скачать книгу бесплатно
Сладость или гадость?
Яна Гецеу
В одном черном-черном лесу, в черном-черном доме, в черную-черную полночь Хэллоиуна собрались ведьмы-писательницы и рассказывали до утра страшные-страшные сказки…А утром их и след простыл. Только книга эта осталась. Книга содержит нецензурную брань.
Сладость или гадость?
Дизайнер обложки Яна Гецеу
Редактор Яна Гецеу
Редактор Рита Альтер
Редактор Нади Мустафина
© Яна Гецеу, дизайн обложки, 2023
ISBN 978-5-0050-5787-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I СТРАШНЫЕ КУКЛЫ
Улыбашки
Юана Фокс @yana_yuana_writer
Капитан Даррен Дэниэл Доджсон-Хейз всегда был настоящим профи. Его репутацией можно было освещать путь к месту убийства вместо фонаря. Если б она светилась. Может, был бы толк от нее, а то в последние три месяца какой-то неведомый подонок попросту задницу этой репутацией вытирает!
– Что ж, Синклер! Вопрос всего один, – наконец, заговорил Даррен, зябко ежась в ночной холодище. Сырой туман так и полз за шиворот. Его напарник заметно напрягся. Видно было, что доктора вся эта загадочная трехомудрия напрягает почище самого капитана. Хейз и сам не рад был рот открывать. Тошнота подкатывала удушливым комком. Он нервно сглотнул, и торопливо заговорил снова:
– Да бросьте, Джеймс, мы с вами уже гребаный сезон бьемся на этом кровавом поле, неужто у вас до сих пор нет хоть какой-то, самой скромной медицинской догадки? Вы хотя бы взгляните на тело, доктор!
– О нет, – простонал Синклер. – Да бросьте вы сами, мистер Хейз, я вам и не глядя скажу: молодой мужчина, преположительно двадцати пяти – тридцати лет, отсутствие видимых повреждений и признаков насильственной смерти, и далее по списку… Черт, эти их гребаные лица, я ковырял их и так и эдак – они же совершенно натуральные, будто жертвы родились с ними! Дьявол их задери!
– Я почти уверен, тут не без него, – пробормотал Даррен, и наконец, заставил себя наклониться и посмотреть. Все ровно так же, как и у пяти предыдущих убитых. Обычное человеческое тело, нетронутая шея, никаких следов иглы или клея. Просто кожа, безупречно переходящая в лицо тряпичной куклы. Глаза-пуговицы, вышитая грубыми нитками улыбочка. И яркое пятно, кровавый отпечаток, будто кто-то поцеловал зловещего кадавра прокушенными губами. Надо ли обьяснять, почему над серией они работали унылым дуэтом, без команды? Бывалые вояки убегали в кусты поблевать, а то и увольнялись через две-три встречи с «улыбашками».
Даррен разогнулся:
– Доктор, а что вы скажете…
– Минуточку! – махнул ему Синклер: – Природа зовет!
Доктор исчез в темноте за кустами. Где-то совсем рядом заухала сова. Капитан от неожиданности отступил, и под ногой что-то хрустнуло. Он наклонился, и подобрал… тряпичную куклу! Точно такая же, вышитая зловеще-глупая улыбочка и глаза-пуговицы! Капитан едва сдержался, чтобы не отшвырнуть страшную вещь подальше.
– Отдай, это мое! – сказал суровый детский голосок. Даррен повернулся. Маленькая девочка, лет пяти или шести на вид, грязная, но слишком хорошо одетая для бродяжки, в одной красной туфельке не по сезону, подскочила к Хейзу, и прежде чем тот успел что-то сказать, выхватила куклу и помчалась в темноту. Хейза прошибло насквозь: парную туфельку сжимал в руке их первый «улыбчивый» труп!
– Стой, девочка, стой, я не причиную тебе вред, я из полиции! – заорал Хейз, и ломанулся вслед за ребенком. Выскочив из парка, девочка обернулась и зыркнув на капитана, распахнула дверь какого-то дома. Даррен, не глядя, что это за место, влетел за ней и замер. Тесная и душная спальня. Одинокая тусклая свеча робко бросает блики на лицо женщины. Высохший полутруп, изможденная, серая кожа, со следами изъеденной болезнью красоты.
