Евангелие от Зверя

– Выходите, – буркнул один из них хмуро.

– А в чем, собственно, дело? – поинтересовался Илья, делая Антону знак рукой: жди команды.

Рядом пристал катер Гнедича. Юрий Дмитриевич тоже не спешил выполнять команду.

– Кто вы такие?

– Ломтев, высади всех, осмотри лодки и груз, – распорядился старший группы, пропуская вопросы Пашина и Гнедича мимо ушей.

– А не послать ли вас, ребята, подальше? – подал голос медленно закипавший Тымко. – Куда Макар телят не гонял?

Двое мужчин на берегу словно ждали этого момента, достали пистолеты-пулеметы с рубчатыми насадками бесшумного боя. Это были новейшие отечественные машинки «кипарис-МГ», и использовались они только спецподразделениями ФСБ и ГРУ.

– Сходим, – коротко сказал Илья. Спрыгнул с носа катера на пружинящий под ногами берег, подал руку Анжелике.

Сошли и остальные, подталкиваемые в спины стволами «кипарисов». Юрий Дмитриевич остановился напротив старшего группы, присматриваясь к нему.

– Капитан Шомберг?

Бледнолицый предводитель хорошо вооруженного «пиратского» отряда откинул капюшон куртки, брови его приподнялись.

– Разве мы знакомы?

– Я подполковник Гнедич, замначальника УИБ. – Юрий Дмитриевич достал удостоверение. – Видел вас однажды на оперативке у «папы».

Капитан взглянул на удостоверение, вернул Гнедичу, кисло улыбнулся.

– Ну и дела-а… отойдем-ка.

Они прошлись по берегу до первых кустов ольхи, закурили.

– Что происходит? – полюбопытствовал Юрий Дмитриевич. – Зачем вас сюда направили?

– Стоим… – неопределенно ответил Шомберг, потер щетину на подбородке. – Ждем.

– Нас, что ли?

Капитан не ответил, посмотрел на солнце, достал рацию.

– Ломтев, что там у вас, проверили?

– Так точно, – донесся голос подчиненного. – Здесь груза на целую экспедицию.

– Мы и есть экспедиция, – пожал плечами Гнедич. – Я имею предписание исследовать аномальную зону в районе озера Ильмень.

– А я имею предписание никого к озеру не подпускать, – безрадостно сообщил капитан с бледной улыбкой. – Так что поворачивайте назад, подполковник, и попробуйте пройти в другом месте, раз уж вам приспичило.

– Нам некогда искать другие проходы.

– Ничем помочь не могу. – Капитан ссутулился, какой-то болезненно бледный, с выпуклыми блеклыми глазами; его знобило и было видно, что держится он через силу, отчего Юрий Дмитриевич даже пожалел коллегу.

– Давай договоримся по-мирному, капитан. Ты меня не видел, я тебя, и каждый сделает свое дело.

– Не могу, подполковник. С меня Дергач голову снимет… или погоны, а я этого не хочу. Поворачивайте назад и побыстрей, а то мои ребята уже озверели от комаров и болотных удобств, ждут не дождутся замены. Здесь, между прочим, не комары, а летающие крокодилы!

Гнедич невольно дотронулся до своего опухшего лица.

– Сочувствую. А если мы не подчинимся?

На лице Шомберга появилась кривоватая улыбка.

– У меня пятнадцать человек, подполковник, асы разведки и боя.

– У меня только трое, капитан, но смею тебя уверить, что они пройдут весь твой спецназ. Об Илье Пашине слышал что-нибудь? Ничего? Жаль. Тогда топай вперед с руками на затылке.

Гнедич достал пистолет, ткнул стволом в живот Шомбергу. Тот перевел взгляд с лица подполковника на пистолет и обратно, скривился.

– Кончай шутить, подполковник. Неужели не понимаешь, что будет, если мои ребята начнут меня освобождать?

– Ничего не будет, капитан. Сейчас ты сядешь с нами в катер, дашь команду своим асам отойти и прокатишься с нами пару километров до озера. Потом по рации вызовешь катер.

Шомберг подумал, прикинул что-то про себя и повернулся спиной к Гнедичу. Юрий Дмитриевич воткнул ему под лопатку ствол пистолета и таким манером подвел капитана к ожидавшим их оперативникам. Но, не будучи сам профессионалом спецопераций, с тактикой действий команды Шомберга в создавшейся ситуации знаком не был и предупредить своих спутников не успел. Зато Антон и Илья очень хорошо поняли замысел командира группы чекистов и начали действовать на несколько мгновений раньше, чем профи капитана.

