скачать книгу бесплатно
Вкус детства
Александр Алекс
Вкус детства – у каждого он свой. Это зависит еще и от эпохи, в которой живут ее герои. Моя эпоха – послевоенное время, разруха в стране, титанические усилия после войны, чтобы выжить… Многие тогда росли, как придорожная трава. Воспитателем была улица, а родителей заменяли казенные учреждения, как мне – детский дом. Наше поколение отстроило города, подняло экономику. Молодые влюблялись, создавали семьи, воспитывали детей. Сколько людей, столько и судеб. Автор этой истории рассказывает с болью, иногда с философским отстранением, а то и с юмором о своем неповторимом детстве. В нем – моменты коллективного портрета его сверстников и той эпохи. Читается легко и с интересом. Загляните в этот мир – он не оставит вас равнодушным.
Александр Алекс
Вкус детства
Конфета
Первое, что я вспоминаю из раннего детства – свою улицу в посёлке, пролегающую вдоль реки Самары. Одноэтажные домики с палисадниками у фасадов, пыльную дорогу летом и привычную грязь с лужами в непогоду.
Как-то в погожий весенний денёк я гулял на улице у калитки, мама белила в палисаднике фасад дома, смотрящий на дорогу одним окошечком, которое поблёскивало на солнце радужными зайчиками.
Наблюдал, как она ловко управляется с побелкой, и самому хотелось поработать щёткой.
На просьбу дать мне поработать, мама предложила найти другое занятие, сказав, что я испачкаюсь, и что мне еще рановато, вот подрасту, тогда она будет рада моей помощи.
Насупившись, стоял и не знал, чем заняться. Но вдруг увидел, как напротив нашего дома скрипнула дверь в высоких воротах, из нее вышел соседский мальчишка. Он был старше меня года на два, мы не дружили, но тот махнул рукой, подзывая к себе.
Я подошёл к соседу, который как-то заговорщицки спросил:
– Хочешь конфету?
Я кивнул. В послевоенное время, да ещё в сельской местности мы не были избалованы лакомствами…
Он сбегал внутрь, выйдя за ворота, вручил мне на зеленой крючковатой палочке нечто красное, изогнутое и утончённое на конце, сказав, чтобы я откусил.
Не ожидавший подвоха, я откусил хвостик, чуть разжевал и… ай, ай!
Слёзы брызнули из глаз, во рту заполыхало адским огнём. Я заревел.
Соседа это развеселило, он расхохотался, показывая на меня пальцем, приплясывая и приговаривая: «Обманули дурака на четыре кулака!»
Прибежала испуганная мама. Увидев в моих руках стручок красного горького перца, вырвала его, отбросив в сторону. Схватив за руку, быстро отвела домой и стала промывать водой нестерпимо горящий рот.
Так я получил свой первый в жизни урок коварства…
Крещение
Из того раннего периода жизни в памяти осталось ещё несколько важных событий.
Запомнились вечерние молитвы мамы под образами у коптящей лампадки, истовые поклоны.
А однажды мама решила нас с братом Славиком покрестить. Было мне тогда лет пять-шесть. По её настоянию, отец согласился на трудное по тем временам путешествие в соседнее село Платовку, где была единственная церковь на всю округу.
В памяти запечатлелась картинка: мы едем на телеге всей семьёй по оренбургской степи – степи моего детства.
Была поздняя весна или начало лета, точно не помню, всё цвело и благоухало. В тех краях уже к июлю неистовое солнце выжигает траву до обугленного состояния, особенно вдоль железной дороги Оренбург-Куйбышев (теперь Самара). Рядом с «железкой» асфальтовая трасса, появившаяся здесь гораздо позже.
И вот мы едем по грунтовой проселочной дороге, по наезженной колее из красноватой суглинистой почвы.
Я смотрел на нескончаемую степь, на небо без единого облачка, слушал пение жаворонков, восхищался порхающими бабочками и стрекозами, пролетающими мимо нас. Не выдерживая, спрыгивал с телеги, пытался ловить их и кузнечиков, бежал за телегой или впереди её.
Хотя мы выехали из дома очень рано, прибыли в село только к вечеру.
Помню озабоченное лицо отца, мечущегося в поисках ночлега, поскольку уже темнело.
Постоя на квартире он не нашёл, всё уже было занято, поэтому мы разместились в большом сарае у церкви, где находилось много людей. Они лежали вповалку на земле на своих подстилках, кто на соломе. Эти люди тоже приехали со своими нуждами: крестить детей, на исповедь, другие повенчаться, приурочив события к церковному празднику, кажется, это была Пасха.