– Элайза?! – ахнул Хейз, и не в силах стоять, осел на пол. Его бывшая любовница приподнялась на локтях, и не замечая Даррена, затянулась самокруткой. Сладкий и мерзкий запашок. Опиум. Женщина закашлялась, тяжело и страшно, изо рта ее хлынула кровь.
– Мама? – робко пролепетал голосок ребенка. Та самая девочка, что привела его сюда, только меньше ростом… Хейзу хотелось вскочить и помочь, но тело больше не слушалось его. Он мог только смотреть.
События побежали перед его глазами, словно в нетерпеливой детской игр. Какой-то слащавый молодчик, уводит ревущую девочку. Капитан безошибочно узнает этот бархатный жилет с блестящими пуговицами – первая жертва.
«Шлюха мертва, забирай котеночка!»
Расфуфыренный толстопуз хватает и лапает дитя: «Какая-то она тощая, я не дам тебе полной цены!». Жертва номер два.
«Иди-ка сюда, сладенькая… Дядя Том не сделает тебе ничего плохого, смотри, у меня есть конфеты!» Шоколадные батончики, полные карманы «улыбашки» номер три.
«Эй, поторопись-ка там, время!», коренастый блондин нервно поглядывает на карманные часы, что разбитые валялись рядом с бездыханным телом номер четыре.
«Ну, не плачь, малышка, я принес тебе куколку!» – тварь снимает шляпу, под которой багрово распывается родимое пятно. Отвратительное обрамление «улыбочки» номер пять. Девочка робко поднимает заплаканные глаза, и осторожно берет куклу. Волосы у ребенка золотые, словно спелая рожь… волосы Элайзы. Даррена трясет, внутри у него что-то с треском рвется, он рыдает в голос.
– Не мучай себя так, самое страшное вот-вот закончится! – ласково шепчет голос прямо в ухо капитана. Даже не глядя на нее, Дарри знает, кто это. Женщина, родная и знакомая до боли и кошмара, всем и каждому живому существу на Земле, садится рядом с ним, и ласково кладет руку ему на плечо.
– Смотри! – хитро и тепло улыбается она. Даррен смотрит туда, куда и она.
Отвратительный паук уже расстегивает штаны, бормочет что-то слюнявое. Даррен стонет, и кусает пальцы, от бессилия. Девочка завороженно глядит на куклу. Во тьме за спиной ребенка проступает та самая Женщина, что сидит сейчас рядом с Дарреном, и ласково-железными пальцами поглаживает его по плечу, говоря «сиди». Там, в аду, женщина целует девочку в макушку. Та вытягивается, как стрела, дрожь проходит через все ее тельце. Она зажмуривается на миг. Открывает потемневшие синие глаза. В них горит хищный, мстительный огонек.
– Давай сначала поиграем с моей куклой! – говорит она ангельским голосочком. Урод смеется, берет куклу в руки.
– Целуй! – требует девочка, и усмехается так, что мороз дерет Даррену хребет. Выродок подносит тряпичное тельце к лицу. Рожа его вытягивается, он хрипит и воет. Пока не замолкает, оседая на пол пятой жертвой. Даррен утирает мокрый нос, и глядит на Женщину с благодарностью и облегчением. Она улыбается ему в ответ мудро и тонко, и кивает.
– А дальше ты знаешь! – говорит она, и хлопает его по плечу, поднимаясь. Девочка вынимает куклу из мертвых рук, картинка растворяется в эфире.
– Погодите, леди Смерть! – хрипит Даррен пересохшим горлом. – Эта девочка, она…
– Твоя дочь! Оу, точнее, уже моя! Я не хочу, чтобы она жила с этим, ну, ты ж понимаешь, что ты за отец, Дарри!
Женщина отряхивает платье, и протягивает руку. Девочка выходит к ней из темноты. Даррен бестолково озирается. Он снова на месте преступления. Смерть и дитя уже разворачиваются, чтобы уйти.
– Но скажите хотя бы, как ее зовут? – в отчаянии кричит капитан.
– А, да, едва не забыла! – Женщина поворачивается, и протягивает ему папку, потертой старой кожи. – Здесь все, что тебе нужно – имена, подробности, детали! Отнеси это своим псам, начальство будет довольно! И не терзайся, Сьюзен простила тебя!
