banner banner banner
Укрощение зверя
Укрощение зверя
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Укрощение зверя

скачать книгу бесплатно

– Делай дело, – буркнул старик, озираясь. – Надо будет посмотреть, что он успел намастерить.

– Отрок подраться хочет, дадим ему шанс?

– Уходите! – повторил Данила, сжав кулаки.

– Щенок! – нехорошо улыбнулся незнакомец в кепке. – Знал бы, с кем имеешь дело!

– Кончай ваньку валять, Ефим! – недовольно сказал горбун в рясе. – Торопиться надо, неладное чую.

– Я только дам ему урок, – сказал парень и прыгнул к Даниле, намереваясь ударить его в голову.

Но удар цели не достиг. Художника в этом месте уже не было. Он оказался в метре слева и мог бы ответить, но не стал этого делать. Проговорил глухо:

– Вы не имеете права…

Спутник монаха снова бросился вперед, размахивая длинными руками с растопыренными пальцами, но снова промахнулся. Отскочил, растерянный, разозленный и недоумевающий.

– Ах ты, курва сопливая!

Данила вовремя заметил движение руки противника, метнулся вправо-влево, «качая маятник», и сорвавшаяся с перстня парня молния миновала его, разнесла стеклянный графин на столе.

Данила замер, глядя то на осколки стекла, то на верзилу в кепке.

Тот ощерился, снова выбросил вперед кулак со змеиным перстнем, и хотя Данила ждал этого – на уровне подсознания, все же с великим трудом увернулся от новой фиолетово-зеленой молнии, вонзившейся в стену рядом с висевшими на ней фотографиями. Однако она пролетела так близко от головы, что щека, ухо и часть шеи Данилы онемели. Пахнуло жутким холодом.

– Вот же прыткий иконописец попался! – Парень в кепке выругался. – Придется мочить по-серьезному.

Монах, разглядывавший висевшую на противоположной стене горницы, между окнами, небольшую икону с изображением богини Макоши – творение рук Данилы, оглянулся.

– Обойдись без шума, Ефим. Нам он ни к чему.

– Щас я его уложу!

Молодой спутник монаха вытащил из-под полы куртки крест в форме недокрученной свастики, поднял перед собой.

– Ну что, щенок, ты и с этим справишься? Именем Того, Кто Придет…

Договорить он не успел.

Словно темная молния прянула из сеней в горницу, и владелец креста и кепки отлетел к стене, отброшенный страшным ударом, буквально влип в стену, роняя крест, сполз на пол.

В середине комнаты протаял силуэт человека, тут же «размазался» от скорости, превращаясь в струю движения, устремившуюся к монаху. Но тот, к удивлению Данилы, оказался еще быстрее и, точно так же «размазавшись» в прыжке-полете, переместился к двери, собираясь исчезнуть в сенях. И наткнулся на еще одного гостя, не уступающего ему во владении магической динамикой легкоступа.

Удара Данила не заметил.

Тем не менее старика-монаха вдруг унесло назад, как воздушный шарик, он упал, врезался головой в ножку стола и затих.

Силуэты гостей «отвердели», перестали зыбиться и плыть, приобрели плотность и цвет.

На юношу смотрели двое: Нестор Будимирович, учитель по рукопашному бою, и пожилой, невысокого роста мужчина, в котором Ломов-младший узнал Георгия, человека, приходившего к нему год назад вместе со своим другом, которого он называл коротко: владыко. Именно они и дали молодому парню ключ к древним эзотерическим знаниям, поведали истинную историю русского и славянского Рода и предложили вырезать на дощечках так называемую руну Света, символ славного бога Светича, одного из Ликов Белобога.

– Здрав будь, Данило, – прогудел Нестор Будимирович, кряжистый, медлительный с виду, с тяжелым, в складках и буграх лицом, но с умными, живыми и добрыми глазами.

– Привет, – отозвался Данила сдавленным голосом, покраснел, откашлялся. – И вы здравы будьте.

