехт выходит из мерса, вот подходит, семеня, к парадному входу, вот он мелкими шажочками чешет по коридору…
– Костян, да у него не только походка не такая (ее же тоже можно сменить), у него и фигура не та. А фигуру за два дня не поменяешь. У того задница больше, чем плечи, а у этого наоборот. Костян, да ты гений! В аэропорту был не Брех, а Лже-Брех. Так, господин заказчик?
– Та-ак, – протянул ошеломленный Мерзликин. – Как же я сразу не заметил… А куда же этот гад дел моего Колю? И с кого мне теперь отжимать мое бабло?
– А вот это нам как раз и предстоит выяснить. А сейчас – поехали к стюардессам.
– Вот, все-таки какие сволочи все: маски на подбородке носят, а кто нормально носит, может быть потенциально опасен возможной преступной ориентацией. Никакой гражданской совести! Куда мы катимся? Как опустился мир! Как можно использовать несчастье других для своих корыстных целей! Какой регресс!
– Да не скажи, Александр. Если даже для преступных целей используется творческая жилка – значит, мы еще существуем, значит, не все потеряно, потому что еще способны думать и изобретать. «Я мыслю – значит, существую!». Просто их, этих изобретателей, надо повернуть в другую сторону.
– Коломбо, ты вроде с кучей образований, даже педагогических, а тупой, как мои кроссовки: как ты можешь повернуть преступника? Он поэтому и преступник, потому что преступил черту (даже самую малую), а значит – сломался, и обратной дороги нет. Все! Восстановлению не подлежит! Их не поворачивать, их мочить надо.
– Ох, Райкин, Райкин! – вздохнул Санек. – А что ж тогда с тобой делать, если ты у Горбушкина из шкафчика водку тиснул, а у Коласа пол- «КАМАЗа» песка к себе втихаря перетаскал. И это только то, что ты сам успел мне доложить. А уж что не успел, а уж что совсем в несознанке…
– Га-га-га! – саргументировал Райкин.
В тот вечер не удалось опросить стюардесс, чему сильно обрадовался Райкин, которого Константин «достал». Только на третий день весь летный состав готовился к рейсу и собрался в порту в полном составе. Райкин «вкалывал» на дежурстве у Горбушкина (играл в «Морской бой» с напарником до посинения), Санька вызвали на объект. Пришел только Константин. Старшая из стюардесс встретила его недружелюбно.
– Если бы не Александр Павлович, сроду бы вашими глупостями не занималась, – проворчала она и недовольно указала Константину на свободный стул. – Давайте, спрашивайте, что надо – у меня времени в обрез.
– Наши глупости интересуются вот этим пассажиром, – Константин протянул ей две фотографии: «Бреха» и «Лже-Бреха». – Он летел вашим рейсом…
– Вы что, нас за жестский диск принимаете? Мы что, должны всех запоминать? Да их миллионы через нас проходят.
– Ну, ведь некоторых все-таки не запомнить нельзя. Например, гражданина Чепикова, который знаменит на весь мир, как упустил во время полета контрабандного крокодильчика. Может, человек на фотографии тоже чем-то вас удивил?
– Любка! – гавкнула главная молоденькой дамочке в униформе. – Посмотри, ты напитки разносила.
Любка взяла фотографии.
– Вот этого не помню, – указала она на «Бреха», – а этот летел. Да, я его хорошо запомнила. Он долго не снимал маску. Правда, у нас нельзя снимать маски, но мы разрешаем, а то от кислородного голодания начинают рыгать. Ну, с этим так и получилось. Да он еще, видно, с аэрофобией. Когда заходил, трясся, как макароны в дуршлаге, а на снижении, я думала, что сердечный приступ будет. Аж позеленел.
– Вспомните еще. У Вас очень многогранная память!
Любка зарделась от комплимента и подняла глаза влево-вверх.
– Еще, когда я ему терла виски нашатырем, ну, чтобы рыгал не очень сильно, заметила, что он злоупотребляет мужской косметикой. У меня вся салфетка была коричневой от тональника. А еще он сказал, как бы промеж себя: «Знал бы – ни за какие деньги… Больше ни за что, лучше назад пешком…». Как тут не запомнишь. Тем паче, что это было на прошлой неделе.
– А часто Вам попадались мужчины, которые пользуются тональным кремом?
