Не ушедшие

– Ну, – Изольда снова понуро склонила голову и передвинулась к капитану ещё чуть – чуть ближе, – если бы они сами перерезали друг другу глотки, меня бы это не удивило. Но самоубийство действительно странно.

Дон задал ей ещё пару десятков вопросов, которые ни к чему не привели, кроме как сокращения расстояния между Изольдой и Доном на диване.

Слишком поздно капитан понял, ещё один вопрос и Изольда Полиграфовна, будет отвечать ему на него, сидя у него на коленках. Немного поколебавшись, он достал, злополучные комиксы и протянул зам. Директору.

– Вы не знаете, кто мог нарисовать эти комиксы?

Женщина в ужасе пролистала пророческие страницы, всё теснее и теснее прижимаясь от страха, к мужественному боку Дона.

– Всё это так ужасно, – прошептала она, отшвыривая прочь комиксы, пряча лицо на груди капитана.

Руки перепуганной женщины, скользнули по телу Дона, с явным удовольствием ощупывая мускулистое тело.

– Кто мог их нарисовать? – повторил свой вопрос капитан, чувствуя себя загнанным в ловушку.

– Сейчас на наше агентство, работает трое художников, Саша Самохвалов, Жора Итальяно, – Изольда подняла лицо от груди Дона и взглянула на него красными глазами, – но они пустышки, ни таланта, ни фантазии… Коля, Коля Тропинкин, настоящий мастер, талант. Мог бы стать известным художником, если бы не был трусом.

Изольда запрокинула шею, словно в ожидание поцелуев, Дон не удержался и таки клюнул её один раз в шею. Изольда тихо засмеялась, закрыла глаза, продолжила.

– Коленька постоянно брюзжит на всех, что агентство заваливает его работой, не давая ему сосредоточиться на искусстве. Но он знает, настоящее искусство, это голод, нищета, постоянный творческий поиск, частые приступы отчаянья, острое осознание своего одиночества, сомнение в своих силах, искренняя убеждённость в собственной бездарности.

– Откуда, вы так много об этом знаете?

Изольда взглянула на него в упор, и Дон успел заметить мелькнувшую в карих глазах боль. Старую, давно поджившую ранку, тем не менее, продолжавшую время от времени кровить.

– Потому что я тоже трусиха, – Изольда натянуто рассмеялась, откинулась назад, упала спиной на диван, раскинув в сторону руки, словно приглашая капитана в свои объятья, – в молодости у меня был талант. Мои учителя видели во мне великую поэтессу, способную вернуть стихотворному слову былую гибкость и силу. Талант требовал времени, усилий и огранки. А мне хотелось петь и веселится. Любить и быть любимой. Хотелось банально кушать, три раза в день и быть уверенной в завтрашнем дне.

Изольда замерла, словно вспомнив, что речь совсем не о ней.

– Да Коля мог нарисовать эту брошюрку, но зачем ему это. Он ведь ненавидит свою работу.

– Вы хорошо знаете Тропинкина? – спросил Дон всё больше и больше теряя нить разговора.

Его глаза были прикованы к блузке Изольды, про себя он гадал, какие богатства скрывает от него природа, за этим тонким лоскутком одежды.

– Достаточна хорошо, – она лукаво улыбнулась ему, – одно время даже очень глубоко.

– В каких отношениях вы с ним пребывали? – не понял взмокший капитан.

– Да в каких только отношениях мы с ним не прибывали, – захохотала Изольда.

Решительно схватив Дона за голову, прижала к себе. В следствие лобового столкновения с пышной грудью, то что произошло дальше, он помнил довольно плохо. Тем более это касалось только их двоих.

Воля и контроль над собственным телом, вернулись к нему спустя несколько часов. Он пришёл в себя в постели, надёжно укрытый толстым теплым одеялом, с уютно, совсем по – домашнему, Изольдой склонившей голову на его обнажённую грудь.

Эта вот домашность и напугала Дона, привела в чувства. Он встрепенулся, чувствуя, что самое время бежать, пока быт не начал затягивать его. Пока он не захотел стать домашним.

Искушения остаться было слишком велико. Воображение уже начало рисовать полный холодильник, свежие рубашки по утрам, горячие, сытные ужины по вечерам, чистая постель, телевизор, газета и тапочки. Все эти удобства, манили и шептали ему, никуда не уходи… останься и мы будем твоими.

