скачать книгу бесплатно
– Сегодня начинается твое путешествие. Ты многое сделаешь, многое услышишь и многое переживешь. Запомни этот вечер, следуй и впредь своим словам: никогда ни о чем не проси богов. Каждая твоя просьба, каждое обещание обернется ножом в спину ближнего. У тебя особая судьба и особые отношения с богами, девочка. Это первое. И второе: покинуть город ты сможешь лишь через лес. Сядешь на канатную дорогу – умрешь.
– Через лес? Это возможно?
– Я дам тебе проводника.
И богиня исчезла. Надя смяла в руках маску и перевела дыхание. Странный вечер, подумала она и вдруг поняла, что очень устала и хочет домой, в башню.
– Ну что, смертная, закончим разговор?
Царевна обернулась. Любовь и Страсть – Милость и Пасиа Грина – стояли, взявшись под руки.
– Что бы тебе ни обещала тетушка, у нас тоже есть немного власти, спесивица, – сказала Пасиа.
– Грубить старшим очень невежливо. Мы такого не прощаем, – сказала Милость.
– Когда ты встретишь суженого – не узнаешь его, – сказала Страсть.
– А когда узнаешь – расстанетесь навеки, – сказала Любовь.
Милость сняла усыпанную блестками маску, на ее курносом носике остались серебряные веснушки. Маска рассыпалась, превратилась в конфетти. Милость дунула на ладонь, и конфетти полетело Наде в лицо. У царевны закружилась голова. Она заморгала, попробовала убрать блестки с лица. Богини пропали.
В Зеленом зале взорвалась бомба.
Удар горячего ветра опрокинул Надю на пол, а потом вокруг посыпались куски людей.
Рука в желто-лиловом рукаве, изящное женское ушко с бриллиантовой сережкой, обгорелое безрукое тело… Те, кто выжил, бросились к лестнице. Надя не успела подняться на ноги, закрыла руками голову и замерла. О нее спотыкались, больно били ногами, вырвали клок волос, а потом царевна осталась одна.
Она убрала руки от лица, встала на колени, затем, держась за стену, поднялась на ноги. Подол платья разорван, измазан каблуками и забрызган кровью. Шелковые чулки оплавились, кожу нестерпимо жгло. Надя ладонями потушила тлеющие чулки. Шатаясь, пошла к перилам лестницы. Уши словно заполнила вода. Она делала звуки глухими, еле различимыми.
Всюду была кровь. Кровавые следы от изящных маленьких туфелек и от ботинок. Пахло горелой тканью и жареным мясом. Царевна схватилась за перила, и ее стошнило.
Желтый зал у подножья лестницы стали заполнять люди. Но не пожарные и не гвардейцы – бедняки. Измученные, пьяные и злые. Надя видела таких на улицах Окольника. Стало страшно.
Люди без остановки что-то кричали… Громко, упиваясь собственным криком, смелостью и отчаянием. Царевна не сразу расслышала слова, но они пробились к ней.
– Долой Проклятую! Долой царя!
– Смерть Черной Надьке!
– Поджечь дворец!
– Поджечь башню!
Она не сразу поняла, что это о ней. Надька. Башня. Проклятая…
Царевна попятилась назад в изувеченный Зеленый зал, полный мертвецов, потому что увидела там другой выход. Дальше все пошло обрывками.
…Платье горит, одну из туфель потеряла, вторую сняла сама. Вокруг мертвецы и огонь. По полу разбросан серпантин, конфетти, сброшенные маски и останки людей. Она идет через зал, будто по дну океана, медленно переставляя непослушные ноги. Перед глазами все плывет. Надя думает об одном: не упасть!
…Кто-то крепко держит ее под локоть. Они уже прошли зал, впереди начинается коридор. Дверь сорвало с петель, там можно выйти. Позади трещат под ударами стены дворца, звенит стекло. От страха – липкого, всепоглощающего и тошнотворного – у Нади темнеет в глазах, но спутник уверенно выводит царевну из зала. Все равно, кто ведет ее. Но она чувствует под тканью пиджака твердую, словно отлитую из металла руку…
…Надя с трудом размыкает опаленные ресницы. Она лежит на подушках, укрытая солдатской шинелью южного образца. Диван под ней покачивается, стучат за окном копыта лошадей. Карета?
Она приподнялась на подушках.
Напротив сидит прекрасный юноша в лиловом мундире. Он смотрит в окно, и свет фонарей пробегает по его лицу. Красивое лицо. Оно перепачкано сажей, капли пота проложили дорожки по лбу и щекам. Выражение сосредоточенное. За окном кареты проносится ночной город. Плывет вслед за ними голубая зимняя луна. Воздух холодный, острый, жалит обнаженные плечи и обожженные ноги. Ей плохо, но так приятно видеть рядом красивого юношу! Он заметил, что девушка пришла в себя. Что-то спросил, но царевна молчит. Губы и язык онемели, не желают слушаться. Надя лишь улыбается ему…
…Мужчина средних лет, в сером сюртуке, на носу пенсне в серебряной оправе. Доктор? Он светит в глаза фонариком.
– Вы как себя чувствуете, панночка? Можете говорить?
Надя хочет ответить, но не получается. Губы словно запечатаны. Она пробует покачать головой и начинает снова проваливаться в темноту.
– Оглушило взрывом, ваше высочество, – поясняет кому-то доктор. – Дайте ей пару дней…
Надя открыла глаза. Ночь. Она в комнате одна.
Царевна села на кровати, прислушалась к себе. Руки перебинтованы, ноги перебинтованы, больно, но можно терпеть. Темно. Под потолком блестела в полутьме лампа-кровавка. Надя хотела бы зажечь свет, да не знала слов. Этим молитвам ее не учили.
Она осторожно поднялась с кровати и подошла к окну.
Ушла за крыши домов луна, готовясь к рассвету, но на улице светло. Словно кто-то набросил на лампу голубой платок. Свет призрачный и мягкий, звезд не видно. Улица за окном чистая, пустая и безлюдная. Напротив ломаная линия домов с темными окнами. Нижние этажи каменные, верхние – кирпичные. Это Серединный город.
Царевна вернулась в кровать.
Она хотела позвать кого-то из слуг, но губы размыкались, а слова оставались в горле.
Где отец? А пани Ожина? Живы ли? Что случилось во дворце? О ком кричали люди? О ней? О Наде? Она не заслужила таких слов!
«Завтра. Разберусь во всем завтра».
Утро не принесло ответов. Наде, по заказу ее спасителя, доставили из магазина готовое платье, новые чулки и туфли. Приходил доктор и снова осматривал ее. Потом пришел светловолосый юноша в сопровождении двоих телохранителей.
– Я понимаю, что вы не можете отвечать мне, госпожа, – сказал он с легким южным акцентом, – но нам придется поговорить.
Один из телохранителей придвинул к кровати стул, второй поставил на него чернильницу и положил лист бумаги.
– Как я понимаю, вы были гостьей на балу, а значит, вы – девушка грамотная. Я буду задавать вопросы, а вы отвечайте.
Он показал на бумагу и помолчал, ожидая ответа. Надя утвердительно кивнула. Юноша улыбнулся.
– Сначала представлюсь. Меня зовут Елисей Моринденизский. Как зовут вас, госпожа?
Царевна взяла в руки перо и помедлила. Что писать? Правду? Солгать? Елисей отнесет записку в полицию, и там быстро выяснят, что девушки с выдуманным именем на балу не было. Что делать?
«Я не знаю».
– Откуда вы?
«Не знаю. Темно в голове».
Не могла она рассказать ему правду. И врать не могла: он точно поймает на лжи!
Но ее уклончивость не принесла облегчения – Елисей не верил ей. Надя видела это по его глазам, но укорить ее было не в чем. Он досадливо хмурился. Надя прикусила язык так, что на глазах выступили слезы. Королевич тяжело вздохнул и отвел взгляд.
– Доктор говорил, что вас сильно оглушило взрывом. Это пройдет. Отдыхайте пока. Если что вспомните – скажите.
Надя кивнула, вытерла глаза.
Вскоре пришла сиделка. Елисей нанял женщину грамотную, с ней можно было поговорить, расспросить про дела во дворце. Маруся сначала понравилась Наде. Маленькая, подвижная, как ящерица, словоохотливая и приветливая, она много улыбалась и много говорила.
– Царь? В порядке он. Жив-здоров. И царица, и царевна. Все внизу были, когда рвануло. Знаете, панночка, жаль тех, кто помер там, жаль, да только все к тому шло. Гору выскребли, шахты закрыли, люди который месяц без работы, без денег сидят. Кто мог – на юг подался, да сколько осталось? Старики, бабы… Марку поклоны бьют, да не помогает. И не поможет, попомните мои слова! Пока в нашем городе Проклятая сидит, ни один бог нам не поможет. Чего ж хотел государь? Надо было черную девку сразу из города гнать, как родилась.
Надя кусала губы, а сиделка поправляла подушки, меняла повязки на обожженных ногах и ладонях, бережно втирала мазь и говорила, говорила… Надя сжимала зубы.
– Это я так Черную Надьку зову. Будь она неладна!
«Почему ее так не любят?» – писала Надя крупными буквами.
Маруся горько засмеялась.
– Да уж, панночка. Многое можно забыть, да о Черной царевне знать надобно, от нее все горе в мире! Видно, сильно вы головой приложились, раз такого не помните…
Она вздохнула.
– Лет семнадцать назад началось все. Царь Мирослав только год правил. Жену нашли ему из Лучезарска, свадьбу отыграли на весь мир, и тут царь слег. Болезнь страшная! Кровью харкал, гнил заживо. Врачей созывали со всего Края, да те только разводили руками. За неделю от царя – молодого и крепкого – одна тень осталась. Моя мамка среди сиделок была. Домой приходила – плакала. Говорила: «Молодой государь совсем мертвец, только молитвами жизнь в нем теплится».
Маруся покачала головой.
– Молодая царица не в себе от горя была. Да… Много о ней судачили. Говорили, что от большой любви она все учудила, да какая там любовь, когда женаты без году неделя? В Лучезарск возвращаться не хотела, вот что. Ежели бы Мирослав помер, царем бы его брат младший становился. Ее быстро батюшке с матушкой вернули бы, кому такое по нраву? Вот тогда она и удумала… – Маруся понизила голос, наклонилась к Наде. – Были в роду у Тамары-царицы чародеи и колдуны. Сама она силы такой не имела, но хранила черные книги. Когда стало ясно, что не жить царю, открыла она черные книги и вычитала, как его спасти. Когда смерть к кровати подошла, заслонила она супруга белым телом. Заклинания тайные прочитала и заключила с богом-мертвецом черный договор: вместо жизни мужа обещала своего первенца.
Сиделка продолжала:
– Через восемь месяцев родилась у царицы дочь. От чьего семени то дитя – поди узнай. Она уверяла, что родила до срока, потому как за мужем убивалась, да в городе шептали – от мертвеца понесла.
Надя сжимала побелевшими пальцами простыни.
– Царь, понятное дело, отдавать дочь богу-мертвецу не хотел. Жрецы сразу сказали, что надо девчонку в черную ночь в землю зарыть и сверху кровью черного петуха полить. Ну а царь – ни в какую. Говорит: «Если она нужна ему, пусть сам придет и заберет». Посадил девку в Черную башню, куда богам хода нет, и стал ждать, что все обойдется. Да только боги шутить не любят. С того дня начала руда из горы уходить, лес разросся, на южные берега нежить из моря полезла. Умные люди говорят царю: отдай Надьку ее суженому, а царь на своем стоит. Держит это отродье посреди города, а на простой люд ему плевать.
Надя непослушными пальцами выводила вопрос:
«Зачем она богу мертвых?»
Маруся пожимала плечами.
– Не наше то дело, девонька. Может, царская кровь на вкус сладка, а может, баба для утех нужна. Он хоть и бог, а в штанах-то мужик, да зазорно ему для такого дела простую девку брать.
«Но вы же сказали, что она ему дочкой может быть?»
Женщина покачала головой.
– Эх, простая ты душа, девонька! Даже люди таким не гнушаются, хоть и след, а у богов иные законы: брат с сестрой детей родят и нет в том греха.
Когда Маруся ушла, Надя долго сидела на кровати, вцепившись руками в простыни. И чем больше думала, тем больше ненавидела город и людей в нем.
Бежать! Бежать из Варты!
Бежать?
Что будет с папой, если она не даст о себе знать? Весь город вздохнет с облегчением, но что будет с ним? Она, конечно, напишет письмо, что жива, когда доберется до соседнего города, но ему придется несколько дней жить с мыслью, что она мертва. Наде до глубины души было жаль отца, но даже ради его спокойствия она не останется в городе!
Прочь от ненависти и грязи! Прочь от глупых пророчеств и лживых вымыслов! Прочь.
Князь Любомир Дворжак, начальник полиции Северной Варты, открыл окно, впуская в комнату порыв сырого ветра, и вернулся к столу. Он посмотрел на гостя, изобразив на лице печаль.
– Примите мои соболезнования касательно вашей сестры, ваше высочество.
Елисей Моринденизский смотрел жестко и решительно.
– Давайте к делу, ваше сиятельство.
– Хорошо, – улыбнулся Любомир. – Мои люди день и ночь патрулируют город и станцию. Я приказал останавливать всех одиноких девушек и тащить в полицию для выяснения личности. Где бы она ни была – не сможет прятаться вечно. В городе у нее нет друзей, кроме отца и гувернантки, а я не спускаю с них глаз. Дайте мне еще несколько дней, и мы ее найдем. Тогда можете делать с ней все, что пожелаете.
Любомир посмотрел в окно и почти равнодушно спросил:
– Вы оставите ее в живых?
Красивые губы Елисея искривила презрительная усмешка.
– Мы еще не решили.
Он поднялся и положил на стол перед Дворжаком сверток, постучал по нему пальцем.
– Здесь задаток, о котором вы договаривались с моим отцом, и подарок. Чародейский плащ. Мы с вами не знаем, насколько она сильна в магии, поэтому давайте подготовимся. Плащ не даст ей колдовать.
– Передайте вашему отцу мою глубокую благодарность. Я могу быть еще чем-то полезен?
– Вы еще не узнали о судьбе моей сестры?
– Мне очень жаль, ваше высочество, но лучше готовиться к худшему. Мы не смогли опознать больше десятка человек. Боюсь, ваша сестра среди них.
Замолчали. Елисей смотрел в пол. Любомир ждал.
– Еще раз – примите мои соболезнования, ваше высочество…
Королевич поднял взгляд. Высокомерный и насмешливый.
– Благодарю. Полагаю, хотите обсудить вторую часть оплаты?
