Соседи

Все, что случилось, случилось не зря! Я повторяю это и сегодня, но уже с большей уверенностью! И тогда я сильно верила, что судьбой мне уготовано нечто иное и непременно лучшее, чем было до того! Я имела в виду не только неудавшийся брак, который как бы возлежал на поверхности моей свалки несчастий, но и все-все предыдущие удары судьбы, печали и горести. Их было немало.

Но мне еще предстояло найти мое и лучшее! А «иное и лучшее» в моем представлении было этаким совсем небольшим, нет, пожалуй, еще меньше, маленьким мирком-пространством на земле. Чтобы там царили добро и благодать, любовь и уважение, где я чувствовала бы себя защищенно, надежно, «своей»! И непременно, где бы кто-то душевно и с умилением относился к выращенному мной укропчику для салатика и тюльпанчику для вазочки! Гм… А впрочем, обойдусь и без этого! Можно без души и умиления, но непременно без иронии и сарказма… как это обычно бывало.

Не только я, многие утверждают, что все, что с нами случается, происходит неслучайно и с какой-то целью. Да мало ли для чего выпадают на нашу долю тяжкие испытания! И не всегда для того, чтобы добить нас до конца. Иногда это происходит с благородными целями. Возможно, для того, чтобы дать возможность остановиться, отдышаться, подумать, осознать, подвести черту, переосмыслить жизнь. Может, и для того, чтобы поставить нас перед выбором, столкнуть с хорошими и полезными людьми, с другим миром. Вполне вероятно, происходит это еще и для того, чтобы, в конце концов, заставить нас действовать осмысленно и решительно в отношении самих себя.

Не сразу, но я поняла: бесполезное дело искать виноватых в своих промахах и несчастьях, равно как и долго копаться в себе или зацикливаться на своем неблагополучии. Когда поняла, сразу стало легче дышать. Неблагодарное дело взращивать в себе озлобленность и ожесточение, равно как ни к чему хорошему не может привести постоянное самобичевание или нытье. Потому что все это удерживает тебя на одном месте. Ты топчешься и топчешься, вытаптывая себе ямку все глубже и глубже. Согласитесь, это никак не содействует прорыву вперед.

Как-то родилась в моей голове весьма художественная (так мне казалось тогда) фраза: «Чем быстрее и плотнее закрыть двери в несчастливое прошлое, тем скорее будет видеться открытый простор в оптимистичное будущее». Несказанно поразил собственный талант: высказать мысль с глубоким содержанием. Надо же! Пожалуй, эта фраза может любого впечатлительного заставить умилиться до слез… с рыданием и икотой. Что, собственно, случилось со мной. (Долго не могла успокоиться от сознания своей гениальности. Но это быстро прошло.)

Так вот, в действительности мне удалось захлопнуть двери в прошлое решительно, громко и навсегда, но от этого горизонты будущего не стали менее туманными.

У многих поэтических особ в результате приобретения горького жизненного опыта, как правило, возникают разнообразные художественные ассоциации. Это может быть невидимый, но отягощающий плечи горб за спиной. Это может быть второе «я», более мудрое, ведущее прежнее «я» более осторожными дорогами. Или вот, недавно прочла, как одну талантливую современную писательницу утешала словами «все будет хорошо!» хорошенькая мечтательная девочка, и этой девочкой была она сама из прошлого.

У меня же, как у дракона, появилась вторая голова, которая втянула меня в постоянные диспуты с собой. Она молчаливо выслушивала накопившиеся обиды, горести и печали первой головы, задавала каверзные или бестактные вопросы, но более всего любила вставлять язвительные замечания. Одним словом, наступили сплошные разборки.

– Что делать, что делать! – панически ворчала первая. – Нужно всю свою жизнь перекроить заново!

– Заодно и себя, – советовала вторая, насмешливо прищуриваясь, – и непременно научиться с этим жить! И начать жизнь, как будто ты вот только что родилась, но уже готова постигать нехитрую науку – как ходить.

– Ой, да! И хорошо бы начать делать первые шаги в новую жизнь где-нибудь… подальше отсюда… далеко-далеко… – с оптимизмом поддержала первая.

– И где же, по-твоему, это «далеко-далеко»? Как далеко собралась-то?

– Да хотя бы и у черта на куличках!