– Ребята, спокойно, – сказал Шомберг, опередив Гнедича. – Меня взяли в плен и просят прокатиться по реке к озеру.

Это была, по сути, вводная спецназовцам и команда к атаке, но Громов и Пашин успели просчитать варианты и начали действовать сразу же после речи капитана, мгновенно разгадав ее смысл.

Антон прыгнул к плечистому парню слева от себя, державшему руку под мышкой, «лапой тигра» едва не сломал ему плечо, бросая на спружинивший слой торфа. Почти то же самое проделал Илья, ударом ноги снизу подбивая колено стоящего справа спецназовца и добавляя ему удар ребром ладони вдоль уха.

Отреагировал на атаку товарищей и Серафим. Когда те уже отправили первых «асов» Шомберга в нокаут, он заметил движение третьего спецназовца, выхватившего пистолет-пулемет, в течение долей секунды преодолел несколько метров, разделявшие их, и продемонстрировал технику «неожиданной радости» из арсенала самбо: дернул парня за ухо, чуть не оторвав его напрочь, перехватил руку с оружием, дернул, едва не отделив от туловища вместе с плечом, отобрал пистолет-пулемет и отшвырнул потерявшего сознание от боли оперативника на его коллегу.

– Стоять, засранцы! Руки за голову! Перестреляю, как куропаток!

Все замерли. Потом Антон нагнулся, вынул из подмышечной кобуры у своего противника его «кипарис», подошел к Илье. Гнедич, ошеломленный схваткой не меньше своего сослуживца, опомнился и подтолкнул его к лодкам.

– Шагай, капитан, и не шебуршись. Я тебя предупреждал, мои ребята не чета твоим и злить их не стоит.

Шомберг сглотнул, расширенными глазами глядя на своих поверженных «асов», с трудом приходящих в себя, сгорбился и покорно полез в катер Пашина.

– Ты еще пожалеешь, подполковник…

Лодки отошли от берега, направились к неподвижным катерам посреди реки. Приблизившись к ним, Антон и Тымко направили на катера отобранные «кипарисы», а Илья покосился на стоявшего рядом капитана.

– Командуй, земляк, мы опаздываем.

Державшийся сзади Гнедич на виду у пассажиров катеров поднес к виску Шомберга пистолет, и тот крикнул, сложив руки рупором:

– Пропустите лодки, Титаренко! Это особая группа. Через полчаса заберете меня на северном мысу.

– Помощь нужна? – мрачно прокричал в ответ старший группы чекистов на катере.

– Нет, все в порядке.

Катера заворчали моторами, снялись с якорей и сдвинулись к берегам Ловати.

Илья увеличил обороты двигателя, катер резво побежал по фарватеру реки, за ним устремилась лодка, управляемая Серафимом. Оперативники Шомберга провожали их нехорошими взглядами, пока лодки не скрылись за поворотом реки, и лишь тогда Илья с облегчением перевел дух. Он опасался, что крутые парни капитана все же попытаются освободить своего командира, а шанс у них был – внезапный маневр, поворот и удар в борта лодок экспедиции носами более тяжелых катеров. Вряд ли путешественники открыли бы по катерам огонь.

Капитана высадили на правом берегу реки в ста метрах от выхода в озеро.

– Может, наш врач осмотрит вас? – предложил Илья, заметив состояние пленника. – У нас есть лекарства на все случаи жизни.

– Оружие верните, – хмуро пробормотал он, не глядя ни на кого.

– Как знаете.

Антон бросил на берег свой «кипарис».

– Я свой оставлю, – возразил Серафим, – пригодится.

– Верни.

Тымко поколебался немного, но все же кинул пистолет-пулемет под ноги капитану. Гнедич молча перебрался в свою лодку, встал к штурвалу, и они отплыли, не раз оглянувшись на несчастливого командира спецгруппы ФСБ, который в принципе ни в чем виноват не был. Но и себя виноватыми в превышении мер защиты ни Илья, ни Юрий Дмитриевич не считали. Секретных зон, требующих особых мер охраны, в здешних местах не было, и задерживать мирных граждан, обыскивать их, не пропускать дальше чекисты не имели права.

