Игры мажоров. Соблазнить училку

– До свидания.

– До свидания.

Аудитория опустела. Я собираюсь уходить, но поднимаю взгляд и встречаюсь с пристальным взором Руднева, так и сидящего за партой.

– Денис, вы что-то хотели? – спрашиваю, а у самой во рту пересыхает от внезапно охватившего волнения.

Я помню, как вчера во время уборки случайно соприкасалась с ним, как он пару раз дотронулся до моей руки и это вызвало во мне странные эмоции, похожие на трепет.

Вместо ответа он лишь пожимает плечами, но продолжает сверлить меня взглядом.

– Тогда всего доброго.

– Постойте, Ольга Александровна, – он наконец-то поднимается с места и легкой походкой направляется ко мне. – На самом деле я просто огорчен, что пропущу мероприятие.

– Уверена, у вас на то веские причины.

– Да. Юбилей папиного друга. Никак не могу его пропустить.

– Так бывает, – говорю я, стараясь смотреть прямо и не думать о том, в какой близости мы находились накануне и как потом остаток вечера я улавливала в воздухе нотки его парфюма. – Невозможно оказаться везде, где хотелось бы.

– Вы правы. Простите, что не подготовился, – переходит на другую тему.

– Для этого есть причины?

– Я был занят в студии.

– В студии? – всматриваюсь в него, пытаясь понять, что он имеет в виду.

– Да, в студии звукозаписи, – говорит на выдохе, словно ему тяжело дается это признание.

– Вы… записывали песню?

– Да. Записал трек, но… он не для выпускного.

На несколько мгновений я замираю, не зная, как реагировать на эту информацию. Я удивлена и растеряна.

– Он о личных переживаниях, – добавляет парень.

– Ясно. Честно, не думала, что вы записываете песни, когда вы вызвались написать куплет.

– Об этом мало кто знает.

– А ваши друзья?

– Они в курсе. Но мы не трепемся друг о друге на каждом углу.

– Это… похвально. И какую музыку вы записываете? – не знаю, что это, любопытство или все же нежелание прерывать беседу, но мне действительно хочется, чтобы он рассказал мне подробнее о своем увлечении.

– Я могу вам показать, – сегодня он непривычно серьезен, и это сбивает с толку. Накануне он был милым и легким в общении. Но сегодня его будто переключили и от Руднева исходит странная энергетика. – Хотите?

– Да, с радостью послушаю вашу песню, – вроде говорим о чем-то безобидном, но у меня такое ощущение, будто я соглашаюсь на что-то иное.

– Вы домой? Я могу вас подвезти, и как раз в машине…

– Денис, остановитесь, – обрываю его. – Вчера вы меня очень сильно выручили, и я вам безумно благодарна. Но давайте не будем забывать о субординации, – второй раз за день я напоминаю студентам о том, что я их преподаватель, а не подружка. – Музыка – это похвально, но на следующей паре я выставляю допуски. И боюсь, что вы рискуете не получить свой.

– Понял, – говорит он спокойно, будто ему действительно плевать. – Я решу этот вопрос, – у него в голосе ни капли сомнений.

– Не знаю, как вы это решите, но отработок у меня нет.

– Я помню, – кивает он, направляясь к двери. – Но песню я вам все равно пришлю, – говорит, покидая аудиторию.

А вечером, как и обещал, присылает тот самый трек, от которого у меня каждый волосок на теле приподнимается. Потому что, похоже, эта песня обо мне…

Глава 12

Оля

– Ольга Александровна, так здорово, что вы пошли с нами! – щебечет Скворцова.

– На самом деле я жутко люблю фестивали, выставки и вообще всякие разные творческие мероприятия.

– Правда? А хобби у вас есть? – с любопытством смотрит на меня девушка, а вместе с ней и остальные её приятели.

– Хобби? – на мгновение задумываюсь над вопросом, вспоминая ощущение скорости, ветра, бьющего в лицо, и гудящего между ногами мотора. – Наверное, нет.

– Чем вы занимаетесь в свободное время?

– Смотрю “Ходячих мертвецов”, – стараюсь не думать о том, как сижу за гончарным станком и формирую из глины вазу.

– Да ладно! – удивленно восклицает Герасимов. – Вы любите “Ходячих”?

– Это так странно? – удивленно смотрю на него.

– Не поймите неправильно, но вы не похожи не человека, который смотрит такое…

– А на какого человека я похожа? – мне правда становится интересно.

