В страхе прозрения

– А ты куда?.. – спросил Алекс у Тристана, увидев, что он совсем уже собрался уходить.

– Дела накопились, идти надо…

– Киноактрис снимать?..

– Ну и это тоже… – не меняясь в лице, серьёзно отвечал Тристан.

– Когда появишься-то?..

– Не знаю, как дела решатся – через неделю может…, а может и завтра уже…

Секундная стрелка настенных часов вновь отмерила секунду – замерла на «12», и, к великой радости студентов, раздался, наконец, звонок на перемену…

– Всем удачи с заданием, пока! – попрощался Грецкий и прибавил, обращаясь к готам: – Пойдём, послушаем…

– Давно пора… – ломая оковы льда и пробуждаясь из царства вечного сна и холода, тихо проговорила Изольда и помахала ручкой, вслед ушедшему преподавателю.

– Вот блин! Всегда так! Обязательно надо до звонка продержать! – срываясь с места и активно жестикулируя, бушевала Белла, и, демонстрируя навыки актёрского мастерства, продолжала: – Скачал из Инета Рэндалла и рассказывает, как будто своё!.. Тоже мне лекция, я тоже могу так вести: «Хорошие журналисты бросают вызов рутине… Они ненавидят материалы, написанные по схеме…». Блин! Как будто мы сами не можем скачать… Надо было переться сюда через весь город, чтобы слушать эти… «пересказания»… Не умеет он лекции вести!.. Никогда больше не приду на его пары – время только впустую тратить!.. – изливаясь эмоциями и постепенно утихая, Белла вновь присела на своё место.

– Ха-ха-ха!.. – наслаждаясь театром одного актёра, заливалась краснощёкая Перуджа.

– На семинары-то придётся ходить, никуда не денешься, – послышалось с первой парты.

– Ну, семинары другое дело, я про лекции говорю, – ответила Белла.

– А я вот думаю, что лекции здесь совсем не причём…, всё он толково и со своим смыслом ведёт, а дело всё в том, что ты просто завидуешь… – наблюдая за спектаклем и периодически что-то записывая в журнал, решил высказаться Алекс, совершенно бесцельно, только лишь для того чтобы – специально наперекор – что-то ей сказать.

– Чё дурак?! И с чего мне ему завидовать?! – неожиданно просияв солнцем, с видом предвкушения долгой интересной дискуссии о спорном вопросе, ввязалась в диалог Белла.

– Не ему, а ей… – все трое приковались вниманием, а Эли в этот момент вышла в буфет. – Завидуешь тому, что преподаватель…, самым откровеннейшим образом, заигрывает не с тобой, и, насколько мне это видно, даже не пытается делать этого, а заигрывает преподаватель, ну, это как обычно – с первой партой… и вообще всё внимание своё он уделяет, не тебе и даже не нам, а всё ей же – одной единственной первой парте…

– Ха-ха-ха!.. – энергично прыснула «кровь с молоком».

– Точно ненормальный, – донеслось с первой парты, вероятно растаявшее от солнца Беллы – с жеманной усмешкой призванной подтвердить абсурдность слов Алекса, – Сидит там позади всех, чего-то себе выдумывает…

– С последних парт видно всё как на ладони, это ошибка думать, что здесь все спят – всё видно идеально, как в кинотеатре, – пытался выдумывать Алекс в надежде доказать свою гипотезу и спокойно с уверенностью на серьёзном лице продолжал: – А по поводу «дурака»…, на самом деле я, если честно, самый умный человек, в этой группе… Просто пока не довелось, в полной мере, проявить свой… незаурядный ум. Придёт время и об этом узнают все… А то, что я уже проявил вам не понять в силу ваших интеллектуальных ограничений. Преподавателям же останется лишь локти кусать, что любили свою первую парту…

– Заурядный! Ха-ха-ха!.. – проникаясь сарказмом Алекса, смеялась краснощёкая, пышногрудая – «кровь с молоком».

