Курт Кобейн. Serving the Servant. Воспоминания менеджера «Nirvana»

В некоторых книгах о Nirvana все подается так, словно мы отняли у группы право решать, с каким лейблом заключить контракт. Руководители Charisma, дивизиона Virgin Records, считали, что группа уже выбрала их, еще до того, как они встретились с нами. Некоторые сотрудники отделов A&R с других лейблов тоже считали, что общение с группой у них прошло успешно, и были весьма разочарованы, когда второй встречи не последовало.

Однако Nirvana могла бы запросто сначала заключить контракт с любым лейблом, а уже потом искать менеджера. Мне кажется, учитывая как хорошо там шли дела у Sonic Youth, Курт уже некоторое время хотел попасть на DGC, в дивизион Geffen Records, и наши хорошие отношения с компанией, скорее всего, стали поводом для Nirvana обратиться к нам. Мы с Силвой с радостью приняли бы любой их выбор, но буквально через несколько дней после нашей первой встречи группа попросила нас подписать контракт с DGC.

Дэвид Геффен основал Geffen Records в 1980 году; к тому времени он уже был легендарной фигурой в музыкальном бизнесе. Он работал менеджером Лоры Ниро, Crosby, Stills and Nash и Джони Митчелл, а потом создал и продал Asylum Records, после того как на этом лейбле вышли популярнейшие альбомы Джексона Брауна, The Eagles и Линды Ронстадт.

Курт не забывал и о том, что Geffen Records выпустили последний альбом Джона Леннона и Йоко Оно, Double Fantasy. Позже, в восьмидесятых, Дэвид Геффен попробовал свои силы в театральных постановках на Бродвее («Девушки мечты», «Кошки») и кино («Рискованный бизнес»). Кроме того, он все более пристальное внимание уделял точке зрения Уолл-стрит на то, как добиться максимальной прибыли в индустрии развлечений.

Частью имиджа Дэвида Геффена была его аура доступности. Он обычно ходил в офисе в джинсах и имел репутацию человека, который очень быстро перезванивает даже людям, которые находятся в мире бизнеса намного ниже его, – например, мне. Офис компании стоял в самой середине Сансет-Стрип. Посетители заходили через дверь, выходившую на улицу. Несмотря на все увлечения немузыкальной деятельностью, Геффен делал все, чтобы его фирма грамзаписи достигала финансовых целей, и близко общался с несколькими избранными руководителями лейбла, которые были невероятно верны ему и всегда называли его просто «Дэвид».

К концу 1990 года Дэвиду удалось создать в компании структуру, которая не требовала его участия в каждом решении, и было легко понять, чем же он так занят. Именно в том году он сменил дистрибьютора для Geffen: вместо Warner Bros этим стала заниматься MCA, и в рамках сделки он обменял право собственности на компанию на акции MCA. В 1991 году, как раз когда мы вели переговоры с компанией по поводу Nirvana, MCA была выкуплена японским промышленным гигантом Matsushita, и эта транзакция сделала Дэвида первым в истории миллиардером, вышедшим из музыкального бизнеса. Соответственно, хотя я иногда общался с ним в прошлом и еще не раз – в будущем, в подписании контракта с Nirvana Дэвид участия не принимал. Он пришел в жизнь Курта позже.

Вскоре после основания Geffen Records Дэвид переманил на пост президента Эдди Розенблатта из Warner Bros. Розенблатт быстро набрал рекламную и маркетинговую команды, не уступавшие тем, какие были у его прежних работодателей. (Кроме как у Розенблатта, в Geffen вообще не существовало никаких официальных названий должностей.) Ранее Розенблатт занимался в основном розничной торговлей музыкой, которую больше интересует эффективное передвижение пластинок, чем искусство, но у него была душа поэта, и он мог легко сдружиться с творческими людьми. Однажды он сказал одному из молодых рекламщиков: «Лучшие фильмы превосходят жизнь. Лучшая музыка – это сама жизнь». Дэвид как-то сказал мне: «Когда люди выходят из кабинета Эдди, им кажется, словно они полежали в теплой ванне», а потом добавил со свирепым блеском в глазах: «А вот я – не теплая ванна».