За северным мысом, в полусотне метров от берега Илья остановил катер. Достал бинокль и начал рассматривать береговую линию, изрезанную выходами Ловати в озеро и мелкими бухточками. Дед Евстигней говорил, что именно здесь их должен был ждать проводник. Однако, как ни напрягал зрение Илья, ни одного человека на берегу не увидел. Передал бинокль Антону.

– Может, у тебя зрение получше.

Но и Громов не разглядел таинственного проводника, обещанного старым волхвом, зато он заметил в небе над озером огромного альбатроса и показал на него Илье. Тот взял бинокль, с минуту рассматривал кружащую над ними птицу, глаза его заблестели.

– Разрази меня гром! Я понял… – Он оглянулся на Антона. – Это же тот самый альбатрос, что помог мне выбраться из лесавина круга. Он и есть проводник!

Антон с любопытством посмотрел на порозовевшее лицо друга, потом на белоснежную птицу в небе, прислушался к себе и протянул:

– Может быть, ты и прав. Птица необычная. Но как ты будешь с ней общаться, я не знаю.

Словно в ответ на его слова альбатрос вдруг спикировал с высоты прямо к лодкам, сделал над ними круг и повернул на север, медленно взмахивая метровыми крыльями.

– За ним! – решился Илья, включая двигатель.

– Вы что, всерьез думаете, что эта чайка – и есть проводник? – на ухо Антону проговорила Анжелика.

– Больше некому, – отозвался Громов, на всякий случай пройдясь окулярами бинокля по удаляющемуся берегу.

Альбатрос летел неровно, зигзагами, то приближаясь к восточному берегу озера, то удаляясь от него, и точно так же, зигзагами, вел катер Илья. Гнедич догнал их, попытался уговорить Пашина плыть без выкрутасов, но Илья не согласился, и обе лодки продолжали плыть за огромной красивой птицей, подчинявшейся то ли своему чутью, то ли чьему-то приказу.

До скалы Синий Камень, возле которой Илья когда-то слепо выписывал вензеля в колдовском лесавином кругу, оставалось уже немногим больше километра, скала уже была видна не только в бинокль, но и невооруженным глазом, когда произошли сразу два необычных события.

Сначала в небе появилась темная точка, превратилась в ястреба, и тот напал на альбатроса. А спустя несколько секунд заглохли сразу оба мотора лодок экспедиции. Увлеченные воздушным боем путешественники не сразу поняли, в чем дело, и лишь Илья, стоявший у штурвала, озабоченно глянул на приборную доску, недоумевая по поводу внезапной остановки двигателя.

Ястреб был по размерам меньше альбатроса, но маневреннее и злее, и раз за разом таранил гордую птицу, увертываясь от ее крыльев и клюва. Ему, конечно, тоже доставалось в бою, но было видно, что он побеждает. И тогда Илья достал карабин, долго выцеливал хищника над водой и наконец спустил курок. Грохот выстрела разнес тишину озера на стеклянные осколки, вернулся с берега многократным эхом, пока не наступила прежняя первозданная тишина. Только эта тишина стала теперь казаться зловещей.

Ястреб кучей перьев нырнул вниз, упал в воду.

Альбатрос сделал круг над местом его падения, затем пролетел над лодками, неровно махая крыльями – он был серьезно ранен, – и полетел к берегу. Не долетев буквально двух десятков метров, он упал в воду, поплыл и скрылся в камышах.

Пассажиры в лодках, завороженные схваткой, очнулись, обратили внимание на свое положение, и тут выяснилось, что двигатели лодок заглохли намертво.

Илья проверил двигатель на своей, Серафим с Юрием Дмитриевичем на своей, но ничего не обнаружили. Бензина было, что называется, «под завязку», аккумуляторы стояли хоть и не новые, но искру давали, проводка нарушена не была, но движки не заводились.

Начался вечер. Солнце скрылось за стремительно приближающейся пеленой туч. Краски лета и осени, смешавшиеся в конце августа, словно выцвели. Стемнело.

Илья перестал копаться в моторе, оглядел горизонт, вытер руки ветошью.

– Кажется, приплыли. Природа решила показать свой нрав. И идти-то нам всего ничего…

– Пока не поздно, пошли на веслах, – предложил Антон.

– Что будем делать, капитан? – прокричал Гнедич. – Волна поднимается.