– Да куда уж нам… – иронизировала Изольда, и, тут же подхватив, в один голос вместе с – неожиданно долго сияющей – Беллой произнесли: – «Незаурядный» ты наш!..

– И когда же придёт это твоё время?.. – предчувствуя угрозу, донеслось с первой парты.

– Не знаю…, когда-нибудь уж придёт – всё тайное обязательно станет явным…, иначе просто не бывает. Это постигнутая мною скрытая тайна мироздания…, даже не пытайтесь понять – у вас не получится – ибо вам не дано…, на это способен только – о! великий я сам!.. – шутил Алекс, чувствуя, что палка начинает перегибаться…

– От скромности не умрёшь! Ха-ха-ха!.. – заметила Перуджа.

Ясное солнце помутилось лёгкой дымкой облачных образований:

– Может, это ты сам завидуешь? – задетая колкой правдой Белла, пользуясь удобным моментом, желала мщения.

– Ха-ха-ха!.. Что не с ним заигрывают! Ха-ха-ха!.. Не смешите мои копыта!.. – активная деятельность всех жизненных процессов зашкаливала.

– Не надо завидовать мне Алекс, здесь тоже не так сладко как кажется тебе там сзади, – подзудила первая парта.

– А вообще…, если кто и имеет право возмущаться преподом и его дилетантскими методами в работе, так это я…, – шутя, ушёл Алекс от ответа, продолжая что-то периодически записывать, – только я один имею на это полное и обоснованное право…

– Ну, давай обосновывай своё право, мы ждём, – лёгкая дымка сгущалась в тучу, и выражала недовольство затянувшейся паузой.

– Хи-хи… – удерживаясь от смеха, ожидала продолжения Перуджа.

– Щас…, надо же приготовиться перед речью, мыслями собраться…

– Не мыслями, а с мыслями! Говори правильно, – сверкнула молния Беллы.

– Ты как хочешь, а я мыслями… Итак, значит вот…, в прошлом году помните, сдавали «Историю театра и кино»?..

– Нет!.. – раздался гром.

– А я очень хорошо помню…

– Давай говори уже!.. – сверкнула вторая.

– Не перебивай… Так вот…, сдавали «Историю театра и кино»… Я, как обычный студент, целый день сидел в библиотеке…

– Ненормальный! Ха-ха-ха!..

– Ну, просто ради эксперимента…, посмотреть, что из этого выйдет…, надо же испытать себя, почувствовать свой незаурядный потенциал…, это же интересно!.. – оправдывался Алекс.

– Ха-ха-ха!.. Суд присяжных признал тебя виновным в подготовке к экзамену! Ха-ха-ха!..

– …Добросовестно, хоть и впервые в жизни, честно готовился к экзамену – если бы кто сказал, никогда бы не поверил, что это так увлекательно, хотя, наверное, от самого предмета зависит. Так вот: целый день – только представьте! – с утра до позднего вечера, впервые в жизни – честно! – просидел в библиотеке…

– Вот делать нечего… – донеслось с первой парты.

– …Да! Это уж я потом понял, что есть другие методы воздействия на педагогическую психику, гораздо эффективные… Например: демонстративное чтение книжек Голдинга, или там какого-нибудь Филдинга…, да?.. и чтоб обязательно препод это заметил и обязательно при этом сказал: «О! Молодец! Умные книжки читаешь. Респект!». Так ведь, да?.. А на последнюю парту лишь пустой и беглый презрительный взгляд: «Эх ты бездарь! Бери пример с первой парты!»…

– Вот теперь я уверена, что ты сам и завидуешь! Хи-хи… – вставила Белла и просияла довольной улыбкой.

– …А я не выспался…, с утра припёрся в универ!.. Честную! «отл» хотел заработать…, а не посредством – условных рефлексов «преподавателя Павлова»… И представьте, что было дальше… – апофеоз несправедливости!.. – Алекс набирал речевые обороты, небо прояснилось, притча увлекла. – Я просто в шоке сидел! Никогда такого не видел. Видели когда-нибудь трутня возле пчелы?..