Даррен машинально берет папку, и повторяет, повторяет, как умалишенный на паперти:
– Сьюзен, Сью, моя девочка, господи, Сьюзен!
Женщина, похоже, потеряла к нему интерес. Она берет ребенка на руки, и что-то тихо ей шепчет. Даррен глядит на них глазами умирающей собаки. Ему хочется кричать, корчиться, умолять: заберите меня с собой, заберите меня!!
– Леди Смерть, еще одну секунду, прошу! – кричит он, и Она оборачивается к нему.
Вопрос, глупее не придумать, сам вырывается из пустомельного рта:
– Почему ты их целуешь, разве они этого достойны?
– Потому что я люблю вас всех, Дарри! Я Смерть, я милосердие и любовь!
Она посмотрела Даррену в глаза, и лишаясь чувств, он ухватил последние ее слова: «Увидимся, малыш!»
Туман укутал мокрой тряпкой, заливаясь в уши и рот, увлекая Даррена на дно, на самое темное и ледяное дно…
– Капитан? Даррен? Даррен, очнитесь ради бога!
Хейз с большим трудом открыл глаза. Доктор шлепал его по щекам нещадно, но капитан почти ничего не чувствовал
– Мне нужна бумага, мне срочно нужна бумага и карандаш, доктор! – бормотал он, озираясь. – Мы закрываем дело, ради бога, дайте мне бумагу!
Когда часы пробили восемь, капитан Даррен Хейз уже стоял в кабинете начальника полиции. Надменный, лысеющий усач всегда раздражал капитана, но сегодня ни одна нервная струна в нем не натянулась. Кажется, они вообще все оборвались навсегда.
– Не верится, Хейз, что вам наконец-то есть что сказать, по поводу причины смерти наших жертв!
– Забудьте об этих скотах, все равно цепочка убийств на этом обрывается, – сухо проговорил капитан. На вопросительный взгляд начальника он выложил на стол папку, и поверх нее свой рисунок.
– Вот настоящая жертва! Сюзанна-Мэдисон Литтл Эпплуайт, приемная дочь мелкого сквайра и кутилы, нашей первой жертвы. Ее мать, опиумная наркоманка, погибла на глазах у дочери. Тело еще не остыло, а отчим уже продал дитя своим толстосумным дружкам, как бездушную тряпичную куклу, как портовую шлюху и домашнее животное. К счастью, девочке удалось найти защиту и отмщение.
Старший инспектор, лысый черт, предостерегающе поднял руку:
– Такое ощущение, что вы оправдываете преступников, инспектор Хейз!
– Все подробности у вас на столе! – капитан кивнул на папку. Рот его горько кривился. – У вас еще есть вопросы по моему увольнению?
Инспектор только покачал лысеющей головой. Капитан Хейз отдал честь, и холодно отчеканил:
– Тогда желаю вам счастливо оставаться со всем этим дерьмом! И будьте вы прокляты со своей королевской полицией!
Он повернулся, щелкнув каблуками, и вышел вон.
– Слабак, – пробурчал его бывший начальник. Но капитан Даррен-Даниэль Доджсон Хейз не услышал его. Он уже растворился в непроглядном утреннем тумане.
Исчадие
Лиза Глум @lizaglum
Анютка встала на цыпочки, как учили на балетном кружке. Это не помогло достать с полки резного серванта то, что завлекло ее внимание. Но в свои восемь сдаваться она не привыкла, поэтому подтащила поближе колченогую помощницу. ?Иван Семенович застал шкодливую внучку в гостиной стоящей на самом краешке хлипкой табуретки. ?
– Осторожно, Анюш! – с невиданной для инвалида без ноги скоростью он похромал в противоположный конец комнаты. ?Но не успел. ?Едва девочка ухватилась за потертый корешок пухлой книги, табуретка под ней предательски развалилась. Спланировав на пол, девочка вдобавок за свое любопытство получила тяжелым изданием по макушке. И заревела. ?
– Жива, милая? – дед заревел вслед за внучкой, не справившись с пережитым страхом. ?
– Дед, возьми себя в руки, – не по годам деловито ответила Анютка, словно это и не она вовсе минуту назад слезы-сопли на кулачок наматывала. – Пошли чай с плюшками пить. И книжку посмотрим. Интересно, там есть картинки?
