Сестренка

Задыхаясь, взобралась она наверх и увидела ребёнка. Он лежал совсем близко от опасных кустов, за которыми скрывался обрыв. Лежал почти совсем голенький, в одних трусиках, даже без шапочки и туфелек.

Галина Ивановна бросилась к ребёнку, подняла… Ох, да это маленькая Саня Малиновская, племянница Масловых!

Как она тут очутилась? Но спрашивать было нельзя: Саня лежала еле живая. Галина Ивановна чуть сама не заплакала, так ей было жалко маленькую девочку, у которой не было сил даже подняться с земли. Личико красное, опухшее от слёз, губы пересохли, спинка обожжена солнцем… Бедная, бедная, сколько же времени она тут мучилась совсем одна?

Галина Ивановна схватила Саню на руки, прижала к себе. Саня закрыла глаза и обняла её за шею. Вздохнула и прошептала:

– Мама, возьми меня отсюда!

Это была мама. Не её, а Катина, но всё равно: она мама.

А когда приходит мама, – всё плохое кончается и становится хорошо.

И в самом деле, всё стало хорошо.

Саня была дома. Саня лежала в постели, вымытая, накормленная, с компрессом на голове, с перевязанной ножкой.

В квартиру заглядывали люди, радовались, что девочка нашлась, что опять всё благополучно.

А возле Саниной постели сидел Женя. Он ещё не совсем успокоился, ему не верилось, что Саня здесь и всё горе кончилось.

Саня спокойно заснула. Женя осторожно дотронулся до неё, оглянулся на маму и засмеялся: «Вот она, здесь!»

А как хорошо стало в комнате: уютно, весело. Будто праздник настал. А всё оттого, что в семью вернулась маленькая сестрёнка.

ГРОЗА

К вечеру на солнце наползла толстая серая туча. Она всё ползла и распухала и скоро затянула всё небо, – будто его покрыли лохматым одеялом. Стало хмуро, сумрачно.

Занятия в детском саду кончились. Родители торопились забрать детей, чтобы успеть дойти до дому, прежде чем пойдёт дождь. Марина Львовна отправила домой старших, и скоро в детском саду остались только те дети, которые жили там всю неделю и уходили домой на воскресенье.

Пришла ночная няня. Марина Львовна была теперь свободна и тоже пошла домой. Но сперва она зашла в ясли, через дорогу от детсада, и сразу из воспитательницы превратилась в «мамашу»: как и другие мамы, она закутала свою крошечную дочку Танечку и бегом понесла её домой.

На улице было тихо и сумрачно. Замолчали даже воробьи. Всё притаилось, умолкло перед грозой.

Внезапно налетел ветер, сверкнула синяя молния, раскатился гром. Марина Львовна еле-еле успела добежать до дому.

Только закрыла за собой дверь, как пошёл дождь.

Марина Львовна передала Танюшу бабушке, умылась, переоделась и села пить чай. Она устала за целый день работы с детьми, ей очень приятно было отдохнуть дома, побыть немножко со своей собственной дочуркой и со своей мамой.

А на улице разыгралась гроза. Молнии вспыхивали одна за другой, гром гремел не переставая. Был уже не дождь, а ливень. В окна хлестали целые струи, потоки воды.

Снаружи по железному подоконнику прыгали ледяные горошины, бились в стёкла. Улица побелела, как зимой.

– Слышишь, мама? – сказала Марина Львовна. – Где-то градом стекло выбило! Надо идти. Где мой плащ?

– Куда ты пойдёшь? Буря на дворе! – сказала её мама.

– Вот именно! Слышишь, как воет? И град стучит, и гром гремит. Малыши, наверное, перепугались. Ведь страшно! А что, если и у них градом стёкла выбило?

Она накинула платок и выбежала на улицу. Ветер кинулся на неё, чуть не сорвал с головы платок. Марина Львовна свернула к детскому саду. Теперь ветер дул ей в спину. Он просто подхватил её и понёс. Остановиться нельзя, идти – и то нельзя, приходится бежать.

Град перестал, но дождь лил и лил; впереди сплошная водяная стена. Ветер выл, как волк. Даже Марине Львовне неприятно было слушать этот вой, – а как же детям?

Марина Львовна вошла в дом. Ветер сам захлопнул за ней дверь.

В спальне тихо. Никто не кричит, не плачет. Неужели спят?

Марина Львовна на цыпочках вошла в спальню. Нет, дети не спали, а лежали спокойно в кроватях, потому что вместе с ночной няней по проходам ходила старенькая заведующая детским садом, и они вместе успокаивали детей. Заведующая пришла ещё раньше Марины Львовны.

