Милостью Божьей

Трудно сказать, кем я ощущала себя, принцессой или Золушкой, грань была тонка. Домашние обязательства не тяготили меня, я все делала быстро – Золушка. Мылась под холодным нашим краном и шла гулять. И лестница наша гулко звенела под моими босоножками. Уже принцесса.

У меня в душе постоянно жила радость. Я улыбалась миру, как у Монтеня, и мир в ответ улыбался мне.

Той весной это было, или память перенесла этот осколок из другого времени? Мы с мамой бежим к троллейбусной остановке, опаздываем в театр. Выбегаем на Энгельса, и тут какой-то молодой человек протягивает мне букет цветов.

Мы останавливаемся, какие-то секунды я медлю – может, это розыгрыш, он сейчас попросит деньги, или скажет грубость? Мама стоит рядом и молчит.

Беру букет, говорю спасибо, разрешаю поцеловать руку, и мы бежим дальше. Цветы отдаю актрисе, которая долгие годы играла все главные роли в нашем театре.

Назавтра мама рассказывает тете Иде:

– Стою и думаю, что же она сделает? Поступила, как принцесса, взяла цветы, была исполнена достоинства…

Они смеются, и я вместе с ними:

– А что, по-вашему, я должна была делать?

– Всё правильно!

11. Весенние каникулы

Сижу перед маминым трельяжем, смотрю в мутную глубину его зеркала. Тугие косички, бантики возле ушей, кудряшки на висках. А может, лучше косички не завязывать, пусть просто лежат на спине? Их можно не доплетать до конца, ниже бантиков будут локоны.

И подходит мама. Эта нелепая сцена и сейчас у меня перед глазами… Подходит и молча отрезает мне косички над плечами! Я смотрю потрясённо – то в зеркало, то на неё…

– Мама, что ты сделала! Как ты могла, смотри, на кого я похожа! Что я теперь буду делать с волосами?

– Делай, что хочешь, сколько можно ходить с бантиками!

Я остаюсь перед зеркалом. На меня смотрит какое-то чучело, волосы торчат во все стороны, а меня ждут у Лильки!

Пытаюсь как-то привести их в божеский вид мамиными шпильками и заколками, они не слушаются, падают на лоб и на плечи…

Я просидела у зеркала все весенние каникулы. Меня явно не хватало подружкам, они прибегали, звали гулять или в кино, кто это в шестнадцать лет сидит дома на весенних каникулах?

– Как это у тебя ничего не получается с волосами? Они же красивые, вьются. Давай, я попробую!

Послушно сижу и смотрю, как ловкие Лилькины руки перебирают мои прядки.

– Понимаешь, у тебя волосы отдельно, а лицо отдельно, они не сочетаются!

– То-то и оно… Что же делать?

– А мама что говорит? Она знает, что за все каникулы ты ни разу не вышла из дома?

– Она же на работе…

– Но вечером она спрашивает, где ты была, что делала?

– Нет, она не спрашивает.

Только перед школой я стянула волосы двумя заколками за ушами, и это стало моей причёской до самого института. А там я узнала, что обычная стрижка стоит копейки.

Насколько же мама чувствовала меня своей собственностью всю мою жизнь! Попробовал бы кто-нибудь устроить такое современной шестнадцатилетней девчонке, да она из дома бы ушла!

Я не ушла из дома, хотя очень хотелось.

Его звали Семён Львович. Он приходил к маме чаще по выходным, она переодевалась, и они шли куда-нибудь. Мама никогда не сажала его с нами за стол, и вообще старалась поскорей увести из дома.

Он был невысок, широк в плечах. Как сейчас вижу его волнистые волосы, тронутые проседью, умные грустные глаза.

Мы разговаривали, пока мама переодевалась. Как-то спросил, что я знаю об истории евреев. Ничего я не знала, конечно. Он был очень удивлён.

– Вы не читали Фейтвангера? Как вам это удалось?

– Зачем ты морочишь ей голову, она растёт в другой среде, в другой литературе. Пусть будет нормальной русской девочкой, чтобы ей было легче жить, чем нам с тобой.

Фейтвангера я прочла залпом, том за томом, впитывала в себя этот неведомый и прекрасный мир. Тогда я впервые почувствовала себя еврейкой. Но я же выросла на русских сказках, на Пушкине, на русской, исконно русской литературе! Как это совместить? Кто же я, какая я?

Жила в еврейском квартале, в классе у нас было, наверно, половина еврейских девочек. В детстве никогда не сталкивалась с антисемитизмом, и это в ту пору! И в институте миновало, началось на работе. Но в полной мере мне дали почувствовать, что я чужая, в писательской организации. Ещё как дали понять, что мы не одной крови!

Но когда это ещё будет! А пока я читаю историю своего народа и чувствую, что я и его частица, так же, как русского. И это на всю жизнь.

Я каждый день иду мимо Синагоги по Газетному. И как-то меня останавливает пожилой человек.