? – Ох, Анюш, не книжка это. Фотоальбом наш, семейный. ? – Во, что надо! Нам как раз на лето какое-то дерево задали нарисовать. Не которое в саду у нас растет. А на котором все наши предки повешены. ?
– Уж как скажешь! – дед попытался улыбнуться тому, как ребенок обозвал генеалогическое древо. Но его тело обожгло волной леденящей дрожи. Культя, на которую он сегодня еще не успел надеть протез, неприятно заныла. ?
Иван Семенович думал как-то отвлечь внучку от фотоальбома. Рановато ей. А ему всегда было тяжело перелистывать эти страницы, ох, тяжело. Но порвать, сжечь, выбросить – никак нельзя. Нужно помнить прошлое.
В конце концов, дед решил, что Аня имеет право знать. Если не он – соседи и их дети-внуки расскажут. Народ же историю их семьи в легенду превратил, страшную сказку. Пусть лучше от него узнает. Все равно должна знать, девочка же в роду.
Ох, как он тогда переживал, когда узнал, что внучка, а не внук родится. Даже микроинфаркт заработал. Но сын подумал, от волнения приятного. А если б Иван настаивать на прерывании стал, сын точно б его проклял. ?
Пожелтевшие черно-белые снимки хранили боль воспоминаний. Одно прикосновение – и словно мелкий разряд электричества она проникала через кончики огрубевшей кожи, достигая каждой клеточки старческого организма.
Дед усадил Анютку за круглый стол, налил чай и поставил тарелку с плюшками. Сам испек по случаю приезда внучки на каникулы. ?
– Шесть вечера – самое время для страшных сказок, – старик погладил Аню по недавно им заплетенным, но уже разлохматившимся косичкам. Что за ребенок – даже волосы у нее непоседливые!
– А мне мама с папой страшилки запрещают, – задумчиво проговорила Аня, но уже через секунду заговорщицки прошептала. – Но мы им не скажем.
– В детстве меня, как и тебя, привозили к деду. Вот он, с бородой на снимке. В этом доме он и жил. Сестра у меня была, Люда, на год постарше. Вот, – дед ткнул пальцев в другую фотографию, где были мальчик с девочкой чуть помладше Ани.
В детстве мы с сестрой часто играли в кладоискателей. В любом уголке дома, покрытом пылью и паутиной, нам грезились спрятанные сокровища. Вот как ты сегодня полезла на верхотуру за альбомом. Анютка потрогала шишку на голове. ?
– Больше всего мы любили исследовать чердак. Поднимаясь по той лесенке, что на террасе, мы словно переносились на машине времени в прошлое. И вечно оттуда что-то притаскивали. То какие-то старые письма и книжки. То шкатулку с украшениями. То игрушки, в которые играли, наверное, наши давние предки. ?
– Дееедааа! А почему ты меня не пускаешь на чердак? Я тоже хочу того… в прошлое.
?– Опасно там, очень. Потому, как только тебя ко мне привозить в гости стали, я сразу навесил я на дверцу от чердака амбарный замок.
?– Привидение там, да? Так я с ним подружусь! – Аня уже грезила, как лазает с фонариком по темному чердаку. ?
– Про каждую принесенную нами с чердака вещь дет рассказывал историю. Мы садились втроем вот за этим круглым столом. Он выключал свет, зажигал свечи. И начиналось самое настоящее путешествие в прошлое.
?Про то, как дед писал бабке письма из военного госпиталя. Как она надевала украшения на свои спектакли. Как в магазинах не было игрушек, и бабка шила-мастерила куколок, мишек для будущих детей.
Но однажды все изменилось. Мы как обычно копошились на чердаке. И тут Люда вскрикнула. Я оглянулся и увидел, что с ее мизинца капает кровь. Укололась обо что-то. Как сейчас помню – такой маленький пальчик и такие крупные алые бусинки одна за одной падали, впитываясь в старые доски пола.
