скачать книгу бесплатно
– Я не знаю, Финч. Но если дело дойдёт до Почётного совета – а я не сомневаюсь, что дойдёт, вопрос исключения будет решаться его членами.
– А кто входит в состав Почётного совета? – спросил Кирк.
– Восемь учеников и восемь преподавателей.
– И как это работает? Финч выступит с речью? Приведёт адвоката?
Уолтер покачал головой:
– Нет. В таких случаях мы проводим иную процедуру…
– Значит, честного суда не будет?
– Это не суд. И мы считаем, что он честный.
Кирк тяжело вздохнул, судя по его виду, глубоко оскорблённый.
– А если его исключат? Какие могут быть последствия? Что мы, собственно говоря, обсуждаем?
– Зависит от ситуации. Но если Финча исключат, он не сможет принять участия в церемонии выпуска. И мы вынуждены будем сообщить колледжам, готовым его принять, о его исключении.
– Он только что поступил в Принстон, – сказал Кирк.
Уолтер кивнул и ответил, что он в курсе и что поздравляет.
– Спасибо, – в один голос сказали Кирк и Финч. Кирк прибавил:
– Ну так что?
– Я не совсем понимаю, о чём вы.
– Раз он поступил в Принстон?
Мистер Квортерман потёр ладони и пожал плечами, подозрительно равнодушный.
– Как отреагирует Принстон на сообщение об исключении Финча, зависит уже от Принстона.
Глаза Финча широко распахнулись.
– Так они могут меня не принять?
– Пересмотреть приказ о зачислении? – уточнил Уолтер. – Да, конечно. Это частный институт, совсем как наша школа. Они могут поступить так, как сочтут нужным с учётом обстоятельств.
– Ого, – выдохнул Финч.
– Да, – сказал Уолтер. – Поэтому, как видите… последствия могут быть самыми серьёзными.
– Ради всего святого! – вскричал Кирк. – Из-за полуминутной глупости пойдут насмарку восемнадцать лет работы?
– Кирк, – сказал Уолтер, и тон его голоса и поза стали чуть представительнее, – мы ещё не знаем решения совета. И не знаем, как поступит администрация Принстона, если Финча исключат. Тем не менее я уверен, что вы осознали серьёзность ситуации, а также расистского комментария вашего сына.
Вот оно. Слово на букву «Р». Я сама произнесла его вслух, перед Кирком и Финчем – но гораздо ужаснее было слышать его от другого. На глаза у меня навернулись слёзы. Кирк глубоко вздохнул, как бы перегруппировываясь.
– Ладно. Хорошо. Но, возможно, есть какой-то способ уладить ситуацию без свидетелей? Всё будущее нашего сына под угрозой, Уолт.
– Почётный совет пройдёт без свидетелей. Все процедуры проходят строго конфиденциально.
– Хорошо. Но я имею в виду… вообще без свидетелей.
– Вы имеете в виду – не выносить ситуацию на рассмотрение совета? – Уолтер поднял бровь.
– Да. Я имею в виду… что, если мы поговорим с родителями девочки?
Уолтер хотел что-то ответить, осёкся и начал заново:
– Можете позвонить отцу Лилы, если хотите. Не думаю, чтобы это могло изменить ситуацию… Но как показывает мой опыт, искренние извинения никогда не помешают в таких случаях… да и вообще в жизни.
В этот момент я увидела, что Кирк начертил план, по которому намерен двигаться. Я хорошо знала это расслабленное выражение его лица, этот блеск в глазах.
– Вот и хорошо. – Он потёр ладони. – Начнём с того, что позвоним её родителям.
Уолтер кивнул, и вид у него сделался встревоженный.
– Её воспитывает только отец, – сказал он.
– Надеюсь, у вас есть его номер? – спросил Кирк, ёрзая на стуле и глядя на часы.
– Есть, – ответил Уолтер.
Мне тоже захотелось сказать что-нибудь значительное, чтобы немного сгладить внезапную высокомерность Кирка, но он, судя по всему, уловил что-то такое, чего я никак не могла понять.