– Почему вы никогда не заходите? Это самое страшное, что никому из еврейской молодёжи не нужна собственная история. У нас огромная библиотека, но никому это не нужно.

– Я не знаю еврейского языка, – говорю виновато.

– Можно было бы устроить чтения, я бы переводил с листа…

Я молчу, мне очень интересно, но я боюсь. Чего? Переступить какую-то грань?

Не помню, на втором или на третьем курсе я спросила у мамы:

– Как поживает Семён Львович?

– Я давно его не видела. Он пропал куда-то, когда шло "дело врачей".

– Он же не врач!

– Он еврей.

12. Музыка

Когда в моей душе начала звучать музыка, я не помню. Она вошла мне в душу не сразу, как театр, раз и навсегда. Нет, подступала исподволь, пропадала, не находя отзвука, и возвращалась вновь.

Наверно, только в десятом классе душа моя вдруг проснулась для музыки.

Чёрная тарелка репродуктора обладала прекрасным вкусом. Театр у микрофона, все известные оперы, а сколько музыки, сколько музыки!

Пела я только дома, когда меня никто не слышал, твёрдо помнила, что слуха у меня нет. Но я запоминала музыку, легко узнавала с первых нот вступления!

Как-то на переменке Римка стала напевать «Рассвет на Москве-реке». Его только накануне передавали по радио, я бежала из кухни в комнату, и остановилась, как вкопанная.

– Что это? – спрашивает Римма.

– «Рассвет на Москве-реке».

– Откуда ты знаешь?

– Оттуда, что и ты. Его вчера передавали по радио.

– Но ты никогда не говорила, что любишь музыку!

– А зачем об этом говорить…

Филармония, Первый концерт Чайковского.

Недавно я снова попала на этот концерт в Кисловодске. Очень волновалась, что после всей музыки, что легла мне на душу за жизнь, эта не тронет…

Играла беленькая девочка, такая хрупкая, как эльф, за огромным роялем, и оркестр во всю сцену. Она окончила здесь музыкальную школу, и приехала из консерватории на первый в жизни сольный концерт. Зал переполнен, – ученики музыкальной школы, преподаватели, друзья, родители друзей. Она хорошо играла, не старательно, а хорошо, и моя душа опять плакала и пела.

А тогда…

В зале и мама, и Римка, и Олег, он ходил за мной, как тень, весь десятый класс.

И душа моя – то плачет, то ликует, как будто я на сцене. Нет, не дирижер, не музыкант, маленькая скрипка, даже не первая. И все звуки исходят из моей души, отражаются от стен, от сводов, от замершего зала, и возвращаются ко мне. И опять я заливаюсь слезами, слезами счастья.

Музыка – это чудо, главное, что есть на земле.

– Мама, неужели всё пропало, зачем ты тогда послушала меня? Может, ещё не поздно, и я могу учиться? Только не фортепьяно, скрипке.

– Для скрипки нужен абсолютный слух. Сколько я сил потратила, но у тебя все мысли были в книгах!

– Но может, сейчас?

– Сейчас тебе надо думать об аттестате зрелости. И ты слишком эмоционально воспринимаешь музыку. Нельзя.

Помню удивленное Римкино лицо и озадаченное Олега.

Через несколько лет – может, снова Первый концерт, или просто зал в Филармонии, я ходила туда не реже, чем в театр! И стихи…

Симфония

Такая ошибка, такая ошибка,Что я – в этом платье,Что я – в этом зале,Ведь я только скрипка,Певучая скрипка,Которую простоВ оркестр не взяли.Седой дирижёр —Что ж, наверное, прав он —Я даже не знаю нот…Неграмотна скрипкаКак солнце, как травы,Сердцем она поёт…Но дирижёрской палочкойОн оживил оркестр,И половина залаЧуть-чуть привстала с мест,И добрым став, и юнымОн разрешил – войди!И я вхожу…И струны поют в моей груди!Вы подождите, люди,Лишь несколько минут —Я знаю, это чудоСимфонией зовут,Я знаю – в ней смешалисьЧисты и горячиИ голубые дали,И алые лучи,И слёзы, и улыбка…Но это всё для вас!А я ведь – только скрипка,Такою родилась,То плавность,То стремительность,И только сердце рвётТо паузы томительность,То взлёт высоких нот,И кажется, что скороНе выдержит оно,Не выдержит ни горя,Ни радости земной…Но палочка устала,Последний раз взметнулась,И половина залаПрерывисто вздохнула,И я иду, счастливая,Счастливая, усталаяВо мне ещё мелодияЗвучать не перестала,Прикрыв её ладоньюКак пламя у свечи,Несу её по улицам,Несу её в ночи…

Много лет после института, первая книжка стихов давно вышла, вторую никто и не собирается печатать, и никто не хочет меня знать. В своём КБ я белая ворона – надо же, пишу стихи!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.