– У черта на куличках! Оригинально! В глушь какую-нибудь потянуло? Лесов, полей и рек, сел и районных центров вокруг немало! – ехидничала вторая.

– Да в какую глушь?! – возмущалась первая. – Совсем у тебя крыша поехала! Было бы здорово, чтобы «у черта на куличках» оказалась какая-нибудь страна любого зарубежья! Не имеет значения – ближнее, дальнее! Уехать куда-нибудь!.. Бог знает куда, лишь бы подальше отсюда. Непременно уехать, далеко-далеко… за границу! Раствориться для всех, чтоб не знали, не ведали, где я, как я и что со мной!

Вторая голова многозначительно молчала.

Не претендуя на абсолютную точность описания той общественно-политической обстановки (у каждого она своя), сейчас самое время набросать эскиз той стороны, которой эта общественно-политическая обстановка была повернута ко мне. Говорить об этом здесь и сейчас хочется только лишь потому, что мое решение эмигрировать было связано с обстановкой в стране (как бы пафосно это ни звучало). «Покорение» Дикого Запада привело к поселению в «Большом яблоке», что в свою очередь подвело меня к знакомству с людьми, о которых больше всего хочется рассказывать, что я и сделаю, но позже. А сейчас вот о чем пойдет речь.

Читающей части населения Земли известно, что на протяжении веков миллионы людей покидали родные места. Они эмигрировали в другие страны вынужденно, прежде всего из-за неблагоприятной политической обстановки. Крупные иммиграции евреев из России в США (близкая тема современным русскоговорящим людям) были обусловлены антисемитскими настроениями, преследованиями и погромами. Политические и религиозные деятели, группы, вступившие в открытые противоречия с представителями властей, не желая умирать за свои идеи, искали убежища в США. Войны и революции также заставляли людей покидать насиженные места, бросать нажитое имущество и примыкать к новым берегам в поисках свободы и новых жизненных возможностей.

Все вышесказанное абсолютно никакого отношения ко мне не имеет. Ни в каких политических и религиозных организациях я не состояла. Революционных идей по переустройству мира не вынашивала. Поднимать друзей, соседей и знакомых на бунт за справедливость, равенство и свободу не собиралась. Словом, в моем поведении не было ничего крамольного, чтобы опасаться преследования со стороны властей. Хотя, нужно отметить, существующим порядком в стране я была недовольна всегда. Но мое диссидентство не распространялось дальше пределов моей кухни. К настоящему и активному протесту против однообразия, пресности и безысходности собственной жизни я начала созревать стремительно лишь на данном этапе. И вылился мой протест в форму простого желания поехать за границу. Представления о том, каким образом все это может осуществиться, были самые смутные. Но как я собиралась прижиться в чужом социуме, было ясно. Ведь там, за границей, я никто и имя мое никак! Одним словом, аутсайдер! Ничего постыдного в этом я не находила. А, кстати, кем я была здесь? Здесь – в родном социуме на родной земле? Не тот же аутсайдер, несмотря на глубокие корни предков?! Там, за границей, мы никому не нужны? А кому мы нужны здесь?

Перспектива начать все с чистого листа, вкалывать, мыть полы или ухаживать за лежачими больными, отнюдь не пугала и совершенно не казалась облачным будущим. Такова особенность истории моей страны – рожать людей непритязательных и работящих. Обучать их всяким там наукам, превращая в людей грамотных и образованных. В итоге выпускать врачей, учителей, инженеров, словом, высокопрофессиональных специалистов для стран Запада в качестве уборщиков, таксистов, сиделок. Обидно. Хотя это и не край бездны. Уборщик, таксист и сиделка всегда имеют возможность изменить свой статус – подучиться и занять свое место под солнцем в чужой стране.

А я что? Я простой человек. Для меня роль сиделки – так роль сиделки! Крайне подходящая роль! И виделась мне эта ситуация довольно оптимистичной. Сойдет в качестве первоначальной ступени по обустройству и налаживанию жизни.

Невероятно пугало другое – остаться здесь, где мне не сулило ничего хорошего и в первую очередь на рабочем поприще. Трудно сейчас придать форму тому, на что я мысленно уповала, представляя жизнь за границей. Одно скажу, жила присказками из прошлого. Еще с детства во мне основательно прижилось утверждение народной молвы, что, мол, там, за бугром, доблестным самоотверженным трудом можно добиться немалых успехов. Нередкими были примеры того, как «кто был никем, становился всем», прямо как в «Интернационале» поется.

