скачать книгу бесплатно
Экскаватор ещё углубил траншею, неторопливо сползая в ложе водоёма, наполовину гусениц утопая в открывшуюся вонючую тину. Потревоженный ил, при помощи легкого ветерка, разносил амбре.
Таня по столичному, интеллигентски сморщилась:
– Фу, какой запах, почти как в свинарнике, куда вы с Людкой меня водили показывать трехсоткилограммовых чушек. Откуда он?
Деревянная нога Митьки скрипнула, означая его заинтересованность, он развернулся широкой мощной грудью к юной девице:
– Ты что же, выросла как страус, а не знаешь, что рыбки-то какают. Вон, посмотри сколько их, за сто лет навалили – мама не горюй.
Таня недоверчиво на него посмотрела:
– Вы шутите? В чём же мы купались? Шутки ваши злые.
–Юмор бывает добрый и здоровый, а также, злобный и больной. Чему тебя в школе учили?
Водяной живности надо регулярно есть. Вот ты, каждый день ешь и летаешь в уборную, а караси, где живут, там и гадят…
Три устаревших трактора С-100, с тросовым механизмом подъёма и опускания ножей, вибрируя корпусами в неудержимом натиске монстров двинулись вперёд, тараня донные отложения. В середине пруда обнажилась полузатянутая трясиной сломанная тракторная телега. Года за три до этого, молодой тракторист Верещагин провалился под лёд на гусеничном ДТ-54, пытаясь сократить путь. Трактор, как более ценный инвентарь вытащили, а телегу, с оторванным водилом так и оставили догнивать под водой.
Недовольные гуси и утки, которые увлеченно копались в оставшейся жиже, при виде серых грохочущих чудовищ, ползущих в их вотчину, с кряканьем и гоготом выбрались на берег.
Иные пацанята, стоя голыми ногами по колено в вонючем месиве, пытались схватить бьющуюся рыбу, точнее её остатки. Руководящая тройка в лице Фомина, Николина и мастера, с примкнувшим к ним бригадиром, важно взирала на открывшийся продолговатый кратер.
– Чистый Колизей – густым баритоном рокотнул Митька, – а Сашка (колясочник) как император.
– А остальные? – Весело спросил благородный гробовщик.
– Остальные колизеи, попросту глазеют на ползающих вонючих жуков.
Витька Балон, завидев огромные плавники и золотистые чешуйки килограммового карасищи, неумело балансируя, торопливо бросился к добыче. Он уже схватил рыбину, длиной не менее двух ладоней, когда увидел, что тащит, кроме неё, чью-то руку за пальцы. Он пронзительно вскрикнул и непроизвольно выпуская собственные газы, при помощи четырёх конечностей закарабкался на вершину кратера.
– Утопленник! – Ахнула Тамара Калинина, чернявая стапятидесятикилограммовая уроженка азовского побережья, с непреодолимым женским любопытством вглядываясь в торчащую человеческую принадлежность.
Бесшабашный Витька Яснов, сунув в руки Мамонта гитару, осторожно стал приближаться к устрашающему предмету. Он взял тоненький прутик ветлы и с опаской прикоснулся к неведомой жертве. Затем постучал веточкой по ладони, едва торчащей из месива и с улыбкой схватив руку, выдернул её наверх. Большинство собравшихся узнали остатки прокопчённой глиняной статуи, которую после пожара в клубе, долго таскал с собой уличный дурачок Сашка Щукин, который, видимо и выбросил глиняного пионера в пруд…
Василий заволновался и потянул за собой Таню:
– Пойдём, гляди какая рыбина.
Она с опасливой неохотой двинулась за парнем и, сделав три шага, съехала по скользкому илу, сбив с ног Василия. Попытка вскочить на ноги ни к чему не привела – под платье набилось с полцентнера грязи. Невольный виновник происшествия, сам весь перепачканный от ног до ушей, с трудом помог подняться девушке и под хохот и советы окружающих зрителей, принялся трясти платье и выдавливать из-под него ил…
Двадцать минут спустя, нечуткая, беспардонная тётка окатывала племянницу ледяной водой из шланга, не обращая внимания на её визги.
