Метро. Трилогия под одной обложкой

Здесь уж точно надо было отвечать, но Артем не смог выдавить из себя ни звука. Откуда ему знать, достаточно ли он крепок духом, если неясно, о чем идет речь?

– И вот три вопроса: откуда взялся Сатана Диавол? Как Сатана обманывает людей? Почему нам необходимо сопротивляться Диаволу?

Артем пропустил почти весь ответ на этот вопрос мимо ушей, задумавшись о том, где же он находится и как ему теперь выбираться отсюда. Услышал только, что главный грех Сатаны заключался в том, что тот захотел себе поклонения, которое по праву принадлежит Богу. А еще усомнился в том, правильно ли Бог владычествует и учитывает ли интересы всех своих подданных, а также сохранит ли хоть один человек беззаветную преданность Богу? Язык старца казался теперь Артему пугающе канцелярским и неподходящим для обсуждения подобных вопросов. Брат Тимофей время от времени поглядывал внимательно на него, безуспешно пытаясь обнаружить в его лице хоть искорку, обещавшую скорое просветление, но Артем становился только мрачнее и мрачнее.

– Сатана обманывает людей, чтобы они поклонялись ему, – вещал тем временем старец. – Есть три способа обманывать: ложная религия, спиритизм и национализм. Если религия учит лжи о Боге, она служит целям Сатаны. Приверженцы ложных религий могут искренне думать, что они поклоняются истинному Богу, но в действительности они служат Сатане. Спиритизм, когда люди призывают духов, чтобы они охраняли их, вредили другим людям, предсказывали будущее и совершали чудеса. За всеми этими действиями стоит злая сила, Сатана! – голос старца задрожал от ненависти и отвращения. – Кроме того, Сатана обманывает людей, возбуждая в них крайнюю национальную гордость и побуждая их поклоняться политическим организациям, – старейшина предостерегающе воздел перст. – Люди порой считают, что их народ или раса лучше других. Но это неправда.

Артем потер шею, на которой все еще оставался красный рубец, и кашлянул. С последним он не мог не согласиться.

– Бытует мнение, что проблемы человечества устранят политические организации. Убежденные в этом отвергают Царство Бога. Но проблемы человечества решит только Царство Иеговы. А теперь скажу вам, о братья, почему необходимо сопротивляться Диаволу. Чтобы заставить вас отойти от Иеговы, Сатана может прибегнуть к гонениям и противодействию. Кто-то из ваших близких может рассердиться на вас за то, что вы изучаете Библию. Другие могут начать насмехаться над вами. Но кому вы обязаны своей жизнью?! – вопросил старец, и железные нотки зазвенели в его голосе. – Сатана хочет запугать вас! Чтобы вы перестали узнавать об Иегове! Не позволяйте! Сатане! Одержать! Верх! – голос Иоанна зарокотал подобно раскатам грома. – Сопротивляясь Диаволу, докажете Иегове, что вы за владычество его!

Толпа восторженно заревела.

Мановением руки старейшина Иоанн остановил всеобщую истерию, чтобы завершить собрание последним, пятым уроком.

– Что Бог замыслил для земли? – обратился он к присутствующим, разводя руками. – Иегова сотворил землю, чтобы на ней вечно и счастливо жили люди! Он хотел, чтобы землю населяло праведное, радостное человечество. Земля никогда не будет уничтожена. Она будет существовать вечно!

Артем не выдержал и фыркнул, и на него тут же устремились гневные взгляды, а брат Тимофей погрозил ему пальцем.

– Первые люди, Адам и Ева, согрешили, намеренно нарушив закон Бога, – продолжал оратор. – Поэтому Иегова изгнал их из рая, и рай был утерян. Но Иегова не забыл, для чего сотворил землю. Он обещал превратить ее в рай, в котором будут вечно жить люди. Как Бог исполнит свой замысел? – поинтересовался старец у самого себя.

Судя по затянувшейся паузе, сейчас должен был настать ключевой момент проповеди, и Артем весь обратился в слух.