С кровати в уголке приподнялся Витасик и поманил Марину Львовну к себе. Она наклонилась к нему.

– Что ты не спишь, маленький? – шёпотом спросила она. – Ты не бойся, это гроза. Она пройдёт, и опять будет тихо, и солнышко утром, как всегда…

– Там, за окошком, что-то летело, – прошептал Витасик. – Что это было?

Вдруг Марине Львовне показалось, будто кто-то швырнул в стёкла пригоршню камешков.

– Град! – сказала она, подойдя к окну.

– Листья, ветка, а может, ветер унёс тряпку или бумажку. Больше ничего не могло лететь.

– А… а я думал – Мотька. Его ветром несёт, а он летит и боится, летит и мяучит. Жалко, да?

– Нет, нет, Мотька спит на кухне у плиты. Ляг, я тебя укрою.

Витасик успокоился и сразу заснул.

НОЧНАЯ БЕДА

Женя и Саня приютились рядом в уголке дивана. Саня боялась. Ей представлялось, что огромный, злой великан сердито рычит и бранится там, за окном.

– Зачем он рычит? Я не хочу, – капризно говорила она. – Не надо так делать! Он плохой!

Но Женя никак не мог сделать так, чтобы гром перестал греметь.

Ему и самому не нравилось, когда будто над самой головой бухало, а потом небо точно раздиралось пополам со страшным треском. Но он храбрился и говорил Сане:

– Да ты не бойся, смотри, я же не боюсь!

Мама шила на швейной машинке, папа что-то писал.

Вдруг кто-то сильно постучался. Пришла Дашенька, мамина помощница.

Женя её не сразу узнал. Дашенька всегда была чистенькая, аккуратная, а сейчас с неё текла вода, на лице брызги грязи, сапоги в глине.

Дашенька пришла с плохой вестью: случилась беда. На мамином пятом птичнике буря сорвала часть крыши, как раз над тем местом, где помещаются самые маленькие, суточные цыплята!

Если не закрыть дыру, – дождь зальёт цыплят, они утонут. А их там сотни. Надо бежать, спасать цыплят.

Саня и Женя испугались. Сане было жалко цыплят, а Жене – маму. Она любила цыплят, берегла их. За это её портрет повесили на красную Доску почёта. А что ж теперь будет?

Мама ничего не говорила. Быстро закутывалась в платок, натягивала на ноги резиновые сапоги.

Папы уже не было. Женя даже не заметил, когда он ушёл.

– Мама, я с тобой! – попросился Женя.

– А я? – заплакала Саня.

И Жене пришлось остаться с ней. Теперь её никогда не оставляли одну – боялись, что опять потеряется.

Мама велела детям идти к Левашовым. Катя Левашова с мамой жила в этом же доме, этажом выше. У самой их двери Женя и Саня встретились со Светланой Кожиной и её мамой. Мама Светы уже знала, какая беда случилась на пятом птичнике, и спешила туда помогать. Отца не было дома, и Света боялась оставаться одна в такую грозу.

Светланина мама ушла. Галина Ивановна усадила детей, сунула им лото с картинками, а сама тоже стала одеваться.

Катя увидела это и закапризничала. Вцепилась в маму, плачет, не отпускает.

– Да вы же не останетесь одни, я сейчас кого-нибудь пришлю посидеть с вами! – уговаривала мама Катю. – Там же людей не хватает! Может, и на других птичниках что-нибудь случилось! Пусти же, Катенька! Нехорошо!

Все, кроме Кати, согласились посидеть одни и подождать, пока кто-нибудь придёт. Только Катя ничего не хотела понимать, кричала, топала ногами, хватала мать за платье… Наконец Галина Ивановна рассердилась, вырвалась из дочкиных рук и ушла.

– Стыдно, дочка! – сказала она на пороге.

Катя бросилась на кровать и бормотала сквозь рыдания:

– Ушла… бросила! Цыплят жалко, а меня не жалко… Тут и Женя рассердился.

– Твоя мама пошла помогать моей маме. И очень хорошо. И молчи, не реви!

Вдруг в комнате погас свет. Стало темно.

Катя завизжала – теперь уже от страха. Саня позвала:

– Женя, иди ко мне скорее!

Женя ощупью нашёл Саню. Она быстро, как мышонок, забралась к нему на колени и уцепилась за него.

– Ты что, боишься? – спросил Женя.