Дон встрепенулся, гоня от себя эту дурость, выскочил из постели, начал поспешно собираться.

Наблюдая из под полуприкрытых ресниц, за поспешным бегством Дона, Изольда неожиданно хихикнула.

– Что смешного? – нахмурил брови Дон.

Он поймал себя на мысли о том, что если она попросит его остаться, он скорее всего…вернётся в постель, что бы остаться на горячий ужин и совсем немножечко чуть – чуть посидеть в тёплых тапочках перед телевизором с газетой в руках. Проклятый домашний уют, запустил в него корни, с горечью подумал про себя Дон, натягивая брюки.

– Вспомнила комиксы, которые ты мне показал… странные они, – Изольда села на кровати, натянув одеяло до подбородка.

– Да уж, – согласился Дон, – куча трупов, куда ещё страннее.

– Не в том дело, – Изольда на миг задумалась, нахмурив бровки, – у шефа не было жены и детей, секретарша не могла быть беременной, так как спала с шефом, а он был бесплоден из – за какой то болячки подхваченной им в юности, в одной из дружественных стран ближнего зарубежья. К тому же в агентстве, ходили упорные слухи, что они собираются пожениться.

Забыв о том, что он безумно куда то спешит, Дон перестал одеваться, присел на кровать.

– Паша – креатор, разбил себе голову, по тому, что в ней не было никаких идей, – Изольда снова прыснула от смеха, – я тебя умоляю, в его голове сроду ничего путного не было. Все свои идеи он черпал из ю туба или зарубежной рекламы. И разбить голову от отчаянья, он мог, если бы ему интернет отключили.

– А Евгений Стрекало – копирайтер?

– Он вообще собирался уходит от нас. Около десяти лет он писал романы в стол. В прошлом году его заметило одно крупное издательство и подписала контракт на все романы. Так что с такими деньгами, что ему привалили, он мог позволить себе даже полную амнезию.

– А как насчёт манекенщиц?

– Вот тут в точку, эти сучки давно друг на друга зуб точили.

Изольда задумчиво потёрла подбородок.

Но знаешь, что в этой истории самое таинственное, – прошептала Изольда мистическим шепотом, – Эти провидческие комиксы, появились после того как Коля Тропинкин, пытался покончить с собой… ничего не напоминает?

Дон сопоставил факты и пожал плечами. За что Изольда тут же лягнула его ногой.

– Ну же капитан, подумай, ты так генералом никогда не станешь.

– Типун тебе на язык, – огрызнулся Дон, чем вызвал новый приступ смеха у Изольды.

– Сумеречная зона, Стивена Кинга, – подсказала она и разочарованно вздохнула, видя что Дону это ни о чём не говорит. – Главный герой романа, тоже едва не погиб. После катастрофы, у него появился дар предвиденья… думаешь у Коли после попытки самоубийства, тоже появился какой то дар.

– Не знаю, – Дон опять пожал плечами, решительно встал с кровати, закончил одеваться, – дар не дар, но переговорить с вашим художником, следует обязательно…

Мысли о Изольде, теплые и такие домашние, затуманили голову капитана, в результате он потерял бдительность и не обратил должного внимания, на настораживающие странности в окрестностях дома художника. Усиленные патрули милиции, несчастные, потерянные люди, бредущие по улицам, словно побитые собаки, расклеивающие на столбах объявления о потере близких.

Во дворе дома художника, Дон припарковал служебный автомобиль и отправился по записанному в блокноте адресу, когда его окликнул капитан Потапов из отдела по розыску людей.

Дон приветливо помахал ему, подошёл поздороваться, но разговор не получился. За Потаповым словно рой, вилась толпа встревоженных людей. Мужчины и женщины, старики и дети, у каждого в семье кто то пропал. Это было похоже на эпидемию, по словам Потапова, люди просто брали и исчезали на районе, без следа. Пропадали все подряд, школьники, студенты, пенсионеры, даже два бандита пропало и почти весь штат местных алкоголиков.

Дону оставалось только посочувствовать своему товарищу, тепло попрощавшись с ним и выразив надежду, что всё ещё наладиться, Степан потрусил к подъезду художника, уже начинало вечереть и капитан всерьез начал думать о том, что бы провести ночь в постели Изольды.

Поднявшись на лестничную площадку квартиры Николая, капитан весело насвистывая, начал звонить в дверь. От его профессионального взгляда не укрылось, что ещё совсем недавно, дверь выбивали.