– Прежде чем земля станет раем, должны быть удалены злые люди, – зловеще произнес Иоанн. – Нашим предкам было завещано, что очищение случится в Армагеддоне – Божьей войне по уничтожению зла. Затем Сатана будет скован на тысячу лет. Не будет никого, кто вредил бы земле. В живых останется только народ Бога! Тысячу лет землей будет править Царь Христос Иисус! – старец обратил пылающий взор на ближние ряды внимающих. – Понимаете ли вы, что это значит? Божья война по уничтожению зла уже закончена! То, что случилось с этой грешной землей, – это и есть Армагеддон! Зло испепелено! Согласно предреченному, выживет только народ Бога. Мы, живущие в метро, и есть народ Божий! Мы выжили в Армагеддоне! Царство Божие грядет! Вскоре не будет ни старости, ни болезней, ни смерти! Больные избавятся от недугов, старые вновь станут молодыми! При тысячелетнем правлении Иисуса верные Богу люди превратят землю в рай, Бог воскресит к жизни миллионы умерших!

Артему вспомнился разговор Сухого с Хантером о том, что уровень радиации на поверхности не снизится в течение, по крайней мере, пятидесяти лет, о том, что человечество обречено, что грядут другие биологические виды… Старец не пояснял, как именно получится так, что поверхность земли превратится в цветущий рай.

Артему хотелось спросить его, что за жуткие растения будут цвести в этом выжженном раю и какие люди осмелятся подняться наверх, чтобы населить его, и были ли его родители детьми Сатаны, и за это ли они погибли в войне по уничтожению зла, но он не сказал ничего. Его переполнили такая горечь и такое недоверие, что глазам стало горячо, и он со стыдом ощутил сползшую вниз по щеке слезу. Собравшись с силами, он произнес только одно:

– А скажите, что говорит Иегова, Бог наш истинный, о безголовых мутантах?..

Вопрос повис в воздухе. Старейшина Иоанн не удостоил Артема даже взглядом, но стоявшие рядом оглянулись на него испуганно и отчужденно, и вокруг него тут же образовалась пустота, словно он снова испускал зловоние. Брат Тимофей взял его было за руку, но Артем вырвался и, расталкивая толпившихся братьев, стал пробираться к выходу. Несколько раз ему пытались поставить подножку, однажды кто-то даже ударил кулаком в спину, вслед несся возмущенный шепот.

Он выбрался из Зала Царства и пошел через столовую. Теперь за столами было много людей, перед которыми стояли пустые алюминиевые миски. Посередине происходило что-то любопытное, и все глаза были устремлены туда.

– Прежде чем мы приступим к трапезе, братия, – говорил худой невзрачный человек с кривым носом, – давайте послушаем маленького Давида и его историю, которая дополнит услышанную сегодня проповедь о насилии.

Он отошел в сторону, и его место занял пухлый курносый мальчик с зачесанными белесыми волосами.

– Он был в ярости и хотел меня поколотить, – начал Давид тем тоном, каким обычно дети рассказывают заученное наизусть стихотворение. – Наверное, просто потому, что я был маленького роста. Я попятился от него и закричал: «Стой! Подожди! Не бей меня! Я же тебе ничего не сделал. Чем я тебя обидел? Ты лучше расскажи, что случилось?» – лицо Давида приняло отрепетированно одухотворенное выражение.

– И что же сказал тебе этот ужасный громила? – взволнованно вступил худой.

– Оказалось, что кто-то украл его завтрак, и он просто выплеснул раздражение на первого встречного, – объяснил Давид, но что-то в его голосе заставляло усомниться в том, что он сам хорошо понимает смысл только что сказанного.

– И как ты поступил? – нагнетая напряжение, давил худой.

– Я просто сказал ему: «Если ты меня побьешь, это не вернет тебе твоего завтрака», и предложил ему вместе пойти к брату повару, чтобы рассказать о случившемся. Мы попросили для него еще один завтрак. Он пожал мне после этого руку и всегда был со мной дружелюбен.

– Присутствует ли здесь обидевший маленького Давида? – спросил худой голосом следователя.

Вверх тут же взметнулась рука, и крупный парень, лет двадцати, с глупым и злобным лицом начал пробираться к импровизированной сцене, чтобы рассказать, какое чудесное действие на него оказали слова маленького Давида. Ему это далось непросто, малыш был явно способнее в заучивании слов, смысла которых не понимал. Когда представление закончилось, а маленького Давида и раскаявшегося громилу проводили одобрительными аплодисментами, худосочный тип снова заступил на их место и задушевно обратился к сидящим:

– Да, кроткие слова обладают огромной силой! Как говорится в Притчах, кроткая речь переламывает кость. Мягкость и кротость не есть слабость, о возлюбленные братья мои, за мягкостью скрывается огромная сила воли! И примеры из Святой Библии доказывают это… – И, найдя в замусоленной книжке нужную страницу, он воодушевленно принялся зачитывать какую-то историю.