Когда Geffen Records только открылся, Дэвид лично пригласил на лейбл Леннона, Донну Саммер и Элтона Джона.

Но вскоре он пришел к выводу, что его старой сети друзей и музыкантов, которую он собрал в семидесятых, недостаточно, чтобы найти и подписать новое поколение коммерчески успешных талантов, так что он вложил деньги в лучших и самых талантливых молодых специалистов по A&R (поиску новых артистов. – Прим. ред.) в роке.

Sonic Youth подписал на DGC Гари Герша, которому было тридцать пять и который, как и я, стал «музыкальным оборотнем», намереваясь заново создать себя в новую эру. Герш был раздосадован тем, что на тот момент оказался в тени других «кадровиков» с Geffen, Тома Зутаута, который подписал контракт с Guns N’ Roses (на тот момент – самую продаваемую группу лейбла), и Джона Калоднера, который устроил потрясающее коммерческое возрождение Aerosmith. До Sonic Youth единственной артисткой Герша, дела которой я вел, была Рикки Ли Джонс, но тогда у нее был определенный коммерческий застой. Самым известным артистом, с которым Герш работал на Geffen до успеха Nirvana, был Робби Робертсон, у которого было отличное резюме бывшего участника The Band, но вот его сольный альбом продавался куда хуже, чем релизы Guns N’ Roses и Aerosmith.

В 1990 году Розенблатт взял на работу Роберта Смита, моего старого друга из нью-йоркских кругов рок-критики и пиара, и Роберт оказался главой отдела маркетинга Geffen, пожалуй, самым грамотным из всех, кто когда-либо занимал сравнимые должности в музыкальной индустрии. Но, несмотря на ум и вкусы этих ребят, исполнители из инди-рокового мира все равно испытывали определенные опасения по поводу перехода на мейджор-лейбл.

Поскольку у инди-лейблов были намного меньшие накладные расходы, чем у больших корпораций, они могли вполне обоснованно прикладывать усилия, чтобы продать всего несколько тысяч альбомов, а вот мейджор-лейблы обычно интересовались только большими хитами. Я как менеджер всегда опасался за любого нового исполнителя на мейджор-лейбле вот по какой причине: ребята из отдела A&R с большим азартом борются с конкурентами, чтобы подписать контракт с «нашумевшей группой» (то есть группой, которая нравится журналистам), но успех или неудача альбома почти полностью зависит от их коллег из маркетинга, большинство из которых совершенно не интересуется мнением рок-критиков о том, что сейчас круто.

Боссов отдела рекламы на мейджор-лейблах больше интересуют четко очерченные границы коммерческих радиостанций, аудитория которых намного шире и сильнее влияет на продажи, чем читательский круг журналистов. Программные директора радиостанций зарабатывали на жизнь рейтингами и очень не любили ставить авангардную музыку, которая так нравилась молодежи из A&R. Музыканты, которые попадали под корпоративную перестрелку между теми, кто их подписал, и их несколько апатичными коллегами из отдела маркетинга, чувствовали, словно их «поматросили и бросили», – и это была одна из главных причин ненависти многих артистов к мейджор-лейблам.

Самым успешным мейджор-лейблом в деле перевода инди-роковых групп на большие коммерческие рельсы был Warner Bros., главный конкурент Geffen на Западном побережье. В конце восьмидесятых Warner наняли несколько маркетологов, ранее работавших в инди-среде, и к 1991 году компания получила немалое преимущество: их состав включал, среди прочих, REM, Depeche Mode, Faith No More и Jane’s Addiction, которые начинали на инди-лейблах.

Чтобы эффективно конкурировать с ними, Geffen в 1990 году открыл подразделение DGC с небольшой командой по маркетингу и продажам, главным предназначением которой было помочь новым исполнителям «взлететь». Первым среди равных был Марк Кейтс, знаток альтернативного радио, который ранее помог австралийскому инди-лейблу Big Time Records и британскому Beggars Banquet попасть на американские радиостанции. Кейтс знал о Sonic Youth еще до того, как с ними подписал контракт Герш, и через пару лет, после того как Герш покинул лейбл, Кейтс стал A&R-менеджером для них, а также Nirvana и Hole.