– Нет, не видели. В том смысле, в каком ты имеешь в виду – не бывает в природе, – со знанием вопроса пояснила Белла, продолжая сиять.

– Да как же не бывает? Ну, шмеля видели… – хмурясь, пытался объяснить Алекс, но не знал как.

– Ха-ха-ха!..

– Так тоже не бывает. Поняли мы твою аллюзию. Дальше, давай!.. – торопила увлечённая Белла.

– Аллюзию?.. – тормозил речевые обороты Алекс.

– Ты Голдинга не читаешь, тебе не понять! – торжественно донеслось с первой парты.

– Ну и ладно… Так вот! Преподаватель и первая парта… Во-первых, я это сразу заметил – я то готовился – первой парте, каким-то чудесным образом, попался вдруг самый лёгкий билет. Но!.. Вдруг случившееся чудо – не помогло!.. Ответ с первой парты оказался так себе…, я бы даже сказал на «удов». А Грецкий: «Ну – говорит – хорошо, на 4 ты ответила. Давай – говорит – ещё вопросы задам, чтоб 5 поставить». И задаёт… – и просто ужас какой-то, что он задаёт?.. непостижимо уму моему здравому – …задаёт наипростейший вопрос: где произошла встреча Станиславского с Немировичем-Данченко?.. Вот если бы он спросил: зачем они там встречались и что стало результатом этой встречи, это был бы хороший вопрос… До сих пор забыть не могу…, так и маячит эта сцена перед глазами. Он задаёт – она не знает. Пятёрка срывается… Грецкий – угрюм, задумчив – ищет новый вопрос…, ничего подходящего найти не может. Сама первая парта уже сдалась: «Ну – говорит – ставьте мне 4»…, а он: «Нет! Я – говорит – знаю, что ты умная, тебе нельзя 4. Давай – говорит – на 5!». Мучаются дальше… Грецкий всё старается, всё тянет – не сдаётся. Верит в ум студента первой парты!.. А я уже успел расписать свой билет…, сижу и наблюдаю за сценой… – глазам не верю… В итоге всё-таки намучили «отл» в зачётку первой парты. Ну, это – слава Богу, Грецкому и, конечно, Голдингу… Далее пришла моя очередь…, и у меня чуть язык не обмер…

– «Удов»?.. – лучезарно просияла Белла.

– Все в тот день получили «отлы». Вопрос лишь в том, что кто-то заслужено…, честно заработал, а кто-то… «купил», – накрылся тучей Алекс.

– Что за бред! Никто не покупал! Тебе просто не повезло… – бывает…, смирись. А я честно «завоевала»!.. Хи-хи. Своей тактикой… – как же без этого?.. Да ты вообще маньяк! Как можно помнить такие мелочи?.. – окончательно выбралась из царства вечных льдов разоблачённая Изольда.

– Мелочи?! На всю жизнь запомнилась мне эта «мелочь»!.. «Мелочь» до сих пор в моём сердце… болит!.. Забыть не могу!..

– Бедняжка! Ха-ха-ха!.. – продолжала радоваться Перуджа.

– И вот, значит, я ему отвечаю на свой билет, помню даже, как он назывался: «идейно-смысловое значение фильма «Броненосец «Котёнкин» и его роль в истории мирового кинематографа» – самый сложный билет…

– «Незаурядный»! Ха-ха-ха!..

– …Всё, что знаю по вопросам, рассказываю, заканчиваю и ожидаю – смотрю на его реакцию. И он, скептически-сомнительно скорчив мину, вдруг заявляет мне: «Да, вроде, есть новая информация, я такую не давал». Ещё бы!.. Преподаватели не сидят с утра в библиотеке! А потом… – представьте: я самый последний, все до меня ушли с «отлами» в зачётках… – он спрашивает: «Ну что „отлично“, что ли тебе ставить? Или всё-таки „хорошо“ пойдёт?». И это после того как я наблюдал: «долгий подъём со дна, затонувшего корабля» – студент окончательно застрял на дне, а он – не преминул воспользоваться моментом – тянет и… заигрывает, заигрывает и тянет. А я сижу и наблюдаю, сижу и…

– Да хватит уже, а? Бред какой-то! Не так всё было! – пыталась Изольда закрыть рот правде.