– Вот и замечательно. – Он резко встал. – Мне неловко вот так уходить, но мне пора вылетать. Я и так отменил предыдущий рейс ради нашей встречи.
– Мне жаль, что вам пришлось изменить планы, – сказал Уолтер тоном, в котором не чувствовалось ни капли жалости.
Мы оба встали. Кирк ответил:
– Ничего страшного. Это вообще не проблема.
– Хорошо. Замечательно. Спасибо, что пришли. – Уолтер пожал руку мне, потом Кирку. Наконец повернулся к Финчу и сказал:
– Ну что ж, молодой человек, можете возвращаться в класс.
– Да, сэр. – Финч поднялся. Посмотрел на отца, чуть выпрямил спину.
– Ты больше ничего не хочешь сказать, сын? – поинтересовался Кирк.
Финч кивнул, глубоко вздохнул, перевёл взгляд с отца на Уолтера.
– Я хочу сказать… что мне очень стыдно, я прошу прощения за все неприятности и готов к любым последствиям, какими бы они ни были.
Его слова казались искренними, и я поверила, что он в самом деле раскаивается. В конце концов, ведь это мой сын. Ему должно было быть стыдно.
Но когда Уолтер кивнул и чуть потрепал его по спине, я увидела в глазах Финча некую решимость. Что-то, что было во взгляде его отца, и отчего моя дрожь во всём теле усилилась.
Глава шестая
Лила
Заявляю официально – я ненавижу свою жизнь. Вообще всё, что в ней есть. Ну то есть, конечно, всё могло быть и хуже. Я могла быть бездомной, или смертельно больной, или жить в стране, где боевики обливают девочек кислотой, когда те идут в школу. Но если не сравнивать с такими серьёзными трагедиями, в моей жизни трудно найти что-то хорошее.
Во-первых, папа отругал меня за то, что я напилась. Он очень расстроился, и рассердился, и разочаровался во мне (последнее хуже всего). Во-вторых, вся школа увидела мою грудь. Но это ещё можно было пережить. Потому что папа всё равно рано или поздно простил бы меня, а фото, пусть даже унизительное, было, по крайней мере, красивым. Очень крутым и стильным, хотя я никому об этом не сказала. Даже Грейс, моя лучшая подруга, признала, что на этой фотке я шикарна. Волосы лежат идеально. А маленькое чёрное платье – просто огонь! Оно стоит тех денег, какие я заработала, сидя с ребёнком, – всех до единого цента! Такое впечатление, что я специально позировала… если не считать соска. Этот чёртов сосок всё испортил. И комментарий насчёт зелёной карты – как обидно для иммигрантов! Я подумала о семье Сайед, раньше жившей с нами по соседству. Это самые милые люди из всех, кого я знаю. Они стали гражданами Америки всего пару лет назад (я сидела с их ребёнком, пока они получали грин-карту), и я помню, какие гадости отпускали некоторые неудачники по соседству. Про то, что мусульманам здесь не место, и всё прочее. И это при том, что у нас были классные соседи – много художников и музыкантов, которые никогда не были ни грубыми, ни предвзятыми.
Конечно, я понимаю, почему расстроился папа – из-за соска и комментария. Я тоже. Но сердце мне разбило не это.
Во всём виноват Финч Браунинг. В которого я влюблена вот уже два года. Финч – такой популярный, что мне точно ничего не светит, и у него красивая девушка, Полли, такая же идеальная, как он сам. Влюбляться в него – пустая трата времени, но что я могла с собой поделать? Грейс, которая всегда старается мне помочь и иногда этим бесит, сказала, что это глупое увлечение. Ведь я его даже не знаю. Но мне казалось, я его знаю – так я пристально наблюдала за ним день за днём. Я знала, что Финч – спокойный и серьёзный, не то что его придурки-одноклассники, но у него отличное чувство юмора, он сдержанно саркастичен. Я знала, что он очень умный, что он отличник. Его шкафчик всегда в полном порядке, и салон машины тоже (я пару раз туда заглядывала). Он никогда не опаздывает и не врывается в класс со вторым звонком. У него всё под контролем. Но, конечно, меня притягивает не его «исполнительное функционирование», как говорят наши школьные психологи. Меня, как это часто бывает, притягивает что-то, чего я сама не могу понять.