Илья еще раз оглядел горизонт, близкий берег, скалу Синий Камень впереди и вытащил из-под сидений весла.

Глава 13. Жрица

Этот храм на берегу озера Нильского, представлявшего собой часть озера Ильмень, которую отгораживал остров Войцы с южным мысом под названием Стрекавин Нос, стоял здесь уже более тысячи лет, однако никто из жителей близлежащих деревень и вообще никто из людей, не посвященных в тайну храма, не только никогда не видели его стен, но и не знали о его существовании. Слухи о якобы находившемся в болотах между Гостцами и берегом Ильменя ските староверов ходили, и находились даже старики, утверждавшие, что видели скит собственными глазами, однако, во-первых, слухам никто не верил, а во-вторых, это мало кого волновало в нынешнее время. Канули в Лету времена крещения Руси, долгой борьбы православия с верой в богов Крышня и Свентовита, уничтожения святынь русского народа, возрождения и умирания старообрядческих общин и скитов. Исчезли князи, цари, вожди пролетариата, вожди народов, тираны и благодетели земли русской, предававшие и продававшие ее, пришли новые вожди с демократическими лозунгами «борьбы за права человека», а глубинка Руси-России продолжала жить по-старому, так, как и раньше – по совести, по добрым отношениям, сохраняя веру в лучшее, справедливое будущее, и никакие политические потрясения не могли лишить народ этой веры.

Но храм Морока, один из трех, сохранившихся на Земле, стоял на берегу Ильменя! И его хранители продолжали свое черное дело, встречая и провожая своего Господина, каждое появление которого означало для Руси, да и не только для нее одной, новые потрясения, революции, катаклизмы, голод, болезни, вспышки насилия и войны.

Масонские ложи, о которых так много писали исследователи-историки, появились гораздо позже храмов Морока, в условиях борьбы религий деятельность их была покрыта завесой тайны, а списки членов были засекречены так, что лишь спустя столетия становились достоянием того или иного исследователя, но – не достоянием масс. И тем не менее о деятельности «вольных каменщиков» были наслышаны многие. О деятельности же служителей храмов Морока не знал никто из живущих на Земле практически во все времена. Такой мощной была система охраны храмов, обеспечивающая полное сокрытие тайны их существования, поддерживающая легенды, которые служили «доказательством от противного», то есть заставляли людей не верить в наличие на планете тайных сил, контролирующих человеческое общество, или стадо – как о нем с презрением отзывались пастыри душ человеческих, лидеры партий, движений, религий, государственных структур, а также эмиссары магических сил.

Храм Морока на Ильмене перестраивался за свою историю шесть раз и теперь представлял собой каменное здание, напоминающее мавзолей Ленина на Красной площади, увенчанное кудом, ритуальным святилищем в форме фаллоса. Высота храма достигала двадцати пяти метров, и вписывался он в круг диаметром пятьдесят метров. Всего храм имел девять этажей, три надземных и шесть подземных, где жили молодые послушницы, составлявшие основную массу служителей храма. Жрицы первой касты, достигшие возраста пятидесяти лет, располагались на первом надземном этаже здания. Их было мало, они занимались с послушницами, отбирали самых красивых для Господина, служили ему и храму верой и правдой и только они могли покидать стены храма и появляться на людях, да и то с высочайшего соизволения верховной жрицы.

Послушниц же возрастом от двадцати пяти до пятидесяти лет в храме почти не было. Большинство девочек умирало в первую же ночь Посвящения в момент выхода Морока, не выдержав многократного насилования жрецами. Остальные работали на благо храма до изнеможения и умирали позже, к двадцати пяти – тридцати годам. Жрицами становились единицы, самые сильные и выносливые, истово отдававшие себя Мороку.

О судьбе же тех, кого отбирали для услады самого Господина, не знал никто, кроме верховной жрицы, ибо она была одной из тех, кто смог пройти ад любви ненасытного бога Морока.

Каста жрецов храма, то есть мужской части его населения, была немногочисленной. Это были хранители храма – хха, они обеспечивали его охрану, безопасность, маскировку, скрытность, тайну жизнедеятельности, быта и местоположения, хотя практически и не пользовались современными средствами, новейшими достижениями науки и техники для своих целей. Они имели свои методы удержания секретов, проверенные тысячелетиями, опиравшиеся на знания и силы, которые современной наукой просто отвергались как несуществующие. Численность хха российского храма Морока не достигала и ста человек.