Артем двинулся дальше, провожаемый удивленными взглядами, и наконец выбрался в первый вагон. Там его никто не задержал, и он хотел было выйти на пути, но стражник Башни, добродушный и невозмутимый толстяк, радушно приветствовавший его при входе, перегородил теперь ему своей тушей путь и, нахмурив густые брови, спросил строго, имеет ли Артем разрешение на выход. Обойти его было никак нельзя.

Подождав объяснений с полминуты, охранник с сухим треском размял кулачищи и двинулся на Артема. Загнанно оглядываясь по сторонам, тот вспомнил историю маленького Давида. Может быть, вместо того, чтобы кидаться на слоноподобного стражника, стоило узнать у него, не украл ли кто его завтрак?

К счастью, тут подоспел брат Тимофей и, ласково посмотрев на охранника, произнес:

– Этот отрок может идти, мы никого не удерживаем против его желания.

Стражник, удивленно посмотрев на него, послушно отступил в сторону.

– Но позволь мне сопровождать тебя хоть недолго, о возлюбленный брат мой Артем, – пропел брат Тимофей, и Артем, не в силах сопротивляться магии его голоса, кивнул. – Может, в первый раз тебе и показалось непривычным то, как мы здесь живем, – успокаивающе говорил Тимофей, – но теперь семя Божье заронено и в тебя, и видят глаза мои, что упало оно на благодатную почву. Хочу рассказать тебе только, как не следует тебе поступать теперь, когда Царство Божие близко как никогда, чтобы не был ты отвергнут. Ты должен научиться ненавидеть зло и избегать дел, которые Бог ненавидит: блуд, подразумевающий неверность, скотоложество, кровосмешение и гомосексуализм, азартные игры, ложь, воровство, приступы гнева, насилие, колдовство, спиритизм, пьянство, – скороговоркой перечислял брат Тимофей, беспокойно заглядывая Артему в глаза. – Если ты любишь Бога и хочешь ему угождать, избавься от таких грехов! Помощь тебе могут оказать зрелые друзья твои, – намекая, должно быть, на себя, прибавил он. – Чти имя Бога, проповедуй о Царстве Бога, не участвуй в делах этого злого мира, отрекись от людей, которые говорят тебе обратное, ибо Сатана глаголет их устами, – бормотал он, но Артем не слышал ничего, он шел все быстрее, и брат Тимофей уже не поспевал за ним. – Скажи, где я смогу найти тебя в следующий раз? – запыхавшись, взывал он с приличного расстояния, почти сокрытый уже полумраком.

Артем промолчал и перешел на бег, и тогда сзади, из темноты, донесся отчаянный вопль:

– Верни балахон!..

Артем бежал вперед, спотыкаясь, не видя перед собой ничего, несколько раз он упал, разодрав о бетонный пол ладони и ссадив колени, но останавливаться было нельзя, слишком отчетливо ему виделся черный автомат на пульте, и сейчас он уже не так верил в то, что братья предпочтут кроткое слово насилию, если смогут его догнать.

Он был еще на шаг ближе к своей цели, он совсем уже недалеко находился от Полиса, на одной с ним линии, и оставалось пройти только две станции. Главное, идти вперед, не сворачивая ни на шаг с пути, и тогда…

Артем вышел на Серпуховскую и, не задержавшись на ней ни секунды, сверив только направление, снова нырнул в черную дыру туннеля, ведущего вперед.

Но здесь с ним что-то случилось.

Забытое уже чувство страха туннеля обрушилось на него, прижав к земле, мешая идти, думать, дышать. Ему казалось, что теперь у него появилась привычка, что после всех странствий ужас оставит его и не посмеет больше ему досаждать. Он не чувствовал ни страха, ни тревоги, когда шел от Китай-Города к Пушкинской, когда ехал от Тверской к Павелецкой, даже когда совсем один шагал от Павелецкой к Добрынинской. И вот – вернулось.

С каждым шагом вперед это чувство давило его все больше, хотелось немедленно развернуться и броситься сломя голову на станцию, где был хоть какой-то свет, где были люди, где спину не щекотало постоянное ощущение злобного пристального взгляда.

Он слишком много общался с людьми и от этого перестал чувствовать то, что нахлынуло на него при выходе с Алексеевской. Но сейчас его снова захлестнуло понимание того, что метро – это не просто сооруженное некогда транспортное предприятие, не просто атомное бомбоубежище или обиталище нескольких десятков тысяч человек… Что в него кто-то вдохнул собственную, загадочную, ни с чем не сравнимую жизнь, что оно обладает неким непривычным и непонятным человеку разумом и чуждым ему сознанием.