Через три дня заболевшую Таню увезли в Москву родители. Василий снова взял в руки рабочий инструмент – кнут и до осени отправился с братом чабанить…
К первому сентября в семье Котелкиных насчитывалось два ученика и один студент. Шустроватый Юрка пошел в первый класс. Одноглазый отец семейства, разрывался в поисках лучшей доли между леспромхозом и подсобным хозяйством при дурдоме. Везде были свои преимущества, и Иван никак не мог выбрать, где они весомее. И, если остальная деревня была заинтересована дармовой капустой подсобного хозяйства, то в сыром огороде Котелкиных, особенно в нижней его части, её урожаи были не просто хороши, а превосходны.
До зимы, серьёзных деревенских событий почти не произошло. Соседки Вера и Света, живущие в центре барака, по-быстрому сходили замуж, месяца на полтора-два, да ещё случился казус с вечно пьяным руководителем похоронной команды инвалидов Полежаевым.
У психоневрологического интерната имелось своё кладбище, лошадь с похоронными дрогами летом и санями зимой. Четверо невозмутимых больных, спокойно и равнодушно выполняли ритуальные, скорее не услуги, а обязанности. Гробы изготовляли под одно лекало, для быстроты сколачивания. И вот, однажды, когда покойник оказался бывшим психом более чем двухметрового роста, Полежаев, в просторечии «Полежай», не мудрствуя, топором оттяпал «лишнее» и аккуратно уложил вдоль тела.
Медсестры и сестра-хозяйка благоразумно «вильнув хвостами» исчезли, а начальству и докладывать никто не решился, зато деревня помнила об этом ещё лет двадцать- двадцать пять.
Холодные северные ветры вытеснили остатки лета из центральной России. На праздничные дни, посвященные 7 ноября, к Котелкиным приехала в гости из поселка Селятино Наро-Фоминского района троюродная сестра, возрастом года на два-три постарше Василия, столь броской красоты брюнетка, что ребята, постарше и молодые неженатые мужчины помертвели от одной возможности познакомиться со столь неземным созданием.
Со службы вернулся Сашка Корягин – старший сержант запаса, сын учительницы литературы и русского языка Анны Ивановны и деятеля среднего руководящего звена леспромхоза Сергея Федоровича. Он очень красочно описывал события годичной давности на острове Даманский, бродя по колычёвским улицам с другом детства, физиком-аспирантом Борисом Ксенофонтовым. Вести в деревне разносятся со скоростью звука, так, что они уже были в курсе пребывания феи или принцессы в деревенских пределах и решили взглянуть на неё. Для пущей важности зашли за подающим надежды художником Борей Марковым – их же одноклассником. Скромный Боря нехотя согласился, однако, к общей досаде, за ним увязался его сосед Сережка Михайлов, прозванный Мамонтом за внушительные габариты, ещё не служивший в армии балбес.
На лавочке, близ растущей рядом лиственницы, дерева, не типичного для Подмосковья, набралось человек тридцать. «Звезда» восседала в центре, между Василием и Валеркой Мартыновым, принимая знаки внимания к собственной персоне с равнодушной любезностью.
Спустилась темнота ноябрьского вечера. Позднеосенние ночи, когда ещё нет снежного покрова, а мрачные тучи закрывают луну и звёзды, наиболее черны и беспросветны. Редкие и слабые фонари освещения обозначали контуры петляющей Перспективной улицы.