Отец, не мудрствуя, по-крестьянски бросил на земляной пол большого сарая, с соломенной крышей охапку сена, где уже устроилось много приезжих. И мы улеглись на душистой сухой траве. Я лежал и видел, как в распахнутые двери сарая заглядывала луна, наблюдал яркое звёздное небо, ощущал запах остывающего знойного дня…
На этом воспоминания тают. Как крестили, что говорил батюшка, как возвращались из церкви, всё это кануло в небытие…
Не знаю почему, но правду говорят, что родная земля тянет к себе неодолимой силой. Без всякого преувеличения скажу, будучи более взрослым, когда приехал уже взрослым с Кавказа на родину, у меня словно крылья выросли, хотелось кричать от переполняющего душу необъяснимого, щенячьего восторга.
Так было и в последнее моё посещение родных мест в двухтысячном году…
По нашей с женой просьбе муж сестры моей жены возил на своей машине к родственникам, по тем местам, где родились и жили родители жены и ее сестры.
Прибыв на родину их отца – Макара Елизаровича, искупались в озере, где я, ни с того, ни с сего стал кричать утробным криком во всю силу молодых легких. Так мне стало хорошо, невероятные чувства заполнили все мое существо, я кричал и хлопал по воде ладонями. Обеспокоенные родственники смотрели удивленно. Володя, муж сестры крикнул:
– Ты чё орешь, с тобой все в порядке?
Я понял, что выгляжу странно, замолчал. И еще долго плавал, нырял, а они, видимо, поняв мое состояние, терпеливо ждали, пока я охлажу свой пыл…
В другой день мы отправились на Соль-Илецкое озеро, посмотреть место, где с давних пор ведётся промышленная добыча соли.
Плавая, принимая солевые ванны. В нем невозможно утонуть, настолько оно насыщенное.
На обратном пути заехали к Виктору – старшему брату по матери в небольшой поселок Сырт, где перекусили и пообщались, поговорили, вспоминая прежние годы.
Не знал я тогда, что это была последняя наша встреча… Я теперь жалею, что не успел задать множество вопросов о родителях, о том, что помнит он и что теперь не даёт мне покоя…
Глупая детская самонадеянная беспечность. В молодости мы еще полагаем, что жить будем вечно, что всё ещё успеем наверстать…
Рождественские колядки
В те же годы запомнилось, как мы на Рождество ходили с ребятами нашей улицы по домам – славить Христа. Под предводительством старших и под завывание вьюги, гурьбой, перебегали от двора ко двору.
Смутно помню тревогу, что не знаю слов рождественской песни, пока не поделился со старшим товарищем своим опасением. Он сказал мне, что это не столь важно, главное, чтобы я открывал рот, пытаясь подпевать, произнося хотя бы отдельные слова.
Стучимся в очередной дом. Нас пустили на порог радушные хозяева. Ребята постарше бодро затянули:
Коляда, коляда
Отворяйте ворота,
Доставайте сундучки,
Подавайте пятачки.
Хоть рубь,
Хоть пятак,
Не уйдём из дома так!
Дайте нам конфетку,
А можно и монетку
Не жалейте ничего
Накануне рождество!
Малышня, и я в том числе, стояли в общей толпе, подтягивая за старшими.
Каждого одаривали, чем могли.
После посещения нескольких дворов, наше пение стало уверенней, и гостинцы обильнее посыпались в карманы.
Какие тогда были гостинцы, я плохо помню, кажется, это были кусочки колотого сахара, перепадали также пирожки с мясом или капустой, а то просто деревенская краюха хлеба, мелкие монеты, очень редко – конфеты.
Всё равно, радости и счастья было не меньше, не то, что у нынешней детворы, которую задаривают дорогущими современными подарками в огромных количествах. Святки для нас были настоящим праздником!
На нашей улице жила и моя крёстная мать, хорошая женщина. Теперь уже не помню ее лица. Эта добрая тётя постоянно звала меня к себе, но я почему-то упорно не шёл, всё откладывал, стеснялся.
Потом мы уехали на Дальний Восток, через четыре года вернулись уже без мамы, оставив ее в дальневосточной земле… И вскоре оказались с братом в детском доме.
После детского дома я неожиданно встретил её на улице.
Мы с отцом возвращались откуда-то домой, он задержался у киоска с пивом. Предложил мне – шестнадцатилетнему, уже работающему парню выпить по кружке пенного напитка.
Мне пиво не понравилось, оно горчило, и я отдал кружку отцу. Сказал, что мне нравится лимонад с настоящим фруктовым сиропом, он и стоил всего три копейки стакан! Но для нас, детдомовских, это было настоящим счастьем. Случалось, нас возили в город на слет хоров или на конкурс. У кого-то оказывались копейки, угощали. Автомат казался настоящим техническим чудом.
В деревне пить его приходилось не часто: купить в магазине бутылку мы не могли, не было денег…
И вот, в тот жаркий летний вечер мы с отцом стоим у киоска, в этот момент появилась моя крёстная. Она сразу узнала меня, хотя я значительно повзрослел и, радостно поприветствовав отца, воскликнула: «Влас Николаевич, крестник-то вымахал, возмужал! На тебя очень похож – ну, просто маленький Влас!»
Повернувшись ко мне, с горестным лицом посочувствовала, сказав, что её подруга, моя мама ушла так рано.
Снова стала звать к себе домой. Я пообещал, но так и не собрался, думая, что ещё успею…
Вскоре уехал из тех мест навсегда, но меня до сих пор преследует чувство вины, что оказался робким, что не понимал тогда, что важное в этой жизни, а что проходящее…
Теперь я, кажется, понял, что останавливало меня. В советской школе нас воспитывали в атеизме, я не понимал слова «крестная». Нам внушали, что религия –
«опиумом для народа».
Решись я пойти к этой доброй женщине, многое мог бы расспросить про самого дорого в жизни человека, она бы рассказала о маме, о её жизни. Как я жалею, что оказался столь глупым, беспечным. Теперь рад был бы каждой крупице сведений, но узнать о своём прошлом уже не у кого…
Часто по неопытности мы разрушаем за собой мосты, а назад дороги нет…
* * *
Отцу было около пятидесяти четырех, а матери тридцать восемь, когда появился я, а через четыре года братишка Славик.
У родителей до нашего рождения были свои истории: семьи, дети. Поэтому у нас со Славиком есть братья по матери – Николай и Виктор. А по отцу – сестра Люба, три брата (один из которых Алексей, имена двоих других не помню). Видел Алексея десятилетним, когда умерла мама, отец спешно продавал только что отстроенный дом, хозяйство. Мы перебрались к брату по отцу в Благовещенск и жили у него примерно с месяц.
Только к концу года, закончив дела, отец привез нас в поселок, где мы родились, отдав меня на жительство к Виктору, а Славку оставил при себе, удачно найдя вдовушку с домом.
Я пошел в четвертый класс, а Славика согласилась воспитывать мачеха.
Позже он мне рассказывал, что она за всякую провинность ставила его на колени в угол на горох. А ему-то всего было четыре года…
Виктору я тоже был не в радость – еще один рот, своих – трое девчат, мал-мала меньше.
Отца пилила мачеха, быстро утолив жажду материнства, у нее никогда не было своих детей, а начинать любить чужих в возрасте за семьдесят, явно было поздновато.
Батя поддался давлению: отвез нас за полторы сотни километров в детский дом, который находился в селе Елшанка, недалеко от городка со смешным названием Бузулук.
Эх, саночки
Когда мне было года три, ещё до рождения младшего брата, с родителями жили мамины сыновья, подростки Виктор и Николай.
Кроме имени их отца я ничего о нем не знаю, видимо, не от хорошей жизни мама сошлась с моим отцом, но будучи уже старше, я никогда от старших братьев не слышал ничего худого о нашем со Славкой отце.
Родителям приходилось кормить всю ораву, отец где-то работал, мама управлялась по дому и хозяйству.
Дом, скорее всего, построил отец, потому что, когда мы переехали на Дальний Восток, он построил практически такой же: одноэтажное саманное здание с соломенной крышей, большие сенцы, рядом – хозпостройки.
Какую живность держали они в Переволоцке – не помню, а на новом месте была корова с телком, овцы, свиньи, гуси, куры.
До переезда старшие братья присматривали за нами с братишкой. Виктор, когда я приезжал уже из Сибири в отпуск на родину, рассказал мне одну историю.
«Сидеть дома, когда ты был еще карапузом целый день нам, братьям-подросткам, было не с руки, говорил Виктор, – хотелось на улицу, на реку, к друзьям.
Однажды, в зимний солнечный денёк, когда родителей дома не было, мы с Колькой решили отправиться на большую горку кататься на санках, где собиралась вся окрестная детвора.
Улица, на которой мы жили, пролегала вдоль реки Самары на возвышенном левом берегу.
Когда-то в этом месте река текла широким и полноводным руслом. Со временем сильно обмелела от края воды до прежнего берега, сбегавшего пологим долгим сходом, образовалась широкая коса, зимой служившая полигоном для ребячьих игр.
Итак, мы спешим, весело болтаем о свои делах, санки весело катятся, поскрипывая на сухом снегу.
Вдруг Коля сообразил, что его руке стало легко везти санки. Обернувшись, увидел, что они едут полозьями вверх без пассажира.
Брат понял, что я «потерялся» и, крикнув: «Шурки нету, давай назад!», побежал назад. Вскоре я нашелся. Лежал недалеко за поворотом дороги, уткнувшись лицом в снег, укутанный с головой в полушубок.