Поговаривали, что «там» среди сильных мира сего можно встретить людей, готовых по достоинству оценить ум, трудолюбие, ответственность работника. И даже более того, совсем не редким является факт содействия в продвижении. Мало ли чем черт не шутит! В глубине души на встречу с такими людьми я и рассчитывала. Это подавляло чувство страха перед неизведанным, придавало чрезмерного оптимизма и воодушевляло меня на немыслимо смелые поступки.

Почему я сосредоточила внимание на содействии в продвижении, сейчас поясню. Ко всем разочарованиям сердечного плана примешивалась паника от понимания своей абсолютной непригодности в существующих условиях. А существующие условия, в которых нормальная жизнь, в моем понимании, мне не светила, были щедро предоставлены постперестроечным периодом.

Приобретя в тот исторически переломный для страны период статус незамужней, я попала в положение хуже не придумаешь. Перспектива безденежного «дна» была более чем очевидна. Принцип «хочешь жить – умей вертеться!» срабатывал, но не для таких, как я. Жить, конечно, хотелось, но «вертеться» я совсем не умела, как уже и говорила. Честно заработать на маломальскую приличную жизнь в этой стране никогда не было возможным, сколько бы и как бы добросовестно человек ни работал. А тем более в постперестроечный период, столь тяжкий для большинства людей. Тогда жили те, кто был «высоко», умеющие «вертеться-крутиться!», а мы – олухи с низов, простые и бесхитростные – еле сводили концы с концами, просто переживали то время.

Ох уж этот постперестроечный период полного крушения страны! Как мы радовались этому крушению, твердо надеясь, да что там надеясь, слепо веря, что все случившееся приведет исключительно к улучшению жизни народа. Но раскалывание СССР на мелкие государства обернулось полным развалом системы и повальным варварским разграблением страны. Утрачивался смысл социалистических достижений, привычные понятия морали, общечеловеческие ценности разбивались вдребезги. На поверхность «всплыло» много нового, непонятного, а для порядочных людей, не искушенных в аферах, обмане, надувательстве, – много чего негативного, нечистоплотного, неприемлемого, неадекватного, что, увы, является вполне естественным явлением при любой смене политической системы. Наступило время торжества теневых дельцов, рэкета, расцвета небывалой коррупции и резкого падения уровня жизни людей, вылившееся в пауперизм (если не выпендриваться, то в массовую бедность).

Те, кто оказался вне кормушки, но был пошустрее, понаглее, имел круг знакомств и хоть какой-то первоначальный капитал, могли, подмазав одну лапу и подмаслив другую, открыть свое дело и как-то остаться на плаву. Ничем подобным похвастать я не могла, разве что пустыми карманами и неумением на своем пути толкаться локтями, пинать ногами, «лопать» живьем и «топить», о чем уже неоднократно упоминала.

«Секира» нового времени стала вышибать зажравшиеся головы с засидевшимися задницами (прошу извинить за грубость!) из местных кожаных кресел. Но как-то выборочно, не всех подряд. Некоторые зажравшиеся головы с засидевшимися задницами пересели в кожаные кресла повыше. Черт знает, как «секира» выбирала, кого огреть, а кого «пригреть». Может, зажравшиеся головы с засидевшимися задницами устроили междусобойчик, тянули жребий из шапки, с предварительно всыпанными в нее бумажками с указанием их дальнейших постов и должностей.

Ээээээ! Нет! Фантазия может разыграться как угодно, но на деле все намного прозаичнее. Магический способ, решающий подобные перестановки, – знакомство с нужными людьми или, по-простонародному, наличие мохнатой лапы, в то время действовал вовсю. Вот что наделяло работника умом, образованностью, авторитетом, уверенностью в себе! Знакомство с нужными людьми – это было все: и ум, и честь, и совесть нашей эпохи (если Ленин имел в виду другое, то сегодня это не столь важно).

И все зависело от нее, родимой, и только от нее – всемогущей мохнатющей лапы, простирающейся откуда-то из заоблачных далей «стоящих у руля» на ступенях этакой иерархической пирамидки: в районных центрах – для сельских подразделений, в областных городах – для районных, и так далее, все выше и выше. По своей роли, значимости и силе эта пресловутая лапа переплюнула даже советский блат.