Страшнее крови для Люды была только зеленка. Поэтому мы не стали рассказывать деду о ранке. Я крепко зажал сестре мизинец, и уже через минуту кровь остановилась. С того дня что-то странное стало происходить в доме. И в моей сестре. ?Анютка держала плюшку у самого рта, словно боясь откусить и пропустить хоть слово из рассказа. Дед унял поднявшуюся дрожь и продолжил: ?– На следующий день мы опять полезли на чердак. Люда стала тревожно озираться. Она говорила, что слышит какой-то стук. Как я ни прислушивался – не слышал. Сестра ворошила завалы вещей и книг, пытаясь обнаружить источник звука. Когда дед позвал обедать, я силой уволок ее с чердака.
Ночью я проснулся и увидел, что кровать Люды пуста. Я догадался, где ее искать. Поднялся на чердак и увидел в свете фонарика ее… Сестра одержимо ковырялась в старье. Но как она выглядела!
?Растрепанные волосы торчали в разные стороны. Лицо, бледное, как лист бумаги, было сплошь покрыто капельками пота. А глаза… полные жажды и одновременно отчаяния, помню, как сейчас. Она спросила: ?«Слышишь, ЭТО опять стучит?»
?Я не слышал. Похождения Люды продолжались несколько ночей. Потом сестра стала прежней. Спокойной и веселой. Однажды я увидел, как она разламывала на части своих кукол. И вытыкала им глаза дедовской отверткой.
А еще, у нее невесть откуда появилась странная игрушка. Тряпичная кукла с уродскими глазами-пуговицами, наряженная в черное платьице с белым кружевом. Волосы были сделаны из ниток, тоже черного цвета. ?Люда сказала, что нашла куклу на чердаке. Та якобы сначала просто стучала из-под пола, а потом просила ее освободить. Сестра несколько ночей ковыряла доски, пока не извлекла эту… прелесть. ?От куклы пахло не так, как от других находок с чердака. Не просто сыростью, а затхлостью, болотом, гнилью. Меня чуть не вывернуло наизнанку, когда я взял в руки Эльзу – так Люда назвала «подружку».
Я стал замечать в разных уголках сада кучки свежей земли. Однажды вечером увидел, как сестра ковыряется с лопаткой в кустах смородины. Я подождал, пока она завершит странное дело и уйдет в дом. ?Я ожидал обнаружить в ямке «секретик» – цветы под осколком бутылочного стекла. Я такими глупостями не занимался. Наверное, Люда стеснялась своей девчачьей сущности, вот и закапывала украдкой. ?Разрывавшие землю мои пальцы уткнулись во что-то… мохнатое. Понятно, сестра расправилась с очередной надоевшей плюшевой игрушкой. Интересно, медведем или зайцем?
?Но опустив глаза вниз, я увидел, что пальцы запачканы красным. Когда я еще немного разгреб сырую землю, то увидел… котенка. Бездыханное полосатое тельце было выпотрошено, глаза – выколоты. ?Это был котенок соседей. С утра их дочка «кискала» в поисках питомца. Оказывается, Люда его убила… Что пушистик ей сделал? Деду я пока решил ничего не рассказывать. Но с сестрой надлежало поговорить. По-мужски. ?Когда Люда поняла, что я все знаю, в глазах ее застыл ужас. Она бросилась мне в ноги, рыдала, умоляла ничего никому не рассказывать. Говорила, что Эльза была голодна, просила ее покормить. ?Я взял с сестры обещание, что этого больше не повторится. Несколько дней я внимательно следил за ней, но та ничем подозрительным больше не занималась. А потом произошла трагедия пострашней разодранного котенка. Продолжать?
?
Аню впечатлила история про котенка, и глаза ее наполнились слезами. Но девочка громко сглотнула жалость и кивнула – до того было интересно узнать дальше. ?
– Однажды ночью я проснулся от того, что мне стало тяжело дышать. Я открыл глаза и увидел прямо перед собой эту чертову куклу. Но теперь она была размером с человека! Глаза-пуговицы смотрели прямо на меня, казалось, проникая в самое нутро и заставляя все внутри сжиматься в клубочек.?Я схватил куклу за тряпичные руки, набитые ватой, но те оказались на удивление твердыми. Ладошки без пальцев все сильнее обхватывали мое горло. Не в силах позвать на помощь, я мог только хрипеть. Зато нарисованный рот Эльзы зашевелился и чавкающе произнес: – Накорми меня! Я голодна!