Просто Финч такоооой клаааассный! Я обожаю его светлые волосы, и глубокие голубые глаза, и уверенную походку; в футбольной форме он такой секси, но даже и в школьной – тоже. Но больше всего я обожаю, как он смотрит на меня. Помню, как он посмотрел на меня впервые. В прошлом году, на третий день после того, как я перешла в эту школу. Мы были в столовой, относили на место подносы, он начал разговор со мной и улыбнулся. И я растаяла. Я всегда таяла, когда он рядом. Мне казалось, между нами что-то есть, даже что-то взаимное. Какие-то искры.
Спустя три месяца, когда я наконец призналась Грейс в своих чувствах к Финчу и в том, что он на меня смотрит, она сказала, что он просто так флиртует, и нечего строить иллюзии. Он никогда не бросит Полли. Но даже Грейс согласилась, что он не просто так смотрел мою страницу в Инстаграме и даже лайкнул несколько старых селфи. Мы обе решили, что я ему, по крайней мере, нравлюсь.
И вот в прошлую пятницу Бью пригласил нас на вечеринку. Мы с Грейс опять были в столовой, стояли в очереди за салатом, и к нам подошёл Финч.
– Привет, – сказал он, глядя прямо на меня.
– Привет, – ответила я, чувствуя, как умираю.
– Что вы, девчонки, делаете завтра вечером? – спросил он.
Я хотела сказать правду – что ничего не делаем, но Грейс меня опередила и ответила, что выбираем из нескольких вариантов.
– В общем, Бью собирает тусовку. Если вы придёте, будет классно.
– Ну, может, и заглянем, – сказала Грейс, как будто старшеклассники каждый день приглашают нас на вечеринки.
– Да, постараемся, – подыграла я.
На следующий день мы старались держать себя в руках, пока готовились к вечеринке, обсуждали по фейстайму, кто в чём пойдёт, и придумывали, что я скажу папе. Конечно, правду говорить было нельзя. Мой папа куда строже, чем родители Грейс, и я не могла так рисковать. Что, если бы он меня не отпустил или, не дай бог, позвонил родителям Бью, которые наверняка не в курсе этой тусовки. Я была наслышана о том, сколько этому Бью сходит с рук.
Как я и ожидала, чуть не разразился скандал, и я замучилась доказывать папе, что пойду делать уроки. В конце концов он меня отпустил, только сначала промыл мозг как следует на тему того, что надо быть осторожной.
И я была осторожна. Сначала. И Грейс тоже. Мы лишь чуть-чуть выпили, когда одевались у неё дома. По бокалу шардоне. Это было очень солидно, мы почувствовали себя совсем взрослыми и пообещали, что не напьёмся, не будем вести себя как идиотки, ну и всё такое.
Но когда мы пришли к Бью, я так разнервничалась при виде Финча, да ещё не в школе, что у меня закружилась голова, я забыла о своём обещании и принялась за виски с колой.
Большей частью мы с Грейс стояли на кухне и украдкой наблюдали за Финчем и его друзьями, которые хохотали и играли в «пьяное Уно». Каждые несколько минут к Финчу подходила Полли, то садилась на ручку его кресла, то наклонялась, чтобы шепнуть что-то Финчу на ухо или погладить по шее. На ней была джинсовая мини-юбка, белая майка на тонких бретельках и сандалии-гладиаторы; ремешки доходили до стройных лодыжек. Светло-рыжие волосы она заплела во французскую косичку, в ушах блестели бирюзовые серёжки, шею украшал кожаный чокер. Я до боли ей завидовала – честное слово, у меня заболела грудь, и я сказала Грейс, что хочу домой, но внезапно заметила взгляд Финча.
Он улыбнулся, и я улыбнулась в ответ. Грейс тоже это заметила и не на шутку разволновалась.
– Господи, – прошептала она, – да он же флиртует с тобой на глазах у Полли!