Потому что от разных людей я ловлю противоречивые сигналы и хочется раз и навсегда понять, какой видят меня окружающие.

– На такую утонченную натуру, посещающую выставки современной живописи и экономические форумы.

– Ну я на самом деле хожу на выставки и форумы, – усмехаюсь, когда мы проходим с ребятами в зал.

– Еще концерт джазовой музыки, – добавляет Филиппова.

– Обожаю, – улыбаюсь еще шире и ни в коем случае стараюсь не вспоминать ту песню, что прошлой ночью заслушала до дыр.

– Я же говорил, – смеется Герасимов.

– Похоже, больше никто не придет, – оглядываю шестерых ребят и окидываю взглядом толпу людей.

– Так вроде никто больше и не собирался, – говорит Соня.

– А вы ждете кого-то еще? – слышу у себя над головой голос Залесского, и плечи осыпает мурашками.

Меня смущает его близость.

– Нет, никого. Просто думала, это станет неплохим мероприятием по сплочению коллектива, – пожимаю плечами и наконец-то прохожу в зал.

– Ваш парень не против, что вы проводите выходной день с толпой студентов, вместо того чтобы радовать его своим присутствием? – спрашивает он так, чтобы слышала только я.

– Моя личная жизнь, Тимур, вас не касается, – стараюсь игнорировать то самое чувство, что не дает мне покоя несколько дней.

– Я бы абсолютно точно расстроился, если бы моя девушка предпочла мне каких-то сопляков.

– А ваша девушка разве не расстраивается, что вы ее не позвали?

– У меня нет девушки, – говорит он, улыбаясь.

А я ругаю себя, что поддалась на его провокацию.

– Кстати, – парень протягивает мне программу фестиваля, – это вам.

– Спасибо, Тимур, – успеваю осмотреть обложку буклета. И вроде нет в действиях Залесского ничего предосудительного, но я все равно смущаюсь.

Мы рассаживаемся по местам, а я не могу отделаться от чувства, будто совершила оплошность.

– О! Привет! – слышу голоса девочек и оборачиваюсь, чтобы посмотреть, не один ли это из моих студентов.

Но только оборачиваюсь и встречаюсь с внимательным взглядом кофейных глаз. Руднев смотрит на меня, не отводя взгляда в сторону, а я на мгновение теряюсь. Всматриваюсь в его лицо и стараюсь увидеть все те эмоции, которые вложил он в песню.

– Здравствуйте, Ольга Александровна, – говорит он, не моргая.

– Здравствуйте, Денис. Мне казалось, вы не сможете к нам присоединиться.

– Мне удалось вырваться на пару часиков, – все еще не сводит с меня глаз, а я не выдерживаю пристального внимания и отворачиваюсь, ощущая себя трусихой.

Я ведь никак не отреагировала на его послание. Видела, что он сидит онлайн, но не смогла ничего ответить, так сильно меня потрясло услышанное. И если честно, я и шла сюда с мыслью отвлечься, зная, что не увижу Руднева.

Но вот он здесь и садится прямо позади меня. Затылок жжет от его взгляда, но я стараюсь сосредоточить внимание на чем угодно, только не на своих ощущениях.

– Вам нехорошо? – садится рядом Залесский. – Может, принести воды?

– Да, буду благодарна, – едва заметно киваю.

Зал заполняется людьми. Студенты будто забывают о моем существовании. Все, кроме того, который сидит сзади и гипнотизирует меня взглядом.

– Держите, – возвращается Тимур, протягивая мне пластиковую бутылку.

– Благодарю, – забираю воду и, открутив колпачок, делаю несколько жадных глотков.

Но тут начинает играть музыка и на сцену, расположенную перед киноэкраном, выходит ведущий. Пока идет вводная часть, мне даже удается на время отвлечься от непрерывного ощущения, будто за мной наблюдают.

Но когда выключают свет и начинается первая картина, я особенно остро чувствую внимание Руднева, как и близость Залесского, что то и дело наклоняется ко мне, комментируя происходящее.

      Фильм заканчивается, и соседи слева исчезают. Не успевают закончиться титры картины, как на соседнем от меня месте оказывается Руднев. Я не вижу его, но узнаю по энергетике, идущей от его тела, по запаху и по тому, как сбивается мое собственное сердцебиение рядом с ним.