– Подожди, подожди!.. Пусть рассказывает – сияла Белла.

– Да чё его слушать? Ни слова правды!..

– Зато интересно…, хи-хи…, выдумывает…

– Я не выдумываю! Я правду говорю!.. – с лицом человека, которому не верят, заявил Алекс, отрываясь от журнала.

– Ладно, ладно…, дальше давай! – продолжала торопить лучезарная Белла.

– …Смотрю и просто поражаюсь, с последней парты и то видно: человек явно нисколько не готов…, не сидел с утра в библиотеке… А Грецкий – всё тянет и тянет, тянет и тянет…, уже с последней парты видно, что вытянуть не сможет…, а он всё заигрывает и тянет, заигрывает и тянет. Отстать не может и не хочет ставить своей первой парте – «хор»… И вот, после всего этого, он задаётся вопросом: «А может „хорошо“ тебе поставить?..». А!.. Мне!.. Кто сидел с утра в библиотеке! Кто штудировал литературу по театрам и кино! Мне единственному! – кто когда-либо просидел в библиотеке с утра до вечера ради экзамена!.. И вдруг вопрос: «хор» или «отл»!..

– И что ты ответил?.. – сияло солнце на лице Беллы.

– Не важно, что я ответил! Важно здесь совсем другое… Важно то, что преподаватель не видит истинного лица студента. Преподаватель в заблуждении!.. Он заблудился в стереотипах!.. Ему нужны новые условные рефлексы. Новые эксперименты! Опыты!.. Преподаватель продолжает считать, что все отличники сидят на первых партах. Нет! Это не так!.. Это, уже совсем, далеко не так!.. – с серьёзнейшим выражением на раскрасневшемся от пламенной речи лице, оживлённо жестикулируя и отрицательно грозя пальцем, смотря при этом на – еле сдерживающуюся от смеха и изо всех сил пытающуюся сохранить серьёзное выражение внимательности на лице – Перуджу, и, случайно – как-то не сознательно, а скорее подсознательно – обернувшись на мгновение в окно продолжал: – Настоящие отличники уже давно пересели на последние парты! Отсюда вид лучше…, на преподавателя, прежде всего…, отсюда его видно целиком… и суть его слов формируется в голове цельнее и… яснее. Да, мы уже здесь! Мы неоотличники!.. Но нас не замечают! Мы здесь, а нас не видят!.. – вот что обидно, вот что возмущает! В нас не верят! Нас заярлычили! Заклеймили! Несправедливость!.. – кипел Алекс.

– Ха-ха-ха!.. Отпускаем тебе грехи, Алекс! Хорошая исповедь. Ха-ха-ха!.. – не удержалась Перуджа.

– Правдивая!.. – хихикнула Белла.

– Ха-ха-ха!.. Держите меня семеро!.. Ха-ха-ха!..

– Надорвутся… – осторожно заметил Алекс, раздосадованный общим смехом…

– Что?!.. Что ты сказал?! – грозно ударив кулаком по парте, рассвирепела Перуджа, медленно поднялась, и, с глазами, выражавшими крайнюю степень ярости и обиды, стала подходить всё ближе и ближе к Алексу.

– Что я сказал?.. А…, что я сказал?.. Я говорю: зачем же семеро?.. лёгкий ветерок сдует пушинку…

– Чего?! Куда сдует?! Я что сказала?! – Несите?! Я сказала, держите! И какая я тебе пушинка?! – свирепствовала Перуджа, пытаясь удерживать прежнюю ярость в глазах и властность в голосе, но всё же не удержалась и растаяла: – Дурашка…, я с тобой ещё поговорю, – растрепав «причёску» Алекса, вернулась Перуджа на своё место и в своё весёлое расположение духа.