– Да мало ли каких придурков нам приходится перевозить! В быту? Ну, у меня муж без косметики даже мусор не вынесет. Конечно, придурок. Я еще до свадьбы в этом была уверена. Иначе он бы на мне не женился.
– Константин, – кричал в трубку Коласу Санек. – Я приехать не смогу, у нас ч.п. опять с детдомовцами. Но Мерзликина я поднапряг по связи. Он говорит, что его Коля летал на самолетах, как на собственных крыльях, и никогда не пользовался ничем, кроме какого-то импортного одеколона, я в них не разбираюсь. Так что, летел точно не он, и эту ветку нужно отрубить. Давай, ищи Колю, надо его брать за жабры, он явно причастен, потому что его никто не может найти.
– А я думаю, Александр, что за жабры нужно брать Мерзавкина. От него ветер дует. И зловонный. И фамилия мне его не нравится. Сведи меня с ним непосредственно, чтобы я один был вхож в его хоромы, без твоего сопровождения. Ну, мне так удобнее, чтобы не отвлекали.
Глава пятая
«Мерзавкин» ерзал на своем троне, а трон скрипел под натиском своего короля.
– Да нет у него никого в этом городе, кроме меня. Какой курьер? Что за старорежимные понятия! Вы еще скажите, что он связист. Все связи я прекрасно знаю, все его связи – это я. Он был мне как сын.
– Да что Вы говорите! – поднял брови «Коломбо». – А как, что он моложе Вас всего на пять лет?
– Ну, я не так выразился. Ну, правая рука, ну, друг, ну, самый дорогой… человек…
– Вы были с ним в половых отношениях?
Мерзликин понял, что сказал лишнее и покраснел.
– А что тут криминального? Это не Сталинские времена! И вообще, если Вы попытаетесь об этом кому-то рассказать, особенно моей жене и детям – я Вас уничтожу.
– Ну, о таких вещах никак нельзя рассказывать, даже Вашей жене и детям. Можете быть спокойны. Только я не понимаю: у Вас и жена, и секретарша, и баня, а тут еще и Коля…
– На что Вы намекаете? Да, я полигам. И это тоже не для распространения слухов.
– Скажите, а Вы своему Коле не подавали повода для ревности?
– О, нет. Никогда! К моим увлечениям женщинами он относился, как к легкому массажу. А на других, кроме Коли, я смотрел не лучше, чем сейчас смотрю на Вас. И Вы это никогда не поймете: когда сближаются особи не только одного вида, одной крови. но и одного пола – это абсолютное единение двух душ. Мы – как два в одном. Мы – единая монада.
– Понятно, правда, не очень. Ну, и как же Вы упустили половину такой монады? Когда и почему?
– Ну, мы отрывались иногда, чтобы напитаться новыми впечатлениями. Вот и тогда, в тот злополучный день, Коля попросил меня оставить его до завтра, чтобы он побыл один и набросал несколько строф.
– Он писал стихи?
– О, да еще какие! «Мой странный гений меж холмов летающий порыв хватает; скажи, чего мне не хватает, когда я в поисках твоих долгов»…
– Он что, Ваши долги выбивал? По внешности не очень похоже.
– Какой Вы неотесанный человек! Он писал о высоком моральном чувстве долга!
– Так все-таки: где и когда Вы последний раз контактировали с Колей?
– В тот день я отпустил его после длительного разговора о предстоящей поездке на острова. Это было пятого в начале пятого. Коля отправил водилу и сел сам за руль. Я же еще немного позанимался медитацией и поехал к садистке.
– Куда-куда?
– К садистке. Массаж мне по возрасту уже не показан, даже легкий, но ведь я должен как-то снимать недельную телесную усталость!
– Я думал, что эти оздоровительные процедуры потеряли свою популярность еще лет пятнадцать назад.
– Популярность – быть может. Но не актуальность. Просто в рекламных акциях этот вид услуг больше не нуждается – у каждого специалиста своя постоянная клиентура, а молодежь туда не стремится, потому что это тяжелый физический труд, а молодежь совершенно не приучена к физическому труду. Разве что секс по смартфону, а физических оздоровительных процедур от этого не получишь. Так вот. Когда я вернулся, сразу же позвонил Коле спросить, когда он сможет выйти на скайп, чтобы прочитать в лицах свой новый стих. Он не ответил. Я решил, что творец находится в творческом раздумье, и больше не стал его беспокоить. Он, чтобы войти в созидательный экстаз, отключает все средства связи.