Кейтс вспоминает:

– Из всех A&R-щиков музыкальные вкусы у меня больше всего совпадали с Гершем, который подписал Джона Доу. Мы знали, что контракт с Sonic Youth станет важным шагом для расширения имиджа нашей компании, и они посоветовали нам подписать Рэя Фаррелла, потому что он работал с панк-группами вроде Mission of Burma и Flipper в SST Records.

Главная роль Фаррелла заключалась в том, что он пользовался своим авторитетом среди закупщиков инди-магазинов, уговаривая их заказывать и выставлять на полки альбомы лейбла DGC.

Герш без проблем прописал в контракте Sonic Youth творческий контроль – в культуре Geffen это была вполне допустимая уступка. (Робби Робертсон был таким же «маньяком контроля», как и любой панк-музыкант.) Однако, для того чтобы контракт окупился и его компания стала привлекательной для музыкантов, которых он хотел заполучить, ему пришлось заставить отдел маркетинга довольно долго продвигать альбом Sonic Youth, несмотря на то что у них даже не было радиохитов. И нам, и музыкантам Nirvana понравился Герш, в том числе и потому, что DGC не бросил Sonic Youth, хотя Goo разошелся тиражом около 150 000 копий – это, конечно, вдвое больше, чем у их предыдущего альбома, но все равно никак не скажется на рождественской премии в индустрии, где знак успеха – золотой диск – требовал продаж более чем втрое больше. Герш знал, что Sonic Youth важны для него в другом плане: они, словно ювелиры, умели оценивать новые инди-таланты. Группа, казалось, знала музыку практически всех альтернативных исполнителей, даже тех, о которых сотрудники A&R и не слыхивали. Кейтс вспоминает:

– Вскоре после того как Sonic Youth записали Goo, Ким Гордон сказала мне: «Следующая группа, с которой вам надо подписать контракт, – Nirvana».

Позже Гордон призналась мне: «Мы все обожали Курта».

Аллен Минц был молодым и талантливым партнером в одной из крупных лос-анджелесских фирм, и он точно знал, как добиться для нового артиста наилучшего возможного контракта с мейджор-лейблом. Общий бюджет альбома, который стал Nevermind, составлял 280 000 долларов. После оплаты юридических расходов и менеджерских комиссий от этой суммы осталась где-то четверть миллиона. Запись альбома обошлась в 160 000 долларов (немалая доля денег ушла на три месяца проживания в Лос-Анджелесе и оплату репетиций), так что каждый из музыкантов получил по 30 000 долларов на ближайшие шесть месяцев – достаточно, чтобы расплатиться по некоторым прежним счетам и прокормиться, но вот больше ни на что особо не оставалось.

Чтобы заработать еще немного денег, мы составили контракт на издание музыки группы. В музыкальном бизнесе «издание» означает авторские права на песни, а не на записи этих песен. Следуя тем же культурным сигналам, которые привлекли к Сиэтлу A&R-щиков крупных компаний, несколько молодых представителей издателей музыки побывали там после появления Sub Pop. Одной из них была Сьюзен Коллинз, которая работала на Virgin Music. Она просто влюбилась в Nirvana и позже поставила Bleach президенту компании, Казу Уцуномия, сыну японского дипломата, который провел немалую часть детства в Англии и именно там заинтересовался музыкальным бизнесом.

В конце восьмидесятых Каз, которому было уже под сорок, поселился в Лос-Анджелесе. Он знал о многих сиэтлских группах, но манера сочинения большинства гранжевых песен ему не нравилась. Издатели музыки получают большинство доходов от радиоэфиров, лицензирования песен для кино, телевидения и рекламы, а также от кавер-версий, записанных другими исполнителями. Тогда появилось много модных новых групп, которые собирали аншлаги в клубах и даже небольших театрах, но они его не интересовали, потому что их песни не имели перспектив за пределами их изначальной аудитории. Однако когда Каз услышал About a Girl с Bleach, он согласился встретиться с Nirvana, а после того, как Курт сыграл ему акустические версии нескольких песен, которые планировались на Nevermind, Каз был просто покорен. «Курт был одним из самых великолепных композиторов-песенников, которых я знал».