Начинается следующая кинокартина, и мои щеки заливает краской. На экране показана доска в аудитории и слышатся стоны. А затем камера выцепляет парочку, что предается животной страсти прямо на учительском столе.

Я каменею и сгораю со стыда, не зная, куда себя деть.

– Фильм моего приятеля, – шепчет мне Залесский. – Того самого, про которого я рассказывал, – говорит он, а я даже пошевелиться не могу, желая сбежать немедленно.

– Хотите уйти, Ольга Александровна? – спрашивает с другой стороны Денис.

А я стараюсь найти другой, более достойный выход из сложившейся ситуации.

Глава 13

Денис

– Вы не обязаны находиться здесь и смотреть это до конца, – вижу, как Оля бледнеет. Это видно даже в темном зале, освещенном только киноэкраном.

Тим, сука, чертов провокатор. Он не только так не выиграет спор, но, блядь, и от меня ее оттолкнет. Или он намеренно пугает ее, или у него гораздо более коварный план.

– Я досмотрю, – она почти незаметно втягивает воздух, немного приоткрыв губки. И этот невинное действие отдается у меня в паху. Блядь.

Стараюсь думать о другом. Оля в шоке. Вижу, как ей что-то шепчет Тим, и внутри меня все закипает от злости.

Она – моя. И точка!

До сих пор не догоняю, какого хера он влез в это дело? Ведь все могло быть иначе, да?

– Не нужно… – отвечает она Тимуру.

А мне остается только гадать, что именно он предлагает ей. Смотрю на него и вижу наглую усмешку, говорящую о том, что я в жопе.

– Проблемы? – спрашивает он одними губами, а у меня глаза застилает кровавой пеленой. Хочется разбить его наглую рожу в кровь, но я отворачиваюсь к экрану.

Если бы не Тим, я мог постепенно сближаться с Олей, и не знаю почему, но мне кажется, что в этом случае все бы у нас случилось.

– Никаких, – улыбаюсь в ответ.

Там, у нее в квартире, с этими мокрыми тряпками, хлюпающими насквозь кроссовками и пропитанными водой джинсами, я, блядь, ощущал себя настолько живым и даже счастливым, насколько не могла меня заставить почувствовать себя ни одна попойка и самый разнообразный секс.

Мне хотелось остаться с ней в той тесной квартирке и просто быть рядом, чувствовать ее. Точно так же, как когда мы сидели в машине, пропитавшейся тонким запахом бабмука от её парфюма.

– Вы что-то сказали? – шепотом спрашивает она и снова краснеет, увидев, как пара на экране предается страсти.

– Говорю, что, похоже, нас привели не на тот фестиваль, – усмехаюсь, стараясь перевести все в шутку, но Оля едва выдавливает улыбку.

Вся эта ситуация отбрасывает меня на несколько шагов назад.

Она сидит, вжавшись в кресло и практически не дыша, смотрит короткометражку о запретном романе между преподавателем и студентом. Но в отличие от реальной жизни, в фильме учитель соблазняет парня, мысли о котором не дают ей покоя.

Вот только, успев узнать немного Олю, я понимаю, что, увидев это, она снова выстроит между нами стену. Увеличив расстояние, которое я успел сократить, до целой пропасти.

– Вам нравится? – спрашивает её Тим.

– Провокационно, – отвечает она неоднозначно.

Когда я ехал сюда, зная, что в моем распоряжении всего три часа, понимал, что не упущу свой шанс.

Всю ночь не сомкнул глаз, ожидая какой-то реакции на мою песню от Ольги Александровны. Но в итоге получил лишь молчание.

И как я должен был жить до понедельника?

Ведь я практически признался ей в том, что меня кроет от нее. Тот факт, что рядом будет Тим, стал последним доводом для того, чтобы сорваться на гребаный фестиваль. Их общение сводило меня с ума.

Видел же вчера, как она ему улыбалась. И казалось, что земля из-под ног уходит. Не могла она отвечать ему взаимностью. Не могла?

– Вам плохо? – снова спрашиваю.

– Нет, Денис… – она шумно втягивает воздух. – Я в порядке, – ее глаза распахиваются широко, а щеки розовеют, потому что студент затаскивает преподавателя в подсобку, прямо в разгар учебного дня, и за горячим их застает уборщица.

Дальше скандал, увольнение и череда черных дней. И встреча через время, когда у каждого из них своя семья. Но, несмотря на это, эмоции вспыхивают вновь. Фильм заканчивается на том, что герои находятся на перепутье: поддаться страсти вновь и снова потерять все или окончательно отпустить прошлое.