В результате пересортировки кадров на освободившиеся руководящие места были посажены «свои», новенькие и молоденькие. И что характерно, чем выше сидел «стоящий у руля», тем талантливей оказывался его 20-летний протеже.

Называя без разбора всех работников на «ты», эти юные «гении» стали править людьми и делом под диктовку своих покровителей. Рост зарплат не поспевал за ростом цен, дисциплина ужесточилась, резонансно вызывая среди нас, «черни», закулисный пугливо-недовольный ропот, а еще больше – отвращение к работе и друг к другу. Человеческий фактор в расчет не принимался. В широком употреблении были не только грубые слова, унижающие человеческое достоинство, но и поступки, морально испепеляющие. Непроизвольно всплыл в памяти такой эпизод.

– Тебя к заму! – громко обратилась ко мне коллега, в раздражении бросив трубку телефона внутренней связи. Это случилось в самый обычный рабочий день самой обычной рабочей недели, равно не предвещавшей как ничего плохого, так и ничего хорошего. И совсем тихо коллега добавила: «Когда собаке нечего делать, она свои гениталии лижет!»

(Прошу прощения, из «песни» выброшено слово. Слово крайне «неинтеллигентное» и было заменено автором.)

– Господи помилуй, это еще для чего я ему понадобилась? – недоумевала я. И в мыслях, как в рекламе, быстрой строкой промчалось: пришла на работу вовремя, дисциплину сегодня не нарушала. Сегодня нет! А вчера? Ну да, вчера. Вчера было дело. Виновата! Ну, это же было вчера. Да и я уже получила свое… сполна!

А вчерашнее нарушение мной дисциплины заключалось вот в чем. Выходя из дамской комнаты, я наткнулась на клиентку нашей компании. Она неуверенно шла по нашему длинному и темному коридору с множеством дверей в кабинеты. Подходя очень близко к каждой двери, она близоруко читала вывески – искала нужный кабинет. Клиентка нашей компании посмела (совершенно бесчеловечно) оказаться еще и моей знакомой. Она была очень рада встретить меня при таких обстоятельствах, поскольку нуждалась в помощи правильного составления договора с нашей компанией. Договор был обязательным, без него компания отказывалась предоставлять услуги. Так за объяснением правил составления договора я и была застигнута замначальника. Черт дернул его как раз в этот момент выйти из своего кабинета. Увидев меня разговаривающей с клиенткой (было очевидно, что мы знакомы), он поспешно направился к нам. С взбухшими желваками на щеках и брызгая слюной, он проревел во все горло:

– Почемуууу тыыыыы не на своем рабочем месте? Шоб через минуту сидела за своим столом! Понятно?! Я сам проверю! Обнаглели до предела! Пора вас всех наказывать снятием премии! Наказана!

Меня словно парализовало.

– Я… понимаете… я… я… я ей… понимаете, – у меня, как у заезженной пластинки, только и получалось что якать в свое оправдание.

– Што ты? Ну, шо ты? Хватит! Разговор окончен! Лишена премии и баста!

Я старалась сохранить внешнее спокойствие. Шок был не у меня (я привыкшая к такому отношению нашего начальства), а у клиентки. Она покрутила указательным пальцем у виска в спину удаляющемуся начальнику и прошептала:

– Здоров ли он психически?

– Ты ничего не понимаешь! – вымученно улыбнулась я, пытаясь сгладить неловкую ситуацию. – Это новые методы менеджмента нового управленческого аппарата нового времени! Виват, король, виват!

– Не пойму! Слушай, что ты тут делаешь? Как ты это все выдерживаешь? Беги отсюда! Беги! Тебе мой совет. Это место не для тебя!

«Виват, король, виват!» я напевала сама себе уже после того как, распрощавшись со знакомой, безрадостно направлялась к своему рабочему месту.

– Можно? – ощущая одновременно прилив тошноты от волнения и личной антипатии к боссу, я несмело открыла дверь в его кабинет. Заместитель начальника Гоблинович, вызвавший меня к себе «на ковер», даже ухом не повел в мою сторону, произнес:

– А, ты? Ну, давай-давай заходи!