Курту очень нравилось, что Казу довелось работать с двумя из его любимых групп, The Clash и Queen. Еще ему нравилась искренняя, мягкая манера общения Каза, необычная для руководителей компаний, которые могли выписать большой чек; кроме того, он увлекался японской культурой, и ему была симпатична идея привлечь в союзники настоящего японца.

Отношение Курта к рок-н-роллу во многом напоминало Казу Джо Страммера из The Clash.

– Они выглядели как панки, но им нравилась мелодичная музыка. Они оба были гениями и при этом прекрасными людьми. Они бы не смогли написать такие песни, если бы у них не было доброго сердца.

Как и в случае с фирмой грамзаписи, конкуренция за издательский контракт была достаточно большой, и нам удалось обговорить выгодные условия. Группа получила весьма порадовавшие их 200 000 долларов аванса, и, что еще важнее, через семь лет авторские права возвращались обратно им.

Как только вышел Nevermind, начались пересуды по поводу преображения композиций Курта, которое впервые подметил Бутч Виг, когда Nirvana записывала у него демоверсии. Когда он успел перестать конкурировать с Soundgarden в гранж-мире Сиэтла и стать автором самых популярных рок-песен эпохи?

Задолго до записи Nevermind Курт опасался негативной реакции. Он не хотел, чтобы людям показалось, что он внезапно решил уйти в коммерцию – вместо этого он хотел дать ясно понять, что претворяет в жизнь свои идеи, которые вынашивал довольно долго. Звукорежиссер Nirvana Крейг Монтгомери вспоминал, как Курт постоянно напоминал ему, что About a Girl и Sliver уже продемонстрировали его интерес к мелодичным песням. Курт говорил и Ким с Терстоном: «Наш следующий альбом будет звучать похоже на вас, ребята, и на About a Girl».

Своим близким друзьям он излагал следующую версию: песни на Nevermind были написаны не потому, что их хотел услышать кто-то другой, а потому что именно такую музыку он слышит у себя в голове. У Терстона были довольно неоднозначные ощущения, когда Курт сказал ему, что следующий альбом Nirvana будет более «попсовым»:

– Курта очень привлекала маргинальная музыка, экспериментальная музыка. Ему нравились The Butthole Surfers, Sonic Youth, Swans.

Если говорить в общем, Терстону тоже нравилась всякая «странная хрень». Но потом Курт дал Терстону кассеты с демоверсиями песен Nevermind. Тогда он все еще намеревался назвать альбом Sheep. Когда Терстон услышал новый материал, ему сразу понравилось направление, в котором движется Курт. Терстон поставил кассету Джею Маскису, и тот согласился, что у Курта есть чувство мелодии, очень редкое для рок-мира.

Кроме сочинения песен, Курт, как и многие рок-звезды до него, стремился создать собственную мифологию. Когда Эверетт Тру впервые взял у группы интервью, незадолго до выхода Bleach, по его словам, «они много всего выдумали». Курт и Крист притворялись, что жили в лесу, и придумали дурацкую историю, выставлявшую их невежественными реднеками.

– Было совершенно ясно, что они пытаются сделать, – сказал мне Эверетт, – но это очень забавно.

Эверетт воспользовался этим приемом в первых статьях о Nirvana, которые придали сцене Северо-Запада атмосферу американской примитивной экзотики, и британские читатели NME заглотили наживку.

Когда Nirvana на следующий год приехала в Великобританию на гастроли, Курт изобразил негодование из-за карикатурного образа группы и представил себя журналистам слегка долбанутым, но интеллектуальным панк-певцом, возмущенным тем, как неверно его изображает пресса. В приватной обстановке он признавал, что они просто задурили голову Эверетту, которому группа всегда была рада за кулисами и который стал им настоящим другом.

После подписания контракта с DGC Nirvana встретилась с Гершем, чтобы обсудить запись своего первого альбома на мейджор-лейбле. Некоторые люди из A&R лезли в запись, аранжировки и материал и иногда даже бросали громкие фразы вроде «мы лично сделали этот альбом», но вот в работе рок-групп, которые сами сочиняли материал, сотрудники отдела репертуара играли куда более ограниченную роль. Тем не менее у Герша с Куртом сложились хорошие взаимоотношения. В одном из дневников Курта рядом наклеены фотография его отца, Дона Кобейна, с подписью «старый папа», и фотография Герша, которую Курт подписал «новый папа».