– К маме хочу, – жалобно прошептала Саня. – Женя, где моя мама? Почему она не приезжает? Почему так темно?

Женя стал её успокаивать:

– Ну и что ж, что темно? Это пустяки! Сейчас опять зажгут свет. Я же тут, – чего ты боишься?

Он так говорил, а самому было страшновато. А что, если свет не загорится? Что, если придётся всю ночь до утра сидеть вот так, в темноте?

– Ой, как нам плохо! – грустно сказала Света Кожина.

Заскрипела лестница. Кто-то поднимался к ним. Ближе, ближе… Кто это? Дети замерли, притаились.

Открылась дверь. Знакомый голос сказал:

– Признавайтесь, – кто тут хныкал?

– Марина Львовна! – завизжала Света. Натыкаясь на стулья, она в темноте добралась до Марины Львовны и повисла у неё на шее.

– Погоди, – сказала Марина Львовна. – Кто тут ещё есть?

– Я, я, я! – отозвались остальные.

– Сидите на месте, сейчас будет светло. Катя, ты хозяйка, говори, – есть у вас свечка?

– Е… есть, – ответила Катя ещё сквозь слёзы. – На кухне, в ящике…

И вот на столе горит свеча, колеблется маленький тёплый огонёк.

Марина Львовна сидит на диване. Саня приютилась у неё на коленях. Рядом тесно уселись остальные.

Гром ещё громыхает где-то вдали. Дождь ещё стучит в окно. Ветер нет-нет, да и рванёт раму. Но всё это уже пустяки.

Горит свеча, сидит с ними Марина Львовна, и Света уже смеётся и рассказывает, как Катя сунула голову под подушку и колотила ногами по кровати, обидевшись на свою маму.

– За что ты на неё обиделась? – спросила Марина Львовна.

– Да, она нарочно ушла, меня бросила… – пробормотала Катя, надув губы.

– Она прибежала ко мне в детский сад, просила прийти сюда, чтобы тебе и им было не страшно, – тихо сказала Марина Львовна. – И потом побежала спасать цыплят. Я шла сюда к вам и видела, как на пятый птичник со всех сторон бежали люди, несли фонари, доски, молотки… Наверное, это тоже всё злые люди, они бросили своих бедных детей в тёплых комнатах и сами ушли из дому на дождь и ветер только для того, чтобы детям было плохо, – так, Катюша?

Тут и Катя поняла, что сказала большую глупость. Она покачала головой и засмеялась. И сразу стала прежней, весёлой Катей.

Они сидели у огонька и вели тихий, серьёзный разговор. Марина Львовна сказала: это правильно, что люди пошли спасать цыплят. Государство им поручило беречь и растить цыплят – и они сберегут, даже если их глупенькие дочки и будут хныкать…

– Всем что-нибудь поручено, и каждый должен это делать хорошо, – сказала Марина Львовна. – Вот мне поручили смотреть за вами и растить вас. И я тоже оставила дома свою Танечку… А мне очень хотелось побыть с ней, – я ведь её так мало вижу. А я вот вместо этого сижу тут и болтаю с вами, а вам всем уже давно пора спать. Вон Саня совсем засыпает.

Тут вспыхнул яркий свет, Сонная Саня широко открыла глаза и сказала:

– Ага!

Все засмеялись. Марина Львовна скомандовала:

– Всем спать!

Женя свёл Саню домой, раздел и уложил её. Она совсем засыпала. Он укрыл её и стал ложиться сам.

Света осталась ночевать у Кати.

Марина Львовна проверила, как легли дети, немножко посидела с каждым. Потом она обошла все три квартиры – Кожиных, Масловых и Левашовых – и из каждой квартиры взяла чайник.

В кухне Масловых наколола растопок, затопила плиту и поставила греться чайники и вёдра с водой.

Люди сейчас работают на пятом птичнике под дождём, на холодном ветру. Вернутся домой усталые, мокрые, озябшие. Пусть вымоются тёплой водой и напьются горячего чаю.

Буря утихала. Дождь переставал. Дети спокойно заснули: Марина Львовна обещала им, что не уйдёт, пока не вернутся родители.

На пятом птичнике почти до утра стучали топоры, раздавались голоса; там люди спасали цыплят.

КАМЕННЫЙ МОСТ

А утром опять сверкало солнышко, прыгали по дорожкам воробьи, ссорились на деревьях галки. Будто не было никакой грозы и бури.

Только на улицах ещё стояли лужи, дороги были засыпаны сорванными листьями и ветками. А небо синее, чистенькое, будто вымылось вчерашним дождём.