Я зашла, угоднически осторожно закрыв за собой дверь. Он безотрывно продолжал следить за происходящим на мониторе своего компьютера. Прошла минута, другая, третья. В ожидании, когда же «его сиятельство» обратит на меня внимание, я обвела взглядом все стены полупустого кабинета. Глянула в окно. Рассмотрела все предметы на его столе. По обе стороны аккуратные стопки папок. Как будто конец рабочего дня, а не полуденный разгар. Уткнув глаза в пластиковый канцелярский набор с ручками, я неподвижно стояла и размышляла, на что потратила бы премию, если б этот козел сжалился надо мной и не наказывал лишением ее за вчерашний проступок. Пожалуй, в первую очередь погасила бы задолженность за газ. Прошло еще столько же минут… и еще несколько раз по столько же. Вдруг он резко откинулся на спинку кресла. Я вздрогнула от неожиданности. Наконец-то он взглянул на меня. Затем обхватил затылок обеими руками, стал дугой выгибать живот вперед. Хрустя всеми суставами, он потянулся локтями вверх, как будто только что пробудился ото сна, и, скабрезно улыбаясь, издал легкий писк.

Не дыша и не моргая, я пыталась понять, что бы это значило. По-моему, сегодня у начальника совсем другое настроение!

Откинувшись на спинку кресла и удерживая голову руками с растопыренными в воздухе локтями, он по-свойски, как хорошо знакомый хорошо знакомому, задал мне несколько вопросов. Они ни с какой стороны не касались производственной темы, но затрагивали специфику нашего бизнеса. То, чем он интересовался, натолкнуло меня на мысль, что у зама нашего, занимающего такую должность, образование вовсе не техническое. Вне всяких сомнений, в это кресло его усадили довольно «увесистые» ребята! С высокомерием слушая меня, он выпрямился, чуть подался к компьютеру и опять уперся взглядом в экран. Взялся за мышку и включил звук. Тут мне пришлось перекрикивать посторонние звуки, доносившиеся из колонок его рабочего компьютера.

Знаете, порой в состоянии крайнего волнения, озабоченности, глубокого погружения в собственные проблемы человек слышит звуки, но не придает им никакого значения. Так и я. Во-первых, сначала совсем не обращала внимания на звуки, поскольку была сосредоточена на своих ответах. А во-вторых, очень была рада тому, что зам ни словом не обмолвился о лишении меня премии. Сердце радостно забилось, душа взыграла, настроение улучшилось. Фу, кажется, пронесло! О! А кстати, зачем я здесь? Что ему надо от меня? Почему он отвратительнейшим образом скалит зубы? Так он становится еще более уродливым! Что же такого захватывающего он нашел в своем компьютере?

– Не хочешь взглянуть? – не отрываясь от монитора, он жестом подозвал меня к столу. И тут я включила слух. Достаточно было нескольких секунд, чтобы сообразить, вернее, узнать сладострастные стоны, ахи и охи тяжело дышащих людей. Да, это было самое что ни на есть обычное звуковое сопровождение порнофильмов. Ноги уверенно развернули меня на сто восемьдесят градусов и понесли к выходу.

Не шучу! Это правда! Я задыхалась от мерзкой пошлости, вопиющего хамства, чудовищной грубости, дикой несправедливости. Это в переносном значении. А в буквальном смысле я задыхалась от отвратительного едкого мужского пота, который, казалось, ничем нельзя было вытравить или перебить. Ни открытые окна, ни сквозняки не могли развеять запах пота другого заместителя начальника. Когда он звал меня в свой кабинет по рабочим вопросам, я была на грани потери сознания. До сих пор мне непонятно, каким чудом я выдерживала эти пытки, так ни разу и не грохнувшись в обморок прямо там в кабинете. Лошадь точно не выдержала бы, а человек выдерживает! Человек все выдерживает! Особенно когда человеку деваться некуда и ему нужно заработать на пропитание, для того чтобы были силы пойти и заработать себе на пропитание. Господи! Что за жизнь?!

Нужно признать, это было для меня концом света в его другой интерпретации, и каждый раз, покидая кабинет начальника, я говорила себе «завтра же напишу заявление об уходе». Если и были незначительные сомнения в правильности намеченного пути уехать за границу, иногда охватывающие мою душу, то за минуты, проведенные у начальника в кабинете, они моментально рассеивались. В кабинете они казались совершенно нелепыми и смешными до слез. «Все! Завтра же уволюсь!» «Завтра же уволюсь» длилось несколько лет.

