скачать книгу бесплатно
– Мне все время казалось, что из всех стран Запада в Советском Союзе больше всего предпочтений выпадало на долю Соединенных Штатов.
– Лично я никогда этим не страдала, а сейчас тем более, – в голосе женщины слышалось явное раздражение.
– Чем же США провинились перед вами сегодня?
– Вы что за новостями не следите?
– Имеете в виду ситуацию на Ближнем Востоке?
– И ее в том числе. Американцы всегда стремились к тому, чтобы быть мировыми гегемонами. Но кишка оказалась тонка – вот и мечутся, не зная, как обуздать разбуженную ими же стихию. Нет, меня они всегда раздражали. Мне больше по душе французы.
– Понимаю: Монмартр, «Мулен Руж», Мирей Матье и Ален Делон. Однако у французов тоже полно недостатков: они, например, мелочны и начисто лишены самоиронии. Это ведь только у Дюма и Мопассана они такие пылкие и остроумные, а в реальной действительности являют собой несколько иной тип людей. Так что вы живете мифами, уважаемая…
– Юлия Андреевна.
– Очень приятно, – Кондратьев отвесил галантный поклон и тоже представился:
– Федор Иванович.
– Французы, может быть, и не идеальны, но они давно живут при парламентской демократии, до которой нам как до Луны.
– Это вы, судя по всему, начитались Эдварда Радзинского. Или насмотрелись?
– Как вы угадали? – с удивлением взглянула на собеседника Жолташ. – Действительно, вчера до часу ночи смотрела его очередную передачу, потому и проспала. Наше телевидение не оставляет умным людям шанса: вечерами гоняет всякую дребедень, а все интеллектуальное отодвигает за полночь. Вы его тоже смотрели?
– Не угадали. Но, думаю, мало потерял, он наверняка был в своем прежнем амплуа: обличал Восток и рекламировал Запад.
– Что-то вроде этого. Но что в этом плохого – ориентировать нашего зрителя в пользу того же европейского парламентаризма? Или вы предпочитаете жить при азиатчине?
– А кто вам сказал, что парламентаризм – панацея для России? Насколько известно из истории, на Руси ранее никогда не было никаких парламентов. Зато были вече, народные советы, а при коммунистах – Советы народных депутатов. И называть эти формы правления азиатчиной более чем странно. Ваш Радзинский почему-то уверен, что русский народ вечно порабощен своим деспотическим государством. Зато просвещенные европейцы – сплошь сторонники реформ и всяческих свобод.
– Не все. Я уже говорила, что в Европе есть бедная Греция и богатая Франция. Но нас почему-то тянет к первым – к ленивым грекам.
– Зря вы так о греках. Мы должны хранить им вечную благодарность за то, что они породили европейскую культуру. А в том, что сегодня происходит в Греции, виноваты не только греки, но и ваша просвещенная Европа, в том числе и Франция. Это они втянули Грецию в Евросоюз, обанкротили ее и теперь за долги собираются забрать по дешевке. Все ее банки, крупные предприятия перейдут под внешний контроль, после чего грекам придется забыть как об экономической, так и политической самостоятельности.
– Надо было лучше работать, а не жить за счет кредитов.
– А что вы скажете по поводу Ливии, которую те же французы вкупе с другими ведущими европейскими державами вбомбили чуть ли не в каменный век? И все под теми же лозунгами борьбы за демократию.
– Каддафи – диктатор, который правил страной четыре десятка лет. Он сам виноват в том, что с ним случилось.
– Как в той басне: уже одним ты виноват, что хочется мне кушать? Судьбу диктатора Каддафи должен был решать народ Ливии демократическим путем, а не Запад с помощью бомбардировок и наземных операций. Заметьте, что еще совсем недавно тот же Каддафи был лучшим другом Запада.
– Друзей в политике не бывает, есть лишь партнеры – вы этого разве не знаете?