Следствием несанкционированного сборища, явилось некое подобие конкурса талантливой молодёжи. Витька я снов с душой и не совсем бездарно исполнил популярные «Я еду за туманом» и «Голубая тайга». Бывшие армейцы раскачали деревенский турник с трубой, демонстрируя удалую силу. Мамонт косноязычно стал рассказывать похабный анекдот, но его моментально зашикали. Два Бориса, художник и физик развили небольшой диспут:
– Между прочим, в физике столько юмора и озорства, один Фейнман двух Райкиных стоит – горячился аспирант.
– В живописи побольше юмора, чем во всех науках вместе взятых.
– Докажи!
– Хорошо, – Боря Марков стал перечислять –
– Павла Федотова картины, Кукрыниксы, Борис Ефимов, да любая карикатура.
– Карикатуры не с счёт.
Люба, так звали родственницу Василия откровенно поскучнела.
– Вы ещё стишки почитайте – недовольно пробубнил Володька Варфоломеев, по прозвищу Тарзан, тунеядствующий хулиган, авторитет которого с каждым годом падал всё ниже.
Метрах в пятидесяти к востоку, где начиналась наиболее высокая и широкая часть улицы, из прогона между своим собственным огородом и огородом шеф повара интерната Анатолия Сергеева, показалась известная деревенская активистка Галя Безрукова. Она успела поруководить пионерами, потом комсомольцами, поддерживала, или клеймила позором, в зависимости от указаний и была не слишком любима учителями. Её крикливый командный голос идеально подходил к будущей профессии – она являлась студенткой торгового техникума. Жизнь обделила её ростом и подругами, но с Людой Королевой, девицей на два класса младше неё, они вполне находили общий язык.
Галя подошла деловито-руководящей походкой с интересом разглядывая неординарное сборище. Её появление никакого любопытства у мужского пола, за исключением Мамонта не вызвало. Сашка Корягин склонился к гитаристу Витьку и что-то шепнул на ухо. Тот резко вдарил по струнам и и хриплым голосом, в манере Владимира Высоцкого исполнил твистовую «Ладу»:
– Под железный звон кольчуги…
На третьем куплете, большинство хлопало, поддерживая ритм песни.
Зоркий взгляд будущей торговки моментально оценил далеко не среднестатистическую красоту новенькой. Галя сообразила, почему отсутствуют девчата – с такой соперницей шансы стремятся к нулю.
Она презрительно поджала губки, гордо, или, как ей казалось, гордо подняла голову и, торопливо зашагала в сторону Парковой улицы, где слышался девичий смех, на прощание вполоборота бросив:
– Собачья свадьба…
Тем временем Тамара Котелкина сварливо выталкивала одноглазого мужа из просторной избы:
– Иди, иди Иван, разгони этот шалман. Покоя нет ни днём, ни ночью, маленькому спать пора.
Спать то было ещё рано. В ней бушевала обычная бабья сварливость. Иван не спешил на «разгон митинга», он ленился и опасался – толпа была слишком многочисленна.
Жена всё-таки «допилила» и он нехотя тронулся по светло-серым, некрашеным полам в террасу и далее на улицу. Неуверенно и робковато подошедшего хозяина встретили приветливо. Соратник по несчастью (тоже не имеющий глаза, но с другой стороны) Генка Молоканов, прозванием Пират Степанович, предложил плеснуть Ивану граммов сто чистой как слеза крепчайшей самогонки, выделки Александра Матвеевича Сионова. Кривой согласился, не чинясь и, махнув стопочку, помчался за закуской. Когда он полез в подпол, Тамара всплеснула руками:
– Да ружьё то не там!
Снизу послышалось:
– Пошла ты со своим ружьём, не мешай отдыхать людям…
Один из самых высокорослых деревенских парней, Валерка Вихров, вспомнил, что вечером, по первой программе телевидения, станут показывать фильм «Белое солнце пустыни». Человек двенадцать-пятнадцать по-тихому слиняли, видя бессмысленность своего присутствия.