– Что думаете, Ольга Александровна? – спрашивает Тим.

– Я думаю… что всегда нужно думать о последствиях. В конце концов, мы тем и отличаемся от животных, что способны контролировать свои инстинкты.

– Разве с вами никогда не было такого, чтобы влекло к человеку так, что все остальное переставало иметь значение? – тихо говорит друг, но я слышу каждое его слово. Хочу, чтобы он заткнулся, но вместе с тем мне интересно услышать ответ Оли.

– Нет, – коротко отвечает она. – Я знаю, к чему может привести похоть, – сглатывает тяжело.

Начинается следующий фильм про каких-то стариков, что на контрасте с предыдущим смотрится совсем уныло. Но меня это совершенно не волнует. Я хочу дотронуться до девушки рядом, хочу выкрасть её из этого места и спрятать от всего мира.

Собственные желания пугают. Но я это списываю на влечение, которого не испытывал ни к одной из девушек.

– Ах… – вырывается из Ольги, когда главная героиня попадает под машину.

Непроизвольно касаюсь костяшками пальцев ее руки и несколько секунд упиваюсь теплом и нежностью ее кожи. Но потом Ольга Александровна отодвигает руку. И я чувствую пустоту в душе, которую не знаю, как заполнить.

– Все будет хорошо, – говорю, не до конца понимая, что конкретно имею в виду.

Нашу тягу? Ведь я чувствую: она откликается, только рамки морали не дают ей шагнуть дальше.

– Не будет… – отвечает она так же пространно.

Фильм заканчивается и правда на позитивной ноте. Героиня находит себя в любимом деле и только после этого начинает жить по-настоящему. Автор как бы говорит, что в любом возрасте возможно начать жить с чистого листа.

Зал бурно провожает картину. Что показывают дальше, я даже не вижу. Прислушиваюсь к дыханию Оли и ее реакциям. Она напряжена, как струна. А я вдыхаю ее парфюм и запах шампуня и чувствую себя гребаным наркоманом. Мне мало этого. Чертовски мало…

Поэтому, когда в зале загорается свет для перерыва, я облегченно выдыхаю, рассчитывая на то, что мне удастся перекинуться с любимым преподавателем хотя бы парой слов.

Поднимаюсь и следую за Олей, идущей за Тимуром. Меня злит, что она пошла в его сторону, а также то, что мне уже пора уезжать на этот гребаный юбилей.

– Вы прослушали песню, Ольга Александровна? – спрашиваю так, чтобы она расслышала за гулом голосов..

– Да, – вижу, как напрягаются ее плечи.

– Что скажете? – я не жду, что она кинется мне в объятия, но хочу получить хоть какую-то реакцию.

– Вы очень талантливы, Денис, – она слегка поворачивает голову в мою сторону. – Я поражена.

– Как вам текст?

– Красиво. У вас большое будущее, – она останавливается, поворачиваясь ко мне лицом и смотря пристально. В глазах ни намека на то, что моя песня смогла вызвать хоть какие-то эмоции.

Холодно и спокойно.

– Спасибо, – стараюсь не подать вида, как меня задевает ее равнодушие.

– Ольга Александровна, что думаете про фильм “Безнадега”? – появляется из ниоткуда бесячая Скворцова.

– Предлагаю обсудить увиденное в кафе. Я забронировал нам столик, – громко говорит Тим.

– Круто! Идем! – поддерживают его остальные.

– О, Дэн! – замечает меня. – Здорово! – пожимает руку. – Не видел тебя, – ублюдок указывает на мою незначительность, хотя мы переговаривались в зале. – Ты с нами?

– Нет, – сжимаю челюсти до хруста, сдерживая порыв разбить ему рожу. – Мне пора.

– Тогда до встречи, – подмигивает он, похлопав меня по плечу, и уводит Олю и наших одногруппников в сторону кафе.

А я понимаю, что больше не вижу в нем друга, только соперника.

Глава 14

– Ольга Александровна, это Аркадий Крез. Тот самый друг-режиссёр, – передо мной стоит Залесский и какой-то хиповатый парень с розовыми волосами, татуировками и пирсингом. Он смотрит на меня задумчивым взглядом, от которого мне не по себе. Особенно неловко становится при воспоминаниях о его фильме. И в свете сложившейся ситуации, где я преподаватель, а его приятель – мой студент, вся ситуация выглядит максимально странно.