Ощущение было таким четким и ярким, что Артему показалось: страх туннеля – просто враждебность этого огромного существа, ошибочно принимаемого людьми за свое последнее пристанище, к мелким созданиям, копошащимся в его теле. Оно сейчас не хотело, чтобы Артем шел вперед, оно противопоставило его стремлению добраться до конца пути, до Цели, свою волю, древнюю, могучую. И его сопротивление нарастало с каждым пройденным Артемом метром.

Он шел в той же кромешной темноте, не видя собственных рук, даже если подносил их к самому лицу. Он словно выпал из пространства и из течения времени, и ему чудилось, что его тело перестало существовать. Он будто не ступал по туннелю, а субстанцией чистого разума парил в неизвестном измерении.

Артем не видел уходящих назад стен, и от этого казалось, что он стоит на месте и не продвигается вперед ни на шаг, что цель его пути так же недостижима, как и пять, и десять минут назад. Да, ноги перебирали шпалы, и это могло свидетельствовать о том, что он перемещается в пространстве. С другой стороны, сигнал, оповещавший его мозг о каждой новой шпале, на которую ступала нога, был однотипным, будто записанным однажды и теперь бесконечно повторявшимся. Это тоже заставляло усомниться в реальности движения. Приближается ли он к цели, двигаясь? Внезапно вспомнилось бывшее ему видение, которое давало ответ на мучивший его вопрос.

Он тряхнул головой, пытаясь выкинуть из нее эти глупые, никчемные мысли, парализующие мышцы и разум, но они только укрепились от этого проявления его слабины. И тогда, то ли из страха перед тем неведомым, злым, враждебным, что сгущалось за его спиной, то ли чтобы доказать себе, что он все-таки перемещается, Артем ринулся вперед с утроенной силой. И еле успел остановиться, шестым чувством угадав впереди препятствие и чудом не налетев на него.

Осторожно ощупав руками холодное ржавое железо, торчащие из резиновых прокладок стеклянные осколки, стальные блины колес, он узнал в загадочной преграде поезд. Состав, кажется, был заброшен, во всяком случае, вокруг стояла тишина. Вспомнив страшный рассказ Михаила Порфирьевича, внутрь подниматься Артем не стал и вместо этого прошел вдоль вереницы вагонов, прижимаясь к стене туннеля. Наконец миновав состав, он вздохнул с облегчением и заспешил дальше, снова перейдя на бег.

В темноте это было действительно трудно, но ноги приноровились, и он бежал, пока вдруг впереди и чуть сбоку не засиял красноватый свет костра.

Это было непередаваемое облегчение – знать, что он находится в реальном мире и рядом с ним есть настоящие люди. Неважно, как они настроены по отношению к нему. Пусть это будут убийцы, воры, сектанты, революционеры, – не имеет значения, главное, чтобы они были подобными ему созданиями из плоти и крови. Он ни на секунду не сомневался, что у них он сможет найти убежище и укрыться от незримого огромного существа, которое хотело задушить его, – или, может, от собственного взбесившегося разума?..

Перед ним предстала настолько странная картина, что он не мог с уверенностью сказать, вернулся ли в действительность или скитается все еще по закоулкам собственного подсознания.

На станции Полянка, а это могла быть только она, горел всего один небольшой костер, но никаких иных источников света здесь не было, и поэтому он казался ярче, чем электрические лампы на Павелецкой. У костра сидели два человека, один спиной, другой лицом к Артему, но никто из них не заметил и не услышал его. Они словно были отделены от него невидимой стеной, изолировавшей их от внешнего мира.

Вся станция, сколько ее видно было в свете костра, была завалена разнообразным невообразимым хламом: можно было различить очертания сломанных велосипедов, автомобильных покрышек, остатков мебели и какой-то аппаратуры, высилась гора макулатуры, из которой сидящие время от времени вытаскивали стопку газет или книгу и подбрасывали в костер. Прямо перед огнем стоял на подстилке чей-то белый гипсовый бюст, рядом с ним уютно свернулась кошка. Больше здесь не было ни души.