Напрасно простояв под дверью, добрых пять минут, Дон решил позвонить в двери соседей, что бы выяснить, не знает ли кто не будь из них, куда подевался Николай Юрьевич.

Никто из соседей не спешил открывать двери. Дон насторожился и прислушался, надеясь, что кто – то из жильцов с этой лестничной площадки, выдаст своё присутствие, неосторожным шорохом. За дверями закрытых квартир, было тихо словно в могилах.

Дон продолжал прислушиваться и в этот момент, ощутил, что – то, что позже никак не мог сам себе объяснить. Он испытал, острое, не поддающееся контролю желание, войти в квартиру художника. Словно кто то там, звал его тихим, почти бесшумным, но властным шёпотом. И этот бесплотный голос, обладал такой властью, что о том, что бы ослушаться не могло быть и речи. Да и кто в здравом уме, не отзовётся на полный страсти голос любимой женщины, кто воспротивиться полному забот и волнения зову матери, «… Пора домой», кто останется равнодушным, услышав голос собственного ребёнка попавшего в беду.

Дон постарался вспомнить, как поступает закон с людьми вторгающимися в чужое жилище, без ведома хозяина. И не смог. С каждой новой секундой, незримый голос креп, словно слабый ручеёк, решивший отправиться на встречу к морю, становиться сильнее с каждым встречным ручейком.

Так и желание Дона, проникнуть в жилище художника, становилось всё более и более непреодолимым.

Дон протянул дрожащую руку к двери в квартиру Николая, чувствуя что сейчас, он собирается сделать что то неправильное и не находя в себе сил не делать этого. Запретный плод, ожидавший его в глубине квартиры художника, обещал терпкую – неземную сладость.

Дон толкнул дверь, нарушая запрет, переступая порог, вспомнил первую сигарету, которую он выкурил в тайне от родителей. Первую бутылку водки, распитую в десятом классе с другом Костей. Вспомнил свою первую ночную фею, Женю «Сахарок», явившуюся на субботник в отделение милиции, где он проходил практику. Первую взятку, совсем маленькую, можно даже сказать чисто символическую, но тем не менее взятку. Забавно, он брал и после, продолжал брать взятки до сих пор, суммы гораздо больше, закрывая глаза на большее. Но вот та мизерная взятка, навсегда врезалась в его память, словно заноза. Вспомнил он так же и свою первую подтасованную улику.

Вспоминая все свои мелкие грешки и прегрешения, Дон обречённо брел по квартире художника, на слышный только ему зов. Не обращая внимания на толстый слой пыли, щедро покрывавшей пол и отпечаток десяток ног, тех, кто прошёл здесь до него.

Его память фиксировала всё, мужские и женские одежды, в беспорядке валявшиеся на полу по – всюду, детский портфель лежал рядом с сумкой – сеткой полной пустых стеклотары, пара роликовых коньков, собачий повадок, литровая банка с водой и дохлой рыбкой внутри. Куча обуви под стенкой.

Дон подошёл к картине занавешенной простыней и нерешительно замер. Подсознательно он начал понимать, что тонкая простыня скрывает от него, что то действительно по – настоящему прекрасное, что то настолько правильное и настоящее, что ему уже никогда не захочется расстаться с этим. И уже не важно был он в этой жизни плохим или хорошим, он стоял на пороге совершенно нового идеального мира. Где каждый шаг на пользу, любое дело только на благо. Там куда он сейчас направиться, просто нельзя поступать неправильно.

Дон улыбнулся и сорвал с картины покрывало, замерев на месте при виде совершенной, красоты открывшейся ему. Затаил дыхание, отчетливо понимая, что отныне это ему не к чему. Он широко раскинул в стороны руки, подставляя своё тело, хлынувшему на него с картины потоку яркого света, полностью растворяясь в нём, добровольно отрекаясь от собственного я…

Лена пришла в себя, над ней склонилась худое, словно у больной анорексией лицо Галины, она заботливо вытирала слёзы с её лица. Лена судорожно сглотнула, боясь опустить глаза вниз на свой изуродованный живот, с торчащими во все стороны кишками, разорванными и развороченными безумным художником. Всё таки самое страшное позади, враг мёртв, процесс регенерации идёт полным ходом, пара часов и на её животе не останется даже шрама.