– Ну, так где встречались Данченко со Станиславским? – лучезарный лик Беллы сиял полярным солнцем.

– На славянском базаре они встречались, Белла! На славянском базаре!.. Это же все знают, – ответил Алекс и продолжил: – И…, так вот…, перебили меня…, основная идея того, что я хотел сказать: если возмущаться Грецким, то у меня на это больше оснований чем у кого бы то ни было среди нас, и, тем не менее, я даже не думаю это как-то показывать…

– Вот и не думай! Кто тебя спрашивает?.. А мы будем!.. – сверкнула вдруг молния с ясного неба Беллы.

– Да!.. Ха-ха-ха!.. – треснув по парте кулаком, громко воскликнула Перуджа и расхохоталась.

– Га-га-га!.. – громко и неестественно рассмеялся Алекс, смотря на Перуджу, чьё выражение на лице из довольного постепенно переходило в крайне недовольное, – Эхе…, хе-хе… – уже естественным смехом, оттого что стрела попала в цель, а ещё больше самим видимым процессом перемены настроения, смеялся Алекс.

– Щас достану из сумочки топорик, будешь знать, как передразниваться, – угрожала Перуджа, с прежним неудовольствием на лице.

– Вот с кем я учусь в одной группе!.. Знали бы преподаватели, кого на самом деле следует отправлять в немилость… – пошутил Алекс, и вновь увлёкся переписыванием, не обращая внимания на дальнейшие диалоги о сумочках и компактных топориках.

В это время, сидящая на первой парте Изольда, нанеся мастерский штрих коварной улыбки на свой сияющий лик, устремила взгляд в аудиторию и медленно потянулась к сумке. С кошачьим изяществом – медленно и бесшумно – рука её прокралась в сумку, и крепко схватив там какой-то предмет, также размеренно – украдкой – стала его медленно вынимать…

Все остальные студенты продолжали заниматься своими делами и ни о чём даже не подозревали.

И вот рука Изольды выбралась из сумки: жилистая, ухоженная кисть крепкой руки её сжимала – «кирпич». Хладнокровно устремив пристальный взгляд больших синих глаз в беззащитного, ничего не подозревающего Алекса, Изольда, чувствуя тяжесть предмета, с ледяным спокойствием подняла «кирпич» чуть выше своей головы, замерла, сделала глубокий вдох, на мгновение усилила коварность улыбки, и с силой грохнула «кирпич»… об парту. Все встрепенулись, прервали разговоры, Алекс вздрогнул и устремил испуганный взгляд на первую парту.

– О, Господи! Ты чего? До инфаркта же доведёшь! Ха-ха-ха!.. – рассмешил Перуджу неожиданный поступок Изольды.

Все остальные находились в испуге, безмолвствовали, внимательно и усердно взирая на загадочный «кирпич». На «кирпиче» в две строчки была короткая надпись: «Холодный дом. Чарльз Диккенс».

– Тяжёлую артиллерию решила привлечь? Для гарантированного успеха?.. Грецкий же тебя боготворить начнёт. Все экзамены и зачёты – «автоматом», без единой статьи!.. – придя в себя, видя, что ничего более не угрожает, дежурно отшутился Алекс.

– Уйди, ради Бога, а… – отгораживаясь ладонью, неторопливо произнесла Изольда и, взглянув на книгу, улыбнулась.

В этот момент раздался звонок на пару…

Лекция вторая: «Литература XX века»

Звонок прозвенел и пару минут спустя, в дверях всё той же аудитории №8 показался преподаватель.