Дети приходили в детский сад, и каждый рассказывал что-нибудь интересное про вчерашнюю бурю. Сколько она наделала всяких неприятностей! В доме у Коляши градом выбило стёкла. Как раз напротив окон Лизы Бутенковой буря повалила большую берёзу; берёза сломала заборчик палисадника и уткнулась ветками в Лизины окна. А самое главное – берёза перегородила улицу, и уже нельзя было по ней проходить: надо или перелезать через берёзу, или подползать под неё. Лиза, конечно, перелезла.

У одной бабушки ветер унёс бельё с верёвок и раскидал что куда: полотенце – на дрова, простыню – на дерево, а одну рубашку закинул на крышу.

Самое же интересное было то, что пятый птичник ночью починили и цыплят спасли. Пожалуй, не удалось бы их спасти, если бы не Женин папа и не Светланин отец, Петрович. Ведь крышу сразу не починишь, – это дело долгое, а дождь всё время льётся и льётся на малюток-цыплят. А Женин папа и шофёр Петрович притащили на птичник большой брезент – непромокаемую покрышку, которой покрывают грузы в грузовиках, чтобы они не вымокли от дождя. И вот этот брезент люди подвесили на верёвках под дырой в крыше. Пока чинили крышу, дождь лил не на цыплят, а в брезент, как в огромную лоханку. Очень умно придумано, – правда?

Женя и Света так гордились, как будто не их папы, а они сами догадались подвесить брезент.

Оказывается, Андрей Фоменко сам видел, как чинили крышу на пятом птичнике. Этот отчаянный Андрей убежал ночью из дому в самую грозу! Он весь промок, но добрался до пятого птичника.

Размахивая руками, он рассказывал, как директор совхоза тащил на крышу доску и кричал: – Поддавай! Веселее!

– А ещё? Что ты ещё видел? Дальше рассказывай! – требовали ребята.

– Я домой пошёл, – неохотно ответил Андрей.

– Почему? – Никто не мог понять, как можно было уйти домой, когда видишь такие дела.

– Эх ты! Я бы ни за что не ушёл! – сердито сказал Женя.

– Ещё как бы ушёл, – хмуро сказал Андрей. – Если бы тебя так схватили, как меня папа схватил, да унесли бы, – так тоже бы ушёл. Я хотел потом опять прийти, да они штаны и сапоги спрятали и дверь заперли. Не очень-то убежишь.

В детском саду гроза тоже устроила беспорядок: прибила к земле цветы, засыпала все дорожки листьями и мусором. Дети всё утро чистили дорожки, подвязывали стебельки.

Потом пошли к одному овражку за песком для дорожек. В этом овражке был очень красивый песок – красноватый.

У самой калитки детского сада образовалась лужа. Кто-то положил посреди лужи кирпич, чтобы не нужно было обходить её кругом. Хороший человек положил этот кирпич. Очень удобно прыгать на него, а с него – на дорогу.

С ведёрками и тачками, полными песку, дети возвращались домой. Дошли до большой дороги. Посреди дороги стояла бабушка Сорокина, утятница. Стояла она задумавшись и будто поджидала детей.

У неё случилась неприятность. В этом месте на дороге была впадина между двумя подъёмами, и в этой впадине после дождя сделалась вязкая глинистая топь. Её никак не обойти с одной стороны забор, а с другой – огороды.

Бабушка пробовала перейти топь, но только увязила галошу и вернулась Галоша осталась в грязи и чернела посреди жёлтой лужи, как корабль, погибающий в море.

Бабушка печально смотрела на неё и не знала, как быть.

– Деточки, дайте мне лопаточку, – попросила она. – Может, я её лопаткой подцеплю.

Но лопатка не помогла. Марина Львовна – и та не смогла подцепить ею галошу.

Бабушка Сорокина горевала. Ей некогда было стоять возле лужи, она торопилась на склад, за утиным кормом.

Понятное дело, Женя или Андрей могли бы в одну минуту достать эту несчастную галошу: снял сандалии, полез босиком в лужу – и готово. Но разве Марина Львовна позволит? И думать нечего.

И тут Женя вспомнил про кирпич в луже возле детского сада. Он огляделся вокруг и нашёл то, что хотел: на краю огорода длинной цепочкой лежали камни. Женя бегом принёс камень и бросил в топь. Бросил близко к берегу, с него не дотянуться до галоши. Но Андрей уже догадался и бежал с другим камнем, а Света Кожина тащила ещё два. Хватит!