Но жриц и послушниц год от года оставалось все меньше и меньше. Все труднее становилось охотникам храма – оххам находить красивых девушек, не достигших восемнадцатилетия, все труднее жрицам удавалось уговорить их стать послушницами, и все больше приходилось хха прилагать усилий для охраны красавиц, многие из которых вдруг пытались бунтовать по достижении совершеннолетия и бежать из храма. До сих пор этого сделать не удавалось ни одной послушнице, но свобода манила всех, даже тех, кто согласился стать прислужницами храма по своей воле, и даже жриц первой касты. Именно они и явились источником утечки информации, несмотря на применение изощренных способов магической защиты и всеведение хха. Две жрицы, выйдя на волю якобы для работы с потенциальными послушницами, передали часть своих знаний людям.

Обеих жриц хха потом устранили, как и тех, с кем они смогли побеседовать, но одна из них все же успела написать письмо в Москву, а поскольку контактировала она не с простым человеком, а с волхвом, это письмо дошло до адресата. Последствий же данной утечки не могла предвидеть даже верховная жрица, вынужденная выходить в свет как обыкновенный охха, охотник за юными красотками, так как послушниц катастрофически не хватало, а появление Господина было уже не за горами. С тысяча девятьсот девяностого года он уже бродил по Земле, забавляясь разжиганием конфликтов и войн, но больше всего он поработал в России, добившись едва ли не полного разрушения некогда великой державы. Правда, повторить успеха шестисотлетней давности, когда в четырнадцатом веке Морок и его подручные смогли развалить Великую Русско-Ордынскую империю, ему не удалось, но он был близок к успеху. А поскольку родина народа-богоносца должна была быть разрушена, он собирался покинуть Землю раньше пятилетнего срока для того, чтобы призвать на помощь своего Господина – Чернобога, который скопил достаточно мощи для уничтожения последнего оплота сопротивления черным силам на Земле – Руси-России.

Верховная жрица храма Морока на Руси Пелагея знала этот замысел и готовилась к нему, понимая, что если он сорвется, ее тело и душа навсегда уйдут в глубины адов Нави, чтобы служить Господину в царстве мертвых. А это было худшее из зол. Именно поэтому она делала все, чтобы Господин остался доволен ее деятельностью, и девушек для его гарема отбирала лично.

В храме у верховной жрицы были три кельи, соответствующие трем уровням бытия: отшельнически-покаянному, монашескому – для работы с послушницами и жрицами, уровню го-стхи[16], то есть уровню общения с теми, кого желала видеть Пелагея, и уровню недоступности даже для посвященных; в этой келье, больше напоминавшей номер «люкс» в «Президент-отеле», верховная жрица отдыхала. Здесь же она принимала понравившихся ей мужчин, сбрасывая груз своих лет и превращаясь в восемнадцатилетнюю красавицу. Правда, это удавалось ей делать все реже и реже, запас юаньшэньши – духовной энергии, позволявшей преобразовывать плоть на короткое время, почти истощился, а комната Ю, наполненная дыханием Морока и использующаяся для подзарядки, была пуста. Пелагея неистово ждала его возвращения еще и из-за этого, ибо желание мучило ее хуже физической боли.

В этот вечер Пелагея принимала в келье го-стхи повелителя хха, или сотника, как она его называла. Сотнику исполнилось пятьдесят лет, был он могуч телом, черноволос, имел буйную шевелюру, усы и бороду и роскошную поросль на груди. Когда-то и он удостаивался чести быть принятым верховной жрицей у нее в келье. Звали сотника Потапом Лиховским, и был он до службы в храме подающим надежды ученым-математиком. Охотники за душами не прогадали, предложив ему заработок, силу и власть, когда он в девяностом году собирался продать кое-какие секреты своего института на Запад, чтобы выжить.

Пелагея сидела на резном деревянном стуле посреди квадратной комнаты без единого окна. Стены комнаты были обиты деревянными планками и покрыты специальным лаком. Когда в келье загорались искусно спрятанные светильники, стены как бы сами начинали сочиться изнутри рубиновым свечением и становились прозрачными и глубокими.