– Знаю. Но я имею глаза и вижу, как мне пытаются вбить в голову, что когда людей убивают просвещенные европейцы – это благо, а когда это делает кто-то другой, вроде того же Сталина, – это уже форменное зло, азиатчина. Кстати, глаза имею не только я, но и миллионы моих соотечественников, которые согласны с моим подходом, а не с вашим. И вашему кумиру Радзинскому я бы посоветовал не петь осанну просвещенному Западу, а попытаться влезть в шкуру этого самого народа-азиата и понять логику его мыслей. Понять, почему он так любит разного рода диктаторов, начиная от Ивана Грозного и заканчивая Иосифом Сталиным. Ведь именно при них Россия добилась выдающихся побед, а при разного рода добреньких царях и генсеках оказалась в дерьме, извините за выражение. Взять хотя бы Горбачева – добрейшей души человека.
– Мне ближе Хрущев, – заметила Жолташ.
– Хрен редьки не слаще, – парировал Кондратьев. – Поставил целью догнать и перегнать Запад, растворить Россию в общемировом пространстве. В итоге что получилось? Помните, как у Ключевского: надо развиваться и совершенствоваться в качестве русских, а не крашеных кукол европейского просвещения. Именно при Никите Сергеевиче мы встали на путь превращения в лавочников, хотя нам это противопоказано. Мы по своей натуре, скорее, бродяги, которым нужен строгий хозяин, а не болтун и хвастун. Мы бываем активны только под давлением. Вот почему нам оказались ближе ленивые греки, чем рациональные немцы или французы. Радзинский и компания этого, увы, не понимают и понимать не хотят.
– А может, наоборот – это их не понимают?
– Знаете, лет двадцать назад ваши сомнения были бы уместны, но только не сегодня. Теперь уже понятно, что ничего иного, кроме дикого капитализма в России создать не удастся. Почему? Не хватает и не будет хватать того нужного процента людей, которые умели бы действовать инициативно и самостоятельно. Лавочников с настоящим капиталистическим духом не хватает. Слишком большой процент людей у нас с «азиатским» мышлением. А с ними не капитализм надо строить, а социализм.
– Так ведь строили его уже однажды?
– Значит, придется делать это снова – иначе вымрем. Вспомните, какими темпами мы исчезали при социализме и как это происходит сегодня. Русскому человеку нужны простые и доступные его уму государственно-правовые конструкции. Социализм такой конструкцией и является.
– Нет уж, я в социализм обратно не хочу, насмотрелась, – сказала будто отрезала Жолташ.
– А вы что в те годы сильно пострадали?
– Вовсе нет, но всяческого лицемерия насмотрелась досыта. В том числе и самого что ни на есть элитарного.
– Вы принадлежали к элите?
– В некоторой степени: мой отец занимал достаточно высокий пост в военной сфере. И всю эту советскую азиатчину я видела воочию: как хозяева жизни на словах радели за народ, а в реальной действительности считали его быдлом.
– Неужели и ваш отец разделял такую же точку зрения?
– Мой отец – другое дело, он был иного помола. Впрочем, почему был – он и сейчас жив, правда, не скажу, что очень здоров.
– И разделяет вашу сегодняшнюю точку зрения относительно азиатчины?
– Нет, здесь он, скорее, на вашей стороне. Даже иногда, когда мы спорим, называет меня «пятой колонной». Ну какая же я «колонна», да еще «пятая»? Наоборот, мне больно за то, что происходит сегодня с Россией. Такие как я не предатели, мы – инакомыслящие.
– Никто и не собирался причислять вас к предателям, боже упаси. На мой взгляд, вы просто… заблудшая.
– Я это определение в отношении себя слышу неоднократно.
– От вашего родителя?
– Нет, есть еще один человек. Правда, у него мысли еще более радикальные, чем у меня.
– Он тоже из элитариев?
Последовала пауза, которую Кондратьев расценил как нежелание его собеседницы отвечать на заданный вопрос. Вместо ответа женщина внезапно спросила:
– Вы сами в какой сфере трудитесь, если не секрет?
– В юридической, – весьма обтекаемо обозначил Кондратьев сферу своей служебной деятельности. – А вы?
– В оборонной.
– Пошли по стопам своего родителя, а его воззрения не разделили. Ну что ж, бывает, вечный конфликт отцов и детей.
– На самом деле конфликта нет, мы с папой весьма толерантно относимся к идеологическим воззрениям друг друга. Все-таки нас на этой земле осталось только двое, поэтому мы стараемся быть бережными. Кстати, мы с вами приехали, поверните, пожалуйста, налево и притормозите.
Кондратьев сделал так, как его просили: остановил автомобиль у тротуара, примерно в ста метрах от входа в огромное здание «Гособоронэкса», раскинувшего свои владения на нескольких гектарах столичной земли. Краем глаза он увидел, что его попутчица полезла в свою сумочку, явно пытаясь извлечь оттуда деньги, чтобы расплатиться за поездку. Кондратьев осторожно тронул женщину за локоть.
– Юлия Андреевна, давайте не будем завершать нашу интересную встречу банальным меркантильным аккордом.
– Давайте, – легко согласилась с этим предложением Жолташ. – Мне было очень приятно с вами познакомиться.
– Взаимно. Если вы не возражаете, то мы могли бы обменяться номерами наших мобильных телефонов.
– Возражаю. Вы наверняка захотите за мной ухаживать, а я предпочитаю либо своих ровесников, либо мужчин чуть постарше. Да и политические воззрения у нас с вами разные. Извините за правду и до свидания.
Легко выпорхнув из автомобиля, Жолташ кокетливо помахала на прощание рукой и упругой походкой направилась к проходной своего учреждения. Глядя на ее стройную фигуру, Кондратьев поймал себя на мысли, что ему жалко, что он не ровесник этой эффектной женщины. Впрочем, длилось это недолго. В следующее мгновение он уже вернулся мыслями к своей профессиональной деятельности и, трогая с места автомобиль, взялся анализировать в уме состоявшийся только что разговор. Правда, анализ был поверхностный, поскольку более скрупулезный его вариант он приберег на потом, рассчитывая сделать это в компании с Глебом Сергеевичем Жмыхом, который с нетерпением ждал его возвращения на Лубянке.
Их беседа состоялась в специальной аппаратной с просмотровым залом, где были созданы все условия не только для того, чтобы уединиться от служебной суеты, но и с помощью техники неоднократно просмотреть весь разговор Кондратьева и Жолташ на большом экране, поскольку хитроумные приспособления, вмонтированные накануне в автомобиль генерала ФСБ умелыми технарями, зафиксировали встречу во всех ее деталях.
– Что скажете, Глеб Сергеевич, о реакции Жолташ по поводу Америки? – дважды прокрутив эту часть разговора на экране, спросил коллегу Кондратьев. – Мне показалось, что она была достаточно честна.
– Мне тоже так показалось, но нет ли в этом подвоха?
– Думаете, лукавит? Тогда посмотрите на ее лицо в этот момент: на нем написано вполне искреннее раздражение. Вряд ли это игра. У меня создалось впечатление, что Жолташ – женщина честная, поэтому ее слова про нелюбовь к Америке я бы расценил как вполне искренние. Во всяком случае, никакой фальши в этой фразе я не услышал. Или вы полагаете, что она настолько хитра, что даже со случайным попутчиком стремится скрыть свою подлинную сущность?
– У меня работа такая – всех подозревать.
– У нас с вами одинаковая работа, Глеб Сергеевич.
– Согласен. Но вы заметили, как легко Жолташ отказалась от ваших денег в конце встречи?
– И что?
– А то, что деньги она явно любит. Из чего я делаю вывод, что любовь к ним могла быть у нее сильнее нелюбви к американцам.
– Лихо закрутили, – восхитился доводом своего собеседника Кондратьев. – Однако деньги любят почти все женщины. Как в том бородатом анекдоте: женщины – это такие зверьки, которые питаются деньгами. Видимо, Юлия Андреевна здесь не исключение.
Нажав на кнопку «пуск», Кондратьев вновь включил запись.
– Вы видите, какое у нее брезгливое выражение лица, когда она говорит про то, что мы азиаты? – спросил Жмых. – Эта женщина не любит страну, в которой живет, это же очевидно. Разве это не повод встать на путь измены? На Руси про таких обычно говорили: «Хороша красава, да душа трухлява».
– Тогда как объяснить ее слова о том, что ей больно за то, что происходит в России? И последующую реакцию на примененное к ней определение «пятая колонна»? Ведь явно оно ей не понравилось.
– Любой предатель ищет оправдание своим аморальным действиям. Это как алкоголик, который на все заверения окружающих, что он больной человек, продолжает утверждать, что он абсолютно здоров. Такие как Жолташ могут предавать свою страну, полагая, что тем самым они делают ей благо. Помните предателя Звонарева из ВНИИМаша? Считал СССР империей зла и хотел помочь Рейгану его демократизировать.
– Звонарев был отъявленный циник и мерзавец, а в Жолташ я этих качеств не вижу, хотя и общался с ней чуть больше получаса. Но интуиция, знаете ли.
– Ценю вашу интуицию, но я исхожу из фактов: через отдел Жолташ проходит информация, которая так интересует американцев, – о наших военных поставках в Сирию. И именно Жолташ была в Египте в те самые дни, когда мог быть завербован «крот».
– Напомню, что не она одна – в нашем списке таковых еще трое.
– И все – мужчины. А вы сами высказали версию, что женщина – идеальный объект для того, чтобы сделать ее «кротом»: мало кто заподозрит.
– Да, но это было до моей сегодняшней встречи с ней. После нее мое мнение на этот счет несколько изменилось.
– Вы считаете, что ее надо исключить из числа подозреваемых на основе получасовой беседы?
– Если бы я это предложил, меня надо было бы гнать отсюда поганой метлой. Я вполне допускаю, что Жолташ может «сливать» информацию американцам, но делает это… как бы это лучше сказать, неосознанно.
– То есть?
– Ею, например, могут манипулировать, использовать втемную.
– Кто?
– А вот этого, Глеб Сергеевич, я не знаю. Во всяком случае, пока. Впрочем, как и вы. Но нам с вами за то и платят деньги, чтобы мы в подобных ребусах находили разгадку. Вы помните, с чего начался наш разговор с Жолташ?
– С шоколада.
– Нет, это бытовая его часть, а я имею в виду идейную.
– С Радзинского?
– Правильно. С каким восторгом она говорит о нем и его идеях. Так может говорить только женщина, которая способна увлечься не столько мужчиной, сколько его идеями. А каким мужчинам отдает предпочтение Юлия Андреевна?
Жмых, не найдя ответа, пожал плечами.
– Тогда послушайте еще раз концовку нашего разговора – ту, где Жолташ отказала мне в номере своего мобильника.
И Кондратьев нажал на кнопку «включение». На экране вновь возник салон «Форда» и разговор двух пассажиров:
Кондратьев: «Если вы не возражаете, то мы могли бы обменяться номерами наших мобильных телефонов».
Жолташ: «Возражаю. Вы наверняка захотите за мной ухаживать, а я предпочитаю либо своих ровесников, либо мужчин чуть постарше. Да и политические воззрения у нас с вами разные. Извините за правду и до свидания».
– Ну, что скажете? – вопросительно взглянул на собеседника Кондратьев.
– Скажу, что вы как мужчина не произвели на нее должного впечатления, – не смог сдержать улыбки Жмых.
– Я думаю, вам бы она отказала не менее жестко, – парировал Кондратьев. – Но оставим в покое нас, стариков, а обратим внимание на ее слова про ровесников и мужчин чуть постарше. Не кажется ли вам, Глеб Сергеевич, что эта женщина далеко не одинока?
– Намекаете на ее возможный роман с кем-то?
– Не с кем-то, а с ровесником. Или мужчиной чуть старше ее. Вспомните ее слова о том, как некто называет ее заблудшей, а также ее нежелание говорить о нем более подробно. Единственное, что мы о нем знаем: он мыслит гораздо радикальнее нее.
– И этот мужчина может ею манипулировать или использовать втемную?
– Я всегда ценил вас за то, что в куче навоза вы способны отыскать жемчужину. Короче, займитесь ближайшим кругом знакомств Жолташ, ее мужским окружением. Если меня не подведет интуиция, то мы можем отыскать там нечто весьма интересное.
* * *
Египет, город Каир.
Посольство Российской Федерации