Георгий подошел к монаху, снял у него с шеи цепь с крестом, подобрал валявшийся на полу крест парня в кепке, нагнулся над ним, тут же выпрямился. Встретил взгляд Нестора Будимировича.

– Вызывай своих орлов, Нестор, их надо увезти.

– Вы… их… – начал Данила, бледнея.

– Они еще живы, – сказал Георгий спокойно. – Не говори никому, что к тебе заходили хха. И не переживай особенно. Это нелюди, убийцы, лишенные душ.

– Хха?

– Служители Храма Морока. Они получили задание – убивать всех молодых иконописцев и художников вроде тебя.

– Зачем?!

Георгий усмехнулся.

– Холуи Морока забеспокоились, что владычеству их Господина придет конец, и приняли превентивные меры.

– Но я же ничего…

– Ты вяжешь Руну Света, которая способна объединить все светлые силы и возродит Светича, врага Морока.

– Возродит? Разве он… умер? Боги же не умирают…

Нестор Будимирович закончил говорить с кем-то по мобильному телефону, вмешался в разговор:

– Наши боги не умерли, дружок, просто они тысячи лет назад отдали все свои силы для спасения Рода, растворились в нем, и, чтобы их собрать, возродить, нужны объединительные усилия. Ты как раз и можешь сыграть роль ключика этих усилий.

– Я не знал… вы мне об этом не говорили…

– Поговорим еще, не все сразу. – Нестор Будимирович прислушался к звукам улицы, стремительно вышел и вернулся с двумя мощными парнями, в которых Данила признал школьного сторожа Митю и врача из больницы, где работал дядька Василий.

Парни поздоровались, легко взвалили на плечи тела старика-монаха и его спутника, вышли. На улице заработал двигатель автомобиля, звук удалился, стало тихо.

– Ну, я тоже пойду, дела, – сказал учитель, похлопал Данилу по плечу. – Учись вычислять потоки внимания и вектор опасности, мальчик, слушай пространство. Вслед за этими упырями могут прийти и другие.

Нестор Будимирович ударил ладонью по подставленной ладони Георгия, скрылся за дверью.

Данила наконец расслабился, робко посмотрел на гостя.

– Чаю?..

– Обязательно, – кивнул Георгий. – А потом покажешь, что у тебя получилось.

Парень оживился, сбегал на кухню, включил чайник, расставил на столе чашки, и вскоре они пили чай с чабрецом и зверобоем, собранными и засушенными еще летом лично Данилой.

Потом смотрели иконы и рисунки, созданные молодым художником за два зимних месяца. Последними Данила выложил из особого сундука, обитого металлическими обручами, два десятка ясеневых дощечек с вырезанными на них рунами.

Георгий внимательно осмотрел их, откладывая те, что уже видел, отложил четыре новые. Взял в руки одну из них.

– Руна СВА, – тихо сказал Данила.

Витязь погладил резы, похожие на китайский иероглиф «чань», но без «лишних» хвостиков и более красивый, постучал по дощечке сгибом пальца.

Дощечка отозвалась певучим звуком, будто была не деревянной, а фарфоровой.

– Греет, – улыбнулся Георгий, прижав дощечку к щеке, встретил заинтересованный взгляд юноши. – Молодец, предреченник, это хорошее решение. Мы на верном пути.

Данила порозовел.

– Я так вижу … а она по ночам светится…

– Так и должно быть. Давно, лет пятьдесят назад, я видел такую же руну на старом Володаре.

– На том, что делал дедушка Евстигней?

– Нет, ее вырезал еще до Евстигнея известный художник Варрава Васильев. К сожалению, он рано умер и не смог довершить начатое. Теперь это дело в твоих руках.

– Я… постараюсь…

– Тебе дано откровение божье, русские боги зашевелились в душах людей и ждут сочувствия. Поможем им – они помогут нам.

Георгий снова погладил дощечку, аккуратно положил в сундучок.

– Береги их, никому не показывай, ни друзьям, ни родичам. Рано еще. И будь осторожен. На, держи. – Он протянул юноше маленький раскладной мобильный телефон.