В жёлтой глине протянулась цепочка камней. Женя запрыгал по ним и достал галошу.

Бабушка Сорокина очень обрадовалась и стала благодарить. А потом попросила:

– Накидайте, милые, ещё чуточку, чтобы мне перейти посуху. За эти камешки люди вам спасибо скажут.

Бабушка ушла в двух галошах.

Малыши Коляша и Маня стали бросать в лужу крошечные камешки.

– Не туда бросаете, – сказал Женя. – Надо к нашим камням!

– Через всю грязь сделать настоящий мост! – крикнул Андрей.

– Как сухая дорожка, – сказала Светлана.

Дети с опаской посмотрели на Марину Львовну: позволит ли она? Большая дорога – это ведь не место для прогулок, и неизвестно, можно ли на ней что-нибудь строить, особенно детям.

Но Марина Львовна сама заинтересовалась этим делом; ей тоже захотелось строить мост. Чтобы не было лишней толкотни, она назначила Женю и Андрея инженерами: они одни будут укладывать камни. Остальные, строители, будут доставлять материал и помогать.

Пошла работа. Как-то сразу всё наладилось. Андрей выбирал подходящие камни и укладывал их, Женя засыпал мелкими камешками промежутки между большими. Андрей махал руками и кричал, как вчера директор на птичнике:

– Подавай! Веселее! Товарищи, веселее! Тот, плоский давайте, рогатого не надо!

Женя молча бегал взад-вперёд по мостику, носил в пригоршне камешки, высыпал и бежал за новыми. Камешков нужно было много, так много, что носильщики еле поспевали их доставлять.

Им же надо было бегать к огороду и обратно. А камни тяжёлые, много сразу не принесёшь.

Хитрая Лиза Бутенкова придумала замечательную вещь. Она разыскала где-то лист старого железа, и вот они с Катей Левашовой привозят на листе, как на санках, по целой куче камней.

Умница Витасик: маленький, а какой сообразительный: он один камень в руках несёт, а другой катит по земле ногами. Молодец!

Усерднее всех работает Саня: она ходит от огорода к Жене и от Жени к огороду, как машина. Принесёт, отдаст Жене в руки, повернётся и марш к огородам! Иногда спрашивает:

– Хорошие? Сейчас ещё лучше будут!

Всё дальше и дальше ложится через топь широкий каменный мост. Вот он уже подходит к другому берегу лужи.

Вот уже Андрей смог перепрыгнуть с моста на сушу.

Ещё совсем немножко, ещё чуточку – и последние камни легли на сухое место.

Мост готов!

Подумать только: каких-нибудь полчаса назад здесь была непроходимая лужа, в ней галоша утонула. А сейчас – пожалуйста, вот вам сухая дорожка, идите кто хочет, даже сапог не запачкаете!

Весь детский сад прошёлся по мосту несколько раз. Никто, даже самые маленькие, не запачкали сандалий. Очень хороший, крепкий мост.

– Марина Львовна, – попросила Света. – Можно нам этот мост засыпать нашим красным песком? Он будет такой красивый!

– Главное – прочный, – сказал Андрей. – Марина Львовна, обязательно надо засыпать.

– Ну что ж, – сказала Марина Львовна. – Раз инженеры говорят, что нужно, – значит, нужно. Придётся сыпать.

Высыпали на мост весь песок до последней песчинки. Для себя можно набрать потом, даже завтра. Здесь песок нужнее: по этому мосту люди будут ходить на работу.

Когда мост посыпали красным песком, он стал таким прекрасным, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Даже не верилось, что это сделали не взрослые, а дети.

Кончили работу, но уходить никому не хотелось: ведь нужно же было посмотреть, как люди будут ходить по мосту.

Кое – как вытерли грязные руки травой и сели ждать прохожих на брёвнах, у какого-то сарайчика поблизости.

Вот, наконец, идут прохожие!

Идёт дедушка Клыков, ночной сторож. Ещё дальше видны две женщины с коромыслами. Ребята знают: они несут молоко на птичью кухню; из него сделают для маленьких цыплят творог и простоквашу.

– Ого! – закричал вдруг Андрей. – Это моя мама с тётей Дуней!

Как интересно вышло: сын инженер сделал мост для своей мамы!

Дедушка Клыков остановился, не доходя до лужи, и стал закатывать брюки. Видно, хорошо знал это топкое место. Моста он ещё не видел.

– Так идите! – крикнула Света, но дедушка не услышал, а остальные зашикали на неё: пускай дедушка удивится!