Потолок кельи всегда был черным, пол же покрыт каменными плитами серого, белого и черного цвета. По углам кельи стояли высокие керамические чаши в форме фаллоса, обвитые чешуйчатыми змеиными телами, которые заканчивались не обыкновенными змеиными головами, а, скорее, крокодильими – с двумя рядами острых зубов. Головы эти могли поворачиваться и шипеть, а глаза их – светиться, что всегда оказывало сильное впечатление на жриц и гостей храма, но еще большее впечатление вызывало появление из пасти змей-крокодилов живых змей, крыс и птиц. Правда, из птиц у Пелагеи к настоящему моменту остались только ворон и ястреб, да и тот куда-то запропастился, не вернувшись из разведывательного полета на озеро.

Вдоль стен комнаты го-стхи стояли простые деревянные табуреты, предназначенные для почетных гостей жрицы, но они в последнее время на протяжении многих лет пустовали. С появлением в Яви Морока гости из других приходов перестали появляться в храме, а своих советников жрица всегда принимала стоя.

Одетая в строгий темно-фиолетовый клобук, повязанная черной шалью с малиновой шестилучевой звездой надо лбом, она смотрела, как приближается сотник: мягко, будто крадучись, бесшумно и гибко. На миг в груди шевельнулось желание, но тут же сменилось раздражением. Этот человек сделал так много ошибок, что стал почти ненавистен. Следовало искать ему замену.

Подойдя к стулу, напоминавшему трон, Лиховский поклонился, сверкнув прозрачными ледяными глазами, прижал руку к сердцу.

– Ты звала, Хозяйка, я пришел. – Голос у сотника был хрипловатый, тяжелый, грудной, почти бас.

– Докладывай, – сурово приказала Пелагея.

– С чего начать, госпожа?

– С охоты.

– Гарем Господина почти полон, не хватает двух послушниц, но одна из них, по сообщениям охха, нашлась в Твери, а другая…

– Вторую лелеют и пестуют в Войцах мои родственнички. Что еще?

– Послушниц для мистерии Очищения Врат все равно не хватает, но мы не можем сейчас заниматься их поиском свободно. Вокруг озера рыщут чекисты, милиция, мешают нам готовиться. Они встревожены пропажей девиц и смертью тех, кто…

– Я знаю, – оборвала сотника Пелагея, – работайте! К сроку гарем Врат должен быть полон! В случае чего разрешаю брать всех, кто не так молод, но более или менее красив. Кстати, в группе Пашина, насколько я осведомлена, есть две женщины, посмотри на них. Ты понял?

– Но Господин может…

– Ты понял? Да придет Тот, чье имя будет произнесено!

– Понял, Хозяйка. Да придет Тот… – забормотал Лиховский, сгибаясь в поклоне.

– Теперь докладывай о волхве и его помощниках.

– За волхвом проследить невозможно…

– Возможно! – с гневом ударила себя по колену Пелагея. – Скажи лучше, что вы не смогли этого сделать. Пошли за ним стаю зрячих, используй технику, как я приказывала, сегодня уже неважно, как вы это сделаете, но я должна знать о каждом его шаге!

– Слушаюсь, Хозяйка. – Сотник снова поклонился, лоб его заблестел от пота. – Но не лучше ли волхва просто уничтожить? Я могу застрелить его из снайперской винтовки. Он слишком глуп, чтобы жить так долго.

– Он не глуп и не чета тебе. Он бывший Витязь и может играючи справиться с дюжиной таких, как ты. Да и не застрелишь ты его, он тебя за пять верст учует и ответит так, что костей не соберешь.

Лиховский оскалился.

– Мы тоже кое-чему обучены…

– С волхвом я разберусь сама, – отрезала верховная жрица. – Делай свое дело, разберись с этой проклятой экспедицией. Ты не смог их задержать, насколько я понимаю.

Сотник опустил голову.

– Их не смог задержать даже хваленый Безымень, я же отвечаю за…

– С Безыменя спрос невелик, он слуга чужих господ, да и опустился давно, потерял способности, ты же не должен допустить экспедицию под стены храма. Задержи их на несколько дней, отвлеки до возвращения Господина, он сам придумает, что с ними делать.

– Не проще ли их убить и похоронить в болотах так, чтобы никто не нашел?

– Чтобы сюда слетелось все воронье ФСБ? Дурак! Делай, что говорят. – Пелагея достала из-под стула бутылку темно-красного стекла с двумя горлышками, отпила по очереди из одного, из другого, глаза ее заблестели молодо и воинственно.