Главное, что бы, у её измученного войска хватило сил, она прислушалась к возне в покрытой кровью траве, к тихим всхлипам сладострастия, стонам усталого предсмертного удовольствия.

Из тридцати человек, пришедших с Леной, в живых осталось едва ли половина. И те кто пережил ужасную стычку с бумажной армией художника, отдавали свои последние силы, неистово совокупляясь на отвратительном ложе из грязи, крови и травы, повинуясь, зову своей госпожи, они, истекая кровью, отдавали свои жизни, что бы сохранить её.

Жанна с широко раскрытыми глазами следила за оргией смерти, разыгравшейся на поляне. Окровавленные мужчины и женщины, с открытыми кровоточащими ранами, сломанными костями, пустыми глазницами, устремились навстречу друг другу, пытаясь, соединится в своём последнем безумном соитии. Глотая слёзы, Жанна прокляла тот день, когда поддавшись на посулы Лены, соединила с ней свою кровь и стала её последовательницей.

До девушки только сейчас дошла, что стоит Лене захотеть, и она Жанна забыв обо всём, самозабвенно кинется в этот кровоточащий клубок плоти, срывая с себя на ходу одежду. Да сила, которой её наделила Лена, была велика, но это не цена, что бы становиться послушной марионеткой в чужих руках.

Жанна скосила глаза посмотрела на Лену, её владычица и госпожа, всё ещё не пришла в себя, ужасная рана на животе по прежнему была открыта, но внутренние органы уже были на месте.

Не обращая ни на кого внимания, Лена словно зачарованная смотрела на простую кисть для рисования. Ещё совсем недавно, безумный художник, творил с её помощью свои ужасные картины, а немного позже…

Лена вздрогнула, вспомнив склонявшуюся над ней фигуру. Лицо испачканное её кровью, слюну, капающую со звериных клыков, в её открытую рану. Чавкающий звук с которым он вгрызался в её чрево, по – прежнему стоял в ушах. Она вспомнила, как беспомощно возила руками по густой зелёной траве, пачкая её своей кровью, словно пыталась сделать «снежного ангела», пока её рука случайно не наткнулась на оброненную художником кисть. Не отдавая отчёта в том, что она делает, Лена сжала кисть и всадила её словно нож, в затылок склонившегося над ней Николая. Это было невероятна, но хрупкая деревянная рукоятка пробила кость и вошла в мозг художника. Он умер мгновенно, разом обмякнув, уткнувшись лицом в её внутренности.

Лене зачарованно смотрела на рукоятку кисти, с запёкшейся на ней сгустком цвета тьмы, именно так, не чёрный цвет, а цвет тьмы. Чёрный цвет, не мог скрывать в себе столько боли, страха и страданий. А тьма она всегда была приютом зла. Поэтому застывший сгусток тьмы, вызывал у Лены такую сильную дрожь и отвращение.

Она опустила руку и ощупала голову мертвого художника. Твёрдая кость, покрытая густыми, длинными, спутанными волосами. Ничего не обычного, только на затылке в том месте, куда вошла кисть, Череп становился мягким словно желе, неудивительно что кисть с такой лёгкостью пробила его. Лене показалось, что надави она чуть посильнее и ей удастся проломить кость и порвать кожу, усилием одних только пальцев. И наверное она так бы и поступила, если бы не отвращение, которое её наполняло при воспоминание о той странной субстанции в черепушке художника.

Лена невольно улыбнулась, при мысли о том, что ей просто на просто повезло в последний момент она нашла «Ахиллесову пяту», своего врага. Секундой позже мимолётная радость, сменилась беспокойством и зарождающимся страхом. Медленно подняв руку к собственной голове, стала нерешительно её ощупать, тихо взвыла, когда тонкие пальцы, нащупали на затылке, участок не больше рублёвой монеты, с костью мягкой словно жиле. Мысль о том, что она уязвима, отдалась в теле девушки неприятным эхом. Внезапно напрасная надежда озарила её лицо, грубо схватив Галину за руку, она заставила её встать на колени и грубо впилась пальцами в её затылок, не обращая внимание на крики боли, она лихорадочно искала тот уязвимый участок кожи, который по её представлению должен был быть у всех людей.

Занятая своими поисками она не обращая внимания на то, как умирают её последователи, бросая свои жалкие жизни на алтарь своего безумного божества.

Глава 31

Было уже довольно поздно, когда Марта вышла из больницы и направилась домой. Она опять работала сверхурочно, стараясь заглушить работой, постоянный зов тьмы и тот странный всепоглощающий голод, который охватывал её время от времени. В начале когда она в первый раз почувствовала в себе эту неправильность и пробовала сопротивляется, всё кончилось довольно плачевно, смертью близких друзей. Марте потребовалось время, что бы научиться контролировать свою тёмную половину и научить этому сына.

При мысли о Кирилле она почувствовала укор совести, она была плохой матерью, слишком мало времени уделяла сыну. Даже меньше чем тогда, когда Игорь жил вместе с ними.

Да и зачем Кириллу её внимание? Марта чувствовала, что тьма которая переполняет её, переполняла и сына. Это роднило и объединяло их ещё больше, зло пленившее их было однородным и имело общие корни. Конечно, Кирилл не безразличен ей и как любая мать, она переживает за своё чадо. Она по – прежнему обожает вернувшись поздно с работы, осторожно заходить в комнату сына и наблюдать за его детским сном, поправлять сбившееся одело… Наверное она потому так сильно любит эти моменты, что в такие мгновения она и Кирилл снова становятся простыми людьми, иногда ей даже почти удавалось забыть о своей неправильности.

Но, не смотря на свою любовь, она никогда не давала себе забыть, что Кирюша, маленький смертельно опасный хищник, который в будущем должен стать монстром. Ему не была нужна опека матери, с ним не могло случиться ничего плохого, скорее это он мог причинить зло людям.

В который раз Марта порадовалась, что Кирилл умный и смышлёный мальчик и сам понимает, как важно держать свой тёмный дар под контролем.

Размышляя о мучавших её не разрешимых проблемах, Марта свернула в парк, что бы срезать дорогу домой. В который уже раз она подумала о том, что было бы здорова всё вернуть назад, найти способ вернуть ей и Кириллу нормальность, тогда Игорь наверняка вернулся бы к ним. Она знала что это сказка, пустая иллюзия, но тем не менее было приятно думать о том, что где то есть дорога, по которой она и Кирилл смогут вернуться домой. Одно время эта мысль так сильно владела ей, что она потратила целый год, на то что бы найти лекарство, от поразившего их с сыном недуга.

Она провела все мыслимые и немыслимые анализы, внимательно изучила свою ДНК, сравнивая её с ДНК простых людей, не находя никаких отличий. И внешне и внутренне она ни чем не отличалась от других женщин. Но тем не менее для того что бы жить, Марте были нужны чужая боль и страданья. Они питали её плоть, наделяли невероятной силой, открывали в ней новые, совершенно фантастические способности.

Зло дремавшее в ней, давала ей тихим, почти неслышным голосом советы, как выжить, и Марте что – бы не лишиться рассудка, приходилось быть весьма прилежной ученицей.

Она научилась читать настроения других людей, влиять на окружающих, подчинять своей воле. Она научилась менять форму своего тела, принимая облик каково то потустороннего хищника, обитателя ночных кошмаров. Ей не нравилось всё это, но она должна была выжить, что бы заботиться о себе и сыне.

Марта не жалела о своём темном даре, да ей приходилось платить страшную дань за свою силу. Она платила чужими страданьями и болью, иногда смертью. Но она успокаивала себя тем, что если этот дар и должен был кому достаться, то пусть лучше он достанется её. Женщине умеющей контролировать себя и свои желания. Это было тяжело, но она справлялась! А что было бы, если бы дар попал не в те руки? к какому не будь пьянчужке или наркоману.

Как бы поступили такие люди, не умеющие контролировать себя и свои желания, постоянно идущих на поводу своих низменных инстинктов, свались им на голову такая сила? Даже Марте было страшно думать, о том, что бы натворили такие слабо – характерные люди, наделённые прихотью судьбы, невиданной мощью.

Хотя возможно это всё самообман, жалкая попытка, оправдать своё порочное существование. Игорь ведь рассказывал ей о своей работе, что его задачей было не допустить в мир людей, таких как она и её сын.

Она снова вспомнила тот вечер в летнем кафе, когда она и Кирилл, должны были умереть и лишь чудом, благодаря вмешательству Игоря остались живы. Вспомнила боль, сомнения и тень сожаления появившуюся в глазах мужа позже, после катастрофы.