И он удивился. Так удивился, что даже не сразу пошёл по мосту: постоял и посмотрел, потом опустил брюки и смело зашагал по мостику. Даже издали было видно, как хорошо ему идти.

Мама Андрея и тётя Дуня просто засмеялись от удовольствия, когда увидели мост. В самом деле – как бы они перебрались через такую топь с тяжёлыми бидонами? Плохо было бы их дело. Мост их просто выручил.

Андрей выскочил из-за сарайчика навстречу маме и стал рассказывать про мост. Женщины сперва не поверили, что маленькие дети могли сами построить такой замечательный мост. Но, когда они посмотрели на детей, на их руки и лица, забрызганные глиной, – они поверили.

И в самом деле, как предсказала бабушка Сорокина, люди сказали им спасибо.

ЧЁРНАЯ СМОРОДИНА

В совхозе есть ягодник. Там растут крыжовник, смородина, малина. Когда ягоды поспевают, их собирают, красиво укладывают в плетёные коробки, и шофёр Петрович возит их в город, в магазины. Горожане с удовольствием покупают и едят совхозные ягоды, – они всегда свежие, крупные, красивые.

Но самые ранние, самые первые спелые ягоды получают не горожане, а дети в совхозе: детский сад и ясли.

Света Кожина первая предупреждает отца:

– Приготовься. Скоро будешь возить малину. Мы её сегодня ели.

– Ну что ж, – соглашается Петрович. – Повезём и малину. Самая нежная ягода: тряски не любит, сок даёт.

В этом году уродилось необыкновенно много ягод. Рабочие не успевали их собирать.

И в одно прекрасное утро детский сад, вместо того, чтобы идти на прогулку, повернул прямо к ягоднику. Сегодня детям было не до прогулок: они шли на работу – собирать ягоды.

Работа эта очень хорошая. Только трудная: эти ягоды нельзя есть. Ни в коем случае. Нужно собирать только в корзинку.

– А если кто-нибудь угостит, тогда можно? – спросила Света.

– Если меня угостят, я не откажусь, – сказала Марина Львовна. – А как ты, – не знаю.

Интересно, есть ли на свете такой человек, который откажется.

Женя был спокоен за себя, он сможет удержаться и не есть ягод. А насчёт Сани он сомневался. И он столько раз подряд объяснял ей, что ягоды есть нельзя, что Сане надоело слушать. Она сказала:

– Больше не говори, – и ушла с Катей.

На ягоднике детей встретил совхозный агроном. Его звали: Иван Иванович. Он был очень учёный и умел ухаживать за растениями так, что они давали самые лучшие плоды.

Иван Иванович вежливо поздоровался и сказал:

– Товарищи, я очень рад вас видеть. Пойдёмте на ваш рабочий участок.

Он привёл детей к длинному ряду кустов чёрной смородины. Да, вот это смородина! Ягоды тугие, крупные, как крыжовник; их на кустах столько, что почти не видно листьев.

Прежде тут росла обыкновенная, мелкая смородина. Это Иван Иванович, как волшебник из сказки, превратил её в такую красавицу!

Иван Иванович объяснил, как надо собирать смородину, как отщипывать ягоды и при этом не ломать веток. Он потребовал, чтобы все при нём поработали немножко.

Проверил, поправил, ещё кое-кого поучил и сказал, очень довольный:

– Ну что ж, прекрасно. Можно вполне доверить вам это дело. Прошу собрать ягоды со всех этих кустов, кроме последнего. Последний куст – ваш. Это ваш заработок, и поступайте с ним, как хотите. Уговорились?

Уговорились. Это был хороший и правильный уговор.

Иван Иванович ушёл. Марина Львовна принялась делить кусты между ребятами. На каждый куст пришлось по два – три человека. Самых маленьких она взяла в свою бригаду.

Какая это была чудесная работа! Пройдёт много лет, Женя и другие дети вырастут, но никогда они не забудут, как пахнут нагретые солнцем листья смородины, как отделяются от стебелька и падают в руку тяжёлые чёрные ягоды. Будут вспоминать синее небо, щебет ласточек над головой и красивую песню, которую поют сборщицы на другом конце ягодника.

Жене хотелось, чтобы эта работа никогда не кончалась. Он в первый раз в жизни позавидовал папе и маме, которые каждый день ходят на работу. Правда, работа у них не такая замечательная, но всё-таки работа.

– О! Это что же тут делается? – спросил чей-то голос. На дорожке стояла работница с корзинкой в руках.