Данила взял, поднял голову.

– Зачем, дядя Георгий?

– На всякий случай. Это связь со мной. Раскроешь – и я услышу вызов. И вот еще что… вполне возможно, что нам придется уехать отсюда.

– Почему? Куда? – растерялся Данила, сразу подумав о Марусе.

– Может быть, в Москву. Здесь оставаться небезопасно.

– Мне же школу заканчивать…

– Разумеется, закончишь, хотя получить нужные для поступления в университет знания не проблема. Мы с тобой этим займемся. Однако береженого бог бережет, а слуги Морока могут объявиться здесь не раз. Мы, конечно, постараемся отвести им глаза… но гарантий нет. Тем не менее учись, работай и не переживай, только будь внимательней. Остерегайся людей с черными ногтями. Почуешь холод – сразу дай знать мне или Нестору.

– Х-хорошо, дядя Георгий.

– Прячь Володарь. Ты действительно никому его не показывал?

Данила вспомнил, что хотел похвастаться своим руноплетением Марусе.

– Н-нет, дядя Георгий, никому. Вы же не велели…

– Это очень важный палимпсест, без него мы не справимся с бедой, навалившейся на наше Отечество.

– Я понимаю, дядя Георгий.

Данила унес сундучок, а когда вернулся, гостя в горнице уже не было. Хотя как он мог миновать сени, успеть одеться и уйти незамеченным, трудно было представить. Впрочем, Витязь, владеющий прямымвидением мира и древней системой выживания – живой, мог еще и не такое. Данила и сам умел ходить легкоступом, хотя и не в такой мере, как его учителя. Но жаждал когда-нибудь достичь такого же совершенства.

Повертев в руках новый мобильник, он сунул его в карман рубашки на груди, прибрал горницу, пожалев разбитый графин (придется теперь брать вину перед родичами на себя), и снова подсел к компьютеру. Он уже научился быстро переключаться на решение первостепенных задач, не растрачивая зря эмоции и переживания по поводу происшедших событий. Но в памяти нет-нет да и всплывало злое лицо молодого спутника монаха с ледяными глазами и сам монах с черным ногтем. Слуги Морока. Приходившие его убить!

Данила передернул плечами, сбегал на кухню, умылся холодной водой и приказал себе сосредоточиться на учебе.

Вечером он покаялся тете Вере в случайном разбитии графина, уединился в комнате с очередной дощечкой и принялся переносить на нее с листочка бумаги руну, «греющую сердце». Теперь он видел, какой она должна была быть.

Глава 5

Третьим петь будешь?

ВМезень Максим Бусов приехал утренним поездом. А поскольку вещей он с собой почти не взял – все уместилось в одной спортивной сумке, то и решил пройтись до дома пешком, тем более что от вокзала до родного «гнезда», как он называл трехкомнатную квартиру родителей в старом кирпичном двухэтажном доме, было всего ничего – около двух километров.

Мезень расположена в двухстах пятнадцати километрах от Архангельска и в сорока пяти от Белого моря, на берегу одноименной реки. К моменту приезда Максима городу исполнилось четыреста восемьдесят лет – официально, хотя точной даты его основания никто не знал. Было известно лишь, что в начале шестнадцатого века на этом месте новгородскими торговыми людьми было основано поселение Окладникова слобода, которая и превратилась в семнадцатом веке в торговый и административный центр всего бассейна реки Мезень.

Развитию поселения способствовало его благоприятное географическое положение, поэтому именно через него проходил Северный торговый путь в Сибирь, и именно здесь регулярно проводились крупные ярмарки.

Городом Мезень стала в тысяча семьсот восьмидесятом году путем объединения слободы Лампожня – на левом берегу Мезени, Окладниковой слободы и соседней Кузнецовской – на правом берегу реки. Вновь образованный город был причислен к Архангельской губернии в составе Вологодского наместничества, а с тысяча семьсот восемьдесят четвертого стал центром уезда.