И мне почему-то не жаль, что выиграла совершенно другая картина. Но его тем не менее отметили призом “Особый взгляд”.

– Очень приятно, – говорю сдержанно. – Надеюсь, вас не сильно расстроили результаты?

– Ерунда. Все равно про мой фильм будут писать все кинокритики, – усмехается он, пристально осматривая меня. – Как жаль, что Тим не познакомил нас раньше, – как-то задумчиво говорит друг-режиссер Залесского.

– Почему? – зачем-то спрашиваю, хотя уже примерно догадываюсь, что он может мне сказать.

– Фильм бы получился еще более скандальным, если бы в нем снялась настоящая секси преподавательница.

– Я, конечно, польщена, но боюсь, что ни при каком раскладе не стала бы участвовать в съемках.

– Всегда можно договориться, – прокатывается по мне ленивым взглядом.

– Очень сложно договариваться с тем, кто отказывается по идеологическим причинам даже рассматривать возможность подобного.

– Это каким? – приподнимает он брови.

– Например, я бы не стала порочить свое имя и профессию.

– Хм, – чешет он бороду задумчиво. – Считаете, что мой фильм порочит вашу профессию?

– До тех пор, пока в нем не задействованы реальные педагоги, нет. Пока что это художественный вымысел, – пытаюсь объяснить свою точку зрения. – Но стоит мне поучаствовать в подобном эксперименте, и меня мгновенно заклеймят распутницей, что повлечет за собой массу проблем.

– Не думал об этом с этой стороны, – слегка улыбается он. – Но у вас такой типаж, что так и просится в кадр.

– Благодарю. Уверена, в вашей отрасли очень много гораздо более привлекательных и ярких девушек.

– Ольга Александровна курирует тот самый проект, о котором я тебе говорил, – наконец-то прерывает этот неловкий разговор Залесский.

– Даже так? – уже более заинтересованно смотрит на меня хиппи-режиссер. – Тогда предложение поучаствовать становится все более привлекательным.

– Поучаствовать в чем? – появляется рядом с нами Скворцова.

– В съёмках вашего фильма.

– В смысле? – воздух мгновенно тяжелеет, и чувствуется напряжение. – Мы сами занимаемся нашим проектом.

– Да, но, согласись, то, что вы сняли, достаточно сомнительного качества.

– Похоже, что вы еще сами не определились между собой, – Аркадий засовывает руки в карманы брюк. – Но я как минимум заинтересован, – задерживает на мне взор и, не попрощавшись, уходит.

– В смысле “сомнительного качества”? – не успокаивается Скворцова, налетая на Залесского.

– В прямом, – хмыкает Тимур.

– Да ты хоть представляешь, каких трудов нам стоило отснять весь материал?

– Судя по картинке, вы не особо заморочились.

Они продолжают препираться, когда я вижу высокую русую мужскую макушку, и сердце камнем летит вниз.

Я, как завороженная, слежу за тем, как этот человек разворачивается, и мысленно прикидываю варианты того, что буду делать, если это действительно окажется он.

Пульс учащается, а лоб покрывается капельками пота. Кажется, что весь мир замедляется, когда мужчина оборачивается и я выдыхаю.

– Ну ты и мудак, Тимур, – слышу, словно морок, голос Полины.

– Не претендовал тебе нравиться, – усмехается он.

– Какого черта ты вообще влез в это?

– Ольга Александровна! Вам плохо? – доносится голос Залесского.

– Все в порядке, – говорю сдавленно. – Наверное, это из-за духоты.

Вдох-выдох, беру себя в руки.

– Ребят, обсудите, пожалуйста, мирно между собой, что именно хотите видеть в своём фильме, и, когда определитесь, дайте мне знать. Благодарю за увлекательный день. Увидимся в университете.

Впервые за долгое время я вспоминаю, как опасно может быть находиться на многолюдных мероприятиях. Поэтому спешу заползти в свое укрытие и не высовываться.

Только сев в такси, я ощущаю, как напряжение отпускает меня. В голове ни одной мысли о просмотренных фильмах, а только страх и проклятое предчувствие надвигающейся беды.

Но как только машина отдаляется от кинотеатра, меня начинает отпускать. И, добравшись до дома, я снова верю, что мне удастся построить здесь нормальную жизнь.