Преподавателем была хрупкая и утончённая молодая женщина в возрасте: «где-то за 20 и до 40». Есть люди – как подметил один писатель – над фигурой, которых природа особо не трудилась, а поработала грубо – топором да кувалдой, но в случае с этим человеком природа вытачивала особый образ со всей возможной ответственностью. Работая с максимальной осторожностью, кропотливо и аккуратно: природа была здесь, словно мастером ювелирных дел и работала над внешностью специальными самыми тонкими инструментами и точными приборами. Прототип всех женщин создан из кости, но здесь было особенно – в буквальном смысле слова – утончённое произведение искусства: фигурка, с большим изяществом и мастерством, выточенная из дорогой слоновой кости – женское «благородное начало» здесь проявилось с очень заметной выразительностью. По миниатюрным и аккуратным чертам её лица можно было сделать верное предположение, что человек этот занимается либо классическим музыкальным искусством, либо изобразительным творчеством, либо художественной литературой.

Хрупкая и утончённая Ювелирная Иоанновна была преподавателем художественной литературы, и, вместе с тем, являлась на факультете самым главным человеком – деканом. Сильный начальник в утончённой внешности вселял в Алекса какое-то особенное почтение к её персоне, какой-то страх, трепет – священный ужас. Превращался он перед ней в самого среднестатистического студента с очень скрытой незаурядностью ума. Причиной этому служило то, что однажды сам Алекс повесил на преподавателя свой «ярлык» и как он не пытался в дальнейшем снять его, ничего не получалось – от первого и до последнего курса испытывал он перед преподавателем-деканом сильное волнение. А всё оттого, что однажды, на первом курсе, ещё до знакомства с деканом, Алекс сидел на паре и слушал «Культурологию»:

Лекцию по предмету вёл специально приглашённый – вероятно из какого-то очень престижного, может быть государственного, вуза – преподаватель Болтунский. Фамилия была говорящая: Болтунский болтал – хорошо и много – но совершенно не по теме. Вместо того чтобы светить в студенческую тьму историей Древнего Рима, Болтунский страшно чернил и без того тёмную массу. Масса узнавала много нового, но не о свете культурных ценностей древнего мира, а о собственной тьме – и культурной, и интеллектуальной, и многих других аспектах своей – как выяснилось по Болтунскому – тёмной жизни.

– Да, не все студенты обладают выдающимися способностями и скрытой незаурядностью ума, на то они и студенты – желторотые птенцы, жадно глотающие из уст преподавателей – стремятся, наконец, выйти из тьмы неведения в свет знаний. Да, не все стремятся – наверное, для этого и надо светить – искать во тьме именно тех – проголодавшихся по свету. Но только голодные птенцы открыли рты, и тут же вместо пищи – уста плюют нечистоту!.. Вместо нормальной пригодной еды им дают камни, и не просто дают, а кидают! Как же вырастить птенцов и вывести их в свет… – ведь болтает не по теме?!.. Мы платим за освещение тьмы, а он не по теме!.. – нельзя исключать, что некоторая часть этих мыслей действительно родилась в тёмном сознании первокурсника, и, ударив кулаком по парте, он вслух воскликнул:

– Нужно накатать заяву!

– На кого?.. – удивились рядом сидящие.

– На Болтунского!.. Сам виноват!.. Ему зарплату, а нам… не по теме – шиш, как говорится!.. Может быть и да: нам до нобелевской – как эскимосу до крыши небоскрёба! Но зачем же в лицо нам об этом «плевать»?.. Мы это и так знаем, лучше бы план небоскрёба нам дал… – знания – как лезть на крышу… Надо попросить в заяве, чтобы препода на другого поменяли. Можно так сделать, я знаю! Это же демократия, капитализм…, или как там её…, в общем – наша тема в наших руках!.. Поехали?..

– Эскимосу на крышу небоскрёба?.. Зачем? – вдруг раздался неожиданно серьёзный вопрос.

– Эк… Чтобы крикнуть: «Олени!.. Где олени?!»…, не знаю я, спроси у Болтунского… – запнувшись сложностью вопроса, попытался ответить Алекс.

«Накатав заяву» и «снарядив экспедицию» в деканат, студенты пошли «изъявлять» свои требования высшему начальству факультета.

По счастливой для студентов случайности, главы факультета не оказалось на месте, а, кроме того, все официальные обращения студентов должны были проходить через методистов – сидевшие как раз, тут же, по пути к кабинету декана. Остановленные в методическом отделе, студенты объяснили суть дела.