Ну где это видано, чтобы в наш-то просвещенный век руководитель не был знаком с элементарными правилами гигиены. Подумалось, а не отождествлял ли он себя случайно с Людовиком XIV, который за всю жизнь принял ванну только два раза и то по совету врачей. А что если с развалом СССР запретили культуру чистоплотности, а я об этом еще не осведомлена. Весьма кстати припомнить, такое уже случалось с людьми в Европе. Широко известен исторический факт, что с падением Римской империи на несколько веков была забыта культура мытья тела. Эта процедура просто-напросто была под запретом церкви. В полный упадок пришла сеть римских терм, которые были бесплатны и доступны для простолюдина.

А сегодня… О боже, только не это! Все что угодно, только не это! Вот это я точно не смогу пережить.

Когда наш «центурион» обходил свои «боевые» административные единицы, надолго оставляя в воздухе узких коридоров «дымовую завесу», не надо было обладать обонянием льва (животное с самым острым нюхом, в десять раз острее, чем у собаки), для того чтобы с точностью до минуты определить, когда здесь побывал начальник. Попадая в зону удушливой завесы, я вспоминала всем известный «перл», выцарапанный непутевым туристом в каком-нибудь историческом месте: «Здесь был Вася!».

Каждый раз, вдыхая омерзительное натуральное «благоухание» молодого самца «Васи», я представляла ужасные картины. С приходом новой власти чистота телесная (подобно чистоте моральной) будет полностью упразднена. А ослушавшихся будут штрафовать. Или того хуже, скажем, введут публичную порку розгами, как это было в Англии (за любую провинность) в период перехода к Новому времени. И проводить экзекуцию будут прямо на глазах у толпы где-нибудь в центре города.

– Эй, ты! Сколько раз принимал душ?

– Два раза в день!

– Чтоооо?! Как ты посмел! Высечь! Дать ему розог! Вдвойне… нет! втройне больше!

Помните еще со школы лермонтовское: «Хватит с меня отечественной духоты!»? Сейчас эти слова воспринимаются совсем иначе. Для меня амбре того начальника и есть своеобразный символ «отечественной духоты».

Ладно, ладно! Шучу я, шучу! На ваш суд было представлено несколько не совсем дружеских шаржей на моих бывших начальников, отравляющих и без того невеселую картину моего бытия. Но они играли (сейчас опять пришло на ум очень талантливое и выразительное сравнение) …роль психологических штришков… наподобие тех, художественных, без которых искусному художнику, пишущему портрет крайне несчастного человека, не обойтись. Они были подобны тем легким, еле заметным линиям, которые маэстро добавляет между бровей или в уголках губ для придания лицу еще большей печали. (Это ж надо так придумать! Гениально! Ну как не прослезиться и в этом месте! Давайте-давайте! Не сдерживайтесь! В слезах ничего нет постыдного!)

Так вот, таких «красочных» эпизодов было гораздо больше и, думаю, наверное, с ними можно было как-то ужиться – не придавать значения, что ли… или не анализируя, просто переступить, как через… (понятно и без слов через что), если бы не моя главная печаль. Сейчас объясню, в чем она состояла. Начну издалека.

В такое лихое для страны время только полный болван мог рассчитывать на то, чтобы занять нишу, соответствующую его уровню образования, количеству извилин в мозгу, без содействия «стоящего у руля». Но мне, с одной стороны, натуре амбициозной (в меру), но с богатой фантазией (не в меру), упорно мечталось. Мечталось, потому что, с другой стороны, я, очень умная, образованная, трудолюбивая и креативная, стремилась на деле реализовать все свои способности. А еще очень хотелось заработать. Самой заработать. Да, так вот, мне все мечталось и мечталось занять нишу ну хотя бы на одну ступень выше. Тем более что у меня было преимущество: я из квалифицированных кадров, с высшим образованием. Ведь ни для кого не было секретом, что инженерно-технический персонал нашего учреждения (на девяносто девять и девяносто девять сотых процента) это были чьи-то отцы, дети, дяди и тети, крестные и крестники «высоко стоящих у руля». Но мало кто из этого списка мог похвастаться наличием высшего образования. У подавляющего большинства ИТР было среднее специальное.