Так продолжается несколько дней. Я нахожу равновесие, которое никто не в состоянии пошатнуть. Не обращаю внимания даже на мрачные взгляды Руднева и его абсолютный отказ реабилитироваться в моих глазах на парах, вследствие чего он не получает допуск к сессии. Отстраненно общаюсь с Залесским, который каким-то чудом убедил наших активистов подключить к проекту своего режиссера.

Моё “хорошо и стабильно” длится до вторника.

– Ольга Александровна, – говорит Мария Иосифовна, застав меня за рабочим столом на кафедре, – зайдите, пожалуйста, к декану. Он искал вас.

– Хорошо, – говорю я, совершенно не подозревая, что именно меня там ждет…

Глава 15

Денис

– Где это видано, чтобы не получить даже допуск к экзаменам! – лютует отец.

Как и обычно, я сижу от него по правую руку за обеденным столом, по левую находится мама. На столе вкусный ужин, который приготовила кухарка Лиза.

Я еще вижу, как от утки идет пар, а запах выпечки, доносящийся с кухни, просто сводил меня с ума весь вечер.

Но вот теперь смотрю на красного, словно вареный рак, отца, кричащего так, что его, наверное, слышно через весь материк, и плюющегося от гнева, будто я не просто допуск на экзамен не получил, а убил кого-то и попросил меня отмазать.

– Щенок! Только и умеешь, что позорить моё имя!

Сказать, будто я не ожидал подобной вспышки, – значит солгать. Я прекрасно понимал, какой скандал последует за моим проступком. А в понимании отца это не просто какая-то ничего не значащая деталь – это катастрофа.

Сын Руднева Виктора Валерьевича должен быть лучшим студентом, самым послушным сыном и безэмоциональным роботом, не имеющим права на собственные желания.

Но я не такой. Я отказываюсь жить по его нормам, и поэтому для отца я лишь пятно, грязная мазутная клякса, что никак не отмыть от одежды.

– Вместо того чтобы заниматься, ты только и делаешь, что таскаешься со своими дружками-недоумками да притворяешься великим музыкантом! Хотя то, что ты записываешь у себя в студии, заслуживает лишь звание шума!

Я терпеливо слушаю поток грязи, изливающийся из его рта, потому что привык к его реакциям на любое мое действие, как и привык к тому, что мать не смеет заступиться за меня, как и в принципе разговаривать без разрешения.

В любой другой день я, скорее всего, разозлился бы. Но сегодня мне кое-что от него нужно, и это кое-что напрямую вытекает из причины сегодняшнего скандала.

– Мне как людям в глаза смотреть? Снова краснеть, что у меня сын – раздолбай и шут гороховый!

– А ты не красней, – не выдержав, огрызаюсь я.

– Что? – щурится он. – Не красней, значит? Да я тебя без копейки оставлю! Пойдешь у меня побираться!

– И как тогда будешь людям в глаза смотреть? Единственного сына заставил попрошайничать. От такого лучше краснеть?

– А ты не дерзи! – вижу, как он вскипает, будто чайник, и раздувается, как рыба фугу.

– Так, может, ты мне дашь право высказаться в свою защиту? – смотрю ему прямо в глаза, выдерживая пристальный взгляд.

– Какая защита?

– Обыкновенная. Как у любого обвиняемого, – говорю спокойно.

Отец шумно втягивает воздух и выдыхает. Мои слова явно горят у него в голове кислотой, разъедающей мозг. Ведь на защиту в этом доме никто не имеет права, только на обвинение и приговор.

– У тебя ровно три минуты! – выплевывает с презрением.

– Слушай, дело в том, что эта преподша предвзято ко мне относится.

– Конечно, потому что ты тупица и клоун!

Сжимаю крепче челюсть, чтобы не похерить все, ради чего эта ситуация затевалась. Жду, когда отец заткнется.

– Могу дальше рассказывать? – смотрю на него.

– Говори, – рявкает он.

– Я не знаю, по какой именно причине она на меня взъелась, но смысла мне появляться на ее занятиях нет, потому что она отказывается меня воспринимать серьезно.

– Хочешь сказать, у вас работает какая-то непрофессиональная дрянь, чье качество работы зависит от личных симпатий?

– Я так не думаю.

– Тогда что, твою мать, ты пытаешься сказать?! – отцу не хватает терпения надолго. – Я сейчас позвоню в твою богадельню и всех разнесу к херам.