– Жалобу на Болтунского?! – с ужасом на хмуром лице взирала методист в – не виданную доселе – «накатанную заяву» на преподавателя.

– Нам подписи поставить?.. – спросил довольный ходом дела Алекс.

– Нет… Не надо… – после продолжительной задумчивой паузы ответила методист – возможно спасая тем самым студентов от неминуемой разъяснительной беседы тет-а-тет с деканом – и продолжила: – Я сначала поговорю с ней…, как быть и что с этим делать, а потом если что обратимся к вам… – и, переведя взгляд с бумажки на студентов, вдруг, с расстановкой, проговорила: – Я вас запомнила. Просто скажу, что приходили первокурсники.

Довольные, вдруг возымевшим успех, делом, студенты торжествовали.

На следующий день расписание первокурсников «украсилось» объявлением с заметной для всех надписью: «Всем студентам первого курса в 14:00 подойти в аудиторию №2». Аудитория эта была самой большой на факультете и располагалась ближе всех к деканату. Но символа никто не понял, никто не догадался, что встреча будет с самим деканом и что главная причина собрания – возымевшая «успех» – «челобитная» на преподавателя – очернителя студентов – специально приглашённого в вуз читать «Культурологию».

Начало встречи декана со студентами первого курса было спокойным и безобидным. Декан, вкратце и в общих чертах, рассказывала о факультете: его правилах и порядках, информационных и технических ресурсах и многое другое важное и полезное. Её утончённое и строгое лицо, уверенные манеры, сильная и грамотная речь сразу же глубоко впечатлили Алекса, а ещё большее потрясение испытал он, когда понял: на какую «до боли знакомую» тему, совершенно для него не заметно – мягко и гладко – перешёл вдруг декан.

– Буквально вчера вышла из отпуска. В хорошем рабочем настроении. Погода осенняя – такая солнечная, такая прекрасная, думаю: «как хорошо начался учебный сезон». Но тут меня «обрадовали» новостью: первому курсу не нравятся преподаватели, хотят, видите ли, других. И даже специальную «бумагу» подготовили. Приходили девушки с первого курса написали вот такую жалобу, – иронично рассказывала декан о событии и показывала «челобитную», брезгливо держа её кончиками пальцев. В это время на самых последних партах в аудитории показалось небольшое движение:

– Девушки?.. – тихим шёпотом и смеясь, обратился один из участников «экспедиции в деканат» к Алексу.

– Это чтоб на нас не подумали – методисты спасли, всё нормально – так надо… – также шёпотом ответил Алекс и, впившись взглядом в строгое лицо декана, продолжал внимательно слушать.

– Какие могут быть жалобы господа-студенты?.. Какие заявления на преподавателей вы собрались писать?.. Родительское собрание! Вот что вам нужно…, за неуспеваемость…, а больше за не посещаемость! Хотите?.. Устроим!..

Студенческая тьма безмолвствовала. Бездыханное тело Алекса, скатывалось под парту.

– О, ужас! Она знает всё! Ей всё рассказали! Она знает – кто приходил с заявлением!.. Все смотрят на меня! Да! Ведь на меня все смотрят! Щас обязательно что-то скажут про меня…, уже готовятся… Все уже всё знают!.. – думал Алекс и всё ниже скользил под парту, видя, что и декан, и присутствующие здесь же методисты с серьёзными лицами смотрят – как ему казалось – на последние парты в его сторону.

– А написали то как!.. Курица лапой… Рука что ли дрожала?.. – продолжала декан сокрушительно-ироничную речь.

– У меня всегда такой почерк, – вдруг отозвался Алекс, но лишь мысленно.

– Ещё учиться не начали, а уже какие-то заявления вздумали писать. Что за курс?.. Просто беспрецедентное событие на факультете!.. – первый курс пишет заявление!.. Никогда ещё такого не было…, чтоб первокурсники!.. только пришли, а уже писать…