Они изучили список возможных продюсеров, которые имели более коммерческий послужной список, чем те, с кем им доводилось работать ранее, но, учитывая качество демозаписей, я не удивился, что Nirvana решила остановиться на Бутче Виге. В следующее десятилетие Виг сделал великолепную карьеру как продюсер и музыкант группы Garbage, но он и сам с готовностью признает, что его карьера делится на «до Nevermind» и «после Nevermind», альбома, который, по другому его признанию, группа принесла в студию уже полностью подготовленным.

На часть денег, полученных с контракта на запись, мы сняли Курту, Кристу и Дейву апартаменты в гостиничном комплексе «Оквуд» в Толука-Хиллс, в пяти минутах езды от нашего офиса. В это время там же жили группа Europe и популярный хип-хоповый дуэт Kid ‘n Play, но больше всего Nirvana привлекал бесплатный завтрак. Позавтракав, они отправлялись репетировать в близлежащую студию и не вылезали оттуда часами, и так каждый день, в течение трех месяцев.

Курт описал процесс Энди Боллену, барабанщику Captain America, шотландской группы, которая играла на разогреве у Nirvana на британских гастролях Nevermind. «Все просто учат свои партии как можно лучше, а потом мы часами репетируем, разбирая партии. Когда мы только начинали, мы репетировали целыми днями. И точка. Прежде чем пойти записывать Nevermind, мы заперлись в студии и репетировали до тех пор, пока мы не смогли сыграть все песни даже во сне. Просто упорная работа, чувак, мы учили партии».

Крист подтверждает:

– Мы просто все время репетировали. Мы были очень этому рады и всегда возвращались к этому чувству позже. Жизнь какое-то время была довольно печальной, но нам всегда так нравилось играть вместе. Мы оставляли все за дверью, отлично проводили время и вспоминали: «О да! Вот зачем мы этим занимаемся!»

Хотя Курт и был капитаном этого корабля, Nirvana ни за что бы не стала тем, чем стала, без обоих ее основателей. Крист был не просто другом Курта, но и полностью разделял его эстетические взгляды. Дейв был самым молодым музыкантом Nirvana, Nevermind он записал в двадцать два года, но его талант барабанщика переживал расцвет, да и за эти месяцы он крепко сдружился с Куртом, потому что они много месяцев жили в одной квартире. В интервью, записанном DGC для рекламных целей, Курт назвал Дейва «самым воспитанным парнем из всех, что я встречал, а еще он играет лучше, чем любой барабанщик, которого я слышал. Если бы мне предложили вернуть к жизни Джона Бонэма, я бы все равно выбрал Дейва». А еще, в отличие от предыдущих барабанщиков Nirvana, он пел бэк-вокал.

Альбом был записан за шестнадцать дней в «Саунд-Сити» в Ван-Нёйс – легендарной студии, где висели золотые диски таких артистов, как Нил Янг, Том Петти и его группы Heartbreakers и Fleetwood Mac. (Много лет спустя Дейв выкупил пульт Neve Electronics 8028 из студии A, где записывали Nevermind, и стал продюсером документального фильма о студии.)

Поначалу ребят из Nirvana дезориентировала работа в Sound City. Они еще никогда не бывали в месте, где записывалась настолько известная музыка. Им казалось полным сюрреализмом видеть, как в ближайшей столовой обедает Ленни Кравиц. Позже, во время предварительного сведения, они узнали, что в соседней студии работает Оззи Осборн. Black Sabbath был запретным удовольствием для многих ребят-панков, и Курт и Дейв написали на своих пальцах «Оззи», пародируя знаменитые татуировки «love» и «hate» на руках Оззи, но так и не набрались смелости, чтобы подойти и поговорить с легендой металла.

Подобные отвлечения, впрочем, практически не помешали интенсивной работе над альбомом. Конечно, несколько наложений делать все равно пришлось, но почти весь альбом Nevermind