– Я знаю, – ответила я, не сводя с него глаз и чувствуя, как колотится сердце.
Потом, когда Полли принялась рассказывать Финчу подробности чьих-то там отношений, мы с Грейс поднялись наверх, в спальню Бью, где несколько человек курили вейп и слушали наркоманскую музыку. Мы тоже пару раз затянулись, выпили немного пива, которое Бью прятал в ванной, Грейс сказала, что здесь слишком вяло, и пошла обратно вниз. Мне захотелось спать, я пообещала скоро прийти, свернулась на кровати Бью и ненадолго закрыла глаза. Это последнее, что я помню, прежде чем отключилась. Следующий кадр – я сижу на полу туалета рядом с папой, меня рвёт и хочется плакать.
Глава седьмая
Том
Весь вечер Лила умоляла меня, как она выразилась, не стучать на Финча. Привела все возможные аргументы. Что я делаю из мухи слона. Что Финч – замечательный парень, и неужели мы хотим разрушить его будущее? (Лично я хотел.) Что если я раздую скандал, фото увидят ещё больше людей, и у неё самой будут проблемы в школе оттого, что она так напилась (ценное замечание, но я был готов на эти риски ради справедливости).
Я сделал вид, что подумаю над её словами, что ещё не принял решение, но в понедельник утром, стоя на парковке перед школой, битком набитой богатыми детишками, я ясно осознавал, что ни в коем случае так этого не оставлю. Иначе о каком самоуважении может быть речь?
– Хорошего дня, пап, – сказала Лила, выбираясь из машины и с мольбой глядя на меня.
– И тебе, солнышко, – ответил я, отводя взгляд. Она продолжала на меня таращиться, потом чуть слышно прошептала:
– Пожалуйста, папа, не звони сегодня в школу.
– Я тебя люблю, – сказал я в ответ.
– Я тебя тоже, пап. – Она закрыла дверь машины. Я смотрел, как она идёт, и чувствовал тошноту.
Когда она ушла, я поехал в мастерскую, но не сразу вышел из машины. Сперва я нашёл номер директора Виндзора. Лила называла его мистером Кво, и он вроде бы ей нравился, но после нескольких встреч он произвёл на меня впечатление заносчивого сноба. Я заранее готовил себя к худшему развитию событий, набирая его номер. Я не думал, что он открыто примет сторону Финча, но немного понимал, как устроен мир. Во-первых, они из одного теста. Во-вторых, таким, как Финч, всегда всё сходит с рук – и мы никак не в силах повлиять на эти обстоятельства.
Сжав зубы, я слушал ответные гудки. Потом подошла женщина.
– Кабинет мистера Квортермана, – сказала она.
– Позовите его, пожалуйста, – попросил я. Она сказала, что мистер Квортерман на собрании, спросила, не хочу ли я оставить для него сообщение.
– Да. Передайте, – сухо сказал я, – это Том Вольп. Отец Лилы Вольп. Старшеклассницы.
– Хорошооо. И… по какому вопросу?
Я рассердился. Конечно, эта женщина никак не могла знать, что произошло. И всё же её равнодушный тон меня выбесил. Я вдохнул поглубже и ответил:
– По вопросу непристойного фото моей дочери, сделанного учеником Виндзора.
– Что, простите? – спросила она таким тоном, словно я только что её оскорбил.
Чувствуя, как поднимается давление, я произнёс с нарочитой медленностью:
– Один из учеников Виндзора, юноша по имени Финч Браунинг, на вечеринке в выходные сфотографировал мою дочь, Лилу. Она заснула, и одна её грудь была видна. Потом он написал к фотографии расистский комментарий и разослал своим приятелям. Я очень недоволен и хотел бы обсудить этот случай с Уолтером Квортерманом. Сегодня.
– Да. Да, конечно, мистер Вольп, – сказала она, сменив тон на всерьёз обеспокоенный. – Я попрошу его с вами связаться. По какому номеру вам было бы удобно?
Я сообщил ей свой мобильный и положил трубку, не попрощавшись. Не прошло и минуты, как позвонили мне.