В конце восемнадцатого века торговое значение Беломорского пути в Сибирь снизилось, и Мезень превратилась в тихий городок, куда власти ссылали политических противников. Сюда был направлен бывший фаворит царевны Софьи, опальный князь Василий Голицын, а также революционер-народник Порфирий Войноральский, небезызвестная Инесса Арманд, а также писатель Александр Серафимович. Был сослан в Мезень и прапрадед Максима Устин Бусов – «за вольнодумство», где и остался на всю жизнь, женился, завел семью и приобрел известность как певец с чудесным густым баритоном. Его звали в Архангельск, в Петербург и Москву, но Устин так и остался в Мезени, привязавшись к ее природе и людям.

Максим родился в конце двадцатого века и пошел в Устина, обладая таким же красивым голосом – бархатным баритоном, что и прапрадед. Более того, он мог распеть аж целых три октавы – от дисканта до баса, и эта особенность голоса дала ему заметное преимущество при поступлении в Архангельскую консерваторию. Отучившись четыре с половиной года, он помчался домой, в Мезень, чтобы сообщить родителям, что его еще до окончания консерватории пригласили в Московскую оперу.

Февраль в Мезени – лютый месяц, морозы здесь всегда были значительные – до сорока градусов и ниже. Но восемнадцатого февраля мороз упал до двадцати, выглянуло солнце, и Максим с удовольствием прошелся по хрустящим тротуарам центрального Советского проспекта до своей недлинной, но памятной улицы Серафимовича.

Максима нельзя было назвать красавцем, но вырос он в отца, славившегося статью и силой, и девушки невольно обращали внимание на широкоплечего, высокого, с обаятельной улыбкой парня, с гривой вьющихся русых волос, падающих на плечи, и родинкой над бровью. Эта родинка доставила ему немало горестей, так как мальчишки в школе прозвали его из-за нее «барышней». Однако впоследствии прозвище забылось, а родинка осталась, придавая лицу некий «поэтический» шарм, по признанию консерваторских дам. Главным же достоинством двадцатиоднолетнего парня был его волшебный голос, от которого замирали сердца слушателей (и лопались стеклянные стаканы, как случилось однажды в гостях у знакомой, где Максим, желая удивить девушку, взял высокую ноту). Недаром Максиму прочили карьеру сродни карьере певца Дмитрия Хворостовского, известного всему миру, и недаром заезжая московская знаменитость, известнейший скрипач, побывав в Архангельске на концерте с участием Максима, пообещал ему замолвить словечко «где надо», чтобы Бусова пригласили в столицу. И Максима действительно пригласили. Сдержал-таки слово скрипач.

Конечно, дома была только бабушка. Родители Максима работали: отец – заместителем начальника порта, мама – в местной филармонии, и оба появлялись только к концу дня. Но Максима это вполне устраивало, он пообнимался и поговорил с бабушкой, обрадованной приездом внука, позавтракал и тут же начал обзванивать друзей и знакомых, чтобы договориться о вечерней встрече и потусоваться с местной театральной и музыкальной молодежью.

– Куда же ты? – спохватилась бабушка, когда переодевшийся Максим появился на кухне, натягивая белый полушубок. – Я блины собралась печь. Да и родители тебя еще не видели.

– Я к Пашке, – сообщил на ходу Бусов, – на часок, потом загляну к маме на работу, а вечером поужинаем вместе.

– Гляди, не задирайся ни с кем, молодежь нынче шебутная пошла, безответственная, а ты вон какой видный.

– Ладно, бабуля, – засмеялся Максим, – постараюсь быть тише воды, ниже травы, не переживай.

Через час он встретился с другом детства Павлом Брусницыным, известным в Мезени спортсменом-лыжником, чемпионом района и области. Пашка заканчивал спортивный институт и никуда из родного города уезжать не собирался.

Зашли в ресторан «Мезень» все на том же главном городском Советском проспекте, где располагались почти все заведения соцкультбыта и административные учреждения. Пашка похвастался новой золотой медалью, которую он получил за победу в соревнованиях «Архангельская лыжня», и признался, что собирается жениться.