Один из сидящих что-то неспешно рассказывал другому. Приблизившись, Артем начал разбирать:

– Вот ведь муссируют слухи про Университет… Совершенно ошибочные, между прочим. Это все отголоски древних мифов о Подземном городе в Раменках. Тот, что был частью Метро-2. Но, конечно, нельзя ничего отрицать с полной уверенностью. Здесь вообще ничего нельзя говорить с полной уверенностью. Империя мифов и легенд. Метро-2 было бы, конечно, главным, золотым мифом, если бы о нем знало больше людей. Взять хотя бы веру в Невидимых Наблюдателей!..

Артем подошел совсем близко, когда тот, что сидел к нему спиной, сообщил своему собеседнику:

– Там кто-то есть.

– Конечно, – закивал второй.

– Можешь присесть с нами, – сказал первый, обращаясь к Артему, но не поворачивая к нему головы. – Все равно дальше сейчас нельзя.

– Почему? – забеспокоился Артем. – Там что, кто-нибудь есть, в этом туннеле?

– Разумеется, никого, – терпеливо пояснил тот. – Кто туда сунется? Туда ведь сейчас нельзя, я же говорю. Так что садись.

– Спасибо, – Артем сделал несмелый шаг вперед и опустился на пол напротив бюста.

Им было уже за сорок. Один – седеющий, в квадратных очках, второй – светловолосый, худой, с небольшой бородкой. Одеты оба были в старые ватники, подозрительно не соответствовавшие их лицам. Они курили, вдыхая дым через тонкий шланг из похожего на кальян приспособления, от которого шел кружащий голову аромат.

– Как зовут? – поинтересовался светлый.

– Артем, – механически ответил парень, занятый изучением этих странных людей.

– Артем его зовут, – передал светлый второму.

– Ну, это-то понятно, – откликнулся тот.

– Я Евгений Дмитриевич. А это Сергей Андреевич, – сказал светловолосый.

– Может, не стоит так официально? – усомнился Сергей Андреевич.

– Нет, Сереж, раз уж мы с тобой дожили до этого возраста, надо пользоваться, – возразил Евгений Дмитриевич. – Статус там и все такое.

– Ну, и что дальше? – спросил тогда Сергей Андреевич у Артема.

Вопрос прозвучал очень странно, словно требовал продолжения, хотя никакого начала не было, и Артема это сильно озадачило.

– Артем и Артем, но это еще ничего не значит. Где живешь, куда идешь, во что веришь, во что не веришь, кто виноват и что делать? – объяснил мысль Сергея Андреевича светловолосый.

– Как это тогда, помнишь? – сказал вдруг непонятно к чему Сергей Андреевич.

– Да-да! – засмеялся Евгений Дмитриевич.

– На ВДНХ живу… жил раньше, во всяком случае, – нехотя начал Артем.

– Как это… Кто положил сапог на пульт управления? – усмехнулся светловолосый.

– Да! Нет больше никакой Америки! – ухмыльнулся Сергей Андреевич, снимая очки и разглядывая их на свет.

Артем опасливо посмотрел на них еще раз. Может, лучше просто уйти отсюда, пока не поздно? Но то, о чем они говорили, прежде чем заметили его, удержало его у костра.

– А что там с Метро-2? Вы простите, я подслушал немного, – признался он.

– Хочешь приобщиться к главной легенде метро? – покровительственно улыбнулся Сергей Андреевич. – Что именно тебя беспокоит?

– Вы про какой-то подземный город говорили и про каких-то наблюдателей…

– Ну, вообще Метро-2 – это убежище богов советского пантеона на время Рагнарека, если силы зла одержат верх… – уставясь в потолок и пуская дым колечками, не спеша начал Евгений Дмитриевич. – Легенды гласят, что под городом, мертвое тело которого лежит там, наверху, было построено еще одно метро, для избранных. То, что ты видишь вокруг себя, – метро для стада. То, о котором говорят легенды, – для пастухов и их псов. В начале начал, когда пастухи не утратили еще власти над стадом, они правили оттуда, но потом их сила иссякла, и овцы разбрелись. Только одни врата соединяли эти два мира, и, если верить преданиям, они находились там, где теперь карта рассечена пополам багровым рубцом, – на Сокольнической ветке, где-то за Спортивной. Потом произошло нечто, отчего выход в Метро-2 закрылся навеки. Живущие здесь утратили всякие знания о том, что происходит там, и само существование Метро-2 стало чем-то мифическим и нереальным. Но, – он поднял палец вверх, – несмотря на то, что выхода в Метро-2 больше нет, на самом деле это вовсе не означает, что оно перестало существовать. Напротив, оно вокруг нас. Его туннели оплетают перегоны нашего метро, а его станции находятся, может, всего в нескольких шагах за стенами наших станций. Эти два сооружения неразделимы, они как кровеносная система и лимфатические сосуды одного организма. И те, кто верит, что пастухи не могли бросить свое стадо на произвол судьбы, говорят, что они присутствуют неощутимо в нашей жизни, направляют нас, следят за каждым нашим шагом, но никак не проявляют себя при этом и не дают о себе знать. Это и есть вера в Невидимых Наблюдателей.

Кошка, свернувшаяся калачиком рядом с закоптившимся бюстом, подняла голову и, открыв громадные лучисто-зеленые глаза, посмотрела на Артема неожиданно ясно и осмысленно. Ее взгляд не имел ничего общего со взглядом животного, и Артем не смог бы сейчас поручиться, что ее глазами его сейчас не изучает внимательно кто-то другой. Но стоило кошке зевнуть, вытянув розовый острый язычок и, уткнувшись мордочкой в свою подстилку, погрузиться в дремоту, как наваждение рассеялось.

– Но почему они не хотят, чтобы люди знали о них? – вспомнил Артем свой вопрос.

– На это есть две причины. Во-первых, овцы грешны тем, что отвергли своих пастухов в минуту их слабости. Во-вторых, за то время, когда Метро-2 оказалось отрезанным от нашего мира, развитие пастырей шло иначе, нежели наше, и теперь они являются не людьми, а существами высшего порядка, чья логика нам непонятна и мысли неподвластны. Неизвестно, что задумано ими для нашего метро, но в их силах изменить все, даже вернуть нас в утраченный прекрасный мир, потому что они вновь обрели свое былое могущество. Оттого, что мы взбунтовались против них однажды и предали их, они не участвуют больше в нашей судьбе. Однако пастыри присутствуют повсюду, и им ведом каждый наш вздох, каждый шаг, каждый удар – все, что происходит в метро. Пока они просто наблюдают. И только когда мы искупим свой страшный грех, они обратят на нас благосклонный взор и протянут нам руку. И тогда начнется возрождение. Так говорят те, кто верит в Невидимых Наблюдателей, – он замолчал, вдыхая ароматный дым.

– Но как люди могут искупить свою вину? – спросил Артем.

– Это не известно никому, кроме самих Невидимых Наблюдателей. Людям этого не понять, потому что они не разумеют промысла Наблюдателей.

– Тогда выходит, что люди не смогут искупить свой грех перед ними никогда? – недоумевал Артем.

– Тебя это расстраивает? – пожал плечами Евгений Дмитриевич и выпустил еще два больших красивых кольца, так что одно из них проскользнуло сквозь второе.

Повисла тишина, сначала легкая и прозрачная, но постепенно густеющая и делающаяся все громче и ощутимее. Артем почувствовал нарастающую потребность разбить ее чем угодно, любой ничего не значащей фразой, даже бессмысленным звуком.

– А вы откуда? – придумал он.

– Я раньше жил на Смоленской, недалеко от метро, минут пять, – ответил Евгений Дмитриевич, и Артем пораженно уставился на него: как же это он жил недалеко от метро? Недалеко от станции, он имел в виду, в туннеле, наверное? – Надо было через чебуречные палатки идти, мы там пиво иногда покупали, а рядом с этими палатками все время проститутки стояли, у них там был… э… штаб, – продолжил Евгений Дмитриевич, и Артем начал догадываться, что речь идет о древнем времени, о том, что было еще до.

– Да… Я вот тоже недалеко оттуда жил, на Калининском, в высотке, – сказал Сергей Андреевич. – Кто-то мне говорил лет пять назад, а ему рассказывал знакомый сталкер, что от этих высоток теперь одна труха осталась… Дом книги вот стоит, и макулатура вся лежит нетронутая, представляешь? А от высоток пыль только да блоки бетонные. Странно.

– А как тогда вам жилось? – поинтересовался Артем.

Он любил задавать этот вопрос старикам и слушать потом, как они, бросив все дела, с удовольствием принимаются вспоминать, как же это было – тогда. Их глаза затягивались мечтательной поволокой, голос начинал звучать совсем по-другому, а лица будто молодели на десятки лет. И пусть те картины, которые вставали перед их мысленным взором, ни в чем не походили на образы, рисовавшиеся Артему во время их рассказов, все равно это было невероятно увлекательно. И как-то сладко и мучительно щемило сердце…