Конечно, он попытался принять их такими, какими они стали, но у него ничего не вышло. И в этом полностью её вина, она не смогла спрятать от него живущего в ней зверя.

Вспомнив о муже, она особенно остро ощутила своё одиночество. Ей не хватало Игоря и стоило таких огромных усилий держаться от него на расстояние. Иногда она просыпалась по ночам словно в бреду с горящим телом и одной единственной мыслью. Выйти на пустынные улицы спящего города, слиться с ночью в единое целое, выследить Игоря, схватить его и заставить вернуться домой, к жене и сыну.

Марта понимала, если Игорь и вернётся домой, то это будет его решение. Он примет её и Кирилла такими, какие они есть. И она должна терпеливо ждать, возвращения мужа, не смотря ни на что. Не смотря на медленно тянущиеся дни, серые от тоски и одиночества. Ни смотря на жар, сжигающий по ночам. Ни смотря на пропасть, разделившую их. Ждать и надеяться на то, что может быть уже сейчас, он с нетерпением ждёт её возвращения домой, вместе с сыном.

Марта улыбнулась, вспомнив мужа, его серьёзное, вечно нахмуренное лицо. Время наложило на него свой отпечаток, на она знала, внутри он всё такой же, как в первый день знакомства. Воспоминания оживили образ Игоря, настолько сильно, что она даже почувствовала, как ветер донёс до неё его запах.

От неожиданности она остановилась и осмотрелась по сторонам. Никого! Марта слишком устала, вот и выдумывает всякие глупости. Зачем Игорю, караулить её здесь одну в парке, поздно ночью. Мысль о том, что муж захочет причинить ей и Кириллу зло, даже не пришла в голову. Он не смог убить их однажды, а значит, не сможет никогда. Тихо рассмеявшись на саму себя, Марта продолжила путь.

Спрятавшийся за деревом Игорь перевёл дыхание, он понимал, ему надо действовать как можно быстрее, пока Марта не почувствовала его присутствие и не остановила его. А в том, что она попытается его остановить, он не сомневался, он не знал, насколько сильно, зло запустила в неё свои корни, она обязательно попытается защитить себя, если не ради себя, то ради Кирилла.

Игорь достал из кармана курки пистолет, постарался прицелиться в спину Марты, ему не обязательно сразу попадать в затылок. Достаточно просто попасть, обездвижить, главное не упустить те драгоценные секунды, пока она будет в шоке от сковавшей тело боли. Быстро подойти в плотную и выстрелить в затылок, главное не смотреть в лицо, не видеть глаз Марты. Не видеть ту боль, которую он ей причиняет.

Игорь не мог поднять руку, она словно налилась свинцом, ему стоило огромного труда поднять руку и нацелиться в спину жены, перед глазами всё поплыло, он почувствовал что плачет.

Словно ощутив его колебание, Марта снова остановилась посреди тёмной аллеи, скудно освещённой светом фонарных столбов. Её не решительность дала ему время спрятаться за декоративными кустами, росшими по краям асфальтовой дорожки.

Марта подозрительно осмотрелась по сторонам, у неё возникло чувство, что в столь поздний час в парке она не одна, из темноты за ней внимательно наблюдают. Это чувство настолько насторожило её, что ей захотелось черпнуть силы из тайного источника внутри себя. Сила в мгновение ока смоет с тела усталость, обострит все чувства в десятки раз, сделает ночь вокруг ясным днём. И если здесь рядом с ней кто – то есть, она обязательно почувствует это. Но зачерпнуть из источника, означало потревожить чуткий сон дремлющего внутри зверя. Он может захотеть платы за свои услуги, потребовать крови. И тогда ни в чём неповинная пара влюблённых ищущих уединения в парке в столь позднее время, заплатит жизнью за её необоснованные страхи. Это всё усталость и воображение.

Игорь тяжело дышал сидя в своём укрытие, он отчётливо понимал, что если не нажмёт на курок в ближайшую минуту, то не найдёт в себе сил нажать на него уже никогда. Он испытал острую жалость к самому себе!

Ему приходилось убивать людей, что бы те, кто должны уйти – уходили, что бы те, кто надеялся остаться безнаказанным, получили по заслугам. Он нажимал на курок десятки раз, что бы остановить зло рвущееся в наш мир. Он делал это не ради себя, он делал это ради жены, ради сына, который должен был жить в лучшем мире.