Из полутора десятков оставшихся, двое находились в довольно юном возрасте, едва старше Василия. Восемнадцатилетний Володька Елин и его дальний родственник Вадим Чайковский, хотя и считались условно своими, жителями Колычева не являлись. Семнадцатилетний Вадим из Воскресенска, частенько гостил у тётки – миниатюрной жены Константина Маковского и дружил со своим троюродным племянником, который был постарше его на год и обитал в соседней деревне Сазоново. Девица их мало интересовала, а затесались они в компанию так, подурачиться. И эти легкомысленные молодые люди затеяли придурковатый разговор о кладбищах, покойниках, фосфоре и потусторонней мистике.
Деревня среднебрежневского времени страдала не столько суевериями, сколько алкоголизмом. На улице Перспективной, один лишь Витька Балон верил в чертовщину, ведьм и прочую нечисть, да и то вполсилы.
Кому-то пришла мысль прогуляться по кладбищу, до которого насчитывалось 250 шагов. Почти все согласились. Остались на лавочке Тарзан и двое одноглазых. Любу уговаривать не пришлось, она подхватилась с нагретой собственным телом доски, деловито взяла под руки Василия (из вежливости) и Валерку Мартынова (из симпатии, которая оказалась взаимной).
Впереди вышагивал Мамонт, неся околесицу. За ним держались Володька с Вадимом, два Бориса и Сашка Корягин. В центре шла Люба, нескромно, пользуясь темнотой, прижимаясь к оробевшему от радости Валерке.
– Вы народу только мозги пудрите. – Подначивал физика Вовка Елин, – скрываете истинные чудеса, вон, сколько неизведанного под ногами, а любая неграмотная бабка вмиг объяснит, что к чему.
Аспирант, с нескрываемой иронией попытался прекратить Володькину болтовню:
– Бабка! Да ты представляешь, что такое квантово-статистическая картина мира?
– Закурить есть? – Из ближайшей могилы вынырнул едва различимый в темноте силуэт головы.
Мамонт оторопело сел и нехороший дух пошел из-под него.
– Чего воняешь? Руку дай.
Рядом с головой показалась ручища и потянулась к здоровяку. Тот заелозил задницей и стал торопливо и неуклюже отползать. Оцепенение охватило любителей приключений и лишь гитарист Витька, шедший позади, радостно воскликнул:
– Слышу голос Полежая!
– А вы кого думали услышать? Руку-то дайте, черти.
Сашка Корягин принял лопату из рук могильщика и помог ему выбраться наверх.
Борис Ксенофонтов, переведя дух, спросил:
– Ты нас что ли пугаешь?
– Не, куда там. Я малость кемарнул, а вы меня разбудили. Копали три могилы, а в «синем» корпусе ещё один жмурик нарисовался, да родня его приехала. Дали мне поллитра «зелёненькой», я и пошёл копать, чумакам моим некогда – на ужин пора.
Так и получилось: покопаю – выпью, потом ещё, а как заснул не помню…
У экспедиции оказалось четыре главных итога. Некоторое время спустя, в Колычёве образовалась идеальная семейная пара. Аспирант Боря защитит кандидатскую и докторскую диссертации, станет, наконец, известным физиком. Вадим Чайковский эмигрирует в Канаду, где сделает скромную карьеру. Четвертый, а, скорее, первый итог, заключался в том, что Мамонт, игнорируя окрики, помчался домой, костеря последними словами кого угодно, только не себя.
Он ворвался в комнату барака, пыхтя как перегруженный конь и зашарил в комоде.
– Что ты роешься, чего тебе там надо? – Вскинулась мать.
– Трусы ищу.
– А твои же где?
– Порвал.
– Говорила я тебе, не шляйся по кустам, когда туалет есть общественный…
С середины ноября посыпал снег. Зима, властно прибирая бразды правления, надолго, почти до начала апреля воцарилась на большей части России.
Василий неделями жил в Коломне на улице Зайцева, неподалёку от Бобреневского разводного моста через Москву-реку, на другой стороне которого одиноко ютилась конечная остановка автобуса на Егорьевск. Мост предназначался для пешеходов, в крайнем случае можно было протащить велосипед. Сашка Яснов, он же Богдан, сумел переправить по нему два краденых мопеда, при помощи добрых попутчиков, которые (не ведая, что творят) охотно перетаскивали легкую технику через ограждения в начале и конце моста.
Старший из братьев Котелкиных приезжал домой по субботам, а утром, в понедельник отправлялся на учёбу, которую немного недолюбливал из-за частых посещений морга.
Лёшка стал делать неожиданные успехи в учёбе, а в физике, даже соперничать с самим Славкой Быковым – лучшим в их классе. С сентября в школе появилась юная «физичка» Марина Сергеевна – идеальной красоты и такого же сложения брюнетка. Не стоит даже говорить, что большинство старшеклассников в неё влюбились, а остальные относились к ней с восхищённым обожанием. Педагогом она оказалась замечательным, из ее учеников выросло большое число талантливых технарей и не только…
Юрка старательно выводил в тетрадке уже не палочки и крючочки, а настоящие буквы.
Маленький Вовка собирал половики из разноцветных лоскутов ткани, шустро ползая на четвереньках в передней комнате.
Кривой отец семейства, склонился к работе на подсобном хозяйстве, в качестве пастуха летом и возчика зимой.
Главными зимними развлечениями ребят с перспективной улицы являлись постройка и штурм снежных крепостей, а также завистливое наблюдение за траекторией движения аэросаней Витьки Сионова.
Советская пропаганда всю зиму твердила об Анджеле Девис – негритянской коммунистке из США, неведомо за что упрятанную в тюрьму и о подготовке к историческому ХХIV съезду КПСС.
Великобритания готовилась переходить на десятичную систему мер. В Уганде захватил власть диктатор Амин, а пошатнувшийся доллар стал терять авторитет и незыблемые до того позиции.
На советские экраны готовился к выходу почти бесконечный сериал по сценарию Лавровых «Следствие ведут знатоки», лживый, но занимательный. Однако, подлинно культовой картиной, стал фильм «Офицеры» по сценарию Бориса Васильева, с Георгием Юматовым, Василием Лановым и Алиной Покровской в главных ролях.
Всего-то десять лет прошло со времени первого космического полёта Юрия Гагарина, а космонавтика достигла успехов, которые до сих пор кажутся невероятными…
Зима – время изготовления «петушков».
Забытый народный промысел, неведомо когда возникший, требовал снега для отливки сладких фигурных изделий и приносил 150-200% прибыли. Снегом набивали погреб под завязку и бережно сохраняли до середины и, даже, конца мая.
В Егорьевском районе этим бизнесом занимались две дружественно конкурирующие семьи, обе с улицы Перспективной.
Бездетная семья Орловых проживала в единственном, возможно даже во всей центральной России глинобитном домике, которых полно на Украине и в Средней Азии. Домик соорудил в пятидесятые годы одноногий Борис Максимов. Если учесть, что окрестности Колычёва изобилуют лесами, то можно сделать вывод об украинском, либо казахо-среднеазиатском происхождении архитектора-строителя.
Оба супруга изведали на собственной шкуре «прелести» ГУЛАГА», но обладали совершенно разными характерами. Мягкий, интеллигентный Владимир, высокий, худоватый и сутулящийся туберкулезник, являлся полной противоположностью своей жены – Анны, громадной могучей бабищи, нагловатой и беспардонной. Она отсидела три года за дезертирство с трудового фронта, а муж пять из двадцати пяти присужденных по делу КПМ (коммунистической партии молодёжи). Его освободили много раньше большинства «политических» в конце 1953 года.
Как-то, в начале «петушковой» карьеры, Анна заявила супругу:
– Раз нам Сталин детей не дал, надо привлекать помощь со стороны. Нельзя же, в конце концов, строить рай самим.
Володя